Египет. Легенда затерянной пирамиды

Солнце всходило. И так сладко спалось.

Она тихо посапывал рядом. А он смотрел на нее. Какая же она красивая! Длинные черные волосы, в отличие от женщин Египта, она носила свои собственные, а не парик. Так необычно. И, оказывается, так удивительно приятно, как теплая шелковистая волна, мягко щекочет грудь и живот. Он проводит рукой, и волосы нежно скользят меж пальцев, целуя кожу. Приятно.

Осторожно провести рукой по нежному лицу. Очертить пальцем манящий изгиб губок. Хороша! Ему здорово повезло! Кто бы мог подумать.

Он наклонился и поцеловал ее. Она мурлыкнула, как маленький котенок. Чувствуя, как в душе поднимется волна нежности и счастья, он вскочил, подхватил ее на руки вместе с простынями и вышел на улицу.

— Спасибо боги! — Его голос звонко звучал в утренней мгле, — это лучший дар, что мне, когда-либо давали! Я благодарю вас! Благодарю вас!

Она сонно улыбалась и прижималась к его груди. Нежные руки обвивали шею, а солнце, первыми робкими лучами скользило по обнажившейся груди, целуя кожу.

— Смотри, Атон! Моя возлюбленная — прекрасна! Полюбуйся, как красива женщина, что досталась мне! Я — самый счастливый! Я — любим ею!

И мир радовался вместе с ним, когда он осыпал покрасневшую возлюбленную поцелуями, а потом поднял ее высоко вверх, чтобы и боги и солнце, могли полюбоваться тем сокровищем, что ему досталось. Воистину, Хнум любит его!

* * *

Спокойно и уверенно из-за гор появился Хепри — утреннее солнце. И лучи его протянулись к дворцу фараона, а оттуда пошли по всему городу, лаская крыши домов, даря улыбки храмам и садам. О, Мемфис — Весы обеих Земель! Как прекрасен ты в лучах восходящего солнца! Потифар на время забыл о боли и переживаниях, любуясь великим городом и могучей рекой.

Все было бы не так ужасно, если бы нашелся наследник трона, принц Сехемхет. Но прошла уже неделя, как пропал принц и никто не может найти ни следа его. Кажется, будто злобный Сет украл надежду трона, следы которого были потеряны в Ливийской пустыни.

Ах, зачем они устроили эту глупую охоту на львов в то утро? Ведь он, мудрый Потифар, предупреждал их, что для охоты не подходящее время! Себек не ел в тот ужасный день, и согласился принять жертвенное мясо лишь поздно ночью, но и тогда грозно ревел на своего верного жреца!

Потифар тяжело вздохнул, оглядывая Великий Нил. Если юноша не будет найден, то им грозит война за трон. Ведь Сехем-Кнет единственный сын Джосера и Ханупрет, остальные дети фараона от женщин гарема. После смерти возлюбленной жены, Джосер не женился более, предпочитая утешаться со множеством женщин, но не желая оказывать ни одной из них честь разделить с ним престол. А может быть, просто фараон слишком любил власть и не хотел с кем — либо делить свою капризную любовницу?

Эти тяжелые думы скукожили и без того испещренное морщинами, лицо старого жреца. Еще раз, тяжело вздохнув, он двинулся в сторону святилища, планируя зайти в тайное хранилище и осмотреть мумию прошлого воплощения Себека, роспись которой он, наконец — то, закончил.

Сделал несколько шагов и остановился, как вкопанный. Утреннее солнце привлекло не только его. В проеме тайной комнаты храма стоял юноша, облаченный в белые одежды, с перевязанной рукой и следами борьбы на лице. Он с мягкой, задумчивой улыбкой, взирал на волны Нила.

Сехемхет стоял почти в самом проходе, и увидеть его можно было, лишь встав определенным образом по отношению к храму. Солнце золотило его бронзовую кожу, на щеках играл легкий румянец. Судя по всему, молодой человек был абсолютно всем доволен, любуясь ранним утром на свои земли.

