Лето выбора

А для Логинова освобожденцы подонками и были.

Какие-то соглашения?

Какие-то договоры?

Смеяться изволите, торы и жомы! Кто ж с капустными слизнями договаривается? Их травят и давят, вот и все дела.

Но если уж Калинин просит переговоры...

Вот и ехал сейчас Логинов под мелким, моросливым дождичком. Конь чувствовал недовольство седока, выгибал шею, фыркал, пытался закусить удила и всем видом показывал, что нисколько не рад поездке.

Хозяин тоже не радовался.

Они встретились под стенами Ковальска.

Два генерала, только один в парадной форме, весь начищенный, отглаженный, холеный, борода расчесана и смазана парикмахерским воском, а второй...

Бороду Логинов давно сбрил. Мешалась. И брился при первой же возможности, а та была не каждый день и даже не каждые три дня, так что сейчас он был украшен трехдневной седоватой щетиной. А мундир...

Понятно, денщик за ним следил. Как мог.

Но ведь поход!

Там пятно, которое ничем не выведешь, тут прожгли дырку, которую надо заштопать, здесь...

Походная форма парадной не станет. Да и не хотел Анатолий Васильевич наряжаться. Он что — девка на выданье? Ради кого красоваться? Ради предателя и подонка?

Смешно...

Калинин окинул его надменным взглядом.

— Что, Анатоль, стареешь?

Логинов даже не разозлился. Когда-то его это задевало.

О, да, когда-то он был готов на все, лишь бы стать своим в высшем обществе. Стать тором.... Он получил свое дворянство.

И плевать ему стало на все.

А уж когда началось все это безумие — вдвойне плевать! Война хорошо показывает, кто и чего стоит.

— Ты меня позвал о возрасте побеседовать?

— Нет, — не дрогнул Калинин. — Я хочу сделать тебе другое предложение.

— Слушаю.

— Прочитай.

На убеждения Калинин размениваться не стал. Не скажешь же при всех — назови свою цену? За такое и в морду можно. А намеков Логинов не поймет, в принципе.

Не то, что туповат. А... ограничен.

Верность какая-то глупая, честь... да кто сейчас, в наш просвещенный век, думает о такой ерунде? Понятно же, служить надо там, где выгодно. И заботиться только о себе.

Присяга?

А император обо мне много заботился?

Нет? Вот и не обессудьте.

Логичнов молча читал. Калинин знал, что написано в письме.

Жом Пламенный во-первых, сообщал о разгроме генерала Алексеева. Все, начали громить 'бывших', скоро они и правда историей станут!

Во-вторых, Пламенный писал, что императрица ненастоящая. А единственный, кто имеет право на престол — Мишель Воронов. Ему и надо присягать на верность.

И в-третьих, Логинову предлагали послужить делу освобождения. Если он перейдет на их сторону, получит полное прощение. Пусть только согласится...

Анатолий читал медленно. Понимал, что второго шанса у него не будет... после первого-то захотелось руки вымыть. Но надо дочитать до конца.

А вообще — гадость.

Иди-ка ты, мил друг, к нам, у нас кормушка посытнее... да у генерала от одной мысли все нутро переворачивало. Он что — свинья? Чтоб из любых рук жрать и хрюкать?

Убивал бы.

Может, еще и доведется?

Наконец, он дочитал, сложил листки и положил в карман мундира. Посмотрел на Калинина.

— Теперь я должен согласиться с радостным визгом?

— Ты против? — искренне удивился Калинин. — Вы ведь всерьез проигрываете! Месяц, может два...

— Проигрываем? Валежный скоро пойдет на Звенигород.

— А если марш не удастся? Вы ставите все на одну карту...

— Я буду играть до конца, — жестко сказал Логинов. — Ты сдашь Ковальск? Или мне вас штурмовать?

— Подожди, — Калинин смотрел почти с тоской. — Анатоль, пойми, того мира больше нет. Императора тоже нет. А эта девка... я читал о ней.

— Что именно?

