14. Кофе для эстетов

"Мне нужно быть сильной и не падать духом. Только не сейчас, когда мисс Ишервуд нуждается в поддержке, а Эллис — в хладнокровных, спокойно мыслящих помощниках", — сказала я себе и постаралась дышать глубже и ровнее.

— Всё было как обычно, — осипшим голосом откликнулась мисс Ишервуд. — Как обычно...

— Обычно — это как? Вспомните, пожалуйста, я прошу вас. Ради Салиха.

На беднягу Мирея никто не обращал внимания; преисполнившись сочувствия, я сама стала искать в шкафчике у стены флакончик с солями — кажется, где-то здесь хранила запасы покойная миссис Хат, на всякий случай... Фея Ночи, кое-как собравшись с силами, отвечала на вопросы Эллиса, но выходило так, что Салих с утра позавтракал вместе со всеми, причём готовил он сам.

— Может, он выпил чашку горячего вина по дороге? Или купил чаю у уличной торговки? — продолжал допытываться детектив.

Но Фея только покачала головой:

— Нет, мы прошлись немного, потом заскочили в омнибус и поехали, но уже после того, как ему подурнело. Собственно, потому-то мы и поехали, а не пешком пошли... Хотя погодите-ка, — нахмурилась она вдруг. — Есть одна штуковина, которую Салих ни с кем не делил, да и не показывал никому тоже. Его... лекарство.

Пауза перед последним словом получилась даже слишком выразительная. Эллиса это, впрочем, не смутило.

— Что за лекарство, мисс Ишервуд?

Она нахмурилась, механически разглаживая складки на своей юбке.

— Да ходили слухи, Львёнок раз проболтался... — она поёрзала на месте, посмотрела на Салиха, затем почему-то на меня, прикусила губу... И наконец решилась: — Не при леди будет сказано, конечно, да и конфузно мне самой такое про друга выбалтывать, но что уж поделать. Лео Барнелл ляпнул как-то по пьяни, что он-де мастерит для Салиха таблетки, чтобы... чтобы не оплошать с женщиной.

Я, право слово, ничего не поняла, но Эллис с Лайзо мрачно переглянулись. Потом детектив вздохнул:

— Напомни-ка мне, дорогой друг, из чего мастерят подобную дрянь шарлатаны?

Теперь уже Лайзо искоса посмотрел на меня. Я же наконец отыскала между статуэтками и книжками заветный флакон с солями и сделала вид, что поглощена исключительно здоровьем мистера Мирея, который не спешил приходить в себя — очень разумно с его стороны.

— Из разного, — неохотно ответил Лайзо. — Кто поумнее, тот травы сушит и перетирает, от них хоть вреда нет. А случается, что и из мышьяка. Доктора говорят, что... — он осёкся, точно смутился.

Невиданное дело!

Я же откупорила флакончик и поднесла его к нелепому, длинному носу Мирея. Рыжий повар, не приходя в себя, чихнул, затем закашлялся — и захлопал глазами, точно девица, очнувшись аккурат к словам Эллиса:

— ...мне жаль говорить это, мисс Ишервуд, но, похоже, ваш друг отравил себя сам. А невольным соучастником стал... как вы сказали? Лео Барнелл, "Львёнок"? Я в этом почти уверен. Остался открытым вопрос: кто подменил снадобье Салиха и вместо крахмала и сахара с крупицей мышьяка положил чистый мышьяк?

Губы у Рене Мирея отчётливо побелели и задрожали, точно он силился сказать что-то — и не мог. Никогда мне ещё не приходилось видеть настолько напуганного мужчины!

— Ну же, ну же, вот вы и пришли в себя, — произнесла я растерянно, поднимаясь с флакончиком солей; хотелось подать руку повару и помочь ему встать, но это было невозможно: даже если забыть о репутации, для мужчины, вне всяких сомнений, помощь леди — удар по самолюбию. — Прошу, вернитесь на кухню, Георг сделает вам воды с лимонным соком или чёрного чая, и вам тут же станет лучше.

Он посмотрел на меня снизу вверх... и сам уцепился за опущенную руку, опираясь на неё. Ярко-голубые глаза его сейчас казались невинными, как у ребёнка. Святые Небеса, даже Лиам выглядел более взрослым и зрелым!

