Неделя: Истории Данкелбурга

— Жаль, я добивался как раз обратного...

Теперь уже настала моя очередь сдержанно рассмеяться. Затем я взяла себя в руки и принялась наносить тушь. Как и все женщины в мире, я глупо открыла рот. Самый обычный рефлекс, непонятный вообще никому в мире.

Эрик в гостиной молчит, словно догадавшись, чем я занимаюсь, и старается не сказать под руку.

Я глянула на часы — прошло примерно сорок минут с того момента, как я начала работать со своей внешностью. Помнится, Гарри, когда был со мной, не мог нормально подождать и получаса... Его недовольные возгласы потом долго раздавались из соседней комнаты...

Таинственный молодой человек Эрик Пансмакер, прикидывающийся психологом, стараясь этим помочь людям. Человек верит в загробную жизнь, в ад и в рай и желает попасть в последний. Рак не оставляет ему много времени...

Врать он не должен, поскольку дал обещание.

Помада к такому наряду больше подойдёт ярких тонов. В данном случае можно выбрать яркую багровую. Цвет, как я и предполагала, оказался очень даже к месту.

Ещё один придирчивый взгляд на себя в зеркале — пожалуй, теперь мне не стыдно и на люди выйти! Отличный наряд, опрятная, милая причёска, превосходный макияж! Осталось только надеть на шею колье да золотые серёжки, совсем маленькие, почти незаметные...

Таким образом, мой внешний вид полностью завершён. Я уже готова выйти к Эрику.

Как только дверь открылась, развлекающийся разглядыванием пластинок высокий блондин развернулся в мою сторону и оценивающе взглянул на меня единственным голубым глазом. Внимательный цепкий взгляд сперва упал в район туфель, затем начал подниматься выше, скользнул по бёдрам, отметил талию, пошёл выше к груди, плечам, охватил шею и надолго зафиксировался на лице.

Вердикт Эрика последовал незамедлительно:

— Катарина, смею заметить, что Вы выглядите просто восхитительно! В парке я увидел в Вас красивую девушку, а сейчас — просто богиня!

— Вы мне льстите, Эрик, — непроизвольно я отвела взгляд в сторону.

— Эх, Катарина, для девушки и женщины самый главный недостаток — не уметь отличать лесть от настоящего комплимента! Даже не смейте сомневаться: только что это был честный комплимент!

— О, в таком случае благодарю Вас, Эрик, — я смогла снова посмотреть в сторону блондина с чёрной повязкой на правом глазу. Улыбка на его лице кажется просто-таки неуместной, хотя и красивой.

Светловолосый мужчина указал рукой мне на шею:

— У Вас просто-таки волшебное колье, очень идёт к причёске и накидке!

— Ну, Эрик, полно уж Вам с комплиментами! — шутливо отмахнулась я от галантного мужчины, — А Вы тут интересовались моими записями?

— Да, обнаружил немало любопытных пластинок. Вот взять хотя бы 'Тринадцать лун' Патрика Нигельмана — пластинка вышла ограниченным тиражом, и тем удивительнее обнаружить экземпляр у Вас, Катарина...

— Ну, ни одну из них я ни разу не слушала: у меня нет граммофона! — виновата помялась я под пристальным взором Эрика, — Как-то мне подарили одну, а затем вторую, и тут все решили, что я их коллекционирую... Дарить стали все и на все праздники...

Эрик изобразил детскую обиду и надул губы:

— Печально, Катарина, очень печально. Нигельман, Зиммер, Пейпер, Кейн... Для знающего человека, преступление держать их на полке и не слушать! Срочно займитесь приобретением граммофона!

— Чувствую, Вы — человек именно знающий! — улыбка надолго завладела моими губами, — Откуда такие познания в искусстве?

— Вы не поверите, как у людей, занимающихся психологией, много свободного времени и любви к прекрасному!

Никогда не забуду, как он подмигнул после своих слов! Очень забавно!

— А теперь, я думаю, ничто не мешает нам двинуться в путь!

