Спартак 2

— Признать нашу — власть и открыть ворота перед нами, а не передо мной, — немедленно отреагировал вождь на слова италика. — А что касается разделения войска, то хочу напомнить, что мы одолели римлян только благодаря тому, что били их легионы по частям. В этом была наша сила, а теперь ты предлагаешь отказаться от нашей победной тактики и разделиться?

— Эта тактика была оправдана, когда нам противостояли Красс, Лукулл и Помпей. Теперь их нет, Рим взят и от неё, можно отступить.

— Я не вижу никаких причин отказываться от того, что привело нас к победе.

— Неужели претор Скавр равен по своим способностям и талантам с Крассом и Помпеем, и потому ты не решаешься изменить тактику? — ехидным тоном удивился Торкват. Его слова моментально задели остальных сподвижников Спартака. Они разом повернули к обидчику свои головы и впились в него недовольными взглядами, ибо задевая вождя, Торкват задевал и их.

— Мы и так уже отступили от своей тактики, отправив Менандра на Сицилию и оставив Астропея в Риме. Новое деление армии может привести к трагедии подобно той, что случилась с нами у горы Гарган и в Этрурии. И я не намерен дать возможность претору Скавру именовать себя победителем спартаковцев.

— А может все дело в том, что ты не хочешь выполнять обещания данные Самнии и потому под различными предлогами всячески оттягиваешь решение этого вопроса?! Боишься, что Самния потребует себе полной свободы и не захочет признавать власть Красного Змея?! — выпалил италик. Взбешенные его словами Квартион и Бортарикс вскочили на ноги и были готовы с кулаками броситься на порядком поднадоевшего им Торквата, но Спартак громким голосом остановил их.

— Стойте! Не хватало, чтобы мои командиры передрались между собой на радость нашим общим врагам! Стыдитесь, этим самым вы играете на руку римской гидре, которая спит и видит, чтобы рассорить, разделить, а затем и погубить нас всех! — грозный голос вождя заставил обозленных командиров вернуться на свои места с пылающими от гнева лицами.

Только после этого Спартак повернулся к Торквату и заговорил спокойным и решительным голосом.

— Согласно принятому всеми нами плану, — с нажимом на "всеми нами" произнес полководец, — наше войско будет находиться в Кампании до тех пор, пока Капуя, её столица не откроет перед нами свои ворота и не признает над собой нашу власть. И только тогда, мы двинемся в Самнию и Апулию, не раньше, так как нельзя оставлять за своей спиной недобитого врага.

Услышав вердикт вождя, Торкват покрылся красными пятнами и его лицо, искривила судорога.

— Верховный вождь сказал свое слово, так пусть он услышит слово представителя Самнии, — начал Торкват, но Дион тотчас перебил его. — Ты не можешь говорить как представитель Самнии. У тебя нет полномочий от её вождей и городов.

Италик одарил помощника Спартака гневным взглядом, но не стал с ним спорить, так как тот был абсолютно прав.

— Тогда пусть верховный вождь услышит слово от командира италиков или кто-то из присутствующих сомневается в этом? — Торкват с вызовом окинул вождя и его соратников. Квартион попытался что-то сказать возмутителю спокойствия, но по требовательному взгляду Спартака не стал этого делать.

— Говори, Торкват. Мы тебя внимательно слушаем — произнес Спартак, скрестив руки на груди. Он всегда так поступал, когда обсуждался важный вопрос.

— Благодарю, вождь — язвительно сказал италик. — Так вот. Как командир италиков я объявляют, что наши отряды не намерены сидеть у стен Капуи и ждать её капитуляции. Если через месяц город не откроет свои ворота и не сдастся на милость победителей, мы покинем лагерь и уйдем в Самнию, которая нуждается в нашей помощи. Таково мое решение и оно окончательно. Я все сказал.

Как вождь и ожидал, слова италика вызвали новые негодования среди командиров, но уже с большей силы. Все они принялись на разные голоса переговариваться, но Спартак вновь сумел погасить опасные искры раздора. Не вступая в разговор с Торкватом, он властно поднял руку, требуя слова и командиры, послушно замолчали.

— Командир италиков сказал свое слово, и я его услышал. У нас есть месяц, чтобы заставить Капую сдаться. Будем над этим работать — вождь выразительно посмотрел на командиров и не неохотно стали покидать палатку Спартака. При этом пылкий Бортарикс ухитрился задеть плечом Торквата, но тот предпочел не заметить его вольности.

В палатке остался только помощник Спартака Дион, который заговорил с вождем, когда остался с ним один на один.

— Я говорил со многими командирами из легиона Торквата. Многие не согласны с ним и готовы потребовать его замены на военном собрании.

— Многие, но не все, а это неизбежно приведет к расколу, — покачал головой Спартак. — Так было с Криксом, с Ветилием, Кастом и Гаником, так будет и с Торкватом, а мне этого не надо, Дион. Раздоры ослабят нас и сделают легкой добычей для Метелла или Лукулла.

— Раскол расколу рознь, — возражал вождю Дион. — До взятия Рима ты был первый среди равных, а сегодня, ты на голову выше всех и все командиры признают это за исключением Торквата.

