— Ричард, я, конечно, понимаю, что ты хочешь освоить технику разрушения предметов, но твои руки и ноги явно не приспособлены для этого. Ты скорее сломаешь их, чем пару кирпичей. Голова у тебя тоже слабое место... — Он вновь задумчиво посмотрел на меня и выдал: — Повернись спиной и приспусти трусы!
Я вздрогнул и, стиснув зубы, сделал, как мне приказали. Учитель ещё при первой встрече сказал, что его требования не обсуждаются, если я хочу стать настоящим бойцом.
— О, есть идея! — радостно воскликнул он. — Ричард, я нашёл самое тренированное место на твоём теле. Тут даже мозоли есть!
— Это где?! — Я почувствовал себя уязвленным. — Если вы искали мозоли на локтях, то зачем надо было снимать с меня трусы?
— Нет, Ричи, локти у тебя хрупкие, они не выдержат столкновения с кирпичом, а вот то самое место, на котором ты сидишь, когда читаешь свои книги, как раз сойдёт.
— Э... это какое же... место? — не сдержавшись, задаю вопрос — учитель явно надо мной издевается...
— Задница, Ричард, твоя замечательная задница!
— Но я никогда не слышал, чтобы кто-то разбивал кирпичи этим местом...
— Ты будешь первым! Тайное оружие Ричарда! Представь, как все удивятся, когда ты выйдешь на ринг... ммм... а когда увидят... — словно смакуя каждое слово, произносит он — ... поверь, это зрелище никого не оставит равнодушным! Правда есть один недостаток...
— Какой? — увидев его неприкрытое сочувствие, с испугом спрашиваю я, поддавшись на его провокацию.
— Придётся выполнять этот приём с высоким прыжком и быстрым приземлением, а это опасно... ты можешь себе кое-что отбить... — его голос звучит так, словно он держит речь на похоронах близкого друга, а моё воображение рисует ужасную картину... от которой я теряю мужество и сдавленным голосом пищу:
— Что отбить?..
— Копчик, Ричард, копчик...
После того разговора я больше никогда не просил научить меня разбивать предметы, да и учитель больше не напоминал об этом. Он только сказал:
— Тебе нельзя подпускать противника на короткую дистанцию, ваши силы всегда будут неравны. Это всё равно, что пытаться в одиночку остановить мчащееся стадо обезумевших буйволов. Поэтому твоя техника будет необычной. Когда-то люди владели этим секретным видом боевого искусства — 'смертельное прикосновение', но они давно потеряли знающих его мастеров...
* * *
Подойдя к рингу, я в ожидании своего противника успокаиваюсь. Охотник быстро переодевается. У него отлично тренированное тело, такое мне и не снилось. Он подходит, и я замечаю, что у него снова холодные и равнодушные глаза. Это опасно. Мне нужно или вывести его из себя, или обмануть своей беспомощностью. Охотник уже готов к началу боя, похоже, на провокации он не поддастся, слишком у него отточенные, кошачьи движения... и я выбираю второй вариант.
Делаю нерешительный шажок в его сторону, опускаю голову вниз, чуть заметно вздрагиваю, вытягиваю руки вдоль тела, судорожно сжимаю и разжимаю кулаки, демонстрируя не сбитые костяшки пальцев, и еле слышно всхлипываю. Хорошо бы ещё слезу пустить, но блин, я так и не научился делать это по желанию. Вот если бы у меня был лук или хрен, то разрезав и понюхав их, я бы истёк слезами...
— О, трусишь, мелкий? Так кто из нас ссыкло? Я бы простил, но ты зарвался, так что сначала тебя надо проучить, чтобы знал своё место, негодяй, — тихий, но уверенный голос звучит пренебрежительно, он попался на мою уловку. Да! Цель достигнута. Противник меня совсем не оценил. Тем лучше, больше шансов на победу, хоть он и здоровый такой...
