Три фальшивых цветка Нереальности

Два молота неотвратимо опускались, и тому, кто окажется под ними, не поздоровится. Я не хотел быть этим счастливчиком.

И, прежде чем раздался удар, прежде чем черные потоки впереди и позади меня слились, я сделал единственное, что мог сделать, — взобрался на здоровенную кучу отходов, на самый её верх. И скрылся в зелёном свечении.

На что я рассчитывал?

Я сидел на корточках и одновременно утопал в сильнейших, совершенно не сочетающихся друг с другом запахах. В вони, родившейся на свет от союза ядерных отходов, гнилых овощей, продуктов жизнедеятельности, тухлого мяса, остатков краски и кислоты... Ещё на заре мира смерть настигла не только источники этих запахов, но и сами запахи, и теперь они тихо, не спеша разлагались. Именно в таком месте я всегда мечтал закончить свои дни. Я даже не пытался бороться с окружавшими меня ароматами: запахи были сильнее меня. Честно говоря, они были сильнее всех и вся в Нереальности. Я дышал полной грудью и ждал, когда появится первое "пятно". Это будет означать...

Внезапно я понял, что прошло минут пять, а никто так и не превратил меня в точку и не всосал в себя. Я всё ещё здесь, живой. Хотя, правильнее сказать, полуживой: запахи, как я уже говорил, были не сахар. Я встал — медленно, чтобы не закружилась голова. Подошёл к краю кучи, глянул вниз... и обалдел.

"Пятна" толпились и недовольно подёргивали плечами. Они не решались подойти к груде отходов, словно она представляла для них смертельную опасность.

Я улыбнулся и помахал "пятнышкам" рукой.

— Подождите, — сказал я, — может, кто-нибудь придёт и уберёт эту кучу.

"Пятна" продолжали свою беззвучную возню.

Я вернулся на насиженное место и прислонился к стене. Надо было чем-то себя занять. Настрочу-ка Павлу отчётец, пока есть время.

Я достал фон и стал печатать...

Track 19 "A Question of Time"

...Меня разбудила истошная трель — фон неистовствовал.

Как выяснилось, я спал, положив голову на тушку рыбы-глазуньи и ещё на каких-то два мягких сгустка. Не знаю, что это были за штуки, но они почёсывались и усыпляюще бормотали.

Фон трезвонил над самым ухом, и я понял, что держу его в руке. То ли заснул в такой позе, то ли на автомате вытащил его, когда он зазвонил.

— Алло? — пробормотал я с закрытыми глазами.

Несколько часов, что я провёл на огромной куче, в компании чудовищного амбре, не прошли даром: сознание было мутным, как озеро в купальный сезон, головы кружились, тошнота то подкатывала, то откатывала. Но я проснулся, я думал и говорил, а это уже было много!

— Децербер! — Вельзевул крикнул изо всех сил, и его голос, ворвавшись в мой мозг, разобрался там с остатками сна.

Я приподнял голову. Два белых сгустка, утомлённо пшикнув, расползлись кто влево, кто вправо. Я зевнул, открыл глаза, поморщился — зелёноватый свет мусорной кучи показался мне очень ярким.

— Да-да? — сказал я. — Тебя что-то взволновало, дорогой?

Лицо Вельза вытянулось, он озадаченно хлопал глазами.

— Ты не звонил целый день, — обеспокоенно произнёс дьявол. — Я думал, ты угодил в очередную беду. То есть, я уверен, что ты угодил в очередную беду, но не знаю, в какую.

— На самом деле, — сказал я, с удовольствием потягиваясь, — мои неприятности только что закончились.

Вельзевул ничего не понимал. О чём он тут же мне объявил.

— Спокуха, Вельз, несколько часов назад я тоже терялся в догадках.

— А теперь? Уж не хочешь ли ты сказать, что Дело о Цветках...

— Дело о Цветках? А что, неплохое названьице. Да, можешь считать, что мы его раскрыли.

Вельз почесал тыковку.

— Когда это? Пока ты спал?

— Примерно так. У меня было полно времени, чтобы подумать, обмозговать всё...

— Дец, а ты здоров? Ты где вообще сейчас? Может, стоит плюнуть на договорённость и связаться с Павлом...