— Что делать, у италиков есть все основания требовать к себе особого отношения, ведь по сути дела мы находимся на их земле.

— Рим так основательно вычистил их племена, привил свои законы и обычаи, что теперь они только называются италиками, а по своей сути римские граждане. В своем стремлении вернуть Самнии независимость, Торкват не видит главного, былой вольной Самнии уже нет, а есть римская провинция, с римскими гражданами.

— Ты говоришь опасные слова. Если Торкват услышит твои речи, он будет требовать твоей жизни и по-своему будет прав.

— Я, говорю правду, Спартак. Италийский Телец растоптал Капитолийскую Волчицу, но она смертельно ранила его. Все кто хотел независимости и свободы для Самнии либо погибли, либо находятся в твоем войске, остальные остались сидеть дома и ждут, чем все закончится. Ты согласен?

— Нет. Телец ещё силен — уверенно возразил Диону вождь. — Его ещё рано хоронить. Он себя ещё покажет.

— Тогда почему, Торкват до сих пор не получил поддержку со стороны городов Самнии? С того момента как он отправил туда гонца прошло уже много времени.

— У меня нет ответа на твой вопрос, Дион. Гиерон доносит, что в Самнии между городами нет единства слишком много там римских граждан, что мешает им прейти к одному мнению. Не удивлюсь, если словесные споры перейдут к активным действиям и город пойдет на город, селение на селение.

— В таком случае Торквату никогда не дождаться права представлять Самнию в большом совете — обрадовался Дион, но Спартак покачал головой.

— Боюсь, что если такие вести придут в наш лагерь из Самнии, то он покинет нас, не дожидаясь окончания назначенного им срока.

— И вновь раскол армии и вновь по вине италиков, которые снова не хотят ждать. У тебя не другого выхода как сместить Торквата с поста претора. Сама Судьба принуждает тебе к этому шагу!

— В своем нетерпении отстранить Торквата от власти, ты мало чем отличаешься от него, Дион — упрекнул помощника Спартак. Даже если я последую твоему совету, остается Публитор, остается Амулий и Вольсин. Нет, отстранением Торквата эту проблему не решить.

— И что ты намерен делать? В твоем распоряжении всего лишь один месяц — с тревогой в голосе спросил Дион.

— Ошибаешься, у меня в запасе целый месяц — многозначительно ответил вождь и на этом разговор закончился.

Каждый из собеседников остался при своем мнении, но им не пришлось ждать окончания объявленного Торкватом срока. Через полторы недели гонцы принесли в лагерь Спартака радостную весть от Публитора. Тот сообщал, что Генуя и вся Лигурия признала над собой власть верховного правителя Италии. Что проконсул Квинт Метелл убит, в его легионах началось дезертирство, а преданные республике войска отплыли в Нарбонскую Галлию. Для полного подчинения Транспаденской Галлии власти Спартака, Публитор двинулся по Постумиевой дороге на Плацентию и Медиолану. После чего собирался повернуть на юг и по Эмилиевой и Фламиниевой дороге и дойти до Рима.

Известия о неожиданном успехе Публитора взбудоражили и обрадовали весь лагерь Спартака, но больше остальных радовался Торкват. С возвращением Публитора менялся расклад сил в военном совете, где Торкват находился в одиночестве.

С этого дня, у претора италиков расправились плечи. Сам он стал важным, а голос его приобрел твердость и уверенность. Во взгляде Торквата появилась легкая заносчивость и, просыпаясь утром каждого дня, он все больше и больше убеждал себя в правильности принятого им решения.

Одним словом претор италиков переживал маленький триумф или овацию, но это счастливое для него время продолжалось не долго. Не прошло и недели как ворота Капуи неожиданно для всех распахнулись и из них в лагерь Спартака, направилась делегация, состоявшая из первых отцов города.

Допущенные в палатку верховного правителя Италии, они почтительно склонились перед сидевшим в кресле Спартаком, заявили, что Капуя хочет заключить с ним договор, подобно другим городам Кампании. Вместе с этим, они сказали вождю восставших рабов, что кровавая тирания претора Скавра была сброшена ими вчера вечером на пиру Вибия Вирена.

Приняв приглашение патриция, Скавр пришел на пир с небольшой охраной, дабы не выказывать перед знатными горожанами Капуи свой страх.

— Чем больше я приведу с собой людей, тем меньше страха будет в их сердцах в отношении моей персоны. Они должны бояться одного моего вида, одного моего голоса и даже упоминание моего имени должно вгонять страх в их души — наставительно говорил претор своему начальнику тайной стражи. Однако прежде чем явиться на пир в сопровождении десяти человек, Скавр приказал ему все тщательно осмотреть, проверить и перепробовать. Претор опасался, что патриции задумали его отравить и приказал заменить всех виночерпиев и половину поваров своими людьми.

Каждое блюдо, каждый кувшин вина был проверен специальным человеком — дегустатором, который остался жив после этой процедуры. Количество домашних рабов было сокращено до минимума, а из числа тех, кто остался, были удалены крепкие и сильные слуги.

