Площадь ярко освещал огонь нескольких больших костров, окруженных группами странно одетых шейсов. То и дело слышался смех, ругань или неразборчивые крики. Тут и там целовались парочки, не обращая внимания на окружающих, поглощенные только друг другом. Некоторые не только целовались, так что шокированная зрелищем девушка поспешила отвернуться.
Несколько музыкантов тихонько наигрывали веселую мелодию, под которую танцевали изрядно выпившие мужчины и девушки. Их одежды, кричащие и непристойные, бросались в глаза, распущенные волосы женщин, их обнаженные руки и плечи выглядели абсолютно непристойно. А самое неприятное, что незваную гостью заметила тощая старуха, восседавшая на хромоногом кресле на вершине какой-то кучи.
Как по мановению руки музыка и смех стихли, все глаза обернулись к Соланж.
— Кто это к нам пожаловал? — ехидно проскрипела старуха, делая девушке знак приблизиться. — Неужто заблудилась? А может, тебя подослала стража? Или маменька из дома выгнала за плохое поведение?
В тишине отчетливо слышался стук сердца невезучей беглянки, или ей только так казалось. Душа готова была провалиться сквозь землю, и благоразумные ноги отказывались идти вперед.
Несколько мужчин грубо подхватили ошарашенную тсаревну под руки и потащили вперед, не обращая внимания на то, что пленница еле перебирала ногами. Платок по дороге свалился на землю и тут же был затоптан толпой, всеобщему обозрению открылись торчавшие во все стороны короткие светлые волосы длиной едва ли с ладонь.
— Так-так, — усмехнулась старуха, сверкнув в свете костров бесцветными глазами. — Вот так прическа у тебя, милочка. А не беглая ли ты рабыня?
— Нет, госпожа, — испуганно воскликнула тсаревна, освободившись от чужих рук и приглаживая волосы. — Я была ранена, поэтому пришлось остричь волосы. Прошу вас, не трогайте меня!
Раздалось несколько смешков, подчеркивая нелепость высказанной просьбы, да и старуха растянула рот в кривой усмешке, демонстрируя отсутствовавшие передние зубы. Солу надежно окружала толпа этих странных шейсов, за спиной слышались шепотки и тихие разговоры, а над всем этим возвышалась на своем троне страшная старуха.
— Отвечай, кто ты и зачем сюда пожаловала?
Тсаревна с запозданием поняла, что легенду для себя толком и не придумала, понадеявшись на скорое спасение, и теперь остро об этом жалела.
— Я оказалась здесь случайно, госпожа! — взмолилась она. — Только сегодня пришла в город, и мне очень надо было увидеть князя Лейта!
Толпа снова захохотала, будто услышала нечто чрезвычайно забавное.
— Послушай, детка, из какого захолустья ты выбралась? — сквозь смех произнесла старуха. — Уже больше года князем является старший сын Лейта. Ты совсем отстала от жизни. В какой деревне ты жила?
Значит, Келин стал князем? Но как же его отец?
— А Лейт? Он умер?
— Мы ведь здесь не для того собрались, чтобы о политике беседовать! — наставительно заметила старуха. — Итак, к Лейту тебе дорога закрыта. Ну и зачем такой оборванке как ты искать великого правителя Диостана?
Сола все еще не успела свыкнуться с мыслью о том, что ее план был разрушен, так что оказалась совсем не готова отвечать на дальнейшие вопросы странных обитателей трущоб.
— Я не слышу ответа! — зло прошипела старуха. — А ну подвиньте-ка эту тощую мышь поближе!
Окружающие толкали и щипали Соланж, толкая ее вперед, к куче старья, на котором возвышался шаткий трон предводительницы этой невероятной толпы. Треснула ветхая ткань, и рукав, за который потянул кто-то из шейсов, наполовину оторвался. Девушку еще раз толкнули, и она чуть не упала, с ужасом глядя в глаза страшной старухи.
— Сейчас она у нас живо заговорит! — произнес кто-то у девушки над ухом.
— Запоет! — хихикнул другой голос.
