Неделя: Истории Данкелбурга

После Йохана крайне неуютно сидеть справа от Эрика! Не знаю, возможно, мысль о раке подхлёстывает его гнать во всю мощь двухместного автомобиля! Вопя безумным демоном, машина летит по улицам Данкелбурга, порой пролетая на красный свет!

Меня вжало в спинку синения, в животе образовался плотный ком. Не факт, что меня не начнёт тошнить в скором времени.

Эрик же чувствует себя вполне комфортно. Самолётные скорости нисколько не смущают беспечного водителя. Уверенность его носит совершенно нечеловеческую природу. Мне очень страшно — я даже не могу завопить и потребовать у него сбавить скорость!

Каждый столб, каждый автомобиль, обгоняемый нами, казалось бы, проносится мимо всего в миллиметре! Транспортное средство буквально облизывает их, чуть не царапает корпусом!

А тут хладнокровный Эрик безо всякого выражения на лице умело вертит руль и поддаёт газу! Опасность быть размазанным по асфальту, вероятно, совершенно чужда ему...

Жаль, что я сразу назвала свой адрес. Так он мог ехать чуть медленнее, чтобы успевать справиться насчёт очередного поворота...

Колёса его машины должны быть сейчас похожи на раскалённые докрасна круги! Асфальт должен крошиться под ними и вздыматься бороздами! Странно, что автомобиль при этом выдерживает все эти неимоверные нагрузки!

Я решила просто закрыть глаза и не открывать до тех пор, пока мы не доберёмся до моего дома. Словно в волшебной сказке, это простое действие помогло, и не прошло и мгновения, как транспортное средство истерично взвизгнуло тормозами. Я распахнула веки и лицезрела до боли знакомое здание.

Совсем узкая пятиэтажка, зажатая более солидными домами.

— Ваш дом, Катарина, — практически бесстрастно резюмировал Эрик, глуша мотор бешеного автомобиля, только что взрезавшего ночь.

Он мило улыбнулся и вышел на улицу, обошёл автомобиль и открыл мне дверцу, протянул руку, чтобы помочь выбраться.

— Эрик! — я выкрикнула во всю силу, стоило мне вновь научиться произносить слова, — Вы постоянно так ездите?

— Ни в коем случае...

— Так почему Вы сейчас так неслись? Я чуть со страху сознание не потеряла!

— Видите ли, только что потерпев разлуку, человек находится, обычно, в состоянии глубокой депрессии и сильного отчуждения. Очень сильные эмоции! Самый простой способ вывести человека из этого состояния — заменить эти эмоции другими более сильными. Я предпочитаю использовать страх.

— Это жестоко, Эрик! — устало проронила я.

— Я не привык идти путём мягких полумер, — блондин лукаво прищурился и ещё раз предложил мне руку.

Не оставалось ничего иного, как принять его протянутую ладонь. Сухие сильные пальцы сжали мои не слишком осторожно — стало немножко больно. Эрик, каким бы джентльменом ни был, свои силы не всегда умеет рассчитывать. Да и в своей психологической работе предпочитает пользоваться не самыми тонкими методами...

Необычный психолог Пансмакер захлопнул дверь и облокотился на капот своего автомобиля. Уличный холод всё так же не смущает одетого в тонкий пиджак молодого человека. Его образ высокого блондина с чёрной повязкой на глазу, присевшего на нос железного коня, крайне живописен...

Не каждый день в парке встретишь таких необычных людей. А Эрик — человек крайне необычный, интригующий и таинственный. Невооружённым взглядом видно, что в нём просто не может быть той всеобъемлющей простоты и обыденности, присущей большинству мужчин Данкелбурга.

— Идите, Катарина, и не торопитесь — я дождусь Вас здесь.

— Вы так легко одеты, Эрик, — мне прямо стало жалко молодого мужчину, — Быть может, зайдёте?

— Не откажусь.