— Что-то голова кружится, — произнёс Мирей. И попросил бесстыже: — Проводите меня?

Несмотря на всю абсурдность ситуации, мне стало неловко, и к лицу прилил жар.

— Да-да, разумеется, сейчас я позову Мэдди... — начала было я, затем увидела краем глаза, как вздрогнул Эллис, и быстро поправилась: — Впрочем, нужды в этом нет. Господа, я вынуждена оставить вас ненадолго. За врачом ведь послали уже?

— Да-да, ступайте, нечего вам тут делать, — отмахнулся детектив тут же в своей неподражаемой манере. — И мисс Ишервуд заберите, только второго обморока мне здесь не хватало... Да, насчёт таблеток. Салих носил их с собой? — кивнул он на хрипло выдыхающего мужчину, кое-как накрытого сюртуком.

— Кажется, да, — ответила Фея Ночи рассеянно. Она и впрямь выглядела так, словно вот-вот чувств лишится. — А почему вы спрашиваете?

— Тогда я сейчас пошарю у него по карманам, — сказал Эллис, сбрасывая плащ на кресло. — Чем раньше мы соберём улики, тем лучше. Так, вы позволите...

Он шагнул к дивану, где лежал Салих. А мисс Ишервуд стиснула вдруг руки на груди, словно задыхаясь — и кинулась наперерез, крича:

— Прекрати говорить про него, как про мертвеца! Он жив! Он живой! Живой! Он не умрёт! Никто не умрёт, ты, собачий сын, отойди от него!

Лайзо перехватил её на полпути, обнял, обездвиживая:

— Тихо-тихо-тихо... Всё хорошо будет, никто твоему другу дурного не желает. Ну-ка, успокойся, присядь...

Не знаю, что сделалось с моим лицом, но Мирей, который до тех пор бессовестно виснул у меня на руке, сделал над собою усилие и выпрямился; когда мы вышли в коридор, уже я, скорее, опиралась на его локоть.

— Смерть ужасна, — бормотал повар, пока мы шли. — Отвратительна. Ненавижу смерть. Смерть — мой враг...

Звучало это бессмысленно, особенно когда перемежалось словечками на марсо, однако сейчас я понимала его, как никогда.

Крепкий чай с изрядным количеством сахара пришёлся кстати нам обоим.

...Я так и не смогла снова войти в ту комнату, где лежал Салих.

Мне с трудом удалось увести оттуда мисс Ишервуд: её саму уже трясло, как в лихорадке, и, если бы не Лайзо, боюсь, она так и осталась бы у ложа умирающего, обнимая холодеющую руку. Мы долго сидели на втором этаже, в гостиной Мэдди, и не знали, о чём говорить друг с другом. Слова сочувствия представлялись преждевременными, навлекающими беду, подобно проклятию, а разговоры о чём-то другом были бы кощунством; я делала вид, что изучаю собственный веер, знакомый до последней пайетки, а мисс Ишервуд механически перекладывала из одной руки в другую вытертую колоду карт. Примерно часа через полтора явилась целая делегация "гусей"; с ними приехал незнакомый медик совершенно измученного вида и, как ни странно, доктор Брэдфорд. Увидев его, Фея коротко обронила: "Опять вы", — однако же позволила проверить свой пульс и согласилась выпить успокоительной микстуры.

Потом Салиха, ещё живого, увезли; возможно, в больницу, но конвой из "гусей" внушал печальные мысли. Мисс Ишервуд уехала вместе с другом, забыв на столике свою колоду. Ощущая себя подобием заводной куклы, я отдала приходящим служанкам несколько приказаний: отмыть комнату и крыльцо, отложить испорченные вещи... Мистер Мирей сосредоточенно колдовал над шоколадными пирожными, на любые замечания отвечая односложно; вероятно, он пытался вернуть себе бодрость духа единственным способом, который знал — погрузившись в работу.

Так поступила и я.

