Красный туман (от 7 апреля)

Капитан отдал приказ и около Имаскара встал воин с факелом. Пусть скудное, но подспорье. Архат разобрал слова "... после полуночи на" и чуть ниже "... никто не должен...". Никто не должен уйти живым? Верилось с трудом. Кто посылает отребье с деревянными мечами и соломенными кольчугами на хорошо вооруженных воинов-архатов? Точно не Даната.

Неожиданно кстати пришлась догадка капитана:

— Это могли быть разбойники, разграбившие твой дом, шианар.

А ведь в самом деле — самое очевидное из предположений, и самое маловероятное. Будь потрошители его дома вооружены вдвое лучше этих — им все равно было не совладать с воинами Второго союза. Но, возможно, они позаботились о том, чтобы единственный выживший наследник понял, что смерть поблизости. Жалкая попытка запугать, но зачем воровать мертвеца?

Имаскар бросил пергамент на кучу, свернул тряпку в узел и приторочил его к седлу своего коня. Он не станет гонять за светлячками в безлунную ночь. Если разбойникам дали приказ выманить за собой нового шианара Второго союза, то у Имаскар планировал помешать их планам. Этот мертвец нужен ему сильнее, чем вода в жажду, но он не станет класть голову в волчью пасть.

— Шианар, может разумнее, поменять путь? — вкрадчиво предложил капитан.

— Нет, — сказал, как отрезал Имаскар. — Мы возвращаемся в земли Первого союза тем же путем, которым их покинули. Боишься засады? Нас уже заждались.

Обвинение в трусости заставило капитана вскинуть подбородок, поджать губы и обороняться.

— Шианар, я не знаю трусости.

— Рад это слышать — не хотелось бы узнать, что среди воинов Второго союза есть те, кто пугается собственных ветров.

Позже, сидя в седле, Имаскар подумал, что хватанул лишнего. Ксиат наказал ему оберегать своего шианара, вот капитан и осторожничает. Не предложи он безопасного пути — был бы повод задуматься о его верности. А заодно о том, не сговорился ли он с потрошителями. Архат мысленно что есть силы лягнул себя. Нужно перебороть себя, перестать видеть предателя под каждым кустом, иначе чем он лучше труса? Так недолго прослыть умалишенным: в теперешнем положении найдется много желающих занять пустующее место Второго союза. Даната не просто так говорила о наследниках.

Отголоски разговора полоснули по сердцу. Липкая ночь заставляла окунуться в воспоминания о том дне, невольно заставляя снова и снова задаваться вопросом: знай он, что все так обернется, переменил бы решение? Взял бы в жены первую красавицу Арны? Ее идеальное лицо, идеальная кожа цвета персика, волосы, которые она всегда укладывала в замысловатые прически. Полвины мужчин Арны сохли по ней, другая половина даже не осмеливалась мечтать о Данате, но его сердце Хозяйка Солнечной короны не тронула.

В груди защемило, когда перед мысленным взглядом, как живая встала Аккали.

— Шианар, разреши просить твоего дозволения выслать вперед двух всадников.

Капитан появился вовремя. Аккали растворилась, оставив после себя ноющую боль.

— Делай, как считаешь нужным, капитан, — Имаскар надеялся, что тот поймет извинение, спрятанное в словах.

Он понял, склонил голову и ускакал в конец отряда. Вскоре архат увидел пару всадников, которые выехали вперед и почти сразу провалились в туман.

Впрочем, предосторожность не понадобилась. До самых владений Первого союза им не встретилось никого, опаснее волка, да и тот сбежал. Стоило отряду пересечь земли Союза, как им навстречу выехал десяток воинов, судя по одеждам — патрульный отряд. На этот раз никто не отбирал мечи и не пытался конвоировать гостей. Напротив — увидев, что воины порядочно потрепаны, разведчики предложили помощь.

