Спартак 2

Этот день можно было назвать днем единения жителей Тернии, ибо каждый из них с гордостью говорил друг другу: — Мы одержали большую победу в сражении над врагами Республики, хотя по своей сути бой на вилле Олимпия никак не мог именоваться сражением.

Радость и горе всегда ходят друг с другом и порой могут прочно слиться в одно единое. Так было и с Юлием Цезарем. Вернувшись в город, он сильно радовался одержанному его воинством успеху, но вместе с этим, его сердце горевало от того, что эту радость не может разделить с ним Аврелия Котта. Вечером того же дня её сожгли на поле за городскими воротами, а собранный в мраморную урну прах, с почтением вручили убитому горем сыну.

Трудно было определить, чего было больше в этот день в стенах Тернии радости или горя, а вот стены Генуи охватил терновый венок. Ибо римское войско и сенат лишились своего главного лидера и вождя Цециллия Метелла.

Находящиеся в Генуе сенаторы республики долго уговаривали полководца идти в поход на Публитора, чья армия стояла по ту сторону реки Арно. Говоря ему, что силы у рабов меньше, что Испания, Нарбонская Галлия и Цизпаданская Италия полностью верны устоям Римской Республики и не собираются объявлять независимость, как Иллирия и Фракия.

Цециллий Метелл по давней привычке долго присматривался к противнику, ждал письма от Лукулла и благоволение богов. Когда же письма из Алии были получены, а разведка донесла, что Спартак покинул Рим и осадил Капую, Квинт решился. Оставалось только совершить жертвоприношение и с благословения гаруспиков выйти в поход.

Дабы выступление не сорвалось, несколько сенаторов обстоятельно переговорили со жрецами гадателями, дабы боги дали свое благословение, но неблагодарное и опасное дело лезть в божий промысел. Гаруспики согласились с доводами сенаторов, но в дело вмешался его величество случай, наглядно показав, что человек предполагает, а верховный бог располагает.

Командующий спартаковских легионов Публитор не просто сидел в своем походном шатре и ожидал, когда Метелл выступит против него в поход. Несмотря на свою длительно незаживающую рану, полученную в сражении с римлянами в Умбрии, он самым внимательным образом следил за Метеллом. Посланные им разведчики не только доносили о силе и численности легионов римского полководца, они смогли найти подход и к его близкому окружению, в лице слуг и рабов Метелла.

Все они за малым исключением давно, без всяких нареканий служили Квинту Метеллу и потому не вызывали никакого подозрения. Тех же, кто пришел в их число в Генуе, было мало и им не поручали никаких важных дел в плане подачи на стол еды и питья, а также нахождения вблизи господина в ночное время.

Все было отлажено и проверено, но так случилось, что в день жертвоприношения старый слуга заболел, и его заменили одним из испанцев, который ранее был слугой Сертория. За все время пребывания возле Цециллия Метелла, он ни разу не дал повода заподозрить его в дурных намерениях. Возможно, что он бы служил так и дальше, но вышедший на него агент Публитора сумел перевернуть ему душу.

Сделано это было так умело и точно, что испанец воспылал ненавистью к Метеллу и во время жертвоприношения выхватил спрятанный в одежде нож и заколол им римского полководца. Удар был нанесен столь точно, что новоявленный спаситель Рима рухнул как подкошенный, и кровь из его раны обильно залила жертвенник.

Убийцу немедленно схватили, подвергли жесточайшим пыткам, а затем казнили, распяв на кресте, но это никак не могло исправить то, что он сделал. Квинт Цециллий Метелл умер и освободительный поход на Рим откладывался, чем поспешил воспользоваться Публитор.

Генуя только со всеми почестями похоронила Квинта Метелла, когда гонцы сообщили сенату в изгнании другую страшную весть. Узнав об убийстве Метелла, Публитор переправил свое войско через Арно и двинулся на север.

Это известие вызвало сильное волнение, как среди сенаторов, так и среди военных. И с каждым новым днем, оно неудержимо перерастало в панику, благо причины к этому имелись. Сразу после смерти Метелла среди военных началась неприкрытая грызня за власть над легионами. Пропретор Лигурии Публий Валерий Кантор не желал признавать над собой власть легата Клода Пульхра Меммия, близкого соратника и помощника погибшего Метелла и у каждого из них были свои сторонники и противника.

За Кантора была вся местная лигурийская знать и набранные на севере Италии подразделения. Сторону Пульхра держали солдаты и командиры, которых Метелл привез из Испании, хорошо знавшие Меммия по прежним делам и сражениям.

Подобная тяжба за власть была понятна и предсказуема и её, можно было устранить путем переговоров сенаторов с претендентами. Благо покойный Квинт Цециллий изначально поставил Сенат над армией, но к огромному несчастью для лигурийцев и всей Римской Республике, среди сенаторов также не было единства. В мгновения ока Сенат раскололся на две половины, так как у заседавших в нем людей не было опыта управления государства. Которое подразумевало наличие у сенаторов мудрости и дальновидности, что и отличало их от торговок на базаре.