— Постойте, Эрик, — мне вдруг захотелось сказать ему кое-что важное, — Хочу сделать Вам предложение: как насчёт перейти на 'ты'?

Брови Эрика скакнули вверх — предложение оказалось, вдруг, довольно неожиданным. Он скрестил руки на груди и некоторое время картинно раздумывал, поджимая пухлые губы. С каждой секундой Эрик становится всё более и более необычным в моих глазах.

— Ну, если тебе, Катарина, так будет удобнее, я не против!

Проходи скорей и занавески закрой,

Одна лишь свеча нам сейчас нужна,

Ты, рядом я и бутылка вина,

Я хочу провести эту ночь с тобой!

Да, мы понимаем, пришло время прощания,

И как бы я не желал, исход не будет иной,

Так возьми свой бокал и выпей со мной,

Давай не будем продлевать страдание...

Запомни эту ночь,

Прекрати борьбу с рассветом,

И завтра утром,

Завтра я уйду прочь.

(песня Патрика Нигельмана 'Запомни эту ночь', пластинка 'Тринадцать лун')

Какой бы день недели ни был, какое бы ни было время, но в центре Данкелбурга всегда полно людей. Возле Центрального Театра необычайно многолюдно. Роскошные женщины в сопровождении галантных джентльменов двигаются ко входу, спеша успеть на спектакль.

Колоссальное здание театра напоминает древний античный храм, сохранившийся в неприкосновенности десятки веков и устоявший под давлением сотен небоскрёбов, напирающих со всех сторон. Мощные колонны на лицевой стороне здания подпирают крышу, на которой расселилась целая свора ловких сатиров, окружающих группу красивых юношей и девушек в театральных масках и со свирелями.

Шедевр стиля ампир! Жемчужина серого и унылого Данкелбурга, жители которого ядовитой слюной плюют на всё, что связано с красотой и культурой!

Перед театром расположена крупная площадь, частично отданная под парковку. В самом её центре располагается большая каменная чаша, утопленная в землю. Конечно, это вовсе не фонтан, но в неё, заполненную водой, регулярно бросают монетки.

Эрик припарковал автомобиль очень близко к этой чаше, после чего вышел и помог выйти мне. На сей раз гнать, как самоубийца, он и не думал, за что ему огромное спасибо.

Я пошла слева от него, держась за его крепкую руку. Мы направлялись прямо к зданию театра.

— Эрик, — обратилась я к блондину, — Насколько я понимаю, билеты уже у тебя в кармане, иначе сейчас их уже будет не достать...

— Именно так.

— А откуда у тебя два билета, да ещё и один из них лишний? Откуда ты знал, что сегодня поведёшь девушку на представление?

— Я этого не знал...

— Тогда откуда билеты?

Эрик очень простодушно посмотрел на меня. Очевидно, ответ на этот вопрос давать он не хотел, но его вновь припирает к стенке обещание:

— Вообще-то оба эти билета должны были достаться одной паре, которые попросили меня их купить, однако случилось непредвиденное обстоятельство — три дня назад их посадили пожизненно... Думаю, теперь они не будут против...

— У тебя очень необычные знакомые...

— К несчастью, — пожал плечами раздосадованный блондин.

Мы поднимаемся по лестнице. Ступени широкие и совсем низкие — именно так я себе представляла лестницы в античные жилища богов. Из окон и распахнутых настежь дверей льётся немыслимое количество яркого света люстр. Мёртвый электрический свет похож на сияние громадной звезды, решившей поселиться в здании театра.

Я обернулась налево и встретилась глазами с гордой престарелой дамой, лицо которой почти не видно из-под широких полей шляпы с пышным пером. Она осмотрела меня с ног до головы с некоторым недоверием, после чего потеряла интерес и отвернулась.

Вот мы уже поднялись наверх и вошли в фойе. Отовсюду льёся золотистый свет, отражаясь от зеркальных стен и блестящих металлических предметов. Так ярко, что я не сразу смогла привыкнуть к этому свету — какое-то время пришлось активно моргать и ждать, пока глаза настроятся на это освещение.

