Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 54
— Так вы будете слушать мой рассказ? — спросила Мария.
— Буду, — сказал я. — Сейчас принесут пиво с креветками и сразу начнем.
Отхлебнув местного пива, изготовленного по заморской технологии, я приготовился слушать.
— Родилась я четвертого августа неизвестно какого года в местечке Магдала на берегу Геннисаретского озера, в Галилее, недалеко от Капернаума, — начала говорить женщина. — Было это за тридцать лет и три года до Рождества Христова. В те годы в наших краях обитал Иоанн Креститель, но мне до него не довелось добраться. Родителей я не помню, но жила сама по себе, находясь на воспитании у тех, кто раньше знал моих родителей. Мне ничего не говорили о них, и я не пыталась что-то узнать, предполагая, что моими родителями является кто-то из богов или ангелов, а для этого нужно соответствовать их чистоте и святости. Святой я не была, но и распутницей меня назвать нельзя. У нас как повелось? Если кто-то лучше тебя, то человек начинает чувствовать себя обиженным тем фактом, что лучшим является не он. Как это выравнивается? Очень просто. Потаскушка называет соперницу блядью, страшненькая — уродом, глупая — дурой, и так далее. Каждый переносит свою ущербность на тебя. Говорят, что это якобы меня хотели побить камнями за прелюбодеяние, а подошел Иисус, взял камень и стал предлагать каждому бросить его в меня, если он чист как ангел и не имеет ни одного греха. И все отказались. Со мной этого не было. Прелюбодеяние — это нарушение супружеской верности, а я никогда не была замужем и такой грех ко мне не применим. Но я видела, как Иисус отнесся к блуднице и уверовала в него, и он заметил меня. Как же не заметить мои вьющиеся волосы? Меня всегда называли Magadella — завивающая волосы. Я не завивала, их кто-то завил при моем рождении, и они такими и остались. В святых книгах пишут, что Иисус исцелил меня от одержимости семью бесами. И это тоже ложь. Нас исцелила встреча и я пошла за ним, а он все оглядывался, проверяя, иду ли я за ним. Наши отношения как раз и явились основой заповеди, что Бог есть любовь. Я была готова сделать для него все, и он был готов сделать для меня все, но нравы того времени отводили женщине место где-то на уровне собак и какие-то минимальные права были только у замужних женщин и то только в эпоху Ренессанса в Европе, а на том Востоке, где жили мы, об этом никто даже и подумать не мог. Рождение девочки всегда считалось несчастьем и ни одной святой, за исключением матери Иисуса из того времени так и не вышло.
— Очень интересно, — сказал я. — Я тоже читал "Краткие очерки истории христианства" под редакцией почитателей товарища Сталина, помню, как Мария Магдалина стояла с матерью Христовой на Голгофе, участвовала в погребении Христа и именно к ней явился воскресший Христос, чтобы она сообщила об этом всем апостолам. И это она ездила к римскому императору Тиберию, которого поразила тем, что, передавая ему яйцо, она сказала: "Христос Воскресе!" и яйцо стало красным прямо в руках императора. Это все интересно, но для своего возраста вы выглядите очень свежо и сексуально. А мне, да и не только мне известно, что нетленный прах ваш похоронен был в Эфесе после работы над Евангелием вместе с Иоанном Богословом, потом году в девятисотом их перевезли в Константинополь, потом крестоносцы перевезли их в Рим в храм святой равноапостольной Марии Магдалины, а уж в Риме они были раздербанены и сейчас хранятся во Франции вблизи Марселя, в монастырях на святой горе Афон и в Иерусалиме. И сейчас в далекой Сибири она же сидит рядом со мной и пьет пиво. Прямо дочь лейтенанта Шмидта.
— Вот ведь Фома неверующий, — рассмеялась Мария. — А вы знакомы с таким явлением как инкарнация?
— Слышать слышал, но лично не сталкивался, — ответил я, — хотя некоторые собаки и кошки были намного умнее и человечнее окружающих людей, а деревья манили к себе как люди, которые хотели что-то сказать, но не могли по причине отсутствия речи.
— Что мне нужно сделать, чтобы доказать, что я это я? — спросила Мария.
— Не нужно ничего доказывать, — сказал я, — давайте поверим на слово.
— На слово, так на слово, — сказала Мария, — тогда я пойду вместе с вами в преисподнюю. Давно хотелось туда попасть, да не было подходящих попутчиков.