— Тихо! — рявкнула старуха, прислушиваясь к чему-то.
Как и в прошлый раз площадь моментально погрузилась в тишину, и теперь стал отчетливо слышен лязг металла.
— Стража, — прошептал кто-то. — Это стража, госпожа Калькатта!
На мгновение о Соланж забыли. Живой муравейник вокруг тсаревны зашевелился, мгновенно исчезли где-то бутылки со спиртным и музыкальные инструменты, по телам и лицам прошла рябь, и словно с помощью магии все преобразилось, стало выглядеть скромнее и пристойней. Голые плечи укрыли цветастые шали, распущенные волосы спрятались под платки и чепцы. Едва пропала во тьме последняя булькающая бутыль, как из переулка на площадь вышел отряд городской стражи.
— Ага! — радостно улыбнулся худой высокий воин с гладко выбритым лицом и в нарядном мундире. — Что у нас за сбор, господа?
— Ах, господин Гио, какая честь для нас встретить самого начальника городской стражи! — заворковала старуха, отвешивая поклон. — Вы же знаете, на этой неделе в столицу княжества съезжаются циркачи и лицедеи, чтобы потешить его светлость. Здесь как раз достаточно места, чтобы переночевать и порепетировать, не смущать при этом почтенных граждан и не нарушить ненароком общественный порядок.
— А вы, матушка Калькатта, конечно, присматриваете за этим сбродом? — Гио подошел к старухе, ничуть не смущаясь ее странным видом и не обращая внимания на кривоногий трон.
— Конечно, доблестный страж.
Все происходящее казалось Соланж фарсом. Отчетливо ощущался в воздухе запах магии, ярче светили рыжие огни костров, отбрасывая на лица гротескные тени, искажая их, делая из шейсов лесных чудовищ. Блестели в улыбках зубы женщин, призывно махавших руками ночному караулу, мелькали яркие шали, звенели браслеты. И в центре хаотической круговерти стояла тсаревна, окончательно потеряв представление о происходящем.
— Что это за оборванец? — послышался голос Гио, почти заглушивший звяканье монет в туго набитом мешочке, только что перекочевавшем из рук старухи Калькатты в карман начальника караула. — Он не похожа на лицедея или актера?
— О, любезный друг, это не мужчина. Нищенка или воровка, мы как раз допрашивали ее, когда вы с отрядом порадовали нас своим визитом. Заберите ее себе, у вас намного лучше получится вытянуть из нее информацию о том, кто она и чем занимается в столице. Может быть, это чья-то беглая рабыня? Допросите ее как следует!
Сола озиралась и пятилась, пока не уткнулась спиной в холодный металл солдатской кирасы. Ее грубо схватили за плечо, лишая возможности сбежать. Старуха, стоило Гио отвернуться, зло сверкнула глазами в сторону пленницы, и премерзко ухмыльнулась. Голос ее никак не соответствовал выражению лица.
— Приходите в конце недели на центральную площадь, милый Гио! — Представление будет занятнейшее!
— Благодарю, матушка Калькатта! — страж кивнул отряду, и они покинули площадь, уводя с собой слабо сопротивлявшуюся девушку.
Лица всех караульных раскраснелись, глаза были слегка затуманены, отказываясь замечать едкие усмешки и злые взгляды тех, кто так радушно их только что принимал. Спрятались в ножны наполовину извлеченные клинки, перестали дрожать в темноте туго натянутые тетивы арбалетов, исчезли в пышных складках платьем тонкие лезвия стилетов. Опасность миновала, благодаря магии старухи Калькатты.
— Послушайте, куда вы меня ведете? — взмолилась тсаревна, ноги которой подкашивались от усталости и боли. — Я не сделала ничего плохого!
— Что ты делала на улице после заката? — грозно вопрошал Гио, мигом растерявший всю любезность после ухода с площади. — Крестьянам запрещено праздно шататься по ночам, вместо того, чтобы сидеть дома!
— Но господин, я только вечером пришла в город и еще не нашла место, где можно остановиться!
