— А у нас будут голубые! — твердо заявил ротный. — И берет тоже!
— Это почему?
— Потому что отныне небо — наш плацдарм!
Фраза произвела должное впечатление на всю палату.
— Но ведь приказа на мой перевод не было, да и не мог он быть. Вон доктор сказал давеча, что мне, может, вообще не подпишут разрешение на службу... то есть вполне комиссовать могут по ранению...
— Мы уже говорили с доктором. Ничего не значит: ты дрался вместе с нами, был ранен. Стало быть, наш.
Эти слова Борисова были поддержаны энергичным кивком майора. Оба не стали упоминать всуе врачебное предварительное заключение: о прыжках с парашютом этот пациент даже думать не мог — навсегда.
— Но это не все. Держи.
— А это что?
— Бумага, вот что. Читай с пониманием.
Особой глубины понимания и не требовалось. Это была рекомендация для поступления в любое высшее учебное заведение. Список пройденных курсов учебных дисциплин прилагался. Иначе говоря, стоило лишь досдать аналитическую геометрию — и можно поступать сразу на второй курс мехмата.
Гости заверили пациента, что еще наведаются, и удалились. Тут же прозвучал оргвывод.
— Марк Моисеич, с тебя причитается! — послышался голос из дальнего угла.
Виновник торжества не привел возражений. Мало того: он знал пути выполнения пожеланий товарищей по палате. Стоит заметить, что спиртное в этом лечебном учреждении было строжайше запрещено. Для пациентов, понятно. Но некими таинственными путями ранбольные ухитрялись раздобыть этанолсодержащие жидкости. Как? Этого никто не знал помимо заинтересованных лиц. А те помалкивали в тряпочку.
В военном госпитале лежали, понятно, военнослужащие. А у них был если и не боевой опыт, то уж верно понятие о таковом. По сей причине то, что можно было деликатно именовать застольем — а начальник хирургического отделения обозвал бы пьянкой — организовали по всем правилам военной науки: с часовыми и точным расчетом по времени, причем участники располагались на местах согласно боевому расписанию. В случае тревоги все компрометирующие следы убирались по-военному быстро: сорока пяти секунд хватало с избытком.
Стоит отметить, что и закуска была добыта левым путем. Селедочка с лучком не входила в больничное меню. То же относилось и к настоящей жареной на сале картошке. И опять мы спросим: как? И снова не найдем ответа. Можем лишь предположительно объяснить появление сих кулинарных чудес все тем же обаянием товарища Перцовского и его связями.
И еще одну дерзость за пределами всех границ проявил свежий орденоносец. Он пригласил на торжество лейтенанта Кравченко. Ей было разрешено гулять — и Марк уговорил ее прогуляться до второго этажа. Если быть точным, они ехали на лифте.
Палата встретила появление девушки чуть настороженно. Перцовскому пришлось пустить в ход объяснения: дескать, Валентина была в составе эскадрильи штурмовиков, которые прикрывали... помножили на ноль батареи... между прочим, те гаубицы как раз и вели огонь по... она по ним-то и била, это обязанность штурмана...
Надо отдать должное пациентам мужской палаты: все до единого заметили род ранения штурмана. И все, как один, сделали вид, что страдают невнимательностью. И чтобы такое поведение стало совсем убедительным, товарищи по палате обрушили водопад похвал на Марка:
— А вы знаете, в честь чего? Нет? Так у лейтенанта очередное звание, он теперь старшой.
— Звание что, ты орден-то не забудь предъявить!
— Орден? Какой это? За что?
— Как за что? Он вам не рассказал? Ну так вот: пока его рота сидела в обороне...
Валентина слушала и время от времени тихо ахала.
— В газете не так написали, а на самом деле...
— Валя, переходим на 'ты'!
— Ребята, вы что языками чешете — наливай!
— Мне совсем чуть, если у меня на этаже унюхают...
— А у нас закусочка!
