Спартак 2

Прикрыв иссеченную розгами спину молодого человека плащом, Назика вместе с родственниками и друзьями, осторожно понесли Цезаря в дом на наскоро сооруженных носилках. Стоит ли говорить, что каждый шаг носильщиков отдавался сильной болью в измученном теле и мужественно державшийся во время экзекуции Цезарь, от постоянной тряски потерял сознание по дороге домой.

При встрече с Назикой, жители Тернии как один отворачивали свои взгляды от окровавленного тела человека посмевшего спорить с эдилом Гнеем Сильвием. От его безвольно свесившихся с носилок рук, по которым скатывались вниз и равномерно падали на мостовую капли крови.

Тайные шпионы эдила доносили ему потом, что показательная порка его оскорбителя нагнала страх на всех несогласных с ним жителей города, но они выдавали желаемое за действительное. Люди действительно испугались, но вместе с тем у них появилось уважение к человеку, посмевшему спорить со скорым на расправу эдилом и принявшего муку за свою истину.

Неизвестно во чтобы это все вылилось, если бы в городе не появился Марк Антоний чудесным образом спасшийся от мечей восставших рабов. Именно он, не дал погаснуть той искре недовольства среди горожан и за короткое время сумел раздуть её до небольшого пламени, цель которого было устранение от власти Сильвия.

Пока Гай Юлий залечивал свои раны, Антоний вел тихую, но очень грамотную агитацию и пропаганду против эдила Сильвия. При этом он не заговаривал с каждым кто в той или иной мере был недоволен методами правления первого лица города и высказывал свои сочувствия и сожаления в адрес Цезаря. Марк интуитивно выбирал среди горожан тех, кто был готов бороться с эдилом не только словом, но и делом, и при этом горел страстным желанием принять в нем самое активное участие.

Поначалу, предполагалось устранить эдила путем ареста и заключения его в тюрьму, но нашлись такие люди, что требовали его физического устранения.

— Вы не знаете, что это за человек наш эдил! — возбужденно говорил Цезарю Децим Теренций Тарп, близкий друг Лентула Назики. — Сам Сулла прислал его к нам, и он верой и правдой служил ему все это время подобно цепному псу. Он бы с радостью казнил бы тебя, если бы не твое римское гражданство, а также из-за твоей жены, которая внучка Суллы. Месяц назад, он приказал распять на кресте двух пришедших в город самнитов, объявив их дезертирами Помпея.

— Такому зверю Сильвий не место не только у власти, но и в жизни — решительно поддерживал Тарпа Марк Антоний, но Цезарь не торопился присоединяться к этим радикалам. Будучи чужим среди горожан он, терпеливо выжидая момента, когда заговорщики сами потребуют от него незамедлительных действий, но тот не торопился наступать.

Желая подтолкнуть местных заговорщиков к решительным и бескомпромиссным действиям, Юлий подговорил Марка Антония и Квинта Фульвия ускорить их. Объявив, что Гней Сильвий про них что-то узнал и не сегодня — завтра намерен отдать приказ об их аресте.

— Страх смерти заставит их проявить свою сущность и поможет нам отделить трусов от храбрецов, краснобаев и истинных патриотов. Придаст людям решимости идти до победного конца — заявил Цезарь, и Антоний с Фульвием с ним полностью согласились. Третьим человеком кому было решено посвятить в эти тайные намерения, был Децим Тарп. Однако это было сделано совсем не по причине его ненависти к эдилу Сильвию. Его дядя Октавиан имел небольшую оружейную мастерскую, и заговорщики сильно надеялись использовать её в своих целях.

Впрочем, был ещё один человек знавший, или точнее сказать догадывавшийся о тайных намерениях Цезаря. Этим человеком была его мать Аврелия Котта. В отличие от жены, Гай Юлий многим с ней делился и к тому же, много пережившая и повидавшая за годы правления Суллы, пожилая матрона научилась предчувствовать или предопределять появление опасности, в отличие от легкомысленной простушки Помпеи.