Античный стиль продолжен и здесь. Вдоль стен стоят пышные растения в горшках, стилизованных под амфоры. Фойе переполнено чёрными, оранжевыми, белыми и золотыми цветами.

Времени остаётся не так много, и все уже начали продвигаться в сторону актового зала.

Вокруг висят афиши предстоящего спектакля. В центре её стоит высокий мужчина, шатен с кудрявыми волосами, в просторной рубахе и с обнажённой шпагой. Вокруг него стоят в нелепых позах шуты и порхают совы. Приглядевшись, я обнаружила ещё зверька, похожего на горностая, который затаился у ног мужчины. Под изображением дано название спектакля 'Мудрость, познанная через глупость'.

— Премьера, — не оставил без внимания мой интерес к афише Эрик, — Билеты приходилось приобретать за три недели! Слышал, что человека, взявшего последние билеты в кассе, растерзала толпа!

— Какой ужас! Неужели этот спектакль такой выдающийся, что на него все так стремятся попасть?

— Скажу так: данный случай — не редкость с любым более-менее выдающимся представлением, однако 'Мудрость, познанная через глупость' стоит выше прочих хотя бы по двум причинам! Во-первых, спектакль ставит гениальный Константин Стословски, а во-вторых, главную роль играет подающий большие надежды молодой Эрне Рафт.

— Я о таком не слышала... — стыдливо призналась я.

— Говорю же, он очень молод, но у него блестящие перспективы! Сперва он сыграл пару ролей второго плана и начисто переиграл ими матёрых старожилов театра! После этого успел сыграть всего одну гениальную роль первого плана, после чего его привлёк к себе Стословски... Что из этого выйдет — узнаем!

Актовый зал огромен: ряды уходят по наклонной далеко вниз к громадной сцене, наверху раскинулся балкон, чуть в стороне от него располагаются четыре ложа! Колоссальные масштабы просто захватывают дух! Первое время мне физически тяжело было находиться в этом зале, давящим своей мощью и величием античного стиля!

Рядов никак не меньше полусотни, в каждом почти сотня мест! Никогда не подумала бы, что театры бывают настолько громадными! Это знакомство с главным театром Данкелбурга, пожалуй, серьёзно изменит моё отношение к культуре нашего города.

Эрик уверенно повёл меня к нашим местам. По пути постоянно приходилось обходить людей, протискиваться между ними, непрестанно извиняясь и выслушивая ответные изви-нения. К счастью, протискиваться между рядами пришлось недолго — наши места находятся относительно близко к краю, что, однако, нисколько не портит видимости. Очевидно, сцена специально оборудована так, чтобы её прекрасно было видно с любого ракурса.

Люди продолжают гомонить и заполнять собой все свободные места. Гул похож на шум моря. Однажды я была на море и навсегда запомню его мерный шёпот, срывающийся вдруг на громогласный вопль!

Внезапно мне на глаза упал чёрный локон волос. Борьба с ним оказалась напрасной. Как бы я не старалась усмирить непослушную прядь, но она разорвала оковы лака, вырвалась из цепкой хватки заколки...

Негодуя из-за ненавистного локона, я шумно выдохнула и постаралась кое-как уложить проказника обратно в причёску. Сколько уже лет мне не удаётся приучить к порядку прядь, рождённую самим хаосом!

Эрик краем глаза заметил мою борьбу с волосами и сдержанно улыбнулся. Да, со стороны это может показаться даже забавным...

Неожиданно единый гомон затих, зал погрузился в тишину, свет приглушили...

— Начинается, — шепнул мне на ухо Эрик.

На сцену хлынули мощные струи света, тяжёлый бежевый занавес начал подниматься. Зрители в едином порыве набрали полную грудь воздуха.

Выдохнуть решились лишь тогда, когда в звенящей тишине разорвалась музыка крупного оркестра!