— Подарки, подарки забыл показать!
— Какие подарки?
— Он тебе и этого не сказал? Марк, имей совесть!
Тельняшка с беретом перешли в девичьи руки. Окружающие наперебой стали объяснять происхождение, назначение и цвет.
— Я вас слушаю, товарищ Александров.
Нарком внутренних дел произнес эти слова совершенно нейтрально. Предмет разговора был ему неизвестен. Правда, причины срочности визита Берия угадал: Страннику предстояло отправиться на базу стратегических бомбардировщиков и лично проследить за отправкой писем.
— Мое сообщение будет касаться работы разведки, касающейся перехвата радиосообщений. Конкретно же речь идет о работе соответствующего подразделения английской разведки. На сегодняшний день армия и флот Германии применяют шифровальную машину 'Энигма'. Считается, что кодовое сообщение, выполненное с ее помощью, расшифровать невозможно. Но это не так. С помощью уже знакомых вам вычислительных средств, которые я могу предоставить, дешифровка возможна, что называется, с нуля. Сейчас англичане еще не способны справиться с 'Энигмой'. Этим можно объяснить успех немецких подводников, которые сократили на треть британский торговый тоннаж, потеряв при этом всего девять вымпелов. Но так долго продолжаться не будет. Слишком сильно Великобритания зависит от поставок продовольствия, оружия, боеприпасов и снаряжений по морю. А потому...
Берия слушал и мысленно прокручивал варианты. Конечно, же, существующую в рамках НКВД службу дешифровки можно и нужно улучшать, тут вопросов нет. На это даже не требуется согласия Хозяина. Но Странник предлагал нечто гораздо большее. И это 'нечто' выглядело весьма неоднозначным. Такие действия стоили хорошего обдумывания.
— ...следовательно, внедрением всего лишь чуть измененного порядка работы с этой 'Энигмой' немцы могут очень существенно увеличить криптостойкость своих сообщений. Для начала хотя бы чаще менять установки машин. Также я бы на их месте использовал простейший метод сохранения секретов: жалких полкило тротила в машинку — и ее захват становится проблематичным, чтобы не сказать больше. ТОГДА англичане и американцы сумели захватить подводные лодки вместе с 'Энигмами' в рабочем состоянии. Есть, конечно, риск, что немцы применят шифры, которые не вскрываются в принципе. Такие существуют, но они до последней степени неудобны в работе.
Лаврентий Павлович уже мысленно создал цепочку выводов, но не захотел ее высказывать. Вместо этого он ободряюще кивнул посетителю.
— Решение о том, стоит ли таким образом помогать нашему потенциальному противнику с целью ослабления еще одного потенциального противника — оно политическое, и приниматься должно высшим руководством страны. Разумеется, я передаю материалы.
Пачки книг выглядели более чем солидно. Странник разместил их на полу, поскольку стол этакой тяжести мог и не выдержать.
— Понадобится обучение наших сотрудников работе с вычислительной техникой, — деланно-небрежным тоном заметил нарком.
— Полностью с вами согласен, Лаврентий Павлович, и даже больше того, — радостно подхватил Александров, — такие же специалисты будут чрезвычайно востребованы в других наркоматах, да и в вашем наркомате тоже — имею в виду другие отделы. Это у меня запланировано, но, как вы знаете, мне предстоит недолгая командировка. А по моем возвращении стоит подумать о развертывании кое-каких производств. Но тут уж приоритеты расставлять вам.
— На этот раз моя очередь согласиться с вами, Сергей Васильевич, — приветливо улыбнулся Берия. — Вот кстати: хотите чаю?
— Настоящий грузинский?
— Не угадали. Абхазский.
Странник подумал, что чай должен оказаться отменным. И на этот раз угадал.
— Наш советник чуть-чуть торопится.
Сталин в своей обычной манере выслушал, высказал суждение, взял паузу на прикуривание очередной папиросы и начал развивать мысль.
