Великий поход

— Весьма вероятно, — согласился возглавлявший комиссию полковник, имя которого Хаецкий благополучно не запомнил. — Хотя мы не предполагали, что уровень технологий этого мира позволит производство управляемого оружия.

— Требуются ли для производства какие-либо редкие материалы? — спросила Этне.

— Нет, — синхронно ответили Хаецкий и полковник из комиссии.

— То есть, нам следует опасаться массового применения этих снарядов, — заключил полковник. — Полковник Хаецкий, располагаете ли вы сведениями о разработке противником управляемого оружия?

— Только косвенными, — и Хаецкий принялся рассказывать все, что успел узнать, мечтая, чтобы эта тягомотина поскорее закончилась.

Она и закончилась — только совсем не так, как хотелось бы. А именно — воздушной тревогой. Пришлось забыть о том, что полковники не бегают — благо, паника если и начнется, то без их помощи.

Забег до бомбоубежища заставил Хаецкого задуматься — а не запустил ли он физкультуру? Нет, он добрался отнюдь не последним — но все равно отстал от Этне. А полковник из комиссии — Хладный, как неожиданно вспомнилось — не только не отстал от них, но и даже не запыхался. И это при том, что сложения был далеко не спортивного!.. Правда, был у этого и положительный момент — Хаецкому удалось полюбоваться бегущей Этне. Та отличалась какой-то звериной грацией, которой нельзя добиться никакими тренировками — только родиться с ней. Так, наверно, и возникают легенды о жителях холмов...

— Думаю, мы вполне можем претендовать на мировой рекорд, — хмыкнула Этне, заново переплетая растрепавшиеся волосы. — Славная пробежка... Правда, мне бы не хотелось еще хоть раз так бегать.

— Стар я для спорта, — проворчал Хладный. — Хорошо, не смотрел никто, ведь ганьба же...

Этне непонимающе взглянула сначала на Хладного, потом на Хаецкого, но спрашивать ничего не стала — видимо, сама сообразила, что имелось в виду.

— И часто у вас так? — спросила она.

— Зависит от настроения этих мерзавцев. — генерал потер переносицу. — Мы тут уже неделю работаем, и за эту неделю скучать нам не приходилось... Что, отбой? Так быстро?

Полковник Франтишек Хладный при ближайшем рассмотрении оказался человеком довольно-таки примечательным — успел поучаствовать в Первой Мировой, да и потом ни одной войны в Европе не пропустил, служил в одном полку с Гашеком, был знаком с Масариком... В сорок пятом вышел в отставку, но год спустя вернулся на службу — и сейчас возглавлял экспертов, изучавших немецкое оружие.

Все это Хладный поведал по дороге к штабу. Это было интересно и само по себе, а полковник помимо этого был еще и в курсе последних новостей родного мира. Словом, знакомство оказалось крайне полезным... И Этне, судя по всему, думала точно также...

— Занимательная личность, — высказалась она, когда Хладный ушел по своим делам. — Стоит присмотреться повнимательнее и вообще держать в поле зрения.

— Согласен, — кивнул Хаецкий. — Что у нас нового?

Нового оказалось достаточно, чтобы занять напарников до вечера, но ничего полезного в них не было, а забрезжившие у Хаецкого подозрения были слишком смутными, чтобы в них разобраться. Пришлось отложить...

Следующие несколько дней оказались куда более плодотворными. Во-первых, выяснилось, что начальник штаба группы армий действительно слыл странным даже по эсэсовским меркам и совершенно серьезно планировал заручиться в контрнаступлении поддержкой адских легионов. На тот случай, если сатана не поможет, гитлеровцы планировали что-то еще, и Хаецкий очень сильно подозревал, что это будет ядерный удар и доложил о своих подозрениях в штаб. Штаб в ответ прислал два батальона химических войск и один — инженерных, которые принялись готовить город к атаке. И даже почти успели...