Губы жреца задвигались, лицо напряглось, но из горла не вышло ни звука. Казалось, что не горлом, всем телом, он хотел позвать принца. Но вот спазм прошел, и утренняя тишина вздрогнула от громкого крика:

— Принц! Принц нашелся! О, Сехемхет, наследник престола! Надежда и свет очей Египта! Воистину великий день! Наконец-то, фараон успокоит свою душу и возрадуется приходу нового дня!

Слова лились не переставая. Жрец не на секунду не замолкал, пока семенил по направлению к юноше. Тот стоял, глядя на приближение последнего, со смесью смущения и раздражения. Мысли Сехемхета отчаянно метались в поисках подходящего объяснения: как он здесь оказался и что здесь делает, когда весь Египет ищет его в Ливийской пустыне.

В то же время, он чувствовал просыпающийся гнев и раздражение на старого Потифара. Нечего было и мечтать заставить жреца молчать. Пытаться скрыться то же бесполезно, благодаря старому сплетнику и крикуну, через полчаса здесь соберется весь Мемфис.

Кроме того, эта встреча разом разрушила то неуловимое очарование, которым были окутаны его отношения с прекрасной спасительницей. К этим размышлениям примешивался смутный страх, что если она узнает — кто он, то в их отношениях может многое измениться. Он испугался, что может потерять искренность, честность, открытость. Появятся лесть и лицемерие, что так буйно процветают при дворе и аромат новизны, ощущение чуда, навсегда будут для него утеряны.

Да и очарование тайны, что сейчас будоражило кровь, притягивало и манило, теперь, конечно же, исчезнет. А он еще не успел насладиться им в полной мере, испить всю чашу этого удивительного очарования тайны, вдохнуть весь ее аромат. Он запомнил еще так мало и теперь, с ужасом подумал, что возможно, не сможет после вспомнить свои ощущения и переживания, так как слишком мало ими наслаждался. Очень уж кратковременным было их общение. Всего неделя!

Все эти мысли и переживания нахлынули и затопили Сехемхета, как Нил — поля в Ахет, первый месяц года. Молча, он смотрел, как семенит к нему с протянутыми руками Верховный жрец Себека, Потифар.

Вот жрец добежал до принца и рухнул на колени, целуя его ноги в знак радости, любви и уважения. Глядя на сухонькую фигурку в ногах, на чрезмерно выказываемое ею обожание, у юноши невольно сложились губы в презрительную полуулыбку, и лицо приняло надменно — высокомерное выражение, так хорошо известное при дворе. Эту маску Сехемхет носил лишь при дворе отца, где процветало угодничество и лицемерие.

Чувствуя, как лицо застывает в привычном выражении, а вместе с маской приходят и чувства, что он обычно испытывал, нося это выражение лица, молодой человек ощутил новый приступ раздражения и гнева. У него возникло желание, ногой оттолкнуть коленопреклоненного старика и он уже перенес вес на правую ногу, которую тот отпустил, после старательного обцеловывания, когда в голове у принца мелькнула мысль, мгновенно заставившая его отказаться от этой идеи.

Его незнакомка должна была с минуты на минуту появиться с завтраком для него. Что, если она увидит этот поступок, что она подумает о нем? Это заставило его несколько нервно оглядеться по сторонам, выискивая взглядом легкую фигурку в белом.

Жрец запричитал громче и Сехемхет опомнился и усмехнулся. Это просто невероятно! Смеялся он над самим собой, его, будущего фараона, волнует мысль, что о нем подумает девочка из храма! Это очень смешно! Уже ни о чем не заботясь, он громко расхохотался над самим собой, пугая Потифара жестокостью, ненавистью и издевкой, что звучали в смехе и отразились в глазах наследника трона.

Испуганный старик вскочил с колен с удивительной, для его преклонных лет, поспешностью. "Неужели и правда злые духи пустыни вселились в него?"— мелькнула мысль. Но вот, лицо принца разгладилось, принимая обычное выражение холодного высокомерия, и жрец успокоился. Нет, ничего не изменилось, это все тот же, любимый им, Гор Сехем — Кнет!