— Нет-нет, даже не думай об этом. Пусть всё идёт как идёт. От наших действий зависит судьба Кашпа.

— Да, что с ним? Эти мафиози...

— Псевдомафиози. Я настаиваю.

— Ну ладно, псевдомафиози. Они с тобой связывались?

— Пока нет, но я сегодня с ними встречаюсь.

— Да, точно.

— Ага. Я замечательно выспался на этой куче. Сейчас перекушу чипсами. Правда, для этого придётся их поймать: радиоактивное излучение их слегка изменило...

— Постой-постой. На какой-такой куче ты выспался?

— На большой, просто громадной, я бы сказал. Зелёной, светящейся и вонючей. Жутко вонючей. Но если к этому запаху относиться, как к чему-то неизбежному... типа как к жизни...

— Погоди, Дец, я за тобой не поспеваю.

— Звиняй, Вельз. Наверное, я не перестроился на другой ритм. Дело в том, что вчера выдался очень насыщенный денёк. О ночи я промолчу. Я бегал как угорелый. Мне казалось, что время ускорилось раз в десять...

— Так, стоп.

Вельзевул вдохнул, выдохнул.

— Дец, я ничего не понимаю, — сказал он.

— Это длинная история. Давай я расскажу тебе её за кружечкой пива?

— Ну, лады.

— Как там моя собачка?

— Цербер-то? Лучше всех. Я отвёз его к брату. Мы недавно созванивались, и он рассказал, что Цербер сжевал занавески, играл на Главном Компьютере в тетрис, укусил за попку секретаршу и распугал всех кошек в Дворцовой лаборатории.

— Старина Церб... Я рад, что с ним всё в порядке.

— Павел интересовался, когда ты его заберёшь.

— Скоро. Как только разберусь со всеми проблемами. Сегодня.

— Если повезёт?

— Нет, просто без вариантов. Сегодня мы увидим развязку этого опасного и запутанного дела. Думаю, мы в ней даже поучаствуем.

— Дец? Может быть, всё-таки стоит попросить Павла о помощи? Секретность секретностью, но на кону твоя жизнь. И всех жителей Ада, между прочим.

— Если бы только Ада... Впрочем, всё как обычно.

— Так я...

— Мой рогастый приятель, нехорошо беспокоить Павла по таким мелочам.

— Но скажи хотя бы, где ты встречаешься с псевдомафиози.

— Этого мы не обговаривали. Но я хотел посидеть на скамеечке у памятника Взорвинскому. Помнишь такого?

— Писателя? Помню, конечно.

— И я откуда-то помню. Странно, ведь книг я не читаю, — не до того.

Я улыбнулся. Вельзевул улыбнулся в ответ.

— Кстати, — с запозданием спохватился я, — сколько сейчас времени? Встреча назначена на 12.

Потом вспомнил, что в фон встроены часы. Я посмотрел на экран, Вельз сделал то же самое, и мы в унисон воскликнули: "Чёрт!".

— 11:54! Вряд ли те чуваки найдут меня здесь. В общем, Вельз, я побежал. Может, ещё успею съесть мороженое. Привет Павлу!

— При...

Я нажал "Сброс". Сунул фон в карман, сполз с кучи — под возмущённые крики её обитателей. А может, и её самой.

— Сорри, если кого придавил.

И бросился в тёмный коридор.

Я минут пять плутал — бегал, носился как угорелый — по канализационному лабиринту, но всё-таки нашёл лестницу, забрался по ней, отодвинул люк и, покинув неизменный смрадный мрак канализации, выбрался наружу. Купол немедленно обдал меня волной жаркого, но словно бы стеклянного света. Стеклянного и какого-то прозрачного, безразличного ко всему. Пекло стояло прежнее, но в нём не было таких чувства, страсти и напряжения, как вчера. Жара морила вас будто по обязанности: она знала свою задачу, хорошо с ней справлялась, но ей нужен был выходной.

Посиделки на куче отходов чуть не стоили мне обоняния. В носах словно вымерли все рецепторы. Я втянул индустриально-магический запах Ада. Загрязнения, пыль, различные выделения... нет, я все их чувствовал, а значит, мои носы в целости. Надо только дать им небольшую передышку.

