Спартак 2

— Сначала мне надо услышать, что скажет на твои слова сам Митридат и только тогда, я объявлю тебе свое решение — торжественно изрек Тигран, пытаясь заметить реакцию посла на свои слова. Правильно её понять, чтобы потом определиться, что делать с римским послом, но полное спокойствие и явная уверенность в себе путала Тиграну все его привычные расчеты в дипломатии.

Своим поведением Клодий одновременно притягивал к себе внимание армянского царя и одновременно вызывал злость и раздражение, тем, что не укладывался поведенческие шаблоны, которые царь считал для себя незыблемыми.

По этой причине Тигран прервал аудиенцию с послом, не став расспрашивать его о Лукулле, о Сенате и о нем самом, считая, что тем самым он сильно озадачил и даже напугал Аппия. Но одновременно с этим армянский властелин велел отослать Клодию богатейшие подарки, послать которые было незазорным и царям. Когда же тот отказался принимать присланные Тиграном дары, добавил к ним новые.

Не желая, чтобы армянский царь думал, что будто римский посол отвергает его подарки сугубо из вражды к нему, о чем Клодию услужливо намекнул приставленный к нему Метродор, он был вынужден уступить настойчивости Тиграна. Из всех вновь присланных ему подарков Аппий взял только одну золотую чашу, а все остальное отправил обратно дарителю. При этом посланник Лукулла не преминул добавить, что делает это исключительно из уважения к царю Тиграну.

Неизвестно чем бы дальше закончились эти переговоры, но тут в Антиохи появился посланец Спартака Миртилл. Узнав, что разбитый римлянами Митридат нашел приют у своего зятя, Миртилл давший вождю обещание найти понтийского царя любой ценой, решил обратиться во дворец в поисках своего адресата.

Когда начальник стражи доложил царю царей, что какой-то там грек с посланием из Италии ищет Митридата, Тигран очень обрадовался. Дела проигравшегося тестя с восставшими против Рима рабами его совершенно не интересовали. Иное дело были колхи, албаны, парфы и египтяне или на худой конец киликийские пираты, на которых Тигран имел собственный взгляд.

Миртилл привлек внимание царя как человек, принимавший непосредственное участие во взятии Рима и его разграблении. Тигран страстно захотел столкнуть лицом к лицу Клодия и Миртилла и увидеть какую реакцию вызовет у римлянина эта неожиданная встреча.

— Интересно, как он себя поведет, встретившись с человеком, который возможно принимал участие в разорении его родного дома и убийстве его близких? Схватится за меч, потребует от меня его головы или проглотит оскорбление и как ни в чем не бывало, будет требовать выдачи Митридата? Завтра мы посмотрим, что ты за человек, римский посол Аппий — говорил восточный деспот в предвкушении яркого зрелища. Считая себя непревзойденным знатоком греческой драматургии и разрешая постановки в царском дворце творений Софокла и Еврипида, Тигран решил накалить обстановку в предстоящей встрече и представить Миртилла как посланника Спартака именно к нему, армянскому царю, а не в пух и прах разбитому Митридату.

Когда Клодий пришел к царю, за ответом, тот величественным жестом приказал впустить в зал Миртилла, что вот уже добрый час томился в ожидании в одной из комнат дворца.

— Погляди на этого человека, посол Аппий, — указал своим унизанным кольцами пальцем на Миртилла царь Тигран, — это посол верховного правителя Италии Спартака и прибыл, как это не странно звучит из Рима. Он привез мне от него письмо с просьбой стать другом и союзником Спартака в борьбе с римлянами вообще и проконсулом Лукуллом в частности.

Деспот выразительно поднял бровь, как бы ожидая от Клодия реакции на свои слова, но римлянин гордо молчал, не унижая собственное достоинство бурными выкриками и прочим негодованием к тайной радости царя. Аппий терпеливо дожидался вопроса, что он думает по этому поводу. Это позволяло сохранять лицо перед варварами, а также давало время разобраться во всем происходившем и дать достойный ответ.

Из-за дальнего расстояния и саботажа проводников Аппий к этому моменту еще не получил от Лукулла сообщения о падении Рима. По этой причине он посчитал слова Тиграна хитрым ходом, провокацией направленной на срыв переговоров. Кроме того, от него не укрылось то, с какой гадкой сладостью в голосе говорил царь.

— Очень может быть, а я в этом просто уверен, что этот человек либо самозванец и откровенно лжет из страха перед тобой великий царь. Либо его специально подослали враги Рима, желая рассорить наши великие страны. Нет, и никогда не было верховного правителя Италии по имени Спартак! Есть только жалкая кучка рабов, которая пытается всеми силами отсрочить свой бесславный конец, пользуясь временными трудностями Римской Республики. К Риму идут легионы Квинта Цециллия Метелла, проконсул Лукулл отправил часть своих сил в Италию и совместными усилиями они наведут порядок и предадут верховного правителя Спартака казни! — презрительно воскликнул Аппий. — Многие племена и государства пытались уничтожить Римскую Республику и Римский Сенат, но из этого ничего не вышло! Сам Ганнибал и Бренн стояли у ворот Рима и ничего не смогли ему сделать. Рим стоял, стоит и будет стоять, пока его граждане не навлекут на себя гнев бессмертных богов и отвернуться от нас!