Новости распространялись быстро. Кофейня так переполнилась людьми, что стало душно, и некоторым гостям пришлось отказать, даже постоянным. Но ещё больше было сплетен, совершенно диких, абсурдных; как могла, я пыталась рассеять напряжение и пресечь это торжество лжи, однако сама была так измучена, что, боюсь, говорила не слишком убедительно. Если бы не Луи ла Рон, который из сочувствия ко мне всякий раз не пытался увлечь публику другими новостями разной степени скандальности — не знаю, чем бы всё кончилось. Вечер казался воистину бесконечным, и когда за последним посетителем захлопнулась дверь, а Мадлен закрыла ставни снаружи, я бессильно опустилась на ближайший стул, сознавая, что меньше всего хочу возвращаться домой и изображать радушную хозяйку перед семейством Бьянки... Точнее, "де Нарвенья".

— Да, — выдохнула я, прикрывая глаза обессиленно. — Ведь надо ещё выяснить, как изменилось положение родителей Паолы.

— Леди Виржиния? Вы сказали что-то? — живо откликнулась Мэдди.

К Салиху её не подпустил Эллис — поступок, без сомнения, благоразумный — и сейчас она, скорее, ощущала любопытство, а не опустошение, как те, кто оказался невольно вовлечён в это чудовищное происшествие. И хорошо: её жизнерадостность теперь меня очень поддерживала.

— Мы уже говорили ведь о том, что к миссис Мариани приехали погостить родители, — ответила я. — Радостное событие, но кое-что меня тревожит. Во-первых, семейство Бьянки по рассказам никогда не казалось особенно богатым, а теперь они все вместе, не раздумывая долго, отправились в весьма дорогостоящее путешествие. Да и украшения на "милой Клотильде", — я не удержалась от усмешки, вспомнив, как просила называть себя романка, — сделают честь, пожалуй, и герцогине. А во-вторых, Бьянки стали не просто "Нарвенья", а "де Нарвенья" — значит, получили земли и, возможно, титул — отсюда и претензии на то, чтобы не просто поселиться в отеле, а стать гостями графини Эверсан-Валтер.

Движения метёлки, которой Мэдди обмахивала раму картины, замедлились.

— Но ведь это хорошо для Паолы, да, леди Вирижния?

В последний момент я удержалась оттого, чтобы надавить на виски, как иногда делал маркиз Рокпорт.

— Безусловно. Однако молодая, в достаточной степени обеспеченная вдова куда свободнее вновь обретённой и отныне единственной дочери титулованных и богатых родителей. Паолу уже пытались в юности запереть в монастырской келье, — вздохнула я. — А теперь она довольно свежая, до срока овдовевшая особа, которую здравый смысл подсказывает выдать вторым браком за подходящего человека. Скорее всего, состоятельного, но вряд ли молодого. Какой-нибудь друг отца или троюродный дядя по материнской линии...

— А вы? — вдруг спросила Мадлен.

Я растерялась от столь крутого поворота беседы.

— Не понимаю.

— А вас к кому здравый смысл сватает?

Лицо у меня вспыхнуло. Я вспомнила и Лайзо, и дядю Рэйвена — того самого "друга отца", пусть и совсем не старого, и понимающего мои стремления и желания лучше, чем многие и многие, но всё же... но всё же...

— А, Виржиния! Вы ещё тут! — раздался неожиданно знакомый голос, и я отбросила несвоевременные матримониальные размышления. — Я и не надеялся вас застать, но пришёл. И повезло же мне!

— Рыбного пирога? Кофе? — улыбнулась я, чувствуя неимоверное облегчение.

— Ну, разумеется, у меня после завтрака ни крошки во рту не было... К слову, а когда я завтракал-то, вчера или сегодня? — задумался Эллис, и лицо у него стало одухотворённым и грустным.

Мы с Мэдди переглянулись, преисполняясь искреннего сочувствия.

На некоторое время нас поглотила умиротворяющая суета: тепло кухни, запах выпечки, фарфоровый кофейник с высоким носиком, салфетки и подносы... Но детектив наблюдал за нами несколько рассеянно, отстранённо, словно мыслями пребывал где-то ещё.

— Он умер, Виржиния.

— Что? — обернулась я излишне резко. Нашарила рукою спинку стула для опоры, тяжело опустилась. — Что вы сказали?