И на сцене началось буйство ярких красок — танцоры в пёстрых трико запрыгали по кругу, выделывая в воздухе немыслимые па, они ходят на руках, делают сальто и вертятся вокруг своей оси. Скрипки и духовые всё ускоряются, заставляют танцоров действовать ещё быстрее! Просто дух захватывает!

Мои глаза должны были остекленеть, увидев подобное вихревое действо! Весь мир вокруг померк, стал для меня ненастоящим...

Началось представление! Эрне в роли рыцаря ведёт разгульный и разбойный образ жизни, совсем не занимаясь самообразованием. Зрелость он встречает полным невеждой. А тут ещё что-то дёргает его замахнуться на корону! Доблестный самоуверенный рыцарь Мильо атакует замок короля, но терпит поражение.

Король решил наказать бездумного Мильо и сделал его придворным шутом. Жёсткий правитель находит способы сломить волю и гордость молодого рыцаря. Пять лет Мильо выполняет роль балагура и развлекателя короля, пока не влюбляется в повзрослевшую на его глазах принцессу.

Прознав про это, король прогоняет Мильо из дворца, оставив его безо всего на улицах города. Обернувшись в лохмотья, бывший рыцарь начинает жизнь нищего, мирясь с голодом, холодом и оскорблениями окружающих.

Для меня долгие минуты пронеслись как одно мгновение, и я даже не сразу сообразила, что начался антракт. Он показался мне таким же нелогичным, как если бы реальная жизнь вдруг остановилась 'на антракт'...

— Как тебе? — шепнул на ухо Эрик.

— А? Ты про спектакль? Просто... это просто великолепно! Никогда такого не видела!

— Ты выглядишь очень впечатлённой!

— Да, да, наверное... Даже дыхание спёрло! Знаешь, я, пожалуй, схожу в дамскую комнату...

— Конечно, я подожду.

Пришлось протискиваться между рядами, благо большинство мест уже опустели.

Я вышла в фойе, которое сейчас заполнили солидно одетые мужчины и дамы в пышных нарядах. Пройдя мимо них, я устремилась к неприметной дверце, расположенной в углу.

В дамской комнате никого. Идеально белый кафель покрывает стены и пол с потолком. Не каждое здание может похвастаться такой кристальной чистотой.

Я открыла кран и подставила под струю холодной воды платок. Смочив его влагой, я отжала лишнее и самым краешком стала прикладывать к лицу, чтобы убрать нахлынувший жар. Каждое неосторожное движение может закончиться размазанным или потёкшим макияжем.

Позади меня хлопнула дверь — кто-то вошёл в комнату.

— Здравствуйте, милочка, — раздался усталый немолодой голос.

От неожиданности я резко развернулась и встретилась глазами с престарелой дамой. Её я уже видела сегодня — именно она как-то странно посмотрела на меня на ступеньках театра. Узнаю её по широкополой шляпе с пером.

— Вы говорите со мной? — с сомнением проронила я.

— Конечно же с Вами, милочка, больше тут нет никого! — дама подошла к одному из зеркал, посмотрелась, после чего достала сигареты из сумочки и закурила, — Нечего так смотреть — курить здесь можно, особенно дамам в моём возрасте! Нам всё равно уже ничто не помешает!

Престарелая женщина сделала глубокую затяжку и взглянула на меня переполненными возрастной мудростью глазами. Её взгляд так неуютен, что я постаралась по возможности отвести взгляд.

— Вы, полагаю, даже не представляете, зачем я решила с Вами заговорить... Не удивительно...

— О чём Вы? — я с серьёзным сомнением воззрилась на даму. Собеседница начинает казаться донельзя странной.

Она отреагировала на моё озадаченное лицо небрежным смешком и вялой полуулыбкой. Затянувшись ещё раз, она стряхнула пепел прямо на пол и продолжила:

— Вы ведь пришли с тем молодым человек, блондином, с повязкой на правом глазу... Как он, кстати, Вам представился?