Неделя: Истории Данкелбурга

— Эрик... Эрик Пансмакер...

— Ну да, разумеется. А вот мне он в своё время представился Ричардом Митчем. Как я и думала, это имя было ненастоящим...

— Мне он назвал настоящее: он дал обещание говорить...

— Да брось, милочка, — дама прервала меня небрежным взмахом руки, — Обещания для него ровно ничего не значат. Собственно говоря, я здесь для того, чтобы предупредить: он опасен!

— Опасен? О чём Вы? Что значит 'опасен'?

— Ну, на моём месте было бы глупо Вам об этом говорить! — Дама снова от души затянулась, заполнив лёгкие едким дымом, — Скажу лишь то, что связываться с ним было ошибкой! И верить ему я бы на Вашем месте не стала, потому что все его слова — ложь!

Поражённая информацией, полученной при случайной встрече, я глупо раскрыла рот и начала хлопать ресницами. Слова престарелой курильщицы никак не укладываются в голове...

— Он же сам Вас нашёл?

— Да, сам, — робко ответила я.

— И что он Вам сказал?

— Представился психологом, сказал, что хочет помогать людям, вроде как, хочет попасть в рай... Только вот времени у него осталось немного: у него рак...

Кривые кольца дыма поплыли по воздуху к потолку, ежесекундно растворяясь. Проводив это облачко взглядом, дама с сарказмом закивала головой:

— Да. Психолог. Остроумно, и ведь практически правда! Конечно же, что ему было ещё говорить? Повторюсь, нельзя ему доверять! Большая часть его слов — ложь! Но вот с раком он не соврал...

Престарелая леди беспечно бросила окурок прямо себе под ноги и, даже не потрудившись затушить, покинула дамскую комнату, оставив меня наедине с жутким бардаком в голове. Я простояла в туалете до тех пор, пока громкий звонок не оповестил о скором продолжении спектакля.

Мильо не сгинул на улицах. Ему улыбнулась удача и немолодого уже мужчину взял к себе из жалости местный библиотекарь, предложив работу. Бывший рыцарь Мильо стал уборщиком в царстве знаний, помогал разбирать книги и переписывать их.

Так прошло ещё десять лет, за которые Мильо прочёл почти все книги в библиотеке, он много общался с людьми и научился через них всем премудростям жизни. Ему открылись такие знания, которые даже и не снились самому королю.

Затем начался его разговор с тем библиотекарем, что приютил его. Они спорили о разных вечных вопросах, которые сильнее всего их беспокоят...

Но я уже смотрела на всё это без былого интереса. Магия действа и актёрской игры были убиты словами неизвестной дамы. Теперь я уже не могу наслаждаться спектаклем и нередко теряю нить повествования, отвлекаюсь и украдкой кошусь на сидящего рядом Эрика.

Чем же он может быть опасен? Воспитанный галантный джентльмен, вежливый и заботливый, разве что порой водит автомобиль, как сумасшедший!

И могут ли его слова быть ложью? Его обещание звучало вполне убедительно — я не могла не поверить его словам. Тоже врал?

И откуда она знает Эрика? Была одно из его пациенток? Тогда возможно и такое, что он попросту не смог ей помочь, что и стало причиной такого отношения к одноглазому блондину... Доверять, в любом случае, придётся кому-то одному...

Может ли так случиться, что совершенно незнакомой старушке стоит доверять в большей степени, чем Эрику, которого я знаю немногим больше. И можно ли назвать те крупицы информации знанием этого загадочного человека?

На лицо снова упала надоедливая прядь...

Моя интуиция молчит...

Я отвлеклась так сильно, что совершенно пропустила концовку представления. Вроде как, набравшись знаний, Мильо задумал совершить переворот в королевстве и освободить крестьян от феодальной зависимости. Решил он также свергнуть церковь, посчитав её тряпицей, закрывающей людям глаза, не давая увидеть правду.