Логинов Яну пока и в глаза не видел. Но Валежному доверял полностью.

Если генерал сказал — императрица, значит это она и есть. Чего тут сомневаться?

— Это подставная фигура...

— Которая как две капли воды похожа на отца? Калинин, ты меня за идиота принимаешь? Думаешь, про Царь-колокол никто не знает?

Калинин небрежно пожал плечами.

— Избавиться от шутников нереально. Вот и позвонил кто-то. Бывает...

Логинов издевательски фыркнул.

— Знаешь, если это действительно обман... я лучше умру ради этого обмана. Не хочу жить в той Русине, которую вы можете построить. Изуродовать. Это как дворец разломать, а на его месте нужник влепить, на большее у вас ума не хватит. Лучше уж помереть и этого не видеть.

— Это я тебе обещаю, сил хватит, — прошипел Калинин.

— Вот и переведаемся. Давно хотелось, — отмахнулся Анатолий.

— Ты настаиваешь?

— Нет. Я просто возьму Ковальск. И прикажу тебя расстрелять.

— Что ж, — оскалился Калинин. — Отвечу тебе той же любезностью. Можешь даже последнюю просьбу придумать. К примеру, поцеловать портрет императора.

— Императрицы, Жоржи, императрицы. У нас на троне императрица Анна Первая.

Как пишут в умных книжках, переговоры не увенчались успехом. Правда, расстрелом высоких договаривающихся сторон они тоже не увенчались. А как хотелось...

Калинин провожал врага злобным взглядом.

Быдло!

Быдло с невесть какой помойки... ладно, деревни! Быдло, которое волей случая встало... вровень с ним?

Нет!

Такое рядом с ним и встать-то не может! А он вынужден сражаться...

Калинин с усилием отогнал от себя мысль о поражении. Положа руку на сердце, Логинов действительно был более умным, талантливым, сильным...

Но признать это?

Калинин отчетливо понимал, он успокоится только плюнув на могилу врага. Только так... и побыстрее бы!

* * *

Штурм начался на рассвете.

У Логинова было сейчас около трех с половиной тысяч солдат. Два десятка орудий.

У Калинина — примерно десять тысяч штыков и сабель. Плюс полторы сотни тысяч человек в Ковальске. Не то, чтобы они собирались воевать, но... мало ли?

Есть еще откуда пушечное мясо черпать. Полной ложкой.

Анатолий Логинов понимал и свою уязвимость.

Его солдаты устали. Они измучены, они постоянно были в пути, давно не отдыхали, к тому же, у него большой обоз.

Не с барахлом — с людьми. Их разгром — смертный приговор для всех, кто в обозе. Ну... может, не совсем для всех, часть женщин точно для своего употребления оставят, а так — смерть. Но и выбора не было.

Если сейчас он возьмет Ковальск, у них будет отличная база для отдыха, склады, оружие, провизия... в конце концов, он сможет отлично дождаться Валежного именно здесь. Надо рисковать.

И Логинов решил рискнуть.

На рассвете он принялся обстреливать город. Не слишком сильно, не орудиями, чтобы не повредить склады. Но несколько дивизий, и два небольших пулемета повели свой разговор с освобожденцами.

Калинин не стал праздновать труса. И принялся отстреливаться. Все понимали, что это надолго. Но кое-кто понимал и другое. И собирался позаботиться о себе.

* * *

— Ты уверен, что надо?

Мирча Верич пожал плечами. Пристально посмотрел на командира.

— Волки воют. И сову я вчера видел.

— И что?

— Белую. Злую.

Его командир, Никола Фере, пожал плечами. Мирче верили. Было отчего. И дед его кое-что знал, и отец умел, ну и сам Мирча... его в части ценили. Мирча мог и кровь заговорить, и над раной пошептать, чтобы горячка спала, и главное...

Видел он.

Видел, кто вернется, а кого понесут.

Молчал, по большей части. Вмешивался пару раз, когда уж вовсе не обойтись было. Один раз, когда Фере решил разведчиков послать, Мирче подошел и сказал, чтобы не губили невинные души. Все полягут, сведений так и не добудут. Никола его тогда обругал.