— Его план имеет смысл лишь в том случае, если Гитлер сочтет необходимым продолжить противостояние с Великобританией. Это пока что не очевидно. На так называемом фронте у Германии тишина. Противники не совершают никаких авианалетов на чужие объекты.
Это было не вопросом, а утверждением.
— У правящих кругов Германии появились причины для сомнений и неуверенности, которых не было тогда. Разгром Финляндии, которого никто не ожидал. Быстрое поражение, вызванное применением невиданной никем техники, и, что с немецкой точки зрения еще хуже, умелым ее применением. Но авансы в сторону германского руководства могут оказаться преждевременными, если учесть, что еще не доставлены те самые письма, о которых ты знаешь. Вот по реакции на эти письма мы и будем принимать решение о возможности помощи Германии, пусть даже эта помощь косвенная.
Сталин не упомянул, что военная разведка пока что не накопала ни единого признака разработки плана 'Барбаросса'. Но сам вождь, разумеется, не полагался на отсутствие данных. У него были на то причины.
— Ну, Александр Евгеньевич, давай план последних тренировок твоих орлов.
Именно этими словами начался окончательный этап подготовки.
Как всякий летчик, Голованов терпеть не мог слова 'последний' и старался его не употреблять вообще. Но вслух на этот счет он не высказался — тем более, товарищ коринженер летчиком не был.
План появился на свет и был рассмотрен самым дотошным образом.
— Ну держись, летун, сейчас я наведу на тебя критику. Почему взлет в восемь утра? Темно ведь. А над целью ты и твои хлопцы должны быть в десять по местному. Берлин прилично южнее, там и рассветает раньше. Вот твой штурман тебе на раз-два расколет задачку: на какой высоте должно быть солнышко.
— По вашему же прогнозу, Сергей Васильевич, ожидается облачность, — защищался Голованов.
— Все так, да ты над ней будешь находиться. А завтра лететь тебе на куда меньшее расстояние. Короче, штурманский расчет чтоб у тебя был. Но это не все. Вот еще ивашкино мясцо погрызу, — последние слова сопровождались людоедской ухмылкой. — Радионаведение ТАМ будет импульсами. Это помнишь? А здесь наводчики предупреждены? Не слышу ответа. У них приказ? Твое счастье. Но не торопись радоваться. Сейчас на косточках поваляюсь. Что, если вдруг пропадет наведение на ультракоротких? Как? Скажем, один из передатчиков в последний момент сдохнет. А ну-ка, пусть все штурмана выложат запасные варианты. Послушаем...
Разумеется, весь летный и наземный состав знал прозвище товарища коринженера, данное ему курсантами-истребителями. За глаза все его и звали 'Старый'. Но очень многие держали в уме чуть расширенное имя 'Старый черт'. Надо признать: Сергей Васильевич делал очень многое для того, чтобы поддержать такое реноме. Вводные на тренировках были такими заковыристыми, что один раз сам Голованов не выдержал и сказал напрямую:
— Сергей Васильевич, ну нельзя же так!
Ответом был грустный, отнюдь не злобный взгляд и слова:
— Можно, Александр Евгеньевич. И нужно. Доказывать не имею права, скажу лишь, что от ваших результатов зависеть будет настолько многое... вы даже не представляете, какие случатся последствия.
Чуть странным летчикам показалось то, что, бомбы для учений коринженер каждый раз привозил лично.
И вот наступил тот самый день. По результатам тренировок Голованов своей властью назначил экипажи. На стадион 'посылку' должен был сбрасывать бомбардировщик, ведомый Мазуруком, на корабль предстояло нацелиться Каманину. Сам Голованов взял на себя лужайку. Опыт показал, что именно эта цель была самой трудной — возможно, по причине отсутствия хорошего радионаведения.
— Ну ребята, ни пуха вам, ни пера!
— К чертям рассобачьим! — уставным голосом ответил за всех командир отряда.