Очередной сигнал воздушной тревоги заставил Этне пробормотать себе под нос нечто явно нецензурное, захлопнуть дипломат и выскочить из кабинета. Спуск в бомбоубежище был буквально в нескольких шагах от кабинета и, как потом отметил Хаецкий, именно это и спасло им жизнь. Или, как минимум, здоровье...

Она успела закрыть люк, спрыгнуть с лестницы на пол, найти взглядом Хаецкого и даже открыть рот, чтобы спросить, что на сей раз затеяли немцы...

И получила однозначный ответ.

Пол вылетел из-под ног, свет погас, с потолка посыпался какой-то мусор, где-то наверху что-то жутко трещало, скрипело и хрустело, кто-то кричал от боли, кто-то бранился...

Кто-то щелкнул зажигалкой, и слабый огонек чуть-чуть рассеял абсолютную темноту, затем загорелось несколько фонарей, и Этне смогла, наконец, по достоинству оценить творящийся в бомбоубежище хаос.

Было разбито и сброшено на пол все, что не было намертво вделано в стены, на полу валялись упавшие полки, какие-то ящики, рассыпавшееся снаряжение, кого-то поспешно перевязывали...

— Цела? — Хаецкий, подсвечивая фонарем, протянул руку, помогая подняться, и Этне вцепилась в нее мертвой хваткой.

— Что. Это. Было, — кажется, ее все-таки слегка оглушило — ноги подкашивались, а руки откровенно тряслись.

— Это был атомный взрыв, — ответил Игорь. — тридцать-сорок килотонн, как я полагаю. Это значит, что большей части Дивиона больше не существует... и что фронт прорван. Впрочем, сейчас это не главное. Сейчас нам надо убираться отсюда как можно быстрее — вентиляция не работает. К счастью.

— То есть как это к счастью?! А, ну да... — видимо, ее все-таки контузило, раз она не сразу сообразила, что вентиляционная система убежища от радиации защитить не могла.

— Соудруги, все живы? — Хладный, сверкая уже покрасневшей повязкой на левом глазу, взмахнул фонарем. — Надо уходить! Собирайте костюмы и выдвигайтесь!

К счастью, под Дивионом, как и под любым древним городом, имелись подземелья — не чета катакомбам Парижа, но тоже вполне приличные, особенно после того, как ими занялись терранские инженеры. Поэтому из любого бомбоубежища можно было попасть в любое другое и даже в бункер штаба — если, конечно, тоннели не были завалены...

Часть тоннелей все-таки обрушилась, но на запад можно было двигаться почти свободно, и вскоре Хладный остановился у металлической лестницы.

— Кажется, здесь свободно, — сказал он. — Прошу всех надеть защитные костюмы и только потом подниматься — там очень плохо.

Люк открылся не без труда — его придавил какой-то обломок, но Хаецкий столкнул его и выбрался на поверхность.

"Очень плохо" не передавало и сотой доли того, что он увидел...

Дивиона не существовало — остались только изуродованные остовы самых прочных зданий, горело все, что могло гореть, небо было затянуто дымом и пылью так, что невозможно было понять — день или ночь... И над этим хаосом царил чудовищный огнисто-черный дымный гриб, поднимающийся над останками города.

— Это... Немыслимо... — прошептала выбравшаяся вслед за Хаецким Этне и упала на колени. — Немыслимо...

— Отступаем на запад, — приказал Хладный, когда все выбрались из бомбоубежища. — По дороге постараемся помочь, кому сможем, но вряд ли тут кто-то еще нуждается в помощи...

Пробираться через бесконечные завалы в костюме химзащиты было неимоверно трудно. В темноте же, дыму, под постоянно моросящим маслянистым дождем — почти невозможно, а если бы кого-то из раненых пришлось бы нести — и вовсе невозможно. Тем не менее, они двигались все дальше на запад — прочь от атомного кошмара...