Низко поклонившись, Потифар стал пятиться задом от принца, время от времени низко кланяясь. В голове его уже складывалось послание, что он отправит фараону. А потом, он сядет в тишине потайного хранилища, среди своих любимых мумий Себека и подумает о том, что же ему попросить у фараона Джосера в награду за то, что он отыскал его единственного наследника и надежду трона. Заранее предвкушая, какое он получит удовольствие от обдумывания, столь приятного для его сердца, дела, жрец кликнул служку и стал торопливо выводить иероглифы.

Послание должно быть мудрым и кратким, фараон сразу же должен понять, что принц нашелся и что нашел его он, главный жрец Себека, мудрый Потифар, чтобы во время поездки сюда за сыном, Джосер мог бы обдумать награду для своего верного слуги и друга. От удовольствия от таких мыслей, лицо старика довольно сморщилось. Причмокивая губами, он обмакнул палочку в чернила и склонился над папирусом.

* * *

Она только что простилась с Сехемхетом. По дороге домой, Нефрет решила завернуть в храм Себека и сейчас отслужить положенную службу, дабы не приходить по жаре.

Все шло как всегда.... Нет! Не как всегда! Она просто лучилась счастьем. Тело пело и звенело от радости, его наполняли энергия и любовь! Она чувствовала себя сейчас такой сильной, что могла бы свернуть горы! Ах, как хорошо ей было этой ночью! Как нежен, был ее возлюбленный и как страстен! Он любил ее так сладко...

От воспоминаний из груди ее вырвался стон, и она тут же испуганно зажала себе рот ладошкой — проблемы ей совсем не нужны! Руки привычно делали свою работу: втирая благовония в статую, а перед глазами вновь и вновь стояли страстные сцены прошедшей ночи. Девушке казалось, что она чувствует, как сильные руки обнимают ее, все тело исходило истомой и сладкой негой. Да! Она почти чувствовала, как его гордый жезл наполняет ее плоть, как проникает внутрь, доставляя ей удовольствие, чувствует этот ритм, под который танцуют звезды — ритм любви!

Он — удивительный! Неужели — это любовь? Впрочем, сейчас это не так уж и важно. Сейчас важно только то удовольствие, то блаженство, что наполняет их, то счастье, что они доставляют друг другу! О, Боги! Как долго длиться день! Еще лишь утро! А она уже мечтает о ночи, зовет ее, чтобы обнять Египет, дабы и она, Нефрет, тоже могла бы оплести объятиями своего возлюбленного.

О, Боги! Как же хорошо! И так сладко бывает всем? Тогда зачем же я, глупая, так долго бежала от любви мужчин? Или все дело в том, что ее любил ОН? Едва вспомнив своего мужчину, она вновь, словно всем телом, услышала его голос: "Эхереш! О, моя луноликая!".

И вновь стон сорвался с ее полуоткрытых губ. Но на этот раз, он не затих, его, словно подхватило эхо, что носится под высокими сводами храма. Нефрет замерла, с силой зажимая себе рот и ожидая, что вот сейчас к ней из-за статуй ринутся местные жрецы и устроят взбучку.

Минуты проходили, а к ней никто не спешил, чтобы наказать дерзкую, нарушающую покой богов. Наоборот, как только схлынул первый испуг, она поняла, что эхо от стонов по-прежнему разносится и это не ее эхо! Кричал мужчина, пожалуй, она даже могла узнать интонации...? Верховный жрец Потифар?

И крики не умолкали! Да что там произошло? Сначала, ею двигало просто любопытство, правда, в какой-то момент, у нее мелькнула нехорошая мысль, что, возможно, Потифар обнаружил ее найденыша и теперь "блажит", призывая Себека покарать несчастного. Это заставило ее ускорить шаги. Хотя?... Нет! похоже, что в голосе жреца нет гнева, скорее радость. Она уже вовсю неслась по извилистым коридорам. Чему же он может там так бурно радоваться? Осторожность заставила юную жрицу не выскочить из главного входа, а выглянуть из бокового...

Потифар стоял на коленях! Вот это да! И перед кем? Сердце ее замерло, когда по саду разнесся издевательский хохот и к ней повернулся ее найденыш, с откровенной ненавистью глядевший на коленопреклоненного старика.