Второй раз он ругаться не стал. Послушался.

Вот и сейчас...

Казалось бы, все на стороне Калинина и Освобождения. Оружие, боеприпасы, удача, позиция... да куда не ткни! И тут приходит Мирче, и принимается скулить.

Мы умрем, надо уходить...

Другого Никола бы нагайкой перетянул поперек хребта. А на Мирче смотрел, и понимал — верит. Так оно и будет. Погибнут все.

— Куда уходить-то будем?

Мирче понял, что командир согласен. И позволил себе выдохнуть.

Кажется, он останется жив?

Когда отец провожал его на войну, он раскинул кости. Выпали множество опасностей, война же... но серьезных две. Обычные — то не опасности.

Раны, болезни, кого это когда миновало? Бывает...

А вот две серьезных, которые могут привести к смерти...

Одна уже миновала. Мирче тогда чудом смерти избежал. Пуля, считай, в сантиметре свистнула, волосы опалила. И повторять опыт ему не хотелось.

Сейчас он сам решился.

Давило, жгло... как в таких условиях не посмотреть, что ждет?

Он и смотрел ночью. На огонь смотрел, через огонь, вот и увидел. Печати смерти на лицах.

Она уже коснулась большинства из присутствующих своим крылом. Уже ждала. И какая же она голодная...

Мирче затрясло. Волчий вой стал уже последней каплей, и он ринулся к командиру.

По счастью, Никола к нему прислушивался.

— Куда и когда? Этим вечером. Мы Кремль охраняем. Берем на себе оружие, сколько унесем, и вперед. Ударим во фланг Благому, прорвем его и уйдем к Логинову.

— Лишь бы нас там не повесили.

Мирче качнул головой.

Тревога, которая грызла его, словно большая крыса, постепенно отступала.

Обожралась.

— Не повесят. Попомни мои слова, нас просто отпустят домой.

— Твои бы слова...

— Верь мне.

И забегая вперед, как Мирче сказал, так и случилось.

* * *

Их остановили быстро. Не огнем, окриком. Батальон уже успел выйти из города, перестреляв по дороге несколько частей... своих?

Бывших своих.

Подвоха от них не ждали, удалось обойтись без погибших, так, с десяток человек ранили, но не слишком серьезно, идти смогут. Из города они вышли и шли на север от города, когда в землю перед ним ударила пуля.

— Стой! Кто идет!

Никола порадовался, что они шли тихо, не стреляли, не шумели...

— Командир шестнадцатого стрелкового батальона, Никола Фере.

С той стороны повисло молчание. Потом тот же голос с немалым подозрением уточнил.

— У нас нет такого батальона.

— У Логинова — нет, — объяснил Никола. — Можно мне подойди поближе? Мои люди не станут стрелять.

— Ладно. Иди сюда...

Никола сделал шаг, второй, оказался перед бруствером, из которого легко вылез незнакомый офицер.

— Тор Фере?

— Командир шестнадцатого стрелкового батальона, подполковник Фере. Указом императора.

— А потом?

Никола поржал плечами.

— Выбора не было. Наш полк оказался на территории освобожденцев. Калинин перешел на их сторону. Пришлось и нам... не то уничтожили бы сразу. А сейчас появилась возможность выбраться. Не хотим воевать за эту мразь со своими.

Слова были найдены правильные. Офицер чуточку расслабился.

— Перебежчики, значит...

— Бегут от войны. А мы не хотим стрелять в своих, — поправил Никола.

Офицер подумал, но недолго. Данный вопрос выходил за пределы его полномочий.

— Сложите оружие. Я провожу вас, подполковник, к генералу.

— меня одного?

— Вас и еще одного человека. Остальные подождут здесь.

Никола обернулся к Мирче и кивнул парню. Пошли, мол... знающий.

Но он видел.

Видел, как Мирче переводит дух.

Видел, как вытирает со лба капли пота.