За все свои грехи бывший рыцарь Мильо был сожжён на костре, а когда пепел рассеялся, библиотекарь прорёк на весь зал: 'Быть умным — значит много знать, а быть мудрым — значит уметь пользоваться своим умом!'

Замужняя принцесса, которая, видимо, полюбила-таки Мильо, пустила слезу, и все застыли в немой сцене. Раздался шквал аплодисментов, артисты выстроились в ряд с Эрне во главе и дружно поклонились.

Жаль, что я пропустила значительную часть великолепного спектакля. Эрик рядом со мной распрямился и принялся аплодировать стоя.

— Как тебе спектакль, Катарина? — спросил меня Эрик, когда мы уже покинули здание театра.

— Честно говоря, я сильно задумалась и пропустила значительную часть, но то, что всё-таки увидела, меня очень впечатлило! Эрне действительно хорош!

— Досадно, — искренне опечалился блондин, — Пропустить даже минуту представления — непозволительная роскошь! Но, надеюсь, общие впечатления от спектакля у тебя остались положительными?

— Да, мне очень понравилось! — улыбнулась я.

— Катарина, — необычайно строго прервал меня Эрик — Мы же ведь обещали друг другу говорить только правду.

Внутренне я вся сжалась — надо же было показать психологу ложные ноты своего поведения! Проницательный молодой человек, не расслабляясь ни на секунду, тут же их уловил и сделал несложные выводы.

А тут ещё и обещание, ставшее настоящей ловушкой нам обоим...

Я не знаю, как правильнее стоит преподнести Эрику правду о встрече с незнакомкой. Впрочем, правду, если подумать, не получится преподнести разными способами...

— Я встретила одну даму, — призналась я, отведя на всякий случай глаза, — Она, по всей видимости, знает тебя. Она сказала, что тебе не стоит доверять, и что ты опасен...

Внимательно выслушав меня, Эрик кивнул с совершенно серьёзным лицом:

— И что ты по этому поводу думаешь?

— Я не знаю... Я, в общем-то, не могу доверять ни тебе, ни ей...

— Это так, и, видишь ли, эта дама, в целом, сказала и правду, и неправду. Неправда заключается в том, что мне нельзя доверять — верить или не верить — это твоё право, но готов поклясться, что ты полностью можешь мне доверять, Катарина. Правда, впрочем, заключается в том, что знакомство со мной, в самом деле, может стать для тебя опасным, но только в том случае, если ты задашь неправильный вопрос и потребуешь на него ответа...

— Кем ты на самом деле работаешь? Ты этот вопрос имеешь в виду?

— Именно.

Повисла тишина. Мы остановились всего в паре метров от его машины. Эрик стоит прямо передо мной. Спокойный, уверенный, расслабленный. Даже если я начинаю лезть не туда, то его это пока не беспокоит... Значит ли это, что мои опасения насчёт него совершенно напрасны?

Как он сказал, доверять ему можно...

— Ты боишься? — как-то бесстрастно спросил он, глядя мне точно в глаза.

— Да...

— Бояться нечего! Если бы были причины бояться, я бы всё тут же прекратил и исчез! Подвергать тебя опасности не в моих интересах: я же сказал, что желаю только помочь...

Говорит так, что ему просто хочется верить. Но вот стоит ли? Мог ли он обманывать всё это время так упорно и целенаправленно, чтобы усыпить мою бдительность? Но, с другой стороны, я действительно не вижу ни одной причины, зачем ему это нужно...

В конце концов, он действительно помогает мне. Рядом с ним я уже не хочу вспоминать о Гарри. Просто не хочу. Рядом с Эриком мне определённо легче...

Вмешиваясь в мои сомнения, он негромко произнёс:

— Если что-то идёт так, как тебе не нравится, то я могу просто отвезти тебя домой и оставить в покое.

Но я, кажется, уже решила:

— Или?

— Или, — пухлые губы Эрика растянулись в хитрой улыбке, — Мы можем съездить в восточный район Данкелбурга. Знаешь, там целая сеть просто-таки превосходных иностранных ресторанчиков.