Я очищаю разум, избавляясь от всех эмоций и ненужных мыслей. Я тростник, качающийся на ветру, я гладь большого озера, я ветер, я огонь, я вечный космос. Удар... я плавно отстраняюсь, и он лишь скользит по моей груди. Свои действия я осознаю не сразу, словно тело само решает, как ответить и атаковать. Всё происходит так молниеносно, что разум лишь фиксирует отдельные моменты боя... Охотник, вложив все силы для удара, открывается, становясь мишенью, и я, разжав кулаки и стиснув вместе указательные и средние пальцы, короткими ударами бью в точки смерти на груди и под ключицей. Охотник падает, скрючившись от боли, сейчас он беспомощен и не способен защищаться. Для верности я наношу ещё один удар, теперь ему тут полчаса валяться. Пусть скажет спасибо, что я его не убил! Неожиданно чувствую, что в зале становится как-то неуютно, тихо. Оглядываюсь, на нас устремлены неверящие взгляды. Вдруг кто-то тихо спрашивает:
— Эй, парень, как тебя назвать? Нам нужно боевое имя победителя...
— Мне всё равно... — Я чувствую усталость, одна ошибка мне грозила рабством, но лишь сейчас приходит понимание опасности всей этой ситуации. — Хоть бешеной креветкой назовите...
Ударяет гонг, и чей-то мощный бас провозглашает у меня над ухом:
— Чистая победа! — И поднимает зажатую, словно тисками, мою правую руку вверх:
— Победитель — Бешенный Креветко! Господа, поприветствуем же нашего победителя!!
Зал взрывается аплодисментами и свистом. Я чуть не глохну от такого шума. Внезапно наступает гробовая тишина. Из распахнутой двери выходит фигура в балахоне, но я не могу ее разглядеть. Меня мгновенно закрывают спины других бойцов, а пара молодых парней подхватывает меня и почти силком утаскивает через чёрный выход в комнату моих подруг, где девушки сидят с уже опухшими от слёз глазами.
— Рииичааард! — Моё имя, выкрикнутое высоким истеричным голосом, вгоняет меня в ступор, а парни быстро наводят тишину и что-то говорят, но я почти не слышу. Они уходят. — Ричард, не спи давай! — Встряхивает меня за плечи Амая. — Немедленно садись к большому зеркалу. Сейчас мы изменим твою внешность.
Я, не чуя никакой подлянки, сажусь в кресло и, расслабившись, закрываю глаза...
* * *
Монастырь Сен-Грегори, спустя пару часов.
— Алекс, ты вёл себя как мальчишка! Ты опозорил нас, заключив сделку с демоном! — разъярённый голос священника обрушивался на виновато склонённую голову молодого охотника. — Ты был официальным лицом в этом пристанище разврата и выставил весь орден недоумками. Скажи мне, как такой хороший боец мог проиграть мелкому щенку? Я не поверю, что он оказался сильнее охотника.
— Святой отец... я... я не понимаю, как... но я поверил, что тот вампир испуган...
— Хватит блеять! Ты столько должен этому исчадию ада, что на эти деньги можно вооружить весь орден. Где ты их возьмёшь, нас не касается. Считай это частью твоего наказания...
— Святой отец, я готов понести любое наказание... — Молодой охотник опускается на колени, не поднимая головы. — Я грешен... Святой отец, прошу вас, назначьте мне необходимое послушание, чтобы очиститься от этого греха... Я с радостью выполню любую повинность...
— Вспомни первую заповедь воспитания: 'Не оставляй юноши без наказания; если накажешь его розгою, он не умрет: ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней...', — звучит речитативом мощный голос священник. — И наставление отроку псалом третий: 'Наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его; ибо кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему'...
После небольшой паузы церковник произносит:
— Двадцать ударов плетью получишь завтра, а сейчас отправляйся на поимку этого бесовского отродья, поможешь опознать его. Кровосос должен где-то жить и не может вечно прятаться в клубе, а через наше оцепление он не должен пройти. Теперь иди и скажи отцу Патрику, что я его жду...