Все замерло. Шли мгновения, но ничего не происходило. Ветер умолк, дыхание умерло в груди. В ней остались жить лишь глаза. Но вот, лицо юноши изменилось. Потифар вскочил и бросился в храм, а ее возлюбленный холодно смотрел ему в след.

Она стояла оглушенная, не понимая: что же происходит? Мир сошел с ума? Как может гордый и высокомерный Потифар не просто опускаться, валяться у кого-то в ногах? Это просто не возможно! И причем тут ОН? Это просто сон. Она заснула и сейчас проснется!

Она уже хотела выйти и спросить у Сехемхета — что все это значит? Пусть любимый развеет ее сомнения, пусть поцелуями сотрет из ее памяти эхо неприятного удивления от увиденного. Он просто пошутил над Потифаром? Опять представился Гором? Вот, наверное, и все объяснение!

Но, прежде чем она сделала хоть шаг, мимо нее, ничего не замечая, на удивительной для такого старого человека, скорости, прошествовал, а вернее пронесся верховный жрец, твердя, как молитву: "Принц нашелся! Принц нашелся!". Он даже что-то напевал. Одновременно ликуя и молясь богам, и обдумывая письмо фараону, и свою награду.

— Принц нашелся! А я ему скажу.... О, Великие боги! Радость — то, какая! Я попрошу у него;... О, великий фараон, разве твой скромный слуга не заслуживает.... А он мне тогда все, все, что я всегда хотел и... — он остановился, потряс головой, — Нет, нет! Лучше что-нибудь для храма. Да! Землю и золото, и...

Его голос исчез в глубине внутренних покоев, но слабый отзвук еще колыхался в высоте колонн. Нефрет тупо смотрела ему вслед. "Принц нашелся!". Что он имел ввиду? Это какая-то шутка? Да где же здесь мог скрываться Гор — Сехем — Кнет? да и вообще, он же пропал в Ливийской пустыне, на охоте! Это всему Египту известно! И причем тут ее Сехемхет?

Она повернулась и взглянула туда, где стоял юноша. Он уже ушел, но перед ее глазами, он по-прежнему стоял там, с презрением глядя на коленопреклоненного Потифара. одного из высших жрецов Египта...

— Зови меня Гор! — Всплыло в ее сознании, а потом его голос, еще тише повторил: — А если я зовусь Сехемхет? — и ее:

— Сехемхет? Как принц Египта? Силен ты по части имен!

Из горла вырвался полувсхлип — полустон. Что же она натворила! Если он — принц Египта, то ее возлюбленный — он...Он...

Слезы застилали глаза. Гордая жрица проглотила последнее страшное слово. Чувствуя, как вместо любви, ее потихоньку заполняет страшная пустота и холод, на место которых, она знала, уже скоро придет жгучая ненависть!

* * *

Тень накрыла пустыню. Молнии били по барханам, превращая их в пыль.

— О, Сет! Повелитель пустыни! Приди на мой зов!

Песок расступился, окрасившись в черный цвет. В самый центр ближайшей дюны, на коленях перед которой стояла жрица, ударило сразу же две молнии.

В кромешной тьме, черный песок, в отблесках этих молний сиявший непонятным светом, зазмеился расходясь в стороны. Огонь небес не исчез насовсем, он остался двумя светящимися точками.

Факелы почти не освещали того, что творилось вокруг. От костров тоже было мало пользы в плане освещения. Ветер рвал их огонь, стремясь погасить огненный круг, сотворенный для защиты от гнева бога пустыни той, что рискнула его позвать.

И в этом мерцающем свете она вдруг увидела, что над огненным кругом нависает огромная змея. Молочно-белые клыки сочились ядом и были длиной со взрослого человека, раздвоенный язык невыносимо быстро мелькал меж ними.

Огромные глаза сияли, словно два алмаза на нефритовой морде кобры, раздувшийся капюшон заслонил собой полнеба!

Явление Сета было грозным, ужасным, невыносимым, прекрасным! Вот только весь этот спектакль ужаса был разыгран для одного, абсолютно неблагодарного, зрителя!