— Ему она уже не понадобится, а мы, если не умерли до сих пор, доберемся как-нибудь до родного порога, — пресек помощь Имаскар. Меньше всего ему хотелось принимать благости из рук Первого дома, везя его шианаре черные вести.

Разведчики не настаивали, и воины разошлись каждый своей дорогой.

Встреча с Данатой не заладилась с самого начала. Имаскара провели в тот же зал, где они провели минувшую встречу, но на этот раз он пустовал. Архат ждал Данату битый час: сперва сидел, потом начал ходить, после — метаться, съедаемый злостью. В конце концов, когда шианара появилась, он настолько опустошился, что не мог даже толком говорить. Стандартная любезность: поцелуй подола платья, улыбка, пожелание процветания Первому дому и покоя Арне. От Имаскар не скрылось, как Даната стала холодна. Она знает, что сталось с хронистом, но пытается сделать вид, что ждет светлых новостей. К чему бравада? Да еще и перед тем, кто отказал ей наперекор унижению и слезам.

— Шианара, разреши мне... — начал он сразу, чтобы не оттягивать неизбежное.

Каково же было его удивление, когда Даната перебила его:

— Я знаю, что ты недосмотрел за моим хронистом. — Ее лицо не переменилось.

— Шианара, если будет твоя воля, я готов искупить свою вину.

— Как это произошло? — спросила она, отмахнувшись от его предыдущих слов.

Имаскар готовился к разговору и ночь, проведенную в седле, провел в заучивании фраз, которыми станет усмирять разгневанную правительницу. Однако, стоило наступить моменту — он растерялся в словах. Его не учили красиво говорить — эту мудрость постигал Первый наследник.

Осторожно, каждый раз напоминая себе, что за его небрежность и спесь могут положить головы девятеро ни в чем неповинных воинов, Имаскар рассказал о случившемся. Даната слушала молча, ничем не выдавая свои эмоции. Злилась она или горевала — с таким же успехом архат мог бы угадывать эмоции у камня.

— Значит, ты не знаешь, кто убил хрониста моего Союза и не знаешь, кто были те люди, что похитили его, — зачем-то переспросила она, хотя в его словах не было и тени двузначности.

— Не знаю, кроме того, что разбойники были людьми. Если ты хочешь доказательств — пошли той дорогой своих разведчиков, они обернутся за полдня. Там не меньше трех десятков мертвяков — мимо них не проехать.

Даната не ответила, лишь сморщила в задумчивости лоб. Архата какое-то время стояла, изучая линии на своих ладонях, а потом села в пурпурное кресло, расшитое золотыми и серебряными завитками. Нарочно отгородилась, понял Имаскар. В их прошлую встречу, шианара сидела у стола, а он сидел рядом, как равный. А теперь, чтобы разговаривать с ней, придется задирать голову.

— Я велела присмотреть за ним, — напомнила она.

— А я сказал, что нет нужды отправлять со мной хрониста, что дорога опасна, и что пророчество даруется только предназначенному.

— Отговорки, — выплюнула она.

— Правда, — стоял на своем Имаскар.

— Очень удобно так говорить, прикрываясь сказкой о разбойниках, промышляющих мертвецами! — Пальцы Данаты вцепились в подлокотники, ногти проскребли парчовую ткань. — Почему я должна верить тебе?!

— Потому что другой правды у меня нет.

"Ищешь повод разозлить меня, — догадался архат. — Лазейку, чтобы спровоцировать, а потом обвинять, сколько душе угодно. Ну уж нет".

Даната который раз взяла паузу. Пусть она осталась в кресле, на расстоянии всего нескользких шагов от Имаскара — в зале ее не было. Архат не смел нарушить порядки и уйти без позволения, но от желания поскорее покинуть Замок восточного ветра зудели пятки.

— У Тайновидящих было для тебя пророчество? — Казалось, раздумье смягчило ее, но архат не дал себя обмануть. — Если ты говоришь правду, то тебе незачем его скрывать.