* * *
Клуб 'Арена', Ричард
Я с трудом открываю кажущиеся свинцовыми веки и вижу странную охотницу почтенного возраста, сидящую напротив меня. О, Тьма!! Такое страшилище только поискать! Её лицо изборождено морщинами — так долго люди не живут, но
несмотря на столь преклонные годы, довольно потасканная внешность этой шалавы выдает разгульный образ жизни, а броское одеяние подчёркивает древний возраст, контрастируя с дряблой кожей рук, груди и шеи. Окрас волос мне сложно описать... Белые, с вызывающе красными прядями, а у корней — серо-бурого оттенка, они к тому же выглядят грязными. Нет чтобы скромно уложить эту дикость в простую причёску, так всё это великолепие свёрнуто в большую дулю, из которой выглядывают какие-то яркие, словно перья попугая, заколки, булавки, шпильки, а сзади как павлиний хвост распустился гигантских размеров алый бант, да ещё и съехавший набекрень. Под стать вороньему гнезду и боевая окраска этой престарелой красотки — на длинных загнутых ресницах тонна туши, висящей кое-где кусками. Глаза подчёркивают наложенные от души желто-фиолетовые тени, как два художественных фонаря, полученных во время драки... Своих бровей у чудища нет, зато есть нарисованные домиком полоски. Губы пухлые, бантиком, с помадой под цвет гигантского банта. На шее зелёная ленточка с кокетливой застёжкой-брошкой в виде бабочки, а откровенный вырез кофты вызывающего красного цвета подчёркивает дряхлые прыщики.
Не выдержав её неземной красоты и изучающего взгляда, я невольно брезгливо кривлюсь. Но неожиданно 'красотка' отвечает мне точно такой же гримасой, и меня охватывает чувство ужаса, даже внутренности сжимаются и холодеют.
— Ричи, только не нервничай! — звучит взволнованный голос Амаи.
— Осталось только цветные линзы надеть, и тебя точно никто не сможет узнать, — радостно заявляет Уна, а я в шоке пялюсь на своё отражение в зеркале.
Хлопает дверь, и, обернувшись, я вижу взволнованного Джорджа. Мазнув брезгливым взглядом по моей персоне, он обращается к растерявшимся подругам:
— Девочки, совесть нужно иметь, Ричи сейчас в большой опасности, а вы вместо того, чтобы ему помочь, носитесь с этой кош... ледью.
Я пытаюсь шумно вздохнуть, но что-то железными тисками сдавливает мою грудь и глубоко набрать воздуха не получается. Из горла вырывается полузадушенный сип, и мой шеф оборачивается. Он вглядывается в меня, словно изучая букашку под микроскопом:
-Кто это?! — Его начинает потряхивать, а потом он буквально сгибается от хохота. — Рииичиии! Это просто шедевр! Девочки, дайте я вас расцелую!
Девушки тоже смеются, а мне обидно до слёз, я срываюсь с места и чуть не растягиваюсь на полу из-за собственных запутавшихся ног, но меня вовремя ловят почти у самой поверхности. Вид собственных пальцев вгоняет меня в глубокий шок. Мои ногти мало того что покрыты красным лаком с цветочками, так их ещё и удлинили на пару сантиметров, если не больше! Меня поднимают и ставят на ноги, а я ощущаю себя куклой — большой неживой игрушкой.
— Ричи, не нужно так нервничать, — назидательно произносит Элли, возвращая меня на место и давая в руки коробочку с линзами. — Надень их сейчас, и мы начнём обучать тебя ходить на этой высокой платформе. Другого способа скрыть твой маленький рост, нет...
* * *
Я выжат как лимон. Уставший до дрожи в конечностях. Мне вспоминается, что в книгах такое предсмертное трепыхание у насекомых называют тремором. Мне страшно представить, как женщины ходят в этих ужасных орудиях для изощрённых пыток. Хотя девушки уверяют, что в этой эксклюзивной модели с шестнадцатисантиметровой платформой на самом деле мало кто может ходить. У меня же нет выбора. Ярко зелёные расклешённые длинные брюки скрывают мою обувь, а кофта с заниженной линией талии усиливает иллюзию высокого роста. Я уже почти не путаюсь в ногах и даже самостоятельно передвигаюсь с грацией отравленного таракана.