Глава 55
Слова Марии меня сильно озадачили. Женщина не случайно подошла ко мне, она знала, к кому нужно иди. Но откуда она это знала? Кроме того, настоящая Мария Магдалина вряд ли могла так изысканно и модно одеваться. Времена были другие, мода тоже была другая и психология женщины, бывшей уже взрослой во времена начала нового летоисчисления, не может так легко измениться и стать современной. Мораль того времени и мораль сегодняшнего дня — это совершенно несопоставимые понятия, дающие основание старым людям восклицать, что нынешние времена — это повторение Содома и Гоморры.
— Я понимаю ваше состояние, — сказала Мария, — трудно поверить в то, что начиналось с милой шутки и легкого флирта, а потом перешло к делам очень серьезным, в которых шутки просто неуместны, и вам, как писателю, который пишет в письменный стол, это должно быть интересно, поэтому я могу вам рассказать небольшую историю моей жизни, времени до полуночи еще много.
Родилась я в конце первого века до нашей эры и преставилась в первом веке нашей эры. Обо мне много всего рассказано такого, что никто не знает толики правды, считая меня то ли блудницей, то ли вообще случайным человеком, которому случайно явился Иисус после своего воскресения. Ничего не бывает случайным, все взаимосвязано и причинно-следственная связь, доказанная философами моего времени, не опровергнута до сих пор.
Кстати, кто из вас знает день рождения Иисуса Христа? Никто, а Рождество Христово празднуют все и самое интересное, что в разные дни, и каждый празднующий считает, что именно он празднует в правильный день. Самые умные празднуют два раза. А что такое старый новый год?
Я специально смотрела то, как меня изображают в историографии. Интересно взглянуть на себя со стороны.
В Западной Европе я блудница Мария Магдалина с красивыми длинными волосами мирром омываю ноги Иисусу и вытираю их своими волосами.
На многих картинах я раскаявшаяся блудница как отшельница в пещере, без одежды или в рубище, прикрытая только своими волосами. Другие художники изображали меня читающей, размышляющей, кающейся, поднимающей к небу заплаканные глаза.
Иногда меня изображали с сестрой Марфой, которая упрекает меня за неправедный образ жизни.
Отмыться от этого невозможно. Да и в кратких очерках истории того времени под редакцией Матфея, Марка, Луки и Иоанна тоже написано не разбери поймешь. Не буду же я для всех афишировать то, что меня связывало с сыном Божьим. Кто я такая? Просто женщина, встретившаяся ему на пути. Я старалась помогать в написании Евангелия Иоанну, но никогда более я не брала в руки священных книг, чтобы не расстраивать себя и не иметь грешного намерения подвергать критике работы учеников Иисуса.
Не без участия Его я вдруг осознала, что снова существую и живу в городе Александрия, и имя мое Гипатия (Ипатия), и я изучаю философию, математику, механику и астрономию, и у меня есть свои ученики, и идет расцвет христианства, и даже Римская империя уже христианская и она разделилась на Восточную и Западную, а моим злейшим врагом является епископ Александрийский Кирилл.
Все, что проповедовал наш Учитель, забыто, а христианство руководствуется постулатами первосвященников, отправивших Христа на Голгофу. Христиане уничтожили почти все, что было создано предыдущими поколениями и протягивали свои руки к Александрийской библиотеке, которую они уничтожили в триста девяносто первом году при столкновении с язычниками. Я всегда признавала примат разума перед религиозным верованием в науке и за это была ненавидима. Я прожила богатую событиями и длинную жизнь, но в четыреста пятнадцатом году толпа христианских фанатиков напала на меня и убила. Я потом читала о себе в книгах и с удивлением узнала, что гонитель науки и культуры епископ Кирилл был причислен к лику святых и поняла, почему примат разума не признается христианством. Не к этому призывал нас наш Учитель.