Шум первой услышала Этне, а спустя несколько секунд и все остальные различили впереди рев моторов и грохот, а спустя еще минуту-другую выжившие столкнулись с разведкой. Четверо солдат с наспех нарисованными на костюмах красными звездами появились из-за очередной груды обломков и остановились, потянувшись к оружию.

— Вы кто? — крикнул один из них.

— Из разведки фронта! — ответил Хладный. — Тридцать восемь человек, есть раненые, о других выживших сведений не имеем. Запрашиваем маршрут.

— Выходите к цистерне, — ответил тот же разведчик. — После первичной дезактивации вас эвакуируют.

Уточнять не потребовалось — стоило перебраться через обломки, как впереди, метрах в трехстах, показались расчищающие завалы инженеры, а за ними — высоко поднятый флаг Красного креста.

— Знаете, это лучшее зрелище в моей жизни, — произнесла Этне, разглядывая открывшуюся картину.

Три часа спустя, устроившись на лавке в фургоне, увозившем выживших на запад, дико уставший Хаецкий не мог не признать — хорошо все, что хорошо кончается. Они пережили ядерный взрыв, выбрались из разрушенного города, ухитрившись при этом не получить опасную дозу радиации, не наткнулись на вражеских разведчиков...

После всех этих приключений невероятно хотелось спать — и не ему одному. Дремали все, а Этне так и вовсе спала, вольготно устроив голову у него на коленях. В других обстоятельствах Хаецкий почти наверняка прокомментировал бы этот факт, но сейчас он слишком устал. И заснул, как только закрыл глаза...

Разумеется, врачи не приняли всерьез его заявление, что это просто царапина — и, к его немалому огорчению, оказались правы. Спасти глаз было бы невозможно даже в институте Гельмгольца. Возможно, если бы на этом все и успокоилось, он не стал бы сильно переживать — но медики никак не хотели оставлять его в покое. По их мнению, радиация могла нанести немолодому чеху куда больший ущерб, чем остальным, и хотели убедиться, так это или нет.

Не то, чтобы Хладный считал, что они неправы, но в больнице было неимоверно скучно. Хуже того, было совершенно невозможно работать — нормального стола в палате не было. Хладный уже собрался было высказать врачам свое неудовольствие — но именно в этот момент на пороге появилась невысокая светловолосая женщина в белом халате поверх полевой формы.

- Я ведь предупреждала, что твои скачки по всему миру тебя до добра не доведут... - покачала она головой. — Вот скажи мне, папа, что тебе мешает спокойно работать в штабе, а?

- Вот такой уж у меня нрав, - вздохнул Хладный. — Ладно, раз уж ты пришла...

Гостья немедленно уселась на койку, извлекла блокнот и карандаш и приготовилась записывать.

- Так, вводную часть ты и сама напишешь, тут все как обычно... - начал Хладный. — Необходимо принять следующие меры: полностью прекратить производство бронетехники с открытым корпусом. Снабдить военную технику герметизацией и системами избыточного давления. Для перевозки личного состава разработать герметичный обитаемый кузов на шасси грузового автомобиля. Для защиты личного состава от ионизирующего излучения представляется необходимым внутреннее радиозащитное покрытие корпуса...

Хладный диктовал отчет, стараясь не упустить ни одной детали - скоро все это понадобится. У Советского Союза уже давно не две атомных бомбы, совокупная мощь Объединенных Наций в состоянии превратить Европу в радиоактивные руины — и кто знает, сколько зарядов у Германии? Времени оставалось все меньше, а будущее становилось все мрачнее...

Глава 14

Дымная вспышка в небе отметила гибель еще одного немецкого бомбардировщика. Проводив взглядом падающие обломки, Хаецкий поморщился. Две недели назад, сразу после Дивиона, американцы притащили под Париж свои "Аяксы", даже не прошедшие испытаний, и только благодаря ракетам Париж еще не был уничтожен. Война изменилась — слишком быстро и слишком сильно. И слишком страшно.