— Что ж, не могу отказаться! — от блондина я заразилась искренней, радостной улыбкой.

— Тогда, перед тем, как сесть в карету, я предлагаю пройти простенький ритуал, так любимый многими, — с этими словами он извлёк из кармана две мелкие монетки, — Предлагаю бросить их в чашу.

И тут же он метнул свой кругляш в большую каменную чашу, заполненную наполовину водой. Я последовала его примеру и тоже забросила монетку в жерло каменного сосуда. Теперь мы сюда непременно вернёмся!

Эрик помог мне сесть в автомобиль, сел за руль и погнал железного коня на восток.

Восток Данкелбурга почти весь занят эмигрантами, причём среди них немало и незаконных. Десятки разных национальностей сплетаются тут воедино, составляя необычайно разнокультурное и пёстрое сообщество.

Люди живут здесь не слишком мирно, и межнациональные розни случаются здесь регулярно, нередко доходит до кровопролития, также здесь всё просто наводнено наркотиками и дешёвыми проститутками.

Власти на всё это закрывают глаза, и полиция нечасто сюда заглядывает, так что восток города представляет собой этакую автономию, живущую по собственным законам и порядкам, поклоняющуюся своим богам. Городу плевать на чуждых ему эмигрантов до тех пор, пока они не осмеливаются ползти на запад.

Есть у этого района иноземцев и свой плюс — это та экзотика, что становится доступна любому жителю Данкелбурга за сравнительно небольшие деньги. Магазины диковинок, необычные цирки, ресторанчики с национальными блюдами и, конечно же, те самые диковинные наркотики и экзотические женщины, готовые на то, на что не всякая местная проститутка решится.

Ну и местная легенда — Меланфий — тату-мастер от бога, как о нём говорят в народе.

Самый интенсивный приток эмигрантов в нашу страну и в Данкелбург в частности пришёлся на послевоенное время. Было тихо, но спустя какое-то время иностранцы потянулись со всего света. Тогда государство сильно нуждалось в воспроизводстве населения, и власти сильно упростили процедуру въезда в страну.

Теперь эмигрантов стало, пожалуй, слишком много!

Нам от них понадобилась лишь волшебная кухня...

Эрик остановил машину возле небольшого ресторанчика на самой окраине восточных улиц. Невысокий одноэтажный дом ютится между невысокими жилыми постройками. Он встречает нас ярким красным светом круглых бумажных фонариков, связанных в целые гирлянды! Экзотическую прелесть этой красоты передать словами — занятие крайне неблагодарное...

Покатая крыша устремляется в пасмурное небо. На её углах застыли в зверском оскале четыре морды круглоголовых бородатых драконов. Два таких же красных дракона с длинными змеиными телами заменяют перила на широкой лестнице.

Белые стены ресторанчика похожи на бумажные. Кажется, только тронешь и проткнёшь пальцем насквозь. Все они покрыты рядами иероглифов, значение которых ведомо только хозяевам ресторана.

Мы поднимаемся по деревянным ступенькам, и невысокий работник ресторана, играющий роль секьюрити, открывает перед нами отодвигающуюся дверь и приглашает войти.

Внутри тесно, но немноголюдно, что позволяет не беспокоиться слишком сильно о толчее. Мы с Эриком выбираем столик в углу ресторанчика и присаживаемся на низкие стулья. Тут же рядом возникает официантка, одетая в пёстрый халат и густо намазанная косметикой, похожей больше на грим. Её деревянная обувь громко отстукивает по полу. Давая нам время обдумать заказ, официантка удаляется.

— По-моему, эта обувь называется гэта... — Эрик заметил, что я заинтересовалась обувью девушки, — Или гэта — это только мужская? А женская... дзори? Эм-м-м, честно говоря... я плохо помню!

— Многим остаётся только завидовать твоей памяти, Эрик!

— Ну, не многим, конечно...

Стараясь прекратить неожиданно смущающий его разговор, одноглазый блондин взял в руки меню и пробежался по названиям блюд. Я последовала его примеру и тут же пришла в замешательство, так ни одного мало-мальски понятного названия я не нахожу.

— Ох, Эрик, у меня, похоже, трудности...

— В чём дело?

— Я совершенно не разбираюсь в этих жутких названиях! Тут хоть бы одно знакомое слово было...

Умилённо улыбнувшись, Эрик отложил своё меню и заглянул ко мне. Пара секунд, и он уверенно указывает на одно название, состоящее сразу из шести слов:

— Вот, это блюдо из риса и сырой рыбы под особыми специями — очень вкусно! Рекомендую для первого раза его и ещё, куда уж без этого, чай! Прийти сюда и не отведать местного чаю — преступление.

— Пожалуй, доверюсь твоему выбору.

Эрик подмигнул, что при учёте его повязки выглядит довольно специфично, и подозвал официантку, чтобы сделать заказ. Девушка быстро нацарапала названия блюд на стилизованном под древневосточный свиток блокноте и, лучезарно улыбаясь, удалилась.

Мы остались одни. Прямо над нами сияет ярко-оранжевый фонарик.

— Так что же там было в спектакле? — положив руки на колени, спросила я, — С того момента, как Мильо с библиотекарем начали разговор о жизни, я мало что помню...

— Дальше было весьма интересно: Мильо снова встречает принцессу и влюбляет её в себя познаниями в поэзии, в любви и прочими знаниями, однако он уже не молод, а она давно замужем за одним лордом, который был близким другом Мильо в годы его рыцарства. Кроме того, церковь и корона не допустят их свадьбы.

И тут Мильо, насмотревшись на страдания простого народа, натерпевшись сам и желая быть с прекрасной принцессой, решает свергнуть короля и устроить равноправие! Делает он это крайне неумело — выходит на улицы и, пользуясь большим объём полученных знаний, начинает ораторствовать, призывая людей на борьбу с короной и церковью.

Понятное дело, что его слова игнорируют все, кроме солдат короля и представителей церкви. В назидание остальным, Мильо сжигают прилюдно на костре — символ того, как человек не умеет воспользоваться своими знаниями, какими бы обширными они ни были!

Концовку я помню хорошо, но только сейчас она приобретает полный смысл.

— Так значит, Мильо так и не получил мудрости, пройдя через глупость? Он был глупцом-рыцарем, глупцом-шутом да и умер глупцом-нищим?

— Да, но мудрость получили мы, наблюдая глупости рыцаря со стороны! Мораль спектакля, как видишь, была направлена на зрителя, а не героев действия!

— Получается, Мильо всюду совершал ошибки? — я чуть прищурила глаза.

— Вовсе нет! — отрицательно закачал головой Эрик, — По идее его задумки были правильными, но вот добивался поставленной цели он исключительно в лоб...

— А мог бы поступить иначе?

Блондин повёл бровью и скривил губы, состроив на лице необычную гримасу. Трудно поверить, что и сейчас внимательный психолог не теряет бдительности и всё держит под контролем.

— Видишь ли, он вечно торопился: когда напал на короля, понадеялся на свои силы, а когда пытался поднять людей на восстание — на свои знания. Сами по себе это не аргументы, а лишь инструменты в их получении! Ничто не мешало ему потратить какое-то время на поиски союзников, укреплении позиций, авторитета...

— Но ведь он уже был не молод, — перебила я Эрика на полуслове, — Успел бы он сыграть свадьбу с принцессой, если бы тратил так много времени на всё это?

— Нет. И это было бы к лучшему!

На моём лице отразилось обиженное недоверие, я даже немного отстранилась от Эрика, выдавшего довольно странную фразу.

— И чем же? — строго спросила я.

— Да тем, что любви между ними не было: вспомни принцессу — пустая, малообразованная неженка, она влюбила в себя Мильо исключительно своей красотой. А что он? Он добился её внимания вычитанными где-то красивыми словами... И это любовь? Глупости! А отношения, построенные на неосмысленной симпатии, не стоят времени и внимания, тем более, если они причинят потом боль!