Говоря это, Клодий все время смотрел прямо в лицо сидевшему на троне Тиграну, на лице которого играла снисходительная улыбка. Поначалу, римлянин воспринял это как ловкий ход призванный вызвать у него раздражение, однако заглянув в черные маслянистые глаза армянского владыки, он заподозрил недоброе.

Его предчувствия усилились, когда Тигран повернул голову не к нему, а к переводчику и с наигранным сожалением заговорил.

— Клянусь богами, я не желал, слышать никакой иной речи, если бы дело касалось чести моего царства, моей родины, но вынужден сказать, что посланец Спартака прав. Рим пал, и многие города Италии признали над собой власть верховного правителя. И в качестве доказательства он прислал золотые кольца, снятые с пальцев убитых сенаторов — царь подал знак и один из слуг поднес к трону внушительного вида мешок. Тигран властно двинул бровью и на мраморные плиты дворца с глухим стуком посыпались золотые перстни и кольца.

Ради правды следует сказать, что Спартак отослал Митридату в подарок всего лишь с два десятка колец и перстней убитых сенаторов. Все остальное было специально добавлено Тиграном для усиления эффекта, и чтобы больнее ударить по самолюбию Клодия.

— Согласно заверению верховного правителя здесь кольца сенаторов Квинта Катулла, Публия Ватия, Квинта Гортензия, Кассия Регула, Луция Флака и принцепса Сената Публия Элия — неторопливо перечислял Тигран имена погибших в Риме сенаторов, стараясь при этом не заглядывать в пергамент. Деспот очень надеялся, что вид лежавших на полу в большом множестве колец смутит и сломает Аппия, но молодой посол мужественно встретил этот коварный удар судьбы.

— Может быть, Рим действительно пал, и все эти кольца действительно принадлежат римским сенаторам и всадникам, — Аппий с гневом указал на мерцающую золотую кучу у трона царя. — Однако с падением Рима не погибла Римская Республика! Она жива и её законный представитель ответственно заявляю, что она никогда не признает над собой диктата восставших рабов!

Как бы, не был взволнован и потрясен Клодий, но он сумел ударить Тиграна в самое больное место. Одно дело, когда один властелин борется с другим властелином и использует при этом различные средства, но говорить почти на равных с восставшими рабами, дело опасное и недостойное владык.

— Верховный правитель пишет, что большинство городов Италии признали его власть над собой — как бы оправдывая присутствие Миртилла, произнес Тигран.

— Это ложь, и не пристало великому царю верить этому гнусному измышлению. Города Римской Республики никогда не признают власть Спартака, ибо это недостойно, так же как вид его посланника у твоего трона!

Аппий замолчал и требовательно посмотрел на Тиграна, всем своим видом показывая, что он не намерен продолжать беседу в присутствии Миртилла и царь сделал знак спартаковцу удалиться. Посланец сыграл свою роль и теперь был ему совершенно не нужен.

— Если хочешь, то можешь забрать все эти кольца, — учтиво предложил Тигран римлянину, но то решительно отказался.

— Спартак тебе прислал этот кровавый подарок, ты им и распоряжайся, великий царь. А я хотел бы услышать от тебя ответ относительно судьбы Митридата. Готов ли ты выдать его проконсулу Лукуллу и тем самым подтвердить мир с Римской Республикой или нет?

— Мне кажется, что в нынешних условиях у проконсула Лукулла, есть куда более важные дела, чем требовать от меня выдачи царя Митридата? — насмешливо произнес Тигран и все стоящие рядом с троном вельможи дружно закивали головой в знак согласия со словами царя.

— Возможно, что так, — согласился Клодий, — но проконсул Лукулл послал меня к тебе с конкретным поручением и я должен привести ему ответ.

— Может быть, тебе следует отправить гонца к проконсулу и уточнить цель твоей мисси в связи с последними известиями? — милостивым тоном предложил Тигран.

— Благодарю тебя за совет, великий царь. Скорее всего, я именно так и поступлю, но не думаю, что проконсул Лукулл изменит свои требования — с достоинством молвил Аппий и, попрощавшись с Тиграном одним лишь кивком головы, посол удалился.

Позиция Лукулла, как и предсказывал Аппий, действительно не изменилась. Диктатор прекрасно понимал, что только выдача Митридата и заключения прочного мира с Арменией позволит ему покинуть эти земли со спокойным сердцем. В противном случае его уход будет воспринят как слабость и тогда под угрозой окажется не только Азиатская провинция Рима, но и Пергам, Вифиния и даже Фракия.

Кроме этого, Лукулл очень надеялся, что Публий Клодий доведет свое войско до Эпира и вместе с остатками армии Марка Варрона переправится в Италию на помощь Квинту Метеллу. Исходя из всего этого, Лукулл направил письмо Аппию с требование получить от Тиграна ясный и быстрый ответ в отношении дальнейшей судьбы понтийского царя.

