Катарсис Империи

— Думаю, поменьше, чем сейчас.

— О чем и речь.

* * *

Спустя час, обсудив все активные операции Разведочного отделения, мы с Лавровым направились в ресторан, который опять же посоветовал мой неофициальный куратор.

Судя по всему, Лаврову было необходимо обыскать мой номер, или — расположить по соседству соглядатая, раз он потащил меня ближе к полуночи в ресторан. Впрочем, я не сопротивлялся — нежелание сотрудничать — первейший признак того, что вам есть что скрывать. А то, что я хочу скрыть — никто не должен знать. И даже догадываться.

Не мудрствуя лукаво, Лавров отвел меня в 'Палкинъ'. Даже в мое время этот ресторан славился по всей России. Правда, позволить себе такое удовольствие простые смертные не могли. Впрочем, как и в этом времени. Но, раз приглашают — грех отказываться. С изысками двадцатого века здесь должно быть бесподобно.

Расположившись в некотором отдалении от основной массы гостей — а тут их, несмотря на ранний час было немало, мы с Лавровым вели неспешную, можно сказать — вялотекущую беседу о ближайшем будущем. Мне удалось поспать за ночь всего пару часов, так что, в качестве апперетива я кружка за кружкой поглощал крепкий чай.

Но, как оказалось, моя персона привлекла больше внимания, чем я рассчитывал.

Едва я успел поделиться с Лавровым своим видением службы разведки и контрразведки, выделенной в самостоятельную структуру с подчинением лично императору, окутавшую сетью своих подразделений всю страну, особое внимание уделяя армии и флоту, где следовало создать собственные подразделения, Владимир Николаевич обратил мое внимание на элегантного господина, который, не так давно вошел в ресторан.

Сергей Юльевич Витте потратил ровно десять минут — 'Адмиральские' не врут — на то, чтобы поприветствовать всех знакомых, затем, подобно ледоколу в океане людей, недвусмысленно направился к нам.

— С чего бы это он нами заинтересовался? — Спросил я у Лаврова.

— Думаю, он по мою душу. Он сегодня полдня прождал аудиенции у Его Величества, — пояснил Лавров.

Во мне боролись два чувства.

Первое — напускная вежливость, которой следует встречать председателя кабинета министров. Несмотря на то, что фактически Витте не обладал той властью, которая была у него на посту министра финансов, даже сейчас, он мог успешно мешать мне. И, задумывая свой план, я ни коем образом не хотел пересекаться с Витте, как раз таки — из-за второго чувства, которое брало во мне верх, по мере приближения Сергея Юльевича.

Вогнать ему сейчас вилку в глаз было бы самым верным способом наказать Витте за все те хитрые комбинации, которые он проворачивал, будучи при власти. Насадив 'золотой стандарт' стране, которая его не имела в достаточном количестве, он фактически подсадил Россию на зарубежное золото — в первую очередь, французское. Получая золото из-за рубежа, для обеспечения прихоти Витте, Россия была вынуждена отдавать в качестве платы огромные суммы, большая часть которых оседала в карманах самого Витте.

Строительство Дальнего, как торговых ворот России на Дальнем Востоке наполнило и без того набитые карманы Витте. Не говоря уже про то, как он озолотился на строительстве Великого Сибирского пути, на введении 'вооруженного резерва', благодаря которому российский флот вынужден компенсировать недостаток выучки личной храбростью матросов, а недостроенные укрепления — тысячами убитых солдат.

Ну и как вишенка на торте — его предложение директору Департамента полиции Лопухину, о покушении на царя. Задело видели те Сергея Юльевича отстранение от кормушки.

Но, ничего, братец, мы с тобой еще потягаемся. Богом клянусь, а я тебя, сука белогвардейская, разоблачу. И гореть ты будешь долго.

— На всякий случай — не распространяйтесь обо мне, — шепнул я Лаврову. Впрочем — это было излишне.