Я отряхнул одежду — скорее от нечего делать: бесполезно пытаться сбить грязь, если она пустила в вашей футболке корни или вцепилась когтями в ботинки, или светло-жёлтой аурой обволокла шорты.

В Воробьином парке было немного посетителей. Я подошёл к палатке, попутно распугав адцев своими видом и запахом. Не всех, конечно. Это Ад — тут и не таких страшилищ видали.

— Малиновое, пжалста, — сказал я продавщице.

— Сколько шариков?

— Три.

Я положил на прилавок души. Струйки запаха отделились от монет и поползли к небу, другие потекли и полетели.

Пожилая, добротных размеров ремоница не повела бровью (бровей у неё не было) — взяла души, дала сдачу и рожок с тремя шариками.

Я вгрызся в первый.

— Пашиба.

Дошёл до скамейки, плюхнулся на неё. Проглотил мороженое. Откусил ещё.

И, когда часы показали ровно 12:01:38, кто-то положил конечность мне на плечо.

Я поднял взгляд и, жуя вкусное малиновое мороженое, увидел пустые глаза "парня в шляпе".

— Пойдём.

— Нет уж. Вы опоздали, так что, пока я не доем мороженое...

— Или ты пойдёшь, или твой друг потечёт, когда мы превратим его в лужу бессполезной эктоплаззмы.

— Убедительный аргумент, да? [Ам.] Щаш, щекундощку.

Жуя мороженое, я встал и в компании двух "парней", мои старых знакомых, направился к автомобилю, тому самому драндулету.

— На. — Второй протянул мне "кляксы". — На этот разз ссам глазза ззалепишь.

Какой лентяй, не хочет делать свою работу.

Я доел мороженое и облизывал пальцы.

— Прости, брат, но у меня руки грязные.

Наверное, я сказал это без должного уважения, потому что Второй вдруг разозлился. Он шмякнул мне на лица "кляксы" и втолкнул меня в мобиль. Хлопнули дверцы, астматически затарахтел двигатель, и драндулет... мм, помчался по дорогам Ада.

Любой другой на моём месте, наверное, рассуждал бы о том, что его ждёт, но я ведь ничего не мог изменить. Совсем ничего.

Я попал в водоворот, и меня затягивало всё глубже...

Всё повторилось.

Выбоины на дорогах. Играющее радио. Мобиль-балабола, страдающий всеми техническими недугами. Мрачные "парни в шляпах": один за рулем, другой рядом со мной.

Развалюха останавливается. Издаёт громкое "БДЫЩ!". И как она не рассыпалась на части?

Дверца открывается. Я вылезаю. Ничего не вижу.

И опять старое, погружённое в темноту здание.

"Кляксы" снимают.

Летающие светильники зажигаются.

И я вижу внушительную фигуру, очень толстую и очень высокую. Словно бы пустоту, заключённую в полупрозрачную оболочку. Это Оно. А рядом с ним — Здоровяк, который умеет поглощать материю своей плотью.

Первый и Второй подпирали входную дверь — справа и слева, как будто ей это было нужно. И сверлили меня глазюками, в которых нельзя прочесть ни единой эмоции.

Оно смотрело на меня грозно и презрительно, как царь на своего слугу. Здоровяк ехидно ухмылялся, скрестив ручищи на груди.

Я тоже скрестил ручищи на груди.

— А где твоя армия, Большой Б.? — спросил я. — Не боишься без охраны гостей встречать?

— А ты всё так же говорлив?

— Это от страха, ты же понимаешь.

Оно двинулось на меня. Я отшатнулся. Оно же думает, что я Его боюсь.

— Ха-ха. Не пугайся, пёс. Пока тебе ничто не угрожает.

А Оно всё ещё говорит штампами, причём теми же самыми.

— Я бы присел. Стульчика не найдётся?

— Принеси ему стул.

Последние слова были обращены к Здоровяку. Он хмыкнул и на время покинул нас, а когда вернулся, мы с Ним всё так же соревновались в гляделки. Я поддался, и Оно уверилось в своём превосходстве. Давай, родное, это-то мне и нужно. Ты будешь считать, что ты — победитель, а я нанесу неожиданный удар.