Дни и ночи проходили в бурных прениях, тогда как отпущенное им богами время, стремительно утекало прочь. Известие о том, город Лука признал над собой власть верховного правителя Италии Спартака, не охладило горячие головы спорщиков, а только подлило масло в огонь их спора.

В пылу разговора легат Меммий упрекнул магистрат Луки в переменчивости взглядов, ещё недавно клявшегося в вечной верности власти Римской Республики и это разом накалило обстановку до предела. Дошло до того, что идя на очередную встречу, сенаторы и их военные сторонники надевали под туники панцири, а за поясами прятали кинжалы.

Отрезвление пришло, когда Публитор наголову разбил попытавшегося заступить ему дорогу гарнизон города Луни. Командовавший им трибун Клавдий Дион Катулл решил из засады атаковать авангард Публитора, а затем отойти к Генуе, однако ему не повезло. Местные пастухи выдали спартаковскому авангарду место римлян засады, и они обошли её стороной. Когда же Катулл напал на идущие по Аврелиевой дороге главные силы Публитора, исход битвы был предрешен. Вначале римлянам удалось потеснить противника, но очень быстро они оказались зажатыми с двух сторон и были наголову разбиты.

Стремясь усилить панику среди римлян и тем самым разложить их войско, Публитор распустил слухи о том, что на Геную идет сам Спартак. Что вождь восставших рабов отправил к стенам Капуи только небольшую часть своего войска, а сам с главными силами двинулся на север.

Прием был старым и избитым, но он послужил спартаковцам хорошую службу. Когда сенаторы спросили Меммия, будет ли он драться со Спартаком, если Сенат поручит ему командование над легионами, тот ответил отрицательно. Легат также сказал, что в нынешних условиях не видит возможности защищать Геную вообще и нужно не мешкая отступать в Нарбонскую Галлию.

— Только там, мы сможем дать рабам генеральное сражение и разгромим их — заявил трибун и, не дожидаясь, когда сенаторы согласятся с ним, заявил, что намерен со своими сторонниками отплыть из Генуи в Массилию. Его слова предопределили судьбу Лигурии.

Когда Публитор подошел к Генуе, его ждала делегация горожан, которая смиренно сообщила ему, что город согласен признать над собой власть верховного правителя Италии.

Глава IX. Устранение помех на пути к славе.

В полях Кампании наступила поздняя осень. Дарующее всему живому жизнь летнее тепло уступило место темным тучам, из которых нет-нет, да и лил холодный дождь. Нагоняя у граждан Капуи, что со всех сторон была окружена кордонами Спартака, грустные мысли. Желая разогнать их и придать горожанам бодрости, Эмилий Скавр на большом городском совете неизменно твердил, что хлебных припасов в городе достаточно для долгой осады, а вот чем будет кормить свое войско проклятый гладиатор, большой вопрос.

— Его рабы полностью разорили все селения вокруг Капуи и в скором времени у них обязательно возникнут проблемы с провиантом. В ближайшее время между его солдат начнутся яростные драки за кусок хлеба и горсти зерен, и Спартак будет вынужден отступить от Капуи, ради сохранения своей власти над рабами.

— Или пойти на штурм и тем самым решить проблему питания своих воинов — разумно возражали Скавру, но тот презрительно улыбался в ответ.

— Рабы не умеют брать штурмом города. Они их либо захватывают внезапной атакой, либо пытаются принудить сдаться при помощи осады и голода. И то и другое Капуи не угрожает.

— Однако они все же смогли прорваться через стену и вал, возведенный и обороняемый легионами Марка Красса. Им что, просто повезло или солдаты диктатора проспали нападение врага? — ехидно уточняли у Скавра оппоненты, но тот твердо стоял на своем.

— Подобные примеры недопустимы для сравнения! — восклицал претор, возмущенный их невежеством. — Спартак хитро обманул внимание караульных. Расположив лагерь в одном месте, он под прикрытием метели напал на стену в другом, слабо охраняемом месте. Силы защищавших его легионеров были неравны с силами напавших на них рабов. Они храбро бились с коварным врагом, заставив его завалить ров своими трупами, чтобы взойти на вал. А что касается "проспали", то проклятая метель, помешала часовым разглядеть сигналы тревоги. Иначе бы Марк Красс, с главными силами, наверняка загнал бы рабов обратно!

У оппонентов было свое толкование этой "героической" страницы истории войны со Спартаком, однако помня трагическую судьбу префекта Ициллия, они не спешили его озвучивать и благоразумно молчали.

— Возможно, вы захотите напомнить мне о горестной судьбе Рима, но и здесь подобные сравнения недопустимы, так как он пал исключительно из-за коварного мятежа городских рабов, — не имея точных сведений как пал Рим, Скавр придерживался точки зрения бытовавшей среди простого народа. Что по большому счету была не так далека от истины.

— Чтобы подобное не произошла здесь в Капуи, мною закрыты все школы гладиаторов. Их ученики находятся в казарме, под неусыпным надсмотром, а имевшееся в школах оружие передать в арсенал. Также городская стража получила строжайший приказ ни под каким предлогом не подпускать рабов к стенам и воротам города, а тех, кто его нарушит немедленно убивать на месте, не зависимо от того какому хозяину принадлежал раб. Самим хозяевам городских рабов, ни под каким видом запрещено вооружать своих рабов, будь то охрана дома или свита сопровождения.