— Добрый вечер, господа! — Голос Витте казалось характеризовал его жизненную позицию. Несмотря на утрату видимой власти, он не прекращал махинации, чтобы вновь выбиться в руководящие, денежные должности. В моей истории — ему это удалось. Здесь же...вилку что ли задействовать?

— Приятно вас вновь видеть, Сергей Юльевич, — Лавров в одночасье натянул на себя маску полнейшей учтивости. 'Наверное, с такой миной он будет заманивать Ивлева на допрос', — подумалось мне. Если так — то я уже не завидую ротмистру-предателю. — Изволите и присоединиться к нашей дружеской компании? Кстати, позвольте представить моего собеседника и друга — Ивана Ивановича Мартынова.

— Премного рад знакомству, уважаемый Сергей Юльевич, — сбылся мой кошмар. У меня появился псевдоним.

— Взаимно, Иван Иванович, — Витте улыбнулся. Впрочем, это была 'дежурная улыбка', которой высокие чины одаривают всех тех, кто еще не заслужил внимания. — Ну-с, как вам дела на окраине империи?

— Печальные вести, Сергей Юльевич! — Врать в глаза мне не привыкать. Так что, выкуси, Сергей Юльевич, ни слова правды тебе. Лишь бы только не обматерить его. — Вы слышали — война!

— Как же не слышать! Япония отважилась напасть на нас! Экая наглость! Без объявления войны! Варварство, да и только, — то, что Витте расположился за нашим столиком прямо указывало, на то, что ему от нас что-то нужно. Не верю я в бескорыстные обеды в высших кругах власти. Знать бы еще, о чем они с Лавровым беседовали...

Словно услышав мои мысли, Витте взял быка за рога.

— Так что же, Владимир Николаевич, удалось вам попасть на аудиенцию к Его Величеству? — Невинно поинтересовался Витте. Впрочем, невинностью он мог попытаться обмануть Лаврова, но не меня. Уж я то понимал, как отчаянно Витте ищет себе людей поближе к царю. Лишенный былой власти он не доволен нынешними реалиями и все свои силы пустил на то, чтобы найти себе союзников — поближе к царю. Лиц доверенных, которые могли бы нашептывать государю о том, как политике не хватает Витте.

А учитывая, что сам Витте прекрасно был осведомлен о всех мало-мальски значимых фигурах вокруг царя. И Лавров для него — новая фигура на доске. Ведь — абы кого на аудиенцию не вызывают.

— К моему сожалению, нет. Государь был слишком занят, чтобы выслушать меня. Надеюсь, у него появится время, чтобы принять меня в обозримом будущем.

— Не буду тешить вас надеждой, Владимир Николаевич, но государевы дела требуют много времени, так что не ждите скорой аудиенции. В свою очередь, в ближайшую встречу с Его Величеством, я замолвлю за вас слово.

— Покорнейше благодарю, Сергей Юльевич, — Лавров буквально расплылся в улыбке. — Позвольте угостить вас шампанский, в знак моей признательности!

— Ну, раз вы настаиваете!

* * *

Попойка с Витте затянулась еще на несколько часов.

Учитывая, насколько я не переношу алкоголь, пришлось соврать, что шампанское мне противопоказано врачами, выявившими у меня аллергию на спиртное. И, хотя это была чистейшей воды чушь, которую Витте и не подумал принять за истину, свое внимание от меня он отвел.

Мне действительно стало жаль Лаврова — так на него насел Витте. Не знаю, смог ли бы я сам выдержать такую атаку, но бывший минфин в буквальном смысле использовал сочетание 'словесная диарея и шампанское' по прямому назначению, стараясь разговорить контрразведчика.

Сам же Витте, хоть и хмелел, но намного меньше, чем Лавров. Буквально — к концу первой бутылки, Владимир Николаевич уже нашептывал Витте на ухо, какие у него грандиозные планы насчет Камчатки.

— Право, помилуйте! Там же только снег и горы!

— Нии..ничего подобного! Там много всего! Только тсссс! Я вам не говорил!

— Конечно-конечно! Но, мне все же интересно, что же вы там нашли...