— Мы решим, что с тобой делать! А место для ночлега тебе уже нашлось! — грубый хохот вызвал у тсаревны неприятный холодок.
Весь остаток пути караульные игнорировали вопросы и жалобы пленницы, несколькими тычками отбив у нее охоту что либо спрашивать. Центральный пост стражи располагался недалеко от главной площади и княжеской резиденции, там же были и временные камеры для задержанных. Когда Сола увидела двери с решетками, дальнейшее произошло само собой. Она собрала последние силы и бешено забилась в руках стражей. Мужчины не ожидали такого сопротивления, и чуть не выпустили пленницу, которая, словно дикий зверь извивалась и кричала.
— Нет, только не снова! Лучше умереть, чем снова туда! Нет! Пожалуйста!
Девушка выдиралась из сильных мужских рук и, похоже, была не в себе. Исцарапанные и получившие несколько болезненных пинков стражи пришли в бешенство. Сильный удар по лицу заставил Солу коротко вскрикнуть и обмякнуть в руках караульных. Ее били точно и аккуратно, стараясь на всякий случай оставить как можно меньше следов.
Удар в живот вышиб из легких весь воздух, голова гудела, словно колокол в центральном соборе Дракона. Фамильное упрямство — единственное, что осталось у наследницы, заставляло ее молча терпеть первые в ее жизни побои и только крепче сжимать зубы. Почему-то ей казалось очень важным не издать ни звука, не проронить ни слезинки. О простейшей магии, которой девушку научила лесная ведьма, чтобы отбиваться от диких зверей, Сола снова забыла, да и вряд ли ее слабенькое колдовство помогло бы против увешанных амулетами воинов.
Хрустнули пальцы в левой руке, когда на них случайно наступил тяжелый сапог. Тело прострелила новая вспышка боли.
— Проклятая тварь, успела поцарапать! — с досадой заметил один из воинов, пиная девушку в бок.
— С чего бы она так взбесилась? — голоса стражей доносились словно издалека, боль затапливала сознание, а привкус крови во рту дурманил. — Вроде ж спокойно шла, если не считать нытья.
— Все они ноют и рассказывают, что не воры, а честные труженики! — фыркнул кто-то. — Кошка дикая!
Солу подняли за шкирку и швырнули в грязную камеру, даже не посмотрев, жива пленница или нет. Тяжелая дверь захлопнулась.
Вот вы и прибыли в столицу, ваше высочество.
Сознание погрузилось во тьму.
Следующие часы растянулись на века, наполненные бредом и болью. Тело тсаревны горело огнем, все внутренности словно скрутило в узел, мешая дышать. Девушка металась на гнилой соломе, едва прикрывавшей угол камеры, отведенный под спальное место. Поднявшаяся температура не давала окончательно провалиться в небытие, но и не позволяла прийти в себя. В голове пульсировала кровь, и не было ни одной мысли. Только навязчивое желание умереть и ужас от того, что все повторяется — темнота, заключение, одиночество.
Утром за ней пришли. Едва забывшуюся беспокойным сном заключенную грубо подняли и потащили куда-то. Серые каменные коридоры сменились небольшой комнатой, где кроме грубо сколоченного стола и стула, на котором расселся давешний Гио, не было ничего.
— Тьфу ты, сколько раз говорил, не бить по лицу! — неприязненно заметил он, увидев разлившийся по щеке девушки синяк и засохшую на губах кровь.
Стражи виновато пожали плечами и поспешили скрыться за дверью, оставив пленницу начальству.
— Итак, — начал Гио, — как твое имя, девочка?
— Сола, — прошептала тсаревна, и сделала шаг к стене, облегченно прислонившись к холодным камням пылающей спиной.
— Говори громче и не мямли, — строго приказал воин. — Итак, Сола, кто ты такая и откуда взялась в городе. Отвечай честно: будешь врать — получишь десять плетей, ясно?
Соланж кивнула, чувствуя тупое равнодушие к своей дальнейшей судьбе.