Все время, что семья находилась в Тернии, она была занята тем, что думала как бы хорошо поесть и достойно одеться. Дорога из Вейи сильно её утомила и от постоянного недоедания Помпея заметно похудела, а платье её пришло в негодность.

— Неужели ты намерен бороться за власть в этом богами забытом городишке, сын мой? — спросила мать Гая Юлия, когда он расстался с Марком Антонием и Децимом Тарпом и подошел к ней пожелать спокойной ночи.

— Да, мама, — честно и без утайки признался ей Цезарь. — Я всегда говорил, что лучше быть первым в маленьком городе, чем вторым в Риме.

— Неужели оно того стоит? Ведь то, что ты задумал очень опасное дело, и ты можешь погибнуть — попыталась отговорить сына Котта, но тот только покачал головой.

— Для себя я уже все решил. В ближайшее дни я либо получу власть в этом захолустье и тем самым попытаюсь спасти республику, либо меня просто не будет в этой жизни. Третьего не дано — заявил Юлий и Аврелия, благословила его слабым поцелуем в лоб. Бегство из Рима и дальнейшие скитания серьезно она подорвали здоровье и теперь, с трудом передвигалась по дому.

На очередной тайной встрече заговорщиков, что произошла следующим вечером, все вышло именно так, как и ожидал Цезарь. Три человека откровенно испугались, услышав слова об угрозе разоблачения, зато все остальные, не сговариваясь, заговорили о необходимости нанесения упреждающего удара Сильвию. После бурных, но недолгих обсуждений было решено выступить против эдила этой ночью, чтобы немедленно отстранить магистрат Тернии от власти.

Сам Цезарь из-за своего телесного увечья, к сожалению, не мог принять участие в этом деле и потому, его заменил Марк Антоний. Именно он возглавил группу, что под покровом ночи предстояло устранить эдила Сильвия.

Пользуясь тем, что среди заговорщиков был сын секретаря магистрата, они смогли выманить эдила из дома сообщением о том, что в город якобы прибыл гонец от верховного правителя Италии и срочно требует к себе. Заговорщики рассчитывали, что услышав о гонце от грозного Спартака, поднятый посреди ночи Сильвий будет торопиться и не возьмет с собой стражу. Её снаряжение отнимет время, да и появляться перед гонцом в сопровождении охраны, было откровенно не на пользу эдила.

Расчет заговорщиков оказался полностью верен. Сильвий не стал ждать охрану и отправился навстречу своей смерти только с двумя слугами. Один из них освещал эдилу дорогу факелом, другой нес зонт и тубус с какими-то бумагами. Все торопились и потому не заметили притаившихся в тени закоулка заговорщиков, что напали на них со спины из мрака ночи.

Первым, удар мечом Сильвию нанес Марк Антоний. Опасаясь, что под одеждой эдила, может быть надет холщевый панцирь или какая иная защита, он ударил его, не мудрствуя лукаво прямо по непокрытой голове.

Застигнутый врасплох и не ожидавший никакого нападения, эдил рухнул как подкошенный на пыльную и грязную дорогу, не издав ни малейшего звука. Видя, что из головы Гнея Сильвия ручьем бежит кровь, и он не пытается встать, Марк Антоний набросился на слуг. Стремительным и хорошо поставленным ударом меча, он сразил того, что нес зонт и обратил в бегство факелоносца. Испуганный внезапным нападением, он бросил факел под ноги Марку Антонию и со всех ног бросился бежать.

Пока римлянин чертыхался от боли в обожженных ногах, потом пытался разглядеть беглеца в ночи, тот забился в темный проулок и просидел там до наступления рассвета, боясь звуком или движением выдать свое присутствие.