Зато мне открылась маленькая женская тайна! Походка от бедра или виляние бёдрами используется для баланса при движении и выглядит привлекательной для мужчин именно потому, что хочется стать опорой для грозящего упасть на их глазах на пол беспомощного существа. Мне тоже хочется найти того, кто смог бы подержать меня во время этих упражнений.
— Ричард, у тебя хорошо получается для первого раза, но твоя походка будет сильно привлекать внимание. Сделаем из тебя подвыпившую леди — так твой неровный шаг не будет вызывать подозрений. Я принесла тебе виски, а для большей убедительности ещё и дорогие ментоловые сигареты, — устало сообщает Элли, — сейчас доработаем твой имидж...
* * *
Монастырь Сен-Грегори.
Дверь в комнату бесшумно открывается, и с грацией крупной кошки заходит крепко сбитый охотник в монашеской рясе.
— Давайте без церемоний, Патрик, — предупреждает церковник со шрамом. — У нас из-за одного сопляка вышла из-под контроля ситуация с владельцем 'Арены', и теперь Джордж категорически отказывается подчиняться, требуя показать ему сына.
— Я не вижу в этом никаких проблем, у нас достаточно похожих парней...
— В том-то и дело, что это не решение проблемы, — резко обрывает собеседника хозяин кабинета. — Джорджу словно вожжа под хвост попала, и он требует не только встречи с сыном, но и проведение генетического анализа.
— Сикхт, у нас есть свои люди в лаборатории, так что сделаем всё в лучшем виде.
— Не получится. У Джорджа теперь есть возможность провести этот анализ независимо от нас, на чём он жёстко настаивает, а это означает, что доступ на 'Арену' нам пока закрыт.
— Пока, — сухо смеётся Патрик. — Я думаю, второго шанса он нам не предоставит, тем более что сына мы ему показать при таком раскладе не сможем ...
— Сможем, — жёстко говорит Сикхт, и его страшное лицо перекашивает жуткая гримаса, а шрам проступает ещё резче. — Не только сможем, но и покажем. Церковь не должна отчитываться перед мирянами в своих действиях. Я обещал, что его отродье умрёт в страшных, длительных мучениях, и Джордж увидит соответствующую видеозапись. Через пару месяцев у доктора Орелли будут занятия... внешность вампира нужно подкорректировать.
— Хорошо, я всё подготовлю, но, честно говоря, не вижу возможности дальнейшего воздействия на хозяина 'Арены'. Он уже потерял всех близких.
— Нет, Патрик, ещё не всех. У него появилась новая привязанность. Не знаю, чем его подкупила эта маленькая шлюха, но она будет у нас в руках уже в ближайшее время. Джордж ещё ни за кого не просил с таким отчаянием, а просмотрев запись гибели своего выродка, он снова станет сговорчивее.
— Главное только в этот раз не переусердствовать с пытками, — усмехнувшись, подсказывает Патрик...
* * *
Клуб 'Арена', Ричард
Ошейник и зелёную ленточку решили снять, чтобы не рисковать, и шеф дал мне напрокат ожерелье с брильянтами, подтверждающее статус богатой дамы. Теперь у меня карие глаза, и от меня несёт алкоголем и дорогими сигаретами, правда в допустимых пределах, как утверждают мои подруги. Последнее, наверное, стоило мне года жизни, ведь до сегодняшнего дня я никогда не курил и не пробовал алкоголя. Боюсь, что после сегодняшнего дня мне больше и не захочется к ним прикасаться...
Длинные коридоры Арены кажутся бесконечными. Я иду, вцепившись в руку Элли, чтобы где-нибудь не познакомиться с полом поближе. Когда мы, наконец, добираемся до выхода, я чувствую себя почти счастливым, но распахнувшаяся дверь и представшая за ней панорама быстро лишают меня радости и показывают, что самое страшное ещё впереди. Мне никогда не приходилось видеть такого количества воинственно настроенных охотников, и сердце сжимается от плохого предчувствия под перекрестьем внимательных глаз. Отступать уже поздно. Я отпускаю руку Элли и начинаю своё торжественное шествие, чувствуя себя настоящей звездой, но в тоже время смертельно боюсь разоблачения.