Когда Клодий получил это письмо, он стал настойчиво требовать встречи с Тиграном и вскоре получил от царя согласие на аудиенцию.

К этому времени общий настрой царя заметно изменился. Благодаря слезам дочери Митридата и наговорам своего окружения, Тигран утратил интерес к римскому послу. Он принял решение в пользу войны с, казалось бы, не представляющим серьезной военной силы Лукуллом. Однако деспот не был бы самим собой, если бы, не разыграл ещё одну трагическую сцену, написанную по его сценарию.

Для этого он приказал доставить во дворец Митридата, которого приказал держать в одной из горных крепостей. Мягко говоря, содержание тестя там было далеко не царским, но понтийский правитель стойко переносил все эти унижения со стороны зятя. И когда за ним приехали гонцы, он поначалу обрадовался, но когда дочь рассказала о требовании римлян, Митридат упал духом. Отправляясь на аудиенцию к Тиграну, он сильно волновался, так как не знал, что у того на уме. Властитель Армении умел хорошо скрывать свои замыслы, но его опасения оказались напрасными.

Поставив Митридата по правую сторону своего трона, он сначала отказал в выдачи тестя римлянам, а затем потребовал от Лукулла очистить земли Понтийского царства, так как теперь этого его земли. Изумленный Митридат не смел, проронить ни слова, так как боялся, что в случае отказа Тигран откажет ему в заступничестве и отдаст римлянам.

Клодий Аппий также не был многословен. Услышав решение Тиграна, он коротко молвил: — Значит война! — и, поклонившись, царю, покинул дворец, а затем и Антиохию. К чести армянского правителя с головы посла не упал ни единый волос.

Глава VIII. Успехи и неудачи диадохов Республики.

К удивлению пришедших вместе с Юлием Цезарем беженцев и горожан Тернии, он оказался прирожденным организатором и устроителем города. Едва только жители, а затем и вновь созданный магистра утвердили его военным префектом, как тот незамедлительно приступил к действиям.

Первым дело Юлий нанес визит к богатым горожанам и попросил у каждого из них денег на нужды обороны города. При этом он их не требовал и не вымогал подобно своему предшественнику, а скромно просил в долг. Сначала он брал деньги в долг под залог родовых ценностей, несмотря на протесты матери и Помпеи. Затем под свои сельские владения в Этрурии и наконец, перешел к долговым обязательствам от имени "римского народа".

Некоторые мудрые головы предлагали Гаю Юлию, не мудрствуя лукаво обложить население Тернии десяти процентным военным налогом на имущество, однако префект на это решительно не пошел. Общаясь с людьми, Цезарь старался убедить своего собеседника в своей кредитоспособности исключительно мирным путем, при помощи ласки и внимания, красноречия и аргументов.

Возможно, некоторые из отцов города и соглашались с его доводами, но большинство, встречаясь с ним, было подавлено тем, с какой легкостью римлянин устранил тех, кто не был с ним согласен. И давая деньги военному префекту, они боязливо косились глазом в сторону двери, за которой стояла вооруженная охрана Цезаря.

Получив власть в Тернии, Гай Юлий первым делом объявил о создании городской милиции. В её состав вошли не только те, кто в "ночь длинных ножей" показал свой вооруженный патриотизм, но и те горожане, что были готовы примкнуть к военному префекту ради спасения родного города, а спасать его было от кого.

Терния нуждалась в защите не только от победоносных войск верховного правителя, но и от дезертиров, что в большом количестве двигались по дорогам Италии. Они нет-нет, да и появлялись в окрестностях Тернии, нападая на виллы и селения, и в своей жестокости к их обитателям превосходили восставших рабов.

Ужасы гражданской войны, когда все были против всех и все, что было за чертой провинции, округа или города становилось чужим и его, можно было без оглядки грабить, возвращались на земли Римской Республики семимильными шагами. Испания, Нарбонская и Цизальпийская Галлия ещё сохраняли верность и покорность Риму благодаря присутствию легионов Метелла. Африка заняла выжидательную позицию, готовая при удобном случае вспомнить свои былые вольности. В Азии был Лукулл, в Греции также присутствовали римские войска, а вот Иллирия и Фракия были полностью предоставлены самим себе.

Природа власти не терпит пустоты и, узнав о падении Рима, эти две провинции немедленно попытались вернуть себе независимость. Тут и там, словно грибы после дождя появились потомки или отпрыски местных царских династий, громко заявившие о своем праве на верховную власть. Как правило, они появлялись не в столицах провинций, где местной власти было легче их арестовать и уничтожить, а в небольших городках. Там влияние римских властей было куда меньше, и претенденты легко захватывали в них власть.

В былое время эти царьки сто раз подумали, прежде чем вступать в конфликт с властями провинций. Встреча с римскими легионами, а затем жесткое наказание смутьянов была гарантирована, однако теперь, все было можно. Особенно после гибели Помпея и падения Рима. Казалось, что власть валяется на земле и нужно только нагнуться и её поднять.