Сейчас война застыла в каком-то странном призрачном равновесии — немцы так и не смогли толком воспользоваться ударом по Дивиону и, кажется, не вполне понимали, как применять новое оружие, а у Объединенных Наций все еще не хватало зарядов, хотя "Маяк" и Хэнфордский завод работали круглосуточно, а Королев и Харитон бешеными темпами работали над новой ракетой и боеголовкой для нее.

Да, военные слабо понимали, что происходит и чего ожидать — но сегодня это изменится. Заброшенному в глубокий тыл диверсионному отряду невероятно повезло — им удалось не только захватить одного из деятелей немецкого ядерного проекта, но и вернуться с этой добычей. Сегодня отряд вернулся в Париж, сдал пленного штабу, и через пару часов все заинтересованные получат протоколы допроса, и многое станет ясно... Правда, все остальное только больше запутается, но это неизбежно. В этом нет ничего страшного — гораздо хуже, что теперь ему придется координировать работу нескольких диверсионных групп. Замечательно. Как раз то, что он больше всего ненавидел, и если бы Этне не предложила помощь — воспользовался бы своим правом отказаться. Но в качестве управленца она превосходила его на голову, да к тому же мгновенно ориентировалась в любых интригах... И, наконец, ему просто нравилось ее общество.

— Раз уж вас одолело задумчивое настроение, может, подумает над этим? — Этне, помахивая папкой, вошла в кабинет. — Этот колбасник оказался весьма разговорчивым... Даже слишком разговорчивым — похоже, выложил все, что знал.

-Много полезного? — осведомился Хаецкий, забирая папку. — И кстати, что говорят врачи?

— Что все почти вернулось в норму, но наблюдать за нами будут еще долго, — Этне вздохнула. — Было бы забавно смотреть, как наши врачи слушают ваших, словно дети на уроке, если бы не причина... Знаете, не все оказались столь предусмотрительными, как мы...И не столь удачливыми. Тем, кто оказался на поверхности, скорее всего, уже ничем не помочь — хорошо еще, что гражданские разбежались давно... Непосредственно в городе было около пятидесяти тысяч человек. Осталось не больше десяти тысяч, и люди все еще умирают.

— Люди будут умирать еще долго, — хмуро отозвался Хаецкий, — но, по крайней мере, у нас есть шанс свести урон к минимуму. Немцы, разумеется, не дураки, но они, как оказалось, считают ядерное оружие своей монополией, а теперь, когда мы знаем, где находятся их ядерные заводы и лаборатории, разговор будет коротким...

— Я не думаю, что ему известны все объекты.

— Даже и того, что мы выбьем, хватит, чтобы резко затормозить программу и уж точно сорвет производство. Шварцвальд, правда, жалко... но надеюсь, это все, о чем нам придется жалеть.

— Мы забываем про Антарктиду, — хмуро ответила Этне. — Никому не удалось получить хоть каких-нибудь ценных сведений, но известно, что они там что-то делают.

— Скорее всего, там их первый переход — в нашем мире все тоже началось именно с Антарктиды. Впрочем, как только в Кейптауне окажутся "Суперфортрессы", это перестанет быть проблемой.

Антарктида Хаецкого пока что не интересовала — в Европе проблем было гораздо больше. И главной из них, естественно, было немецкое наступление, которое должно было начаться в ближайшие дни. Пока что немцы, судя по всему, опасались руин Дивиона и серьезно продвигаться на запад не стали, но рассечь обезглавленный фронт им удалось. Теперь и на севере, и на юге формировались две мощные ударные группировки — но одна из них была отвлекающим маневром, а уничтожить обе сразу командованию терран мешали англичане, которым совершенно не хотелось видеть на своей земле лишние радиоактивные проплешины. Хаецкий их прекрасно понимал, но его работу это никак не упрощало. Впрочем, кое-какие мысли на этот счет у него были...