Второй раз я осознала себя, когда была голландской девочкой Маргаретой Гертрудой Зелле. Я была и Марией, и Гипатией, но я еще и была и Маргаретой, дочерью шляпника, внезапно разбогатевшего на нефтяных акциях. Чтобы стать тем, кем я была на самом деле, мне нужно было образование, но меня отдали в школу для высшего сословия, и я не получила тех знаний, которые мне были нужны, чтобы стать значимой личностью. Когда мне было тринадцать лет, мой отец разорился, а потом пошли семейные неприятности и мои родители развелись, а меня отправили к крестному отцу для продолжения обучения в училище воспитательниц для детского сада. В училище в меня влюбился директор и мне просто невозможно было там находиться, натыкаясь на влюбленного бонвивана, который и не делал секрета из того, что он возжелал несовершеннолетнюю девочку. У крестного отца тоже были неясные намерения в отношении меня, и я сбежала в Гаагу к дяде по отцу. Побыв у него некоторое время, я переехала в Амстердам, где в восемнадцать лет вышла замуж по объявлению за тридцативосьмилетнего капитана-шотландца, с которым переехала на остров Ява в голландской Ост-Индии, которая сейчас называется Индонезией. У нас родилось двое детей, мальчик и девочка, а муж оказался алкоголиком и деспотом. Он стремился получить продвижение по службе, но не получал его и считал во всем виновной меня, потому что я активно изучала особенности индонезийской жизни и изучала искусство индонезийского танца. Аборигены называли меня Мата Хари, то есть глаз дня, солнышко. В один прекрасный день, не выдержав издевательств со стороны мужа, я ушла жить к другому голландскому офицеру, но муж уговорил меня вернуться и тогда произошла трагедия — моего сына отравили. Непонятно кого хотели отравить, то ли меня, то ли мужа, то ли всю нашу семью, но отравился только один сын.
В одна тысяча девятьсот третьем году я развелась и уехала в Париж, будучи вынужденной оставить дочь мужу, который добился, чтобы она по суду осталась с ним. Вскоре умерла и моя дочь.
Я уехала в Париж, город безумия и разврата и окунулась в жизнь богемы, став известной своими зажигательными танцами с минимумом одежды. Мужчины, вино, деньги, отели, карнавалы, праздники, спектакли, все перемешалось в один пестрый коктейль, из которого я вынырнула с началом Первой мировой войны. Голландия не воевала, была нейтральным государством и там собирались все представители шпионского мира, вербуя друг друга и узнавая всяческие секреты. Не избежала этой участи и я. Мне нравилось быть тайным агентом и выведывать у пьяного папика, целующего твою грудь, военные и государственные секреты. Причем, я работала сразу на несколько разведок, будучи своей и там, и тут. Но разведслужбы, как и сутенеры, желали преданности только себе, чтобы ты работала только на нее и не якшалась с другими мужчинами. Но мне было все равно. Обиженные немцы сдали меня французам, а французы не нашли другого выхода, кроме как расстрелять меня. Мне было сорок лет. Так и так моя звезда закатывалась и славе моей подходил конец. Так лучше все время блистать непревзойденной звездой в веках, чем в безвестности гордиться тем, что ты когда-то была кем-то и доказывать это со старыми фотографиями, пожелтевшими от времени. Я была храбра и неизлечимо больна. Пропадать так и так, а французы любят позу, любят театр, и я устроила им последний спектакль. Мату Хари знают все, а Маргарету Гертруду Зелле не знает никто.
В следующий раз я осознала себя в России. В одна тысяча девятьсот тридцать третьем году мне было десять лет, и я была из семьи поповича, что тщательно скрывалась и от чего семья наша уезжала в Сибирь, опасаясь ареста за высказывания моего отца против коллективизации. В этом же году он умер во время операции на желудке, а мамочка из пролетарской интеллигенции, чья сестра работала в наркомате просвещения, воспитывала нас с братом в духе преданности большевизму, партии и лично товарищу Сталину, верному ученику и сподвижнику товарища Ленина, чей прах похоронен на Красной площади в Москве. Училась я хорошо, была активной пионеркой и комсомолкой и, возможно, меня ожидала завидная судьба выдающейся женщины современной эпохи, знающей столько, сколько знаю я, но тут грянула Вторая мировая война. Вернее, она уже давно полыхала, только в одна тысяча девятьсот сорок первом году на нас вероломно напал самый верный и преданный союзник — Германия под руководством партайгеноссе Гитлера.
Несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед, наша родная и любимая армия сотнями тысяч сдавалась в плен, открывая врагу дорогу на Москву. Была катастрофа. Немцы стояли под Москвой и разглядывали в бинокль златоглавые храмы Москвы. В ополчение брали всех подчистую. Кого угодно, лишь бы остановить врага. Нас отобрали на призывном пункте и повели учиться в разведшколу. Семь дней обучения, как поджигать дома, чтобы выкурить немцев из домов на мороз. Никакой жалости к врагу. Никакой жалости к тем, кто пускает немцев в свои дома. С коробком спичек в кармане меня забросили за линию фронта на лыжах в составе отряда поджигателей. Командир отряда — сержант НКВД — места встречи после выполнения задания не назначал.