— И это вместо искренней и горячей благодарности, — тоном капризной примадонны отреагировал коринженер.
Нехитрая шутка произвела ожидаемое действие: экипажи дружно отсмеялись.
— По машинам!
И люди, уже обряженные в летные костюмы, разбежались по местам. Исчезли, как будто их не было, лесенки, по которым экипажи влезали в кабины. Могучие турбины сначала заворчали, потом зарычали и, наконец, грозно заревели. Один за другим тяжелые бомберы разогнались по полосе, задрали носы и ушли в небо.
Коринженер, шаркая ногами, побрел к трехэтажному зданию управления. Со стороны могло показаться, что он сразу состарился лет на десять.
— Как насчет перекусить, Сергей Василич? Время у нас точно есть, — преувеличенно-бодро вопросил майор (уже) Полознев. Очередное звание было получено по делу. Под началом у Николая Федоровича числилось уже не четверо человек, а все пятнадцать.
Александров был совершенно не в расположении матрицировать что бы то ни было, а потому ответил:
— Николай Федорыч, так ведь в столовой уже не время.
— Тут главное, чтоб связи имелись, — резонно возразил начальник охраны коринженера. — Все устрою. Пошли.
Глава 11
Любой человек, планирующий сложные операции — не обязательно офицер, даже шахматист, затевающий комбинацию — знает, что в задуманный порядок действий может встрять нечто неожиданное. Если подумать о шахматах, то это ход, который в здравом уме и трезвой памяти представить невозможно. Если же речь о военной операции... ну, тут поле для неожиданностей и подлянок со стороны Фортуны совсем уж немеряное. Но эта дама не всегда действует быстрыми темпами; иной раз неожиданность может стрястись хоть и внезапно, однако не сразу.
В качестве иллюстрации к данному тезису мы вполне можем описать рейд трех советских стратегических бомбардировщиков.
Голованов воспользовался служебных положением в личных целях: назначил себе в экипаж лучшего штурмана. И тот не подвел. Легкими коррекциями курса он вывел машину точно к цели.
Командир и штурман обменялись несколькими краткими фразами. Бомболюк открылся. Из него в направлении к лежащей ниже облачности нырнула управляемая бомба.
Разумеется, цель была захвачена. Разумеется, бомба пошла в задуманном направлении. Голованов плавно развернул машину и лег на обратный курс. Дальнейшее от него уже не зависело.
Смотритель лесных угодий при поместье Геринга объезжал их на коне. Иначе действовать было никак нельзя: в некоторых местах подлесок был столь густ, что использование мотоцикла исключалось, ну а применять свои две ноги — это значило бы тратить слишком много времени.
Лошадь услыхала непонятный звук первой и нервно двинула ушами. Очень скоро и лесничий его услышал. Он воевал на Западном фронте в Великую войну, а потому догадался мгновенно: так мог завывать гаубичный снаряд. Лесничий только-только дал шенкеля, как услышал отдаленный хлопок и увидел, что именно его вызвало: огромная бомба спускалась на парашюте, испуская хвост ярчайшего оранжевого дыма. Ветеран, само собой, тут же подумал о газах, а не о простом фугасе. И лесничий помчался в поместье к телефону. Оглянувшись на скаку, он успел увидеть, как эта штуковина плавно приземляется на большой луг, да так, что ее наверняка должно быть видно из северных окон. Ворота были уже недалеко, когда послышался еще один хлопок. Что-то вроде взрыва, но уж очень слабого, не дотягивающего по мощности даже до 'милльса' sup>10 .
Бывший фельдфебель отнюдь не горел желанием лично ковыряться в бомбе. Он сделал то, что и должен был: срочно вызвал дежурного начальника охраны рейхсмаршала. Тот точно так же соблюл инструкцию: вызвал специалиста по обезвреживанию бомб. И тут же поставил в известность хозяина поместья.
