Куда более келейными были события в самой Германии. Следует признать: все происходившее было сугубо внутренним делом этой страны.
На доклад к рейхсканцлеру был вызван Генрих Мюллер, то есть лицо, совершенно не причастное к событиям в Немецком море — по крайней мере, впрямую. Однако имевшиеся в его распоряжении данные были с этими делами непосредственно связаны и давали повод к серьезным размышлениям.
Также в кабинете присутствовал глава военной разведки.
— ...следовательно, представляется наиболее вероятным вывод: военная разведка знала о выходе данного крейсера в море, догадывалась о его цели и ничего не предприняла в части извещения как Люфтваффе, так и Кригсмарине с целью предотвращения атаки, хотя такая возможность существовала.
Гесс был хорошим учеником Гитлера в части политических интриг. В частности, он прекрасно умел сталкивать лбами соперников. Но в данный момент это оказалось затруднительно. Вильгельм Канарис проявил отменную изворотливость.
— Осмелюсь доложить, герр рейхсканцлер, надлежащие распоряжения пошли в соответствующие штабы через гросс-адмирала Редера и через рейхсминистра Геринга. Копии имею с собой.
В допрос при полном попустительстве хозяина кабинета вмешался Мюллер. Опытная полицейская ищейка не дала сбить себя со следа:
— Были ли получены ответы? Я не имею в виду подтверждения самого факта получения сообщения.
— Мне тоже это интересно, — активно поддержал тему Гесс.
— Частично, господа. Штаб гросс-адмирала сообщил, что не имеет на данный момент валентных военно-морских сил, способных эффективно перехватить английский тяжелый крейсер.
Мюллер чуть заметно кивнул. У него была копия ответа. Он выглядел вполне обоснованным. Скомандовать линкорам Редер мог своей властью. Но это грозило политическими неприятностями. Гесс был полностью солидарен с Гитлером, который очень боялся потерять линкоры от глупой атаки одинокой подводной лодки. Крейсера же не успевали.
Канарис продолжал:
— Связаться непосредственно с рейхминистром авиации не удалось...
Будь на месте посланца Канариса не особо опытный русский, он, основываясь на зрительном впечатлении, выразился бы так: 'В тот момент господин Геринг был мертвецки пьян.' И оказался бы при этом неправ. Рейхсминистр пребывал в морфинной нирване.
— ...и по этой причине сообщение было передано в штаб.
— Кому именно? — последовал мгновенный вопрос главы гестапо.
— Письмоводителю, натурально, — попытался выкрутиться глава абвера.
— Я не об этом спрашиваю...
В тот момент Канарис готов был поклясться, что Мюллер нарочно утрировал баварский акцент. И, отдать справеддливость, это производило впечатление не из приятных.
— ...имелось в виду: кто подписал ответ?
— Генерал Штумпф.
В глазах любого понимающего человека (а иных в этом кабинете не было) имя отправителя ответного послания выглядело странным. Генерал Штумпф не был на тот момент начальником штаба Лютваффе — он был начальником ПВО Германии. Штабом же командовал генерал Ешоннек. Так почему же послание не дошло до того, кто должен был его получить?
Именно это вопрос и прозвучал.
— Не могу знать, — честнейшим образом ответил Канарис. Это казалось правдой. Управление военно-воздушными силами Германии никаким образом не входило в сферу деятельности военной разведки.
Однако обстоятельства выглядели так, что крайним вполне можно было сделать адмирала. Гесс возможность не упустил.
— Адмирал, ваша небрежность, если не сказать сильнее, принесла не только потерю ценных технических кадров. И не только потерю промышленного оборудования: за него заплатит страховая компания. Главное, что мы в результате потеряли: часть доверия нашего стратегического партнера...
Слова были сильными, но Гесс использовал их без колебаний. Это тоже был урок от покойного фюрера: тот с легкостью приобретал стратегических партнеров и без усилий избавлялся от них.