— Будете действовать по ситуации, — сказал он. — Родина вас не забудет.
Я оказалась у деревни Петрищево и пыталась поджечь крайний дом. Но меня поймали крестьяне и избили, а потом пришли немцы. Что может делать в прифронтовой полосе городская девчонка, у которой кроме коробка советских спичек ничего нет? Ясно что — диверсантка. Меня били и пытали, а что я могла рассказать? Да ничего. Потом привели одного парнишку из нашей группы, который и сказал, что мы диверсанты и нас послали поджигать дома местных жителей.
Что стало с тем парнишкой, я не знаю, но меня повесили в назидание жителям оккупированных деревень. Ничего я не говорила и не геройствовала, как потом написали обо всем этом. Из меня сделали знамя, символ. Отомстим за Зою Космодемьянскую! Чего за меня мстить? Кто довел нашу страну до ручки, что она за несколько месяцев развалилась в разные стороны под натиском не превосходящего над нами врага. Я как маскировка всего того, что привело нас к катастрофе.
Я об этом читала не так давно. Черт меня дернул снова осознать себя в вашей же стране и перед самой перестройкой. Недавно слышала, что кому-то она родина-мать, а большинству — мачеха. Не буду ничего рассказывать. Сами все знаете. Папочка мой меня бросил. Родственники богатенькие сторонились нас с мамой, жили мы всегда бедно и что самое главное — все попадавшиеся мне мужики были обыкновенные козлы. Не веришь? Двадцати лет я выскочила замуж за красавца парня, а он, сволочь, сожительствовал со своей мамашкой. С пятнадцати лет спали вместе. А потом начал меня бить. Мать его все время на меня науськивала. Один раз, когда он уж очень сильно меня ударил прямо на кухне, я схватила скороду и так его приложила, что думала, что совсем его убила. А сама пошла в травмпункт зафиксировать следы побоев. Больше я в ту квартиру не заходила, а на следующий день подала заявление о разводе. Потом окончила институт, работала в издательствах и встретила второго красавца — бывшего сержанта милицейского спецназа. Ну, — думаю, — человек надежный. Дом полон всякого оружия и униформы, спецтехники навалом, он там был специалистом по подрывному делу и компьютерам. Потом занялся предпринимательством и стал шить камуфлированную одежду для спецслужб и для грибников с охотниками. Из-за камуфлированной формы потерявшихся грибников и охотников никто найти не может. Мать его меня сразу невзлюбила. Сразу замочила и простирала в стиральной машине мои синие джинсы и белую моднячую блузку. Только фиг ей, качественная продукция не линяет. И она, оказывается, тоже со своим сыночком спала. Поехала проведать его в армию, там у них все и случилось. Вот уж она-то меня и невзлюбила. Стала мной командовать, а я ее сразу послала куда надо. Вот тут-то суженый на меня и накинулся. А я уже беременная была и от побоев у меня случился выкидыш. Сбежала я от них по-партизански. Ночами пробиралась по лесу и потом пришлось задействовать все связи, чтобы защититься от женишка бывшего. Ну, он мне и начал гадить по-крупному, запуская вирусы и ломая всю мою технику, проникая в мою квартиру и меняя запчасти на компьютере. Это что-то несусветное. Кому на него жаловаться? Они все одним миром мазаны, наоборот еще хуже будет. Ворон ворону глаз не выклюнет, особенно в последние годы вообще люди беззащитными себя чувствуют. Только на Бога одна надежа, или на Дьявола. Больше никто и не защитит. А тут и весточка радостная пришла, что преставился мой благоверный, а по какой причине, мне это как-то по барабану. Умер Максим — ну и хрен с ним.
На радостях пошла я погулять-покутить, а тут и вас увидела. Сидите у нового храма на крови, а с храмом рядом на автостоянке крайнее место как люк в преисподнюю и мотоцикл стоит, а шлем у вас на стульчике рядом лежит. Значит — это вы в преисподнюю собрались, вот я и набилась к вам в секретари-помощники.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |