— Почему ты пришел? — Этикет был соблюден, а после князь пригласил нас на уютную полуоткрытую веранду с накрытым на трех персон роскошным столом. Знакомое напряжение, но иной тип барьера вокруг.
— Хех, ясно. Кто-то досмотрел сюжет до собственной смерти. — Угу, кто-то заглянул в Бездну подобно тыщам "больным".
— У вас дар предвиденья?
А тушеные кабачки с поджаркой под сыром с лучком, помидорами и яйцом в двуцветном соусе из сметаны и томатной пасты просто пальчики оближешь. Святая простота первого блюда из семи. Аперитив из легкого березового вина подогрел и так гигантский аппетит от вида, от запаха — энергия не приносит чувственных удовольствий.
— Больным предписан постельный режим и уединение...
— Развесьте словеса на просушку, князь. Как говаривал мой знакомый, заинтересуйте.
— А казни за причастность к Диасаестусирарум не боитесь?
— Просящий вы.
— Копируя вас, один из сорванцов причиняет боль альфару.
От напряжения и волнения эльф неосознанно крутил на пальце свой локон — прилипшая детская привычка. Оказывается, князья тоже умеют краснеть.
— Вы получите полную свободу передвижения и личную неприкосновенность. Так же дворец в Акиулюни. И земельные угодья.
— Титул фрэйграфа и так поразумевает все это. Однако ж и баронство почему-то не дало положенной свободы и неприкосновенности.
— От... сумасшедших надо обороняться...
— Даа? А потом вдруг оказывается, что это была провокация и мы законно обложены со всех сторон? Приют действовал по вашей отмашке от а до я.
— Эльфы как были бесправным быдлом, так и останутся дойными коровами.
— Вы напрасно прощупываете степень нужды. Вы хотите видеть мое унижение?
— Простите, князь, но я не вижу в вас достоинство, унижаться нечему. — Вы не проходили через рабство, не испытывали это на своей шкуре.
Салат из фруктов оставил кисленькое послевкусие, стимулирующее слюноотделение под следующее блюдо.
— Я умею любить... — грустно сказал ссутулившийся эльф, не князь. — Моя младшая жена среди пострадавших, она в коме, Лионаэн... еще не оправившаяся от...
— Мне все то же самое, что и кровнику уже досталось.
— В дополнение ко всему нужен приветливый мэл-кедр в достойном районе Офийанэли, нежные цвета необремененного излишествами интерьера, лапидеурб с термами и садом на крыше, расходы по доделкам. Двадцать... верст от установленной Сверьялусом границы по всей длине реки. И порядочный фактический управляющий-барон со всей полнотой ответственности, за плату в четверть чистого ствольного дохода — остальное пока на счет в ЦБ. Ну и освобождение от налогов.
— А так же полный иммунитет от воинской повинности для нашего листа. И реальное действие презумции невиновности, вдвойне гарантированное фавео-браслетами(!!!).
— А княжеский венец не хотите!?
— Кончилась любовь? — ядовито, жестоко.
— Нет... Третьим, днем, проснулся один из докторов академии. Совершенно невменяемым... Добились? — всхлипнув.
— Салфеточкой промакните.
— Жмых, да провалитесь в Бездну, йейли!..
— Прощайте.
— Умоляю, помогите! Вы же можете, я все сделаю. Всё...
— Доктор сам проснулся или ему разрешили?
— Разрешили...
— Сядьте и успокойтесь.
— Отведайте медового десерта, он такой воздушный!
— Как вы можете?..
— Я знаю, у вас получиться плетение, совмещающее фавио, юини, нить белого золота и виметекса. Успокойтесь и сделайте для оло-Солярис браслеты, заклятые на своей крови. — Докажите делом, достало словоблудие и пустоцвет.
— Вы не понимаете, о чем просите!
— Это зовется доверием, Лакуар. Наша безответная вера в эльфов ушла далеко в минус.
— Представьте последний суд небес, князь, приведите весомый аргумент в пользу расы. Хотя бы за себя для себя.