Все это время Гней Сильвий неподвижно лежал на дороге и по его парадной тоге, специально надетой для встречи с гонцом Спартака, неудержимо расползалась кровь. Эдил наверняка был мертв или готовился отойти в мир Плутона, однако это не удержало Квинта Фульвия от нанесения удара по его распростертому телу охотничьей рогатиной. Будучи заядлым охотником и, готовясь к нападению на эдила, он выбрал именно это оружие, с которым управлялся лучше, чем мечом или копьем.

Охваченный гневом и злостью на своего обидчика, мститель буквально пригвоздил Гнея Сильвия к мостовой своим молодецким ударом. Это позволило ему потом в приватных разговорах, с гордостью приписывать именно себе заслугу в устранении ненавистного эдила сулланца.

Другие группы заговорщиков в это время в это время обходили дома других членов магистрата Тернии и под предлогом, что их срочно вызывает в магистрат Гней Сильвий, принимались арестовывать, но с этим у них вдруг начались проблемы.

Два самых главных помощника эдила, по словам заговорщиков, вдруг не с того ни с чего принялись оказывать активное сопротивление их задержанию. При этом делали это они, находясь на улице и не имея при себе никакого оружия. Сопротивление было столь активно, что пришедшие их арестовывать заговорщики были вынуждены применить против них свое оружие. Эти рассказы вызвали усмешку на лице Цезаря, но не более того. Молодой Юлий прекрасно понимал, что у каждого есть свои кровные счеты или серьезные причины, вынудившие заговорщиков действовать так, а не иначе.

Один из помощников Гнея Сильвия был убит, как только тот прошел несколько шагов по улице, следуя за мнимым посланцем. Другого смерть настигла буквально у порога собственного дома, возле которого он упал сраженный мечом Децима Тарпа.

Третий помощник Сильвия вовремя заметил мечи под одеждой ждущих его заговорщиков и успел захлопнуть тяжелую дверь дома перед самым их носом. Единственный члена магистрата, которого заговорщики смогли арестовать и доставить в магистрат к Цезарю, был мелкой сошкой, отвечавшей за торговым порядком на базарных площадях Тернии.

Впрочем, этот малый пост нисколько не помешал ему легитимировать захват заговорщикам власти в Тернии. Стоя в окружении вооруженных сторонников Цезаря, он обратился к горожанам с призывом поддержать действий патриотов избавивших город от тирании сулланца Гнея Сильвия.

Изрядно уставшие от крепкой руки эдила, а также хорошо помня историю борьбы за власть между сторонниками Мария и Суллы, жители Тернии, смиренно приняли выпавший им жребий. Среди них не оказалось ни одного человека, рискнувшего открыто противостоять тому, кто столь решительно устранил своего обидчика и политического противника. Стоя на форуме, горожане осторожно переглядывались друг с другом, слушая речи человека обещавшего положить свою жизнь на алтарь отечества ради его скорейшего спасения.

Так, проявив волю и настойчивость, Цезарь одержал свою первую значимую победу на политическом поприще, а тем временем у стен Капуи разворачивались ничуть не меньше драматические события. Узнав о приближении армии Спартака к границам Кампании, Эмилий Скавр объявил среди горожан полную мобилизацию для защиты Капуи. Одновременно с этим, он ввел налог на содержание создаваемого войска в виде одной трети с имущества жителей.

Несмотря на страшные потрясения, что пережила Капуя в связи с восстанием рабов, она оставалась богатым и зажиточным городом, где нашли убежище владельцы сельских вилл и поселений. Требование Скавра не вызвало у них понимания, но поохав и поахав они полезли в свои сундуки и выдали претору нужную сумму для защиты города.

Желая обезопасить свой тыл от того, что случилось в Риме, претор Эмилий Скавр приказал начальнику стражи и местной милиции самым внимательнейшим образом следить за рабами, неблагонадежным плебсом, а также всеми кто с недавних пор прибыл в Капую под видом беженца. Справедлив полагая, что Спартак обязательно попытается заслать в город своих лазутчиков.

Действия претора были абсолютно правильными и своевременными, но полностью сосредоточившись на возможном заговоре против его власти, он просмотрел заговор реальный. В его состав входили не рабы и плебс, а вполне состоятельные люди, пользующиеся доверием у простых горожан.