— Я не знаю, кто я, — заговорила она, не дожидаясь лишних понуканий от Гио. — Очнулась в лесу пару лун назад, раненная. О прошлом ничего не помню. Единственное, что знаю — мне нужно повидать князя и попросить у него защиты.
— Однако, — засмеялся начальник стражи. — Не слабые у тебя запросы. А к самому тсарю тебе не нужно?
— Нет! — отчаянно воскликнула девушка, удивив Гио, который всего лишь решил пошутить.
— А знаешь ли ты, что твоя история выглядит очень странно и неправдоподобно? Очнулась в лесу, говоришь? Где именно? На окраине Диостана? А откуда ты знаешь? С кем общалась по дороге? Хранители? Нда, плети точно вернут тебе память, дорогуша!
Допрос продолжался долго и нудно, за это время Сола успела проклясть все на свете, и первым делом занудного и язвительного начальника. Гио же в свою очередь пронял, что девушка вынослива, упряма и никто не будет ее искать так далеко от того места, где она предположительно очнулась. Это навевало определенные мысли.
— Снимай рубашку.
Нелепый приказ вывел тсаревну из бредового оцепенения, в которое она погрузилась под градом вопросов и повышенной температуры.
— Что?
— Снимай рубаху, сказал! Оглохла?
Соланж в ужасе вцепилась в свою рваную одежку, будто та могла чем-либо защитить ее. Особенности физиологии шейс надежно защищали ее от посягательств на девичью честь, но оказаться обнаженной перед мужчиной казалось ей страшнее любых пыток. Может, не дождавшись покорности, Гио ее все-таки убьет?
Размечталась!
Воин поднялся и подошел к дрожавшей пленнице, одним движением разодрав ее ветхую рубашку. Бесцеремонно осмотрел голую грудь, плечи и спину, затем брезгливо оттолкнул. Сола даже не могла заплакать от унижения, жалко прикрываясь остатками грязного рубища.
— Клейма нет, — пробормотал себе под нос начальник стражи, возвращаясь за стол. — Отлично!
Мужчина поднял на тсаревну холодные голубые глаза и улыбнулся, будто собирался сообщить приятную новость.
— Итак, я решил, что с тобой делать, Сола. Казнить тебя жалко, отпустить не могу, все же ты нарушила установленный порядок. Да и куда пойдет нищая оборванка без памяти? Итак, будешь служить мне. Жить останешься под моей крышей, буду тебя кормить, честным трудом заработаешь себе прощение. Может, из тебя даже получится толк. Да и мне как раз нужны новые рабочие руки, на днях ненароком зашиб одну из рабынь.
Когда до тсаревны дошел весь ужас того, что ей предлагал Гио, ноги подкосились сами собой, и грязный каменный пол стремительно полетел в лицо.
Гио решил, будто дурочка от счастья и благодарности в обморок свалилась.
Так тсаревна попала в услужение к начальнику караула Диннии. Потянулись одни за другим дни, неотличимо похожие друг на друга словно братья-близнецы. Рабы, вместе с которыми жила девушка, сторонились ее, поскольку она была всего лишь служанкой, свободной и без клейма. Даже такие же как и Сола шейсы, обделенные судьбой и вынужденные трудиться с утра до ночи на жестокого хозяина, не приняли новенькую.
Служанке выделили угол в бараке для рабов, выдали ей серое грубое платье, деревянные башмаки и старую косынку на голову. Каждое утро тсаревна вместе с остальными женщинами убирала в доме, помогала готовить еду, работала в огороде под палящим солнцем. Синяки и побои, полученные в тюрьме, зажили удивительно быстро, и если бы хозяин был повнимательней, его бы это удивило.
Из обрывков фраз, подслушанных Солой, стало понятно, что ее предшественница погибла случайно, забыв о своем положении рабыни в доме Гио. Покойная была красива, оказывала хозяину услуги определенного характера, и, видимо, рассчитывала на особое отношение. Зря. Почти сразу стало ясно, что семья начальника караула не считает своих рабов за шейсов. Те были их собственностью, одушевленными предметами, с которыми можно было обращаться как душе угодно.