— ...посему готовьтесь к передаче поста главы абвера вашему преемнику полковнику Пикенброку.
На этом месте рейхсканцлер поставил точку.
Вильгельм Канарис потерял работу. А шеф гестапо, разумеется, не упустил возможности почистить военную разведку Рейха от, как он выразился, 'английских отпечатков пальцев'. Таковые, разумеется, нашлись. У Мюллера появились новые следы, ведущие к бывшему главе абвера.
Но внутренние разборки начались и в люфтваффе. Рейхсмаршал, очнувшись, развил бурную деятельность по чистке рядов от тех, кто мог быть чрезмерно лоялен к Великобритании за счет потери верности к обновленной национал-социалистической идеологии. Генерал Штумпф (между прочим, ярый приверженец идеи национальной исключительности германской расы) был обвинен в преступной халатности, смещен с должности и понижен в звании. За ним последовала еще чуть ли не сотня офицеров в немалых чинах. Были и перемещения. Также появились новые приоритеты.
Эрнст Удет, известный, в частиости, высоким мнением о русских летчиках и конструкторах, получил устное распоряжение рейхсмаршала максимально использовать личные связи и попытаться наладить выгодное взаимодействие с авиапромышленностью СССР.
— Сейчас мы впереди наших потенциальных противников по уровню самолетостроения...
Этот пассаж Геринга, сказать мягко, не вполне соответствовал истине. Истребители США и Великобритании приближались по уровню к немецким. Про сверхскоростные советские, которые разносили в мелкие кусочки финскую авиацию, и говорить не приходилось. Правда, раньше Геринг недвусмысленно дал понять, что не считает Советскую Россию стратегическим противником. Однако сравнение ТТХ бомбардировщиков Англии, США и Германии выдавало уже не столь радужную картину. А стратегического военно-воздушного флота в Германии, можно сказать, и вовсе не было, что выглядело немалым упущением со стороны Технического управления Люфтваффе и его руководителя — а им как раз и был генерал Удет. Тем не менее господин рейхсминистр авиации выказал благожелательность к подчиненному.
— ...но нам надо смотреть дальше. Перевод авиации на реактивные двигатели — вот наша цель завтрашнего дня. Особенно это относится к стратегическим бомбардировщикам. У Советов такие уже есть. Да, их мало. Да, они явно не дешевы. Но они нам нужны даже больше, чем русским. И еще, дорогой Эрнст. Знаю, что это не совсем ваш профиль, но все же... Ни одна страна не имеет успешного опыта отражения массовых налетов бомбардировщиков, в том числе СССР. Однако я уверен, что у Советов уже есть какие-то наработки в этой области. Попробуйте прощупать почву.
Глава 21
Франция капитулировала. И все произошло, как в другом мире. Ну, почти все.
Не было отысканного по приказу Гитлера того самого салон-вагона, в котором в 1918 году была подписана капитуляция Второго Рейха. Не было и парада с прохождением войск под Триумфальной аркой. Нынешнее руководство Германии совершенно не стремилось унизить побежденных до предела.
— Нам не нужен растоптанный противник, — вещал доктор Геббельс на совещании редакторов ведущих германских газет. — Нам нужна полностью нейтральная Франция в качестве одной из составляющей безопасности Рейха.
В результате появились передовицы именно в этом духе.
И репарации были сравнительно щадящими, что французы, будучи одной из самых жадных наций Европы24 , вполне оценили. И никаких гонений на евреев! То есть истинный французский антисемитизм остался на том же уровне, каком и был (хотя у каждого француза почему-то находился друг-еврей), но не появилось никаких государственных программ по решению этого проклятого вопроса.
Был еще один фактор. Через германо-французскую границу пошли поставки необычного товара. В продаже появились невиданные предметы женского туалета, которые некий острослов обозвал 'троюродными братьями чулок'25. В результате француженки несколько изменили свою оценку оккупантов.
Возможно, это было чистым совпадением, но как раз после победы гросс-адмиралу Редеру вдруг пришло послание от доброжелателя. Этот господин, пожелавший остаться неизвестным, для начала напомнил о предыдущем письме, доставленным нетрадиционным способом. Основной текст был посвящен французскому флоту, оставшемуся бесхозным. Видимо, у отправителя были неплохие источники: он перечислил не просто британские корабли, но также указал командиров поименно. Также этот любезный человек аккуратно перечислил все французские корабли, указав для каждого его степень готовности к бою и походу. И не просто так, а с прогнозом. Как раз в последнем листе содержалась информация, которую гросс-адмирал мысленно отметил как сведения, которые раздобыть можно, но с усилиями. Капитуляция застала французские главные силы в Бресте, но документ указывал, что командующий намерен перевести флот в Мерс-эль-Кебир. Англичане, конечно, о том прознают, и на акватории этого порта французскому флоту предстоит принять свой последний бой.
Редер хорошо понимал, что французские корабли не будут лишними для Кригсмарине. Следовательно, этот флот надо перетянуть на свою сторону.
Задача была ясна. Осталось лишь решить, кого послать с дипломатической миссией в эту арабскую дыру. И, кстати, рассчитать так, чтобы посланец прибыл туда одновременно с французским флотом.
Нельзя не отдать должное гросс-адмиралу: кандидатуру он подбирал со всей тщательностью, не принимая в расчет свое личное отношение к кандидатам. И наконец выбор был сделан.
Герман Бём, вот кто наилучшим образом подходил для задания. Вице-адмирал с опытом командования крейсером и, что еще важнее, он почти три года проработал начальником разведуправления флота. Не особо привержен идеалам национал-социализма, что подпортило ему послужной список. В данном случае это достоинство. Чуть несдержан на язык, но это еще не самое плохое качество. Для дипломата — хуже. То есть понадобится хитрый лис ему в помощь. Вот этот может быть и капитаном цур зее. Или нет? Кого-то старше званием?
Отто Шнивинд! Вот уж кто точно не фанатик национал-социалистической идеи. И умен к тому же. Да, он будет отменной кандидатурой.
Все? Нет, не все. Этот визит надлежало согласовать с французским военным министерством. Его представитель должен сопровождать немецкого адмирала.
Против ожиданий, Рославлева на очередной доклад вызвал не сам Сталин, а Берия. По всей видимости, он был прекрасно осведомлен о состоянии дел с прокатным станом.
— Вы проделали прекрасную работу, товарищ Александров, — со всем мыслимым дружелюбием уверял он. — На заводе легких сплавов в Сетуни, как мне доложили, уже начали монтаж. С немцами пошло бы лучше, понятно, но мы проиграем не так уж много по времени: не более трех недель.
После потока восхвалений прозвучал наконец, закономернейший вопрос:
— Что теперь значится в ваших планах?
— Это не от меня, а от вас зависит, Лаврентий Павлович, — ловко перевел мяч на чужую половину поля матрикатор. — В первую очередь хотелось бы знать, достигнута ли договоренность с 'Норск Гидро'. Есть новости от них?
В розовом настроении наркома начали проявляться серые тона:
— Норвежцы наотрез отказались даже обсуждать эту тему.
— Чем обосновывают?
— У нас, говорят, уже имеется покупатель.
— Если врут — это еще хорошо. Плохо, если не врут... Ладно, Лаврентий Павлович, тогда чуть напомню: для нас главное не получить самим тяжелую воду, а воспрепятствовать получение таковой англичанами... или немцами.
Берия кивнул с лицом, означавшим не 'Я с вами согласен', а скорее 'Ваши аргументы помню'.
— Есть норвежцы, они ТОГДА в составе диверсионной группы взорвали хранилище. Причем сделали это именно так, как нам сейчас надо: производство полностью прекратилось. Обучали их англичане. Вот список, но здесь не все. Кроме того, вот этот человек вроде бы входил в группу, но точных сведений найти не удалось. Зовут его Турстейн Робю26, в настоящее время живет в городе Дверберг.
У наркома внутренних дел память была отменной:
— Не тот ли, который принял последние радиограммы с 'Красного Донбасса'?
— Он самый. Вполне возможно, и делать-то ничего не надо, но... сами знаете, как оно бывает, Лаврентий Павлович. Тут вопрос стоит вот как: норвежцы должны успеть устроить диверсию до того, как оккупация начнется, чьей бы она ни была.
— С этим понятно. Что еще вы задумали?
— Харьков. Танк А-42. Точнее, его конструкторы.
Берия напрягал память вряд ли более двух секунд:
— Михаил Ильич Кошкин, если не ошибаюсь?
Рославлев про себя отметил, что его ходы стали предсказуемыми для руководства. Возможно, даже слишком предсказуемыми. Берия отлично помнил историю танка Т-34.
— Не только он, Лаврентий Павлович. Также планирую навязать заводу чуть измененную номенклатуру изделий. И пробить ее в наркомате, но это уж работа в Москве. Сами понимаете, при условии, что не найдется более срочная работа.
— Приведите пример, Сергей Васильевич. Что вы имели в виду под 'срочной работой'?
— Из того, что сразу приходит в голову: внешняя разведка может дать информацию о конкретной подготовке англичан к налету. А его отражение без меня... затруднительно. Снабжение истребительного полка — это бы еще ничего, с ним можно справиться и без меня, а вот стратегическая внезапность обороны... — Рославлев увидел, что собеседник не вполне уяснил термин, и поспешил объяснить, — ...это когда при атаке противник не рассчитывает на противодействие. Оно вдруг проявляется, а отсюда неожиданные и чувствительные потери.
Нарком кивнул. Замысел оказался в конечном счете понятен: английская авиация не должна заподозрить ловушку. Не очень ясны оказались способы достижения цели.
Этот вопрос и прозвучал. С очевидностью ответ был с уже продуман:
— До дня Х на аэродроме Кала не должно быть никого и ничего, что могло бы навести на мысль о возможности сопротивления. Серьезного сопротивления, имею в виду. Пара звеньев истребителей — даже если это будут И-180 — погоды не сделают. Но на всякий случай имеет смысл представить их, как И-16. Эту модель британская авиация хорошо знает.
— Поддерживаю. А еще имеется хорошая новость: москвичи начали изготавливать радиолокационный ответчик 'свой-чужой'. У нас в районе Калы будет радарная станция 'Редут', так что... сами понимаете.
Последовало сакраментальное:
— Сколько их выпущено?
Но мгновение спустя Рославлев явно додумался до какой-то хитрости.
— Снимаю свой вопрос. Мне бы работающий образчик, я выдам копии. Их наши люди установят на все самолеты, а заводскую продукцию пусть отправят на северный участок... впрочем, тут руководству авиации виднее.
Захват Дании получился весьма похожим на тот, который случился в другом мире. Но не тождественным.
По распоряжению высшего руководства Германии к датским евреям не стали применять никаких репрессий. Налоги на датчан увеличили, как это было и тогда.
И еще одно отличие появилось. Почему-то Великобритания подняла куда меньший вой по поводу этой аннексии. Только понимающие сделали из этого должный вывод. В тот раз военные действия Германии против Англии готовились куда более интенсивно. О том, что весьма вероятно вторжение на острова, знали все — не только армия и флот, но и население. Англия опасалась именно такого развития событий. Сейчас же захват Дании затруднял Королевскому флоту действия в Балтийском море, но и только. А еще можно было представить себе превращение немцев в союзников. Однако до этого дело не дошло — пока что. Подводники Дёница снова принялись брать дань с трансатлантических перевозок.