Оно и Здоровяк были довольны. Пока всё идёт неплохо.

Здоровяк подтолкнул ко мне стул. Тот выпустил шестерёнки, согнулся, приняв обтекаемую форму, подъехал, распрямился. Шестерёнки втянулись обратно в ножки. Я сел, закинул ногу на ногу.

— Удобно?

— Ты так и не ответил, Урфин Джюс: где твоя непобедимая армия?

Оно нахмурилось. Во всяком случае, мне так показалось. Если на желе появляются поперечные борозды, оно, скорее всего, хмурится.

— Геройствуешь? Да ты же сейчас обделаешься от страха... герой.

— Ни в коем случае — стульчику будет неприятно.

— Ты дрожишь, как напуганный ёж, а строишь из себя... Почему бы тебе не заткнуться и не отдать нам цветок?

Я задумался.

— Ты знаешь... заманчиво. Но я с ним уже сроднился. Сложно расстаться...

— Ррр, — рыкнуло Оно и бухнуло кулаком по столу.

Стол не треснул, потому что был сделан из искусственно упрочнённого дерева, но в середине столешницы образовалась солидная вмятина.

Это было почти страшно.

Я размышлял: позлить Его ещё немного или перейти к делу? Решил в последний раз его подколоть, но меня прервал громкий стук — похоже, стучали сверху.

— Ты никого не ждёшь?

Оно молчало и нависало надо мной.

— А то, кажется, Супермен прилетел и просит посадки.

— Хватит!

Оно снова треснуло по столу, и вот на этот раз он развалился.

— Силён.

— Только в костюме, — буркнул Здоровяк.

— Заткнись, придурок!

Оно посмотрело на Здоровяка, как на нечто, недостойное жизни. "Шкаф" сказал лишнее и сам это понял. Он отвернулся. На лице его... в смысле, на ряхе его были написаны раздражение и злость. Он щёлкнул пальцами.

Из спинки стула, на котором я сидел, вылезли беззубые и безгубые рты и открылись в едином порыве. Уж не замурованы ли там голодные птенцы? Но всё оказалось куда прозаичнее: рты выплюнули тугие, прочные верёвки, обхватившие меня и сами собой завязавшиеся в узлы. Очередной стул для пленников с автоматической шнуровкой. Скучно, скучно...

— Ребят, вы только не обижайтесь, но, если вы хотите чего-то добиться в своём деле, не устраивайте штабов в заброшенных домах и не используйте чудо-стулья, которые...

— Заткни его!

Оно приняло мои слова близко к сердцу. Здоровяк подскочил ко мне и, сияя от радости, провёл хук правой. Я увернулся и куснул его за кулак. Здоровяк завопил. Ага. Других, значит, лупим, а сами-то — неженки.

— Ладно-ладно, парни. Хватит. Я всё понял. Я буду сговорчивее.

— Цветок!

— Ясно-ясно. Получите вы свой цветок.

— Где он?!

Я вгляделся в выражения лиц двух псевдомафиози. Сказать — не сказать? Судя по набухшим желвакам и сощуренным глазам, ждать им надоело. Но, с другой стороны: был ли у меня выход? Нет. Надо тянуть время.

— Я с удовольствием отдам вам цветочек. Но сначала хотел бы увидеться со своим старым другом. Вы ведь понимаете, о ком я?

Здоровяк набух, как накачанный пестицидами томат, и готов был лопнуть, но Оно сделало ленивый знак рукой, приказывая ему утихомириться.

— Ладно. — Оно еле сдерживалось. — Тащи сюда призрака.

Здоровяк сплюнул, и в полу появилась дырка.

Я тут же подумал, что, с такими выделениями, девушкам он, наверное, не очень нравится — если, конечно, они не мечтают раствориться во время оргазма. Я чуть не улыбнулся. Но, к сожалению, сейчас приходилось быть серьёзным и думать о других вещах. Например, о том, как выручить Кашпира, если...

— Проходи, будь как дома.

Здоровяк загоготал и толкнул Кашпира. Призрак споткнулся, упал, проехался по полу и остановился под лучами светильников.