Казалось, что Скавр полностью предусмотрел и нейтрализовал всё, что представляло угрозу для его жизни, но как оказалось, претор ошибался. В средине пира, когда рабы убирали холодные блюда и салаты, заменяя их жаркое, один из рабов напал на Скавра.

Худенький и щупленький с виду, он убил претора, вонзив в его грудь, вертел, на котором минуту назад была нанизана жареная птица. Сделано это было так быстро и так умело, что пирующие патриции вначале ничего не заметили, а когда заметили, претор был уже мертв.

Вместе со Скавром рабы Вибия Виррена убили двоих охранников претора, что находились во время пиршества в зале и запоздало бросились к нему на помощь. Один из них получил удар вертелом в пах, когда бежал к упавшему с ложа претору. Другого охранника сразил топор для разделки мясо, угодив ему точно в шею и полностью её перерубивший с одного удара.

Находившиеся снаружи воины бросились в зал сразу, как только в нем раздались крики, но они не смогли туда попасть, так как по тайному знаку Вибия, рабы закрыли двери зала тяжелыми засовами. Как не стучали охранники по дверям, им их так и не удалось открыть, да к тому же, на них напали рабы, ранее скрывавшиеся от постороннего взгляда в женской половине дома. Вооруженные ножами, топорами и рыбными сетями, они сломили сопротивление малочисленной охраны.

Только после этого, Вибий разрешил рабам открыть двери зала и выпустить часть гостей. Патриций оставил у себя самых состоятельных людей, которые сильно натерпелись от жесткого правления Скавра. Именно с ними Вибий заговорил о капитуляции Капуи, обещая отцам города жизнь и приемлемые условия мира, и после недолгих споров, было принято решение послать к Спартаку делегацию для переговоров.

Начальник гарнизона, узнав о гибели Скавра, недолго горевал и быстро признал над собой власть отцов города.

Так закончился заговор Вибия Виррена в Капуи, развязавший руки Спартаку в его противостоянии с Торкватом, но не только он один случился в это время на итальянской земле. Были и другие заговоры, по воле Судьбы, возникшие в одно время и в одном месте и потому, один из них был продолжением другого.

Некоторые историки времен гражданской войны Мария и Суллы, описывая эти страшные события, горестно восклицали о нравственном перерождении римлян. Из чьих душ и сердец восточное золото изгнало любовь к отечеству и благородные порывы самопожертвования ради идеалов Республики, заменив их алчностью и страстью к наживе, и были неправы.

Даже после разграбления и разорения Рима, бегства из него части населения и полной оккупации города спартаковскими войсками, нашлись люди составившие заговор против Астропея. Главным вдохновителем его был Квинт Фульвий Нобилиор, которого активно поддержал поэт Сервий Порций Лукиан. Вдвоем они быстро сколотили вокруг себя группу римских патриотов, горевших желанием любой ценой отомстить врагу за кровь и слезы своих близких.

Общее число заговорщиков составляло двадцать с лишним человек, и они хотели напасть на ставку спартаковского наместника в Риме Астропея. Главные силы фракийского претора находились за стенами Рима, на Марсовом поле. Там был разбит по всем правилам военного искусства лагерь, а вот в самом Риме находилась одна когорта занимавшая Капитолий. Именно там, в храме Чести и Доблести расположил свою ставку Астропей, чем серьезно облегчил задачу для заговорщиков.

Капитолий давно перестал быть той крепостью, что устояла под натиском галлов Бренна. К его подножью примыкало много храмов и домов и потому, незаметно проникнуть ночью на холм со стороны легендарной Тарпейской скалы было не сложно, благо имелся тайный ход.

Раздобыть оружие для заговорщиков также не составляло большого труда. Гораздо труднее было сохранить заговор в тайне, от спартаковских оккупантов. Предателей, желающих выслужиться перед врагом, в покоренном городе или стране всегда было предостаточно.

По этой причине Луций Муммий Вибулан настоял на ограничение числа заговорщиков тридцатью человеками и на скорейшем претворении заговора в жизнь. Вибулан был уверен, что внезапным нападением на спящих врагов им удастся уничтожить Астропея и его солдат.

— Враги полностью уверены, что сломили нас и наш дух и потому, чувствуют себя в полной безопасности. Как сообщил мне один доверенный человек, Астропей приказал доставить себе в ставку лучшего вина и различных дорогих угощений. Варвары наверняка собираются что-то праздновать и, судя по заказанному ими количеству вина, намерены им упиться. Пир намечен на вечер и к средине ночи, они наверняка будут пьяны так, что не смогут оказать нам сопротивление. Наша задача напасть на врагов, перебить их и захватить городские ворота. Лишившись своего командира рабы, отступят от Рима, и мы обретем утраченную свободу — уверенно говорил Луций Вибулан и все заговорщики были согласны с ним.

Трудно сказать насколько жизнеспособным был этот план или он был откровенной авантюрой, но нашлись люди согласные заплатить своей жизнью ради освобождения родного города. Римский дух ещё полностью не угас.