Эллис задумчиво вытаскивал вилкой начинку из пирога, пока не осталась только пустая корочка.

— Салих. Нет, конечно, ясно было с первого взгляда, что бедолага и до вечера не дотянет, но дело скверное. Кто-то заигрался, — добавил он напряжённо. — И этот дрянной до дна своей гнилой душонки человек считает, что ему дозволено всё, и мы не сумеем его остановить. А чем дальше, тем чаще мне самому кажется, что убийца доведёт замысел до конца. Я предупредил Барнелла, отвёл в сторонку и выложил ему всё начистоту. Но этот дамский угодник, представьте, всерьёз меня не воспринял. Арестовать бы его поскорей, — ворчливо закончил детектив.

Тут вспомнилось всё, что говорили о докторе утром: о пилюлях с мышьяком, которыми он ранее снабжал покойного, о том, что именно Леонард Барнелл, "Львёнок", отвечал за лечение циркачей, о его привилегированном положении относительно остальных. При первой встрече на арене, сразу после нападения медведицы, он показался ничем не примечательным: стареющий, лысоватый охотник до женских сердец, немного франт, скорее хитроватый, чем умный, отнюдь не атлетического сложения...

— Перчатки! — вдруг осенило меня. — Доктор Леонард Барнелл носил перчатки, так же как и убийца Конделло! И Барнелл первым обнаружил мёртвой метательницу ножей!

— Чудесное умозаключение, — мрачно поддакнул Эллис. — Настоящий убийца разве что плакат не нарисовал, как "Благодетельные леди", обличая его. Но вы разве не заметили, Виржиния? Первый, на кого собирались возложить вину за смерть герцога — Барнаба Конделло; до ареста он сам убит метательным ножом. Владелица ножа, Нора Томпкинс, насмерть забита путлищем. Путлище, понимаете? Это по лошадиной части. А лошадьми занимается у нас кто? Точнее, занимался.

Голос у меня разом сел.

— Салих был берейтором.

— В яблочко, — усмехнулся детектив невесело и вонзил вилку в истерзанный пирог. — И вот теперь Салих умирает. Причина смерти — пилюли, которые ему выдал якобы Леонард Барнелл... Наш доктор — не убийца, Виржиния. Он будущая жертва. Я, конечно, выставил охрану вокруг лагеря циркачей, свои люди, надёжные. И Барнелла предупредил, и мисс Ишервуд, хотя в её состоянии это бесполезно — она была сильно привязана к Салиху. Завтра к вечеру, самое позднее, послезавтра к утру, я получу разрешение на арест доктора и упрячу его за решётку, для его же безопасности.

— Если он доживёт.

Я сказала это тихо, однако Мадлен, которая будто бы занималась исключительно уборкой, расслышала — и выронила свою метёлку. А Эллис прихлебнул порядком остывший кофе, кривясь явно не из-за вкуса.

— Именно. Вы быстро соображаете, Виржиния; мне это всегда нравилось. Именно потому вы и выжили, когда "гуси" из сопровождения умудрились прохлопать клювами ваше похищение... Увы, о циркачах я этого сказать не могу, — передёрнул он плечами неприязненно. — Каждое моё слово они воспринимают в штыки. Никак не могут взять в толк, что сыщик для них не враг, а единственная надежда на спасение; думают, что сами разберутся, что в труппе предателей нет, что "все свои"... Ладно, что это я жалуюсь вам, — махнул он рукой и, сцепив пальцы в замок, посмотрел на меня поверх. — У вас же были какие-то ошеломительные новости, и вы так торопились их поведать, что даже Лайзо выслали за мной. Дайте-ка угадаю: к Паоле нагрянули очаровательные родственники?

Мгновенно в памяти пронеслись события утра — и ночи, что ему предшествовала.

— Тут вы ошиблись, Эллис, — улыбнулась я, самую малость чувствуя превосходство. — Точнее, семейство Бьянки действительно прибыло в Бромли нынче утром, но посылала я за вами не поэтому. Дело в том, что я много думала о смерти герцога, Норы Томпкинс и других. А ещё получила недавно некую вещь, и... и... мне приснился сон.

Воздух пронизало напряжение.

— Из тех самых снов, верно, Виржиния?