И... он почувствовал это на долю секунды. Словно мороз пробежал по спине. Словно что-то ледяное коснулось головы. И в небе, высоко, он увидел белую сову.

Полярную.

Четко-четко, словно кровью на белой стене, Никола почти увидел эти слова.

Смерти вы избежали.

И мужчине стало легко.

Логинов! Пусть будет Логинов! У Никола сегодня второй день рождения, считай! Должен же кто-то его поздравить!

* * *

Такого подарка, как триста перебежчиков, Логинов не ждал. Но и отказываться не стал — дурак он, что ли?

Принял вполне радушно, разве что приказал сдать оружие. Но Никола этого и ждал.

Оружие они отдавали честь по чести, за исключением фамильных клинков. Но тут уж и Логинов сделал уступку. Родовой кинжал — не просто ножик для мяса, это ценность и память, в иных семьях клинкам по триста лет уж исполнилось.

Оружие генерала порадовало.

Перебежчики, которые заодно проредили ряды врага — тем более!

Но не оставлять же их в своих рядах?

Так что часть Никола Фере отправилась к своим. Домой. Путь им предстоял долгий, но приятный. А штурм — штурм продолжался.

* * *

Сильный дождь ухудшил видимость, и этим воспользовался полковник Гвоздев. Взяв с собой двести человек, он обошел Ковальск с тыла и попробовал пробиться через кузнечные предместья.

Ему повезло, Калинин не стал серьезно защищать кузнечные кварталы. К чему?

Вот заводы, фабрики, склады — дело другое. А дома? Что — дома!?

Людишки еще отстроятся!

Когда освободятся от оков!

Завязался бой, но Гвоздев ломился вперед, словно бронемашина через кустарники. И потихоньку шел вперед.

Против него бросили две части, но части новобранцев. Тех, кто был в данный момент на окраине.

Гвоздев разделал их под орех и пошел дальше.

Видя, что полковник не возвращается, и получив от него донесение, усилил напор и Логинов. В рядах освобожденцев постепенно начала нагнетаться паника.

Это у Никола была возможность уйти. А у кого-то желание было, а возможности не было.

А жить хотелось.

Что оставалось делать таким людям?

Ждать удобного момента. А потом удирать. Иногда — стреляя в спину соседа.

Освобожденцы сопротивлялись отчаянно. Понимали, что их не пощадят, и полк Калинина дрался, словно львы. Логиновцы кровью поливали каждую отвоеванную пядь, то продвигаясь вперед, то откатываясь назад, и тоже стояли насмерть.

Им тоже было некуда отступать.

Освобожденцы не сдались бы и не отступили, но Гвоздеву повезло еще раз.

* * *

Васька сидел на чердаке и ждал врага. Ну... хоть одного он стрельнет! А может, и не одного! Верное ружье несло на себе уже пять зарубок.

Пять освобожденцев.

Пять трупов... этого было мало, отчаянно мало! За убитого отца, который отказался работать!

За мамашу с малыми, которых выкинули на улицу из сожженного дома, и которые теперь ютились по подвалам.

Васька один о них заботился, приносил, что мог достать... много ли? Мало? Слишком мало для жизни. Голод, холод, отчаяние — убивают надежнее любого пистолета. Сильно болела мать, и Васька боялся, что новой весны она не увидит. Двое малых умерло. Трое еще осталось, и Васька был полон решимости поквитаться.

За каждого он возьмет по десять жизней. И двадцать — за отца. На меньший размен он был не согласен.

А вот...

Шум боя приближался.

Васька замер, насторожился...

А когда увидел старую форму на Гвоздеве, сильно обрадовался. И...

Он сам сидел в засаде.

Такого же снайпера он выцелил первым. И выстрелил.

Громко хлопнуло старое, еще дедовское ружье, которое чудом удалось спасти.

Покатился с крыши стрелок.

Оглянулся полковник Гвоздев. И кивнул своим людям проверить дом. Васька не сопротивлялся, когда его потащили вниз. А чего?