Почти час Лавров 'ломался', прежде чем погнал конченную ахинею о несметных залежах сокровищ в виде рыбного промысла и пушнины. Мол, добра — непочатый край, но, беда — свое имение Владимир Николаевич уже заложил банкам, и денег у него на финансирование промысла у него нет.

— Вот и обратился за высочайшей помощь, царя нашего! — Заключил Лавров. Впрочем, интерес Витте пропал еще на стадии оглашения грандиозных расходов.

— Что ж, раз мне теперь известен ваш вопрос, я при первом удобном случае обращу на него внимание Его Величества, — очередная дежурная улыбка и Витте растворяется в дверях начинающего пустеть ресторана.

— Нужно уходить, — на мгновение Лавров протрезвел, но в ту же минуту вновь принялся разыгрывать из себя пьяницу.

Расплатившись по счету, мы взяли экипаж и добрались до гостиницы.

Уже в номере, Лавров окончательно сбросил с себя маску повесы.

— Видать крепко его интересовало, с чем я пожаловал к Его Величеству!

— Это слабо сказано. В моей истории Витте после отставки с поста министра финансов даже планировал покушение на царя.

— В самом деле? Вы рассказали об этом...?

— Ни в коем случае. Кто я и кто такой Витте? У него множество заслуг, а у меня что? Правильно — ничего. Государь наш даже бы не подумал его подозревать.

После мы еще несколько минут поговорили о делах менее значимых, затем Лавров откланялся, пообещав в ближайшее время вновь со мной связаться.

На прощание он посоветовал мне поменьше покидать свой номер.

— Не упускайте мысли, что Витте, быть может, интересовал не я один, — произнес мой друг-контрразведчик.

Глава 6. Марномакс.

Санкт-Петербург. 29.01.1904.

Сказать, что я был удивлен, когда в мой номер в начале десятого утра постучался посыльный из Зимнего, значит ничего не сказать.

Не выспавшийся, как мог быстро привел себя в порядок.

Облачившись в недавно приобретенный костюм я мимоходом отметил, что в это время портные куда лучше исполняют заказы. Ну, или персонально мне попался такой. Нигде не жмет, пошито по фигуре... Прекрасное исполнение. Вот бы в будущем люди умели не хуже.

У подъезда гостиницы меня ожидал экипаж. Без церемоний, я сел внутрь, откинувшись на мягких подушках. Да, царская карета — это не ведомственный 'воронок'.

Спустя полчаса я вновь был в Зимнем.

В этот раз, как ни странно, ожидать не пришлось. Стоило лишь перешагнуть порог дворца, навстречу уже бросился лакей, спешно принявший верхнюю одежду. Граф Гейден, коротко поприветствовав меня, без каких-то объяснений, повел за собой. Причем — не окольными путями, а словно ледокол в весеннем море — напролом.

Каких-то пять минут и вот она — давешняя приемная.

Меня сразу же провели в кабинет к Николаю. Царь, облаченный в морской китель, светился от счастья, будто начищенный до блеска червонец. Он буквально лучился счастьем, которым, очевидно хотел поделиться.

Коротко обменявшись приветствиями, я приготовился было к обычной манере общения с Николаем — той самой, когда сперва о воронах бормочешь три часа, а потом за пять минут обговариваешь особенности наступления в Галиции.

Но, не тут-то было. Царь известил меня о высочайшем указе, согласно которому в ближайшее время откроется медицинская академия, всецело посвященная исследованию и борьбе с заболеваниями крови. На задворках памяти шевельнулось что-то знакомое.

— Будем лечить! — Со смехом сказал Николай.

— Всенепременно, — вежливо поклонился я, продолжая задаваться вопросом — а, собственно, какого хрена я тут делаю? Хорошо еще с утреца как следует привел себя в порядок, благо следов ночных посиделок не осталось. Но все равно — подниматься в такую рань — преступление против национальной идеи 'Спим до обеда. И пусть весь мир подождет!'.