— Мы оба отдали себя за любовь...
Сладкий поцелуй, долгий, до растворения меда синего и розового. Ох, какое послевкусие, какие волшебные оттенки букета скачут на языках, блаженство!
— Хорошо, — сказал эльф. — Я окажу вам доверие, — произнес князь.
— И стоило столько кочевряжится?
— С таким официозом на плаху кладут. Мы не напрашиваемся в приятели или друзья, а тем более в исповедники, но эльф нравится больше оло.
— Вы не осознаете всего... — тяжело выдохнув.
Объелся от пуза, позволил гулять вину, но меры не помогли снять усталость и простреливающую головную боль, держать узду на восприятии, сводя к привычному и понятному, стоило едва ли не большего напряжения. Плетение браслетов вынудило сесть в неудобную позу, приходилось полностью следовать урокам наставника, научающего правильно сидеть за столом в десятках ситуаций, и то он упускал касающееся высшего общества, в которое попасть было не суждено таким, как я, Эн.
Паук походил на тарантула — пушистое тело с тройным трехцветным крестом на головогруди, крапчатые лапки, огромное брюхо в иглообразных пятнах. И поразительная паутина, радужно переливающаяся под светом живого огня в изысканных масляных светильниках с зеркальными внутреними поверхностями, магически усиливающими яркость.
Эльф плел долго, выверяя движения с чарами. Подушечки его пальцев кровоточили, пачкая волосы липкой кровью. Он ровно дышал в мои плечи, сосредоточившись на процессе. Лицо не сказать, чтобы трагичное, но доля обреченности читалась.
— Почему? — требовательно спросил князь, когда я собрался уходить.
— Мы не в состоянии сегодня помогать — усталость и резь в голове. Завтра после полудня...
— Почему?.. — затухающе спросил эльф.
Повертел браслет, свободно и в то же время плотно прилегающий к руке, к двум. Внешне остался мой цвет волос с белым золотом и одиноким черным росчерком, внутри скрывался черный волос с паутиной. Внутренее плетение из трех цветов охватывалось паутиной, оно и впитало в себя всю кровь и чары. Поразительный псевдоживой амулет с бесконечными витками.
Он отлично закрывается, до браслетов мы оба судили об эмоциях друг друга по внешним и поведенческим признакам. Теперь я мог слышать его мысли. Это не ритуал Сара, абсолютно неуместный, но весьма и весьма близкое. Сделавший браслеты чувствует, когда считывают его эмоциональное состояние, он может выставить предупреждение-просьбу, однако носящий волен проигнорировать желание и вторгнуться внутрь. Предусмотрен интерфейс телепатического общения с мягким вызовом. Никто не ведет статистики, что чаще используется: одно или двусторонние. Наш был в одну сторону, позволяя мне насквозь видеть Лакуараюля.
— Ты в смятении... Хорошо, — двигая кресло ближе к краю веранды, спинкой к входу. Через фавио. — Не надо отчаиваться, выслушай. Вызови к двери провожатого до солфиала(*), завтра пусть до полудня встретит и приведет к жене. Садись, выставь внешний блокирующий щит на ментально-эмоциональный уровни и личный с порога восприятия. Я не умею или не помню, как передавать узким лучом или точечно, дозированно. Чтобы ты понял и оценил мое состояние, мне придется целиком открыться — по-другому не умею. Хорошо?
— Мой щит надежен, Лион.
— Он не дает беспрепятственно покинуть эту комнату. Ты разучился верить, Лакуар.
— Трудно открыться первому встречному-поперечному! Ты..
— Смог, — князь-эльф сдулся.
— И не жалею, — вслух.
Вся усталость и желание поскорее забыться целительным сном, все напряжение борьбы, весь бисер и острое крошево в черепном бубенце, все понимание и терпение, вся любовь, все прощение...