Меня даже удивила та скорость, с которой он согласился на моё предложение. Эрик, как и ожидалось, оказался не скромным молодым человеком. Встав рядом, он возвысился надо мною на полголовы и стал ждать моего первого шага. Я двинулась к двери, а он неотступно последовал за мной.

В подъезде, как всегда, очень темно — не видно ничего на расстоянии вытянутой руки. Ступеньки и перила приходится искать буквально на ощупь. Постоянно кто-то ворует лампочки...

Мы поднялись на второй этаж в звенящей тишине, посреди которой оглушающе громыхают наши каблуки. Непрестанно бьёт по ушам, которые только-только начали отходить от рёва двигателя.

Я подошла к двери своей квартиры и принялась рыться в сумочке. Вслепую, без хотя бы одного лучика света, найти ключи очень нелегко. Одноглазый Эрик застыл где-то позади меня, тактично выжидая, пока я обнаружу чёртовы ключи.

В тишине тёмного подъезда содержимое моей сумочки звенит, словно колокольчики.

— Здесь необычайно темно, — заметил блондин, очевидно, заскучав.

— Да всё время так: кто-то ворует лампочки...

— И никто не знает, кто это?

— Именно так, Эрик.

Порой я сама удивляюсь, откуда у меня в сумочке столько всего.

— Если бы я мог поговорить с каждым жителем минут десять-пятнадцать, то вычислил бы вора. Как только появится такое желание, скажите. Но, само собой, не сейчас. Сейчас я занят Вами, Катарина.

— Было бы неплохо поймать этого негодяя... Но сейчас было бы неплохо найти ключи...

— Вы только насчёт этого не беспокойтесь, — мягко посоветовал Эрик.

Эти его слова оказались настоящими заклинаниями — продолговатый стальной стержень моментально нашёлся под грудами косметики...

Я принялась отпирать замок. Почему-то кажется, что Эрик Пансмакер, стоя сзади, мило улыбается. Не ехидно, без сарказма, просто искренне улыбался. Обернуться и убедиться, либо разубедиться в этом мне что-то не позволило, намертво зафиксировав мою голову прямо.

Дверь распахнулась, мы вошли в тёмную квартиру. На ощупь я нашла выключатель и зажгла свет. Отвыкшие от него глаза резануло острыми лучами. Я вслепую повесила пальто на вешалку и дала знак Эрику следовать за мной.

Двухкомнатная квартира. Отлично подходит для одинокой девушки. Из коридора ведут три двери: в ванную, на кухню и в первую комнату. Нужная мне дверь расположена прямо. За белым прямоугольником гостиная, довольно просторная и уютная.

У дальней стены стоит тёмно-коричневый диван в компании таких же кресел. Рядом с ними витринный шкаф, полки которого уставлены книгами и всякими сувенирами. Особую гордость моей коллекции составляли привезённые издалека пузатые деревянные куклы, которые можно укладывать одна в другую.

На стене висят полки с виниловыми пластинками, которые мне дарят друзья, даже несмотря на то, что у меня нет граммофона. Так эти чёрные блины и пылятся совершенно без дела.

В стене напротив — окно, выходящее на оживлённую улицу. Вид аляповатого памятника в стиле абстракционизма является естественным зрелищем, которое видно через широкий застеклённый прямоугольник. На подоконнике стоит крошечный кактус, окно наполовину прикрыто бледно-зелёными шторами с розочками.

Торшер с ярко-красным абажуром стоит у самого входа в комнату, вечно мешая проходу. Слева нашёл своё место маленький телевизор, чуть в стороне от него — дверь в мою спальню.

Вся комната достаточна пёстрая, если ещё и учесть бордовые обои с узорами в виде золотых ромбиков и красно-белый ковёр. Не всякий оценит буйства красок.

— Мило! — совершенно искренне выдал свой вердикт Эрик.

— Спасибо.

— Я полагаю, мне придётся остаться здесь, пока Вы будете заниматься своим внешним видом...

— Да, дождитесь меня здесь, — я сообразила, что зря торчу на одном месте, — И чувствуйте себя как дома.

— Ради бога, не торопитесь, — когда он моргает единственным голубым глазом, это всегда похоже на подмигивание.

Как бы мужчины не уверяли нас, что торопиться нам не следует, из их уст это звучит самым настоящим обманом. Не родился ещё такой мужчина, который умеет ждать. Поэтому в любом случае придётся поторапливаться... Немного, но стоит.

Я ушла в свою комнату, оставив Эрика одного.

Моя спальня по размерам сильно уступает гостиной, хотя мебели здесь немногим меньше, из-за чего свободного пространства здесь — квадратный метр.

Прямо напротив — миниатюрно окно с опущенными жалюзи. Под окном стоит моя кровать, опрятно заправленная утром. Я, конечно, готова мириться и с теснотой, и с не самой лучшей мебелью, но не с грязью и неаккуратностью.

Слева во всю стену высится громадный шкаф с одеждой. Чёрный здоровяк ассоциируется у меня с прежним домом, когда я ещё жила со всей семьёй, где вся мебель была такой же громоздкой, массивной, неуклюжей и чёрной.

Справа стоит универсальный стол, над которым зависло овальное зеркало в резной раме. Оно служит мне уже больше десятка лет. На столе стоят всевозможные флаконы с духами, всяческие крема и тому подобное. Рядом с ними лежит недочитанный роман Барстоу. Занимательная история двух друзей-предпринимателей, которые всю жизнь тратят на создание политической партии и борьбу за власть, пока в определённый момент один из них понимает, что всё это было полной глупостью. Я остановилась на том моменте, когда он встречает одну интересную девушку...

В сорок восемь лет этот человек серьёзно на что-то надеется...

Книга отчего-то называется 'Большой, но маленький'...

Ладно, пора уже заняться собой!

Первым делом платье! В моём шкафу не так много нарядов, в которых можно выйти в люди, так что мой выбор пал на комплект из длинной юбки, приталенной короткой накидки и длинных перчаток. Всё белое и довольно симпатичное. Проблема тысяч девушек Данкелбурга меня не занимает — я легко втискиваюсь в свою одежду.

С фигурой мне, чего уж тут скромничать, повезло.

Я посмотрелась в зеркало, чтобы оценить свой внешний вид: с той стороны на меня смотрит хорошенькая девушка с довольно приятными чертами лица. Глаза, хоть и покраснели и немного опухли, но вполне неплохо выглядят, распахнуты широко, аккуратно обрамлены тонкими бровями. Остренький носик, несколько узкий, но как мне все говорят вовсе не отталкивающий. Ровная кожа, при этом, вовсе не бледная, как у утопленника. Аккуратные небольшие губы. Вот только на голове сейчас сущий кошмар!

Срочно пришлось взяться за муссы, гели и расчески, чтобы создать из чёрных волос хоть какое-то подобие причёски. Как всегда придётся помаяться с непослушной прядью, которая в итоге так и останется непобеждённой!

— У Вас тут очень любопытная картина, — раздался сквозь дверь баритон Эрика.

В своей гостиной я помню только одну картину, висящую напротив окна, совсем близко с полками, уставленными пластинками. Это репродукция Жана Фрауша, 'Безымянная богиня'.

— Вам понравилась работа Фрауша, Эрик?

— Ещё бы она мне не понравилась! И тут дело даже не в её красоте — не смею назвать её плохой, но ни по мастерству написания, ни по качеству проработки деталей её никак нельзя назвать выдающейся. Здесь больший интерес вызывает та любопытнейшая история, что с ней связана. Вы её слышали когда-нибудь, Катарина?

— Нет. Расскажите!

Перекрикиваться через закрытую дверь и заниматься одновременно с этим укладкой волос довольно неловко, так что пусть какое-то время говорит только Эрик, а я буду просто слушать.

— Ну что ж, дело было около пятидесяти лет, в то время, когда на родине Жана происходил перенос столицы. Родной город художника Фрауша исторически был столицей на протяжении более тысячи лет, но внезапно стали обсуждать возможность лишения его этого статуса. Другой город вдруг перегнал малую родину Фрауша и в плане развития экономики, и культуры, и уровня жизни, так что ход был вполне естественным. Конечно же, в протест этому решению выступили все, кто только мог: простые граждане устраивали демонстрации, писатели и поэты писали всевозможные произведения, а художник Жан создал свою 'Безымянную богиню'. На картине видна величавая статуя женщины в античном храме, на ней развивающийся хитон. Красиво, величественно, но в храме пусто — явная аналогия... Не пережив такого, Жан Фрауш покидает свою страну и переезжает в... куда бы Вы думали?

— В Данкелбург?

— Совершенно верно! Здесь он открыл школу изобразительных искусств, организовал пару выставок, включаю ту самую, на которую заявился Поджигатель Томас, после чего спокойно дожил до старости оставшиеся пять лет. Умер в возрасте семидесяти восьми.

— Честно говоря, никогда об этом не слышала, — отозвалась я, убирая волосы назад и закрепляя их крупной белой заколкой.

— Мало кто слышал, — немного расстроенным голосом произнёс Эрик, — Знаете, я вообще склонен считать, что в Данкелбурге искусству и истории уделяется слишком мало внимания! Те же книги почти никто не читает, а вот у Вас я наблюдаю довольно обширный перечень самой разной литературы! Вы всё это прочли?

— Некоторые так и не смогла закончить...

На сей раз Эрик промолчал. Видимо, занялся более детальным изучением книг по их корешкам.

Какое-то время я работала со своими волосами, пока не привела их в порядок. Теперь всё просто отлично — смотрится крайне симпатично. Осталось только правильно наложить макияж.

В эту секунду меня словно ударило несильным разрядом — вспомнился Гарри. Я погнала неприятные мысли, чтобы ни в коем случае не расплакаться. Сейчас нельзя. Поразительно, как до этого он даже не мелькал в моей голове...

Эрик, всё же, мастер, раз смог выбить из меня всю боль от расставания обычной безрассудной ездой. Придумано здорово.

Да и сейчас лить слёзы мне уже не хочется. Небольшая горечь во рту и жжение в районе ключиц — и только...

— Катарина, скажите, неужели Вы даже стихи Каузера читали?

— Вы имеете в виду те, что в голубой книге? — спросила я в ответ, нанося пудру.

— Да, именно в голубой.

— Не все, но больше половины. Честно говоря, большинство я так и не поняла...

— Адольф Криф Каузер! Бунтарь литературного мира! Его манера писать стихи, его стиль, его рифмы остаются непонятыми большинством цивилизованного мира до сих пор! Многие считают, что он писал стихи под действием наркотиков, но некоторые полагают, что он просто непонятый гений! Лично я, насколько мне позволяют мои познания в поэзии, считаю его гением, пишущим под действием очень сильных наркотиков! Есть такие препараты, которые заставляют мозг работать крайне необычным образом!

— Пожалуйста, только без подробностей! — воскликнула я.

— Прошу прощения, я и не собирался забрасывать Вас всякой ерундой. Так, к слову пришлось... Но Каузер, конечно же, был гением. Несправедливо, что его обвинили в принадлежности к левомыслящими и убили. Понять не могу, чем он не угодил политикам, и где была наша хвалённая свобода слова и мышления! — Эрик замолчал примерно на секунду, после чего произнёс, — Прошу прощения, Катарина, я тут опять несу всякую чушь.

— А Вы несёте эту чушь намерено?

За дверью раздался донельзя сдержанный смех одноглазого блондина.

— Поражён, как легко Вы меня раскусили! Видите ли, всё это лишь с целью того, чтобы притупить ваше внимание и изменить Ваше отношение ко мне. Так получается, что мне удобнее и проще работать, когда ко мне относятся как к простому человеку, а не как к психологу! Не подумайте, что я поступал к Вам нечестно...

— Нет, всё это вполне честно, но... теперь я буду внимательнее по отношению к Вам, Эрик.