По сравнению с его вчерашним настроением, сегодня царь явно в ударе. Ни тени сомнений на лице, весел и не тянется к колокольчику. Мне аж прям не по себе стало. Еще недавно был человек, которого хоть и отрывочно, но все же знаешь. А сейчас это какой-то счастливый папаша — хоть сейчас его в рекламу майонеза.

— Рад, что смог угодить, Ваше Императорское Величество.

— Полноте, Илья Сергеевич! Вас в пору к награде представить за тот труд, что вы передали нашим лекарям. Мне с утра в один голос десятки светлейших умов говорили, насколько сильно продвинется медицина, если все вами описанное удастся претворить в жизнь.

С утра?! Ты там совсем охренел что ли?! На дворе — я сверился с часами на руке.

Ан нет, это я охренел. Так-то уже полдень. Решительно, как говорил парень Скотти из фильма 'Евротур', просыпаясь после очередной попойки в луже собственной слюны: 'Перестаю квасить'.

— Без сомнения удастся. Все, что я описал по проблемам гемофилии, свертываемости и переливанию крови — все это будет открыто в пределах ближайших двадцати лет. Не только нашими с вами соотечественниками, но и зарубежными учеными. Так что, имея теоретический задел, наши медики смогу держать пальму первенства.

— Как вы сказали? 'Пальму первенства'? Забавное выражение.

Мы еще минут пять поупражнялись в остроумии — я поведал царю несколько легких фразеологических оборотов из будущего, которыми он мог бы блеснуть в приличном обществе. Конечно, было бы забавно, если б он на заседании кабинета министров пригрозил проштрафившемуся чиновнику допросом с применением анального термического криптоанализатора 'Жопогрей 40000', но, это просто мечты. Эх, порой жалеешь, что не попал во вселенну стимпанка.

Поймав себя на мысли 'А не прих.ел ли я часом?', вернул свое внимание к монологу царя, что хвалил мой труд во имя болезней крови.

Затем, как и всегда в разговоре с царем, наступил момент поговорить о делах.

— Знаете, Илья Сергеевич, а вы были правы. Сто крат правы.

Это я и без тебя знаю.

— В чем именно, государь?

— Я за своей подписью отправил телеграмму командующему эскадрой в Порт-Артуре вице-адмиралу Старку о необходимости минных постановок в Талиенваньской бухте строго в светлое время суток и при достаточной видимости.

Серьезно? И яиц хватило на такой поступок? Никто из родственников не отговорил? Я прям в шоке. Приятно удивил.

— Позвольте полюбопытствовать, и какова была реакция Старка?

— Точно такая же, как вы и указали в своей записке. Он растерялся. Отписал, что направляет для защиты 'Енисея' крейсер 'Боярин'. Как мне рассказали уже наши морячки из под Шпица, — кивок головой в сторону Адмиралтейства, — Старк умудрился отправить минный заградитель без охраны минировать подходы к Дальнему. Немыслимая безалаберность!

— Которая в моем мире привела к гибели обоих кораблей. 'Енисей' в тумане налетел на собственную мину, а примчавшийся 'Боярин' не знал карты минных полей и тоже стал жертвой глупости. Так, без участия со стороны японцев мы потеряли в моей истории два жизненно важных корабля.

— Но, разве основная сила эскадры не в броненосцах?

— Так то это так, Ваше величество. При обычном раскладе сил на театре военных действий, количество броненосцев, конечно решает исход сражения. И, признаться, в количестве кораблей линии мы японцев превосходим. А вот по качеству...

— Адмиралтейство заверило меня, лично управляющий Авелан, что корабли Эскадры Тихого океана могут переломить ход войны и обратить японцев в бегство.

— Федор Карлович что-то лишку хватил. Японский флот, в отличие от нашего, не простаивал в вооруженном резерве благодаря попечению министра финансов Витте. Сейчас у японцев шесть броненосцев — корабли линии с примерно одинаковой мореходностью, И в добавок к тому — не меньшее количество броненосных крейсеров, каждый из которых по оценкам наших современников не уступает нашим броненосцам класса 'Пересвет'. Итого — двенадцать кораблей линии. Против наших пяти броненосцев — не самой хорошей постройки, смею заметить.