Из-за кресла прорвался стон и треск подлокотников, когда я разорвал свои объятия. Сам желал, а я и это вытерплю, невпервой. И пусть альфары шарахаются, пусть прохожие-графья уступают дорогу эльфам в пока еще баронских регалиях, пусть желанная солфиала в центре мэллорна осталась неясным пятном, едва не прорвавшим плотину — сдерживать все в себе сложно, когда глотка хочет орать, а тело дергаться в конвульсиях, вырываясь из-под контроля.
— О, Лионаэн!..
— Все потом, Вальментир...
Путь до постели не запомнился — сплошное мутное пятно. На инстинктах забрался под одеяло с покрывалом и заставил себя вырубиться, проявив венец.
Во сне я был звездой, а Ли светом. Во сне я плавал внутри Эна, растворенный в его жаре. Во сне я был скупым светилом, от жадности оставляющим все себе. Замкнулся сам на себя, устаканивая бурю реакций. Я подрядился на помощь, а как творить для других, когда в себе хаос? Я должен стать динамическим хаосом, описывающимся детерминической формулой, мной самим. Не обуздать или взнуздать. Я подобное делал? Прецедентов нет, не у кого спросить, некого молить. Виноватых нет в расшатывании — так ложатся руны в скрижалях судьбы. Да в конце-то концов, я здесь хозяин!!!
Жаль, рассвет пропустил — лучи предполуденного Ра косо втыкались в парчевое покрывало, аквавестис регулировало температуру под этим мощным потогоном. Ли свернулся калачиком под боком Эна, положив голову на его ладонь.
— Ути, малыш, кошмара испугался?
— Угу, папуся. Фууу! Как не стыдно пускать ветры?
— А сам-то?
— Кажись...
Ленивая мысль столкнулась с обрушившейся действительностью — наперегонки бросились в уборную, где позволили себе отмокать в настоящей воде — собранной росе. Водопроводная вода таки сок, на большую высоту доставляется специальным растением — разницу ощутил еще в спальне Вальментира, с содраганием вспомнил о гигиене в приютских общественных уборных, и с ужасом встопорщил волосы на затылке от намека на орков. Тьфу! Воздушное настроение испарилось, конденсировавшись в насущное...
— Добрый день, Лакуараюль. Уже вылетаем.
— Быстрее!.. Простите. Можно просто Лакуар.
— Не раздвигай шторы, мне и так хватает.
— Извини, как мальчишка метаюсь!..
— Все нормально.
В холле дежурил нас Вальментир. Народу мало на глаза попалось, либо пришибленные, либо в стельку пьяные.
— Здравствуй, Вальментир. — Привет!
— Добрый день, Лионаэн и Наэнлион. Расскажете?
— Не обижайся, позже. Клянусь.
— Потерпишь?
— Когда вас ждать?
— На днях. — События несутся вскачь. — Благо, тебя не задело.
— Через приятелей и знакомых весь мажор-эолос... задело. На днях меня не застанете — мой стебель Кедрус`Центаурея поднят к стреле.
— Все будет пучком. — Установи щит.
— М?
— Нам скоро потребуется мажордом и прочие лакеи.
— Подумай, если готов принести клятву верности вместе со своими друзьями, от полигона Вайдроежю будете освобождены.
— Лихо.
— Всюду кризис доверия и море соблазнов...
— За тобой сработанная команда, Вальментир, я согласен и так принять вас, остальное приложится, когда сработаемся. Скажи да — и я похлопочу.
— Не шутишь, Лионаэн, — долгий взгляд в глаза. — И торопишься. Мир слухами полнится, фрайграф Фракталарасол. Да, — с опущенными глазами. Хм.
— Мы обязательно поговорим, позже.
А регалии-то по-прежнему баронские. И наряд вчерашний. Первое скоро обновиться, а второе... родители постоянно насильно вытряхивали меня из обносившихся штанов, а наставник раз в месяц умел глядеть так, что хотелось тут же броситься вручную стирать и зашивать, или бежать за новым. Неряхой я не был, просто забывал. Угу. Хе-хе.
— Ты чего отключился так внезапно?
— Без нервов. Я не нянька. Я жестокий ял, крутящий рога в твой душе.
Так я себя действительно чувствовал, я сказал правду — при таком общении лгать невозможно, хотя многие и так не только чувствуют фальш, но и носят дорогущие детекторы лжи, основанные на работе с информационным полем. Гадкий, низкий поступок, ради себя. Создал ситуацию с желанием утвердиться, так чего удивляться подвернувшемуся благодаря этому случаю, отчего не воспользоваться? Гнусно. Но не жалею. Поймет ли, нет — не важно. Он может попасть в опалу... Йейль, да лечу я, лечу!
Разрушения сродни эльфийскому лицу с незаживающим шрамом от магического оружия, который постоянно гниет и кровоточит. Пепелище, обугленные ветки и широков раскиданные подпалины. Смрад горелого мяса локализован отчасти, о гари молчу. И всюду вездесущие вороны, презрительно каркающие на потуги отогнать. Район оцеплен двойным кольцом — армией и страдальцами, потерявшими части себя. Неровный путь флэйманта отмечен все еще курящимся следом, тянущимся до самой опаленной кроны Акиулюни. Никаких мостов на пустующей площади, сожженной пламенем, остатки успели убрать за прошедшие три дня. Спасатели вынуждены были заниматься реанимацией изувеченных тел в кабинах виастирпс под огненным обстрелом — бой шел кровавый, многих выкосил ментальный удар, предшествовавший появлению титанического демона. Да, князю было на ком выместить ярость и гнев, на ком сбросить пар. Чародеи явно не специализируются, однако магию холода с рвущимся сердцем не применить — умри жена, он мог стать апостолом, повелевающим льдом и холодом.
Восприятие едва самопроизвольно не скакнуло ввысь, когда открылась солфиала. Ветви мэллорна расходятся от ствола остовом кубка, и площадка в центре получается подобной плоской чаше. В центре — энергетическое средоточие, растворенное в патоке. На дне сложная вязь рун, вырезанная в древесине со снятой корой. В солфиале маэна становится медово тягучим янтарным соком, а древесная жидкость чистой маэной. Через разрезы идет постоянный обмен, в который включена осаждающаяся вода, более легкая, она лазурью закрывает живительное бурление. Солфиала — это площадь, по которой ходят. Таковы наложенные чары. Можно часами бродить по ней, смотря только под ноги, наблюдая медленный танец шариков и пузырьков магико-химических реакций. Есть предания, что раньше в солфиалах купались, исцеляясь от увечий. Сейчас же из раствора делают живительный эликсир, чрезмерная доза которого опасна. На самом дне солфиалы образуется эссенция жизни, которую топиярусы используют для воскрешения только что умерших, когда мозг все еще не жив. Она же используется в мощных кантио и как источник концентрированной маэны.
Князь встретил меня в средней приемной, раза в три большей малой. Мягкие касания браслета продолжались и во время церемонии посвящения в графы. Присутствовало еще четырнадцать графов в траурных туниках, в плаще я был один, контрастируя. Выделялся и отсутствием оружия — у всех были мечи с изящными гардами и в украшенных каменьями ножнах. Все боевые, риутальные богаче и эфесы иные. взгляды колючие, недобрые, злые. Маска и на лице князя, а на моих розоватом и обычном — кривая ухмылка и сжатая полоса губ. В зале аудиенций маэну можно было щупать, ее и напряжение.
Ритуал, видно, откатали по короткой программе. Кажется, тут все ждали только виновника торжества. Долго ждали. Устали. Новые регалии отличались влетеным в серебро золотом и мелкой крошой асталов с одним октаэдром асала, свободно подвешенного к нижней точке медальона. Их вручили не сказать, что буднично, но памятный герольд поменял их шустро на обоих. О землях упомянули как "на северной границе", что вызвало неприличное проявление эмоций — неподабающее шевеление ушами, практически синхронно. Родовитые графья не принимали выскочек, пролезших в дни кручины. Их распирало любопытсво — за что оба. Официальная версия про виру от двух стеблей не выдерживала критики, порождая кривотолки.