Они не имели никакой связи с новоявленным верховным правителем Италии, ибо тот не стремился её завязать. Вместо тайных гонцов Спартака, в Капую приходило множество людей, рассказывавших о милости Спартака к тем, кто принял его власть и горе тем, кто её отверг. В качестве примера первого они естественно приводили случай с дочерью торговца Клелия, а во втором случае говорили о трагической судьбе альбанского городка Немии. Отказавшись склонить голову перед армией восставшего гладиатора, он был полностью разрушен за один день и одну ночь.

Естественно, Скавр энергично боролся и с этими говорунами, но с чем большим усердием он это делал, тем больше зажиточные горожане приходили к мысли, что со Спартаком можно попытаться договориться. За неделю до появления у стен Капуи авангарда армии рабов, Сервий Бебий Див решил поговорить с Эмилием Скавром по этому поводу, за что и жестоко поплатился. Взбешенный претор приказал арестовать капуанца, подверг его жесткой пытке требуя назвать имена тех, кто разделял его взгляды.

Сервий Бебий не был героем и под страхом пыток назвал всех, с кем он обсуждал возможность заключения договора со Спартаком. В тот же день по указанным Бебием адресам была отправлена стража, которая произвела среди горожан аресты подозреваемых в заговоре против претора Скавра и римской республики.

Всего было арестовано двенадцать человек, которых претор приказал подвергнуть публичной порке, а затем обезглавить на глазах у сотен капуанцев заполнивших форум. Военное положение и статус претора позволял ему отправить на казнь людей заподозренных в измене республике.

От дальнейших активных розысков заговорщиков, претора удержало известие о приближении к Капуи Спартака, а также донесения начальника тайной стражи Аврелиана, что местный нобилитет до смерти запуган казнью Бебия и его подельников.

Посчитав, что он достаточно крепко и надолго вразумил невесть, что возомнивших о себе толстосумов, Скавр полностью сосредоточился на борьбе с внешним противником. И в этом была его трагическая ошибка, ибо недобитый внутренний враг вдвое опаснее любого другого противника.

Первыми к стенам Капуи подошел небольшой отряд спартаковцев под командованием квестора галла Акихора. Подойдя к стенам Капуи на пролет стрелы, они принялись осыпать едкими насмешками стоявших на стенах солдат. Кроме этих оскорблений, воины Акихора делали различные неприличные жесты в адрес защитников Капуи, обнажая части своего тела.

Видя небольшое количество солдат противника, легат Муций попросил у Скавра разрешение атаковать наглецов, но тот не стал этого делать.

— Дай залп из баллисты и скорпионов и эти бешеные псы разбегутся от страха — скомандовал претор.

— Может, все же совершим вылазку? Здесь их чуть больше когорты — продолжал настаивать легат, но Скавр был не приклонен.

— Ты уверен, что вон за теми холмами не притаились главные силы Спартака, что только и ждут нашей вылазки против этих...?

— Холмы далеко и если все как ты говоришь, рабы никак не успеют перехватить нас во время вылазки.

Муций выжидательно смотрел на претора в ожидании одобрения его слов, но его не последовало.

— Пусть ударят по ним из скорпионов — приказал Скавр и легат повиновался. На стенах Капуи завозились солдаты и вскоре в сторону неприятеля полетели тяжелые стрелы и копья. Метательные машины дали один залп, другой, третий, но желаемый результат не был достигнут. Оскорбители чести и достоинства римлян вытянулись неровной линией и как только в их сторону полетели стрелы и копья, они, как и предсказывал Скавр стали дружно разбегаться. Разбегаться с тем, чтобы тут же вернуться назад и подвергнуть действия капуанцев новым поруганиям и оскорблениям. Зажав в руках выдернутые из земли стрелы и копья, галлы Акихора буквально приплясывали и выли во весь голос, насмехаясь над меткостью римских воинов.