— Помниться Спартак смог вырваться из Капуи при помощи ножей, вертелов, камней и факелов — угрюмо бурчал в ответ владелец одной гладиаторских школ Илитий Немерий, лишившийся по воле Скавра своего основного дохода.

— Взять город и вырваться из него разные вещи. Пусть попробует штурмовать стены Капуи, и мы посмотрим, сколько людей у него останется после этого — гордо отвечал ланисте претор, в словах которого была своя правда. Все его внимание было направлено за контролем внешнего и внутреннего врага в лице мятежных гладиаторов и рабов. Не оставались в стороне и богатые люди Капуи, интересам которых диктатура Скавра приносила существенные убытки. Все они также были под негласным наблюдением людей претора, однако не все можно было предусмотреть.

Ещё до того, как спартаковцы полностью блокировали Капую, в город проникли тайные агенты вождя восставших. Одних задержала стража и как подозрительных лиц бросила в тюрьму, другие не смогли встретиться с нужными людьми или им было отказано в приеме и они ограничились лишь сбором информации.

Среди тех, кто встретил и поговорил с посланниками Спартака, был Вибий Виррен. Он не являлся тайным сторонником повстанцев и даже не являлся сочувствовавшим восставшим. Будучи простым обывателем прагматиком, он внимательно следил за положением дел в республике, блюдя сугубо личные интересы.

Слова, переданные ему агентом Спартака, упали на благополучную почву и дали свои губительные всходы. Вибий Виррен предпочел пугающей диктатуре Скавра разумный компромисс с верховным правителем Италии и по этой причине он составил заговор против претора Капуи. Опасаясь доносов и тайной слежки, Вибий решил действовать самостоятельно, не посвящая никого из влиятельных лиц в свои планы и это было залогом его успеха.

Под видом того, что хочет примерить отцов города с претором Скавром, Вибий затеял приготовления пира в своем доме. Для этого, не имея больших средств, он залез в долги, отдав в залог загородный дом, своих рабов и даже украшения жены.

Претор и отцы города усмотрели в действиях Вибия примитивный подхалимаж и потому не придали этому серьезного внимания. Почему не отдохнуть и не поговорить, не попить вина и хорошо поесть на пиру в осажденном городе, где, несмотря на все заверения Скавра цены на продукты медленно, но росли.

Одним словом все стороны с удовольствием приняли приглашение Виррена, видя в его пиру неплохую возможность, решить собственные вопросы за чужой счет.

Вопреки уверениям и надеждам претора Капуи, осадившее город войско Спартака, серьезных проблем с провиантом не испытывало. Да, окрестности Капуи были серьезно разорены, но идя к столице Кампании, верховный вождь не брал их в свой расчет как базовую основу питания своих солдат.

В этом вопросе верховный правитель сделал ставку на соседние города Капуей города Кампании и оказался прав. Все они согласились прислать его армии провиант, спеша убрать из-под топора свою голову, подставив другую. Провиант медленно, но верно поступал в лагерь Спартака, однако подобная зависимость от кампанских городов вызывало опасение у Торквата. Время от времен командир италиков принимался на все лады обсуждать в палатке Спартака целесообразность осады Капуи.

— Разумно ли стоять у стен Капуи и при этом находиться в постоянной зависимости от того пришлют ли кампанцы к нам в лагерь продовольствие или нет? — озабочено вопрошал он вождя. — Ведь стоит им прекратить свои поставки, и мы окажемся в трудном положении.

— На сегодняшний день никакой угрозы голода для наших воинов нет. Запасов провианта и фуража в лагере хватит почти на месяц осады, — спокойно отвечал ему Спартак. — Что касается кампанцев, то у меня нет причин упрекнуть их в невыполнении заключенных с нами договоров. Даже Кумы и Неаполь, относительно честности, которых у тебя были большие сомнения, прислали нам в лагерь рыбу и маслины.

— Сегодня — прислали, а завтра могут и отказаться присылать. Что тогда? — сварливо продолжал Торкват.

— Тогда тот, кто откажется исполнять договор, испытает силу мечей моих воинов и в полной мере испьют чашу горести! — воскликнул грозно Декорат, и ни у одного из находящихся в палатке Спартака командиров не возникло сомнения в том, что так и будет.

— Не думаю, что из-за нашего стояния у стен Капуи у кампанцев возникнет желание нарушить договор. Мы уже показали всей Италии, как умеем карать и миловать, и они вряд ли захотят дернуть Рысь за усы — усмехнулся Спартак.

— Но какой смысл стоять всей армией у стен Капуи? Разве у нас нет неотложных дел в Самнии? Разве признали твою власть города Апулии и Лукании? Разве Тарент и Брундизий открыли свои ворота перед тобой? Может, есть смыл оставить здесь часть войска в ожидании, когда сработает твой план и заняться наведением порядка на юге Италии?