— Было, — покорился Имаскар и повторил чехарду, которую, многократно перемалывая в поисках скрытого смысла, успел выучить наизусть.

Даната внимательно выслушала, с каждым словом становясь все мрачнее. После слов о яде, врагах и друзьях, его синий взгляд сделался ледяным. Имаскару даже показалось, что она сорвется с места и влепит ему пощечину. Сам он не видел для этого причины, но кто в силах понять переменчивый женский нрав?

Шианара сдержалась.

— Ты уже разгадал его?

Архату очень хотелось сказать правду, но разве он имеет право предать души, жаждущие мести? Он может сказать, что послание бессмысленно и бесполезно, даже продолжая надеяться увидеть правду. И тогда потомки станут слагать песни о том, как Имаскар, единственный живой наследник Дома Меча, забыл о Диком пиру и о пролитой крови, не отомстил, опасаясь женского гнева. А те, кто стал безымянным пеплом, будут вечно скитаться без кровавого утешения.

Имаскар стиснул зубы так крепко, что клыки оцарапали десна. Во рту стало горько от крови. От рождения архату положено две души: одна людская — мятежная и грешная, другая — частичка души Матери, частичка сущности Создателей. Потерять ее чистоту, значит, обречь себя на людскую участь. Каждое вранье — несмываемая грязь, которую не отмолить и за которую не выпросить прощения.

— Отчего же ты молчишь? — Даната поддалась вперед, совсем по-женски от нетерпения прикусила губу.

— Кто-то предал Второй союза, — эту часть Имаскар счел правдивой, потому что сам искренне в нее верил. — "Ищи предателя в своей крови" — разве не должен я считать эти слова прямым на это указанием?

Даната сдержано кивнула — а что еще ей оставалось?

— "Не хорони то, что не мертво" — призыв не забывать о былом, которое слишком свежо в памяти всей Арны. — На этот раз он не дал ей время ответить, заговорил торопливо, с жаром. — Точить мечи и идти на восток — на проклятую Риилмору!

— Я прекрасно помню, где находится Риилмора, — все же вставила Хозяйка Солнечной короны. — А еще на востоке Гиана, Яншат-а-Ши, Огненные острова, и еще много чего за Лунным морем.

— Гиана никогда не грозила нам. Она, как и Арна, не понаслышке знает, что такое риилморский кнут. Яншат-а-Ши тонет в междоусобице — их интерес заканчивался там же, где заканчивалась яншатская граница. А об остальном ... — Он выразительно посмотрел на Данату.

— Ты зол и хочешь мести — ты слышишь то, что хочешь слышать.

— Ты уже говорила об этом.

— И повторила бы бесчисленное количество раз, если бы знала, что слова пробьются сквозь твое упрямство.

— Мое упрямство выиграло не одно сражение в войнах, которые вел Первый союза.

Только произнеся слова вслух, Имаскар понял, что перешагнул черту дозволенного. Арна испокон веков воевала с риилморцами — так было задолго до правления Первого союза. И не ему, Имаскару, говорить о том, для кого он выигрывал войны. Даже беззубые дети знают, что Риилморский потрошитель всегда воевал во славу злобы, а никак не знамени, которому присягал на верность. Но слова сорвались быстрокрылыми птицами, и оставалось лишь покорно ждать решения Данаты.

Правительница Арны поступила наперекор ожиданиям: она погрустнела. Уголки ее рта опустились, глаза подернулись влагой слез. Она изо всех сил старалась сдержаться, но получалось из рук вон плохо. Имаскар же, вынужденный свидетель женских слез, проклинал себя за поспешность. Он всегда был неуклюж в утешениях и всегда втайне радовался, что Аккали не из тех, кто плачет из-за каждой царапины. Воспоминание заставило Имаскара скрипнуть зубами, напомнило, ради чего он уехал из опустошенного дома и ради чего унижается перед Голосом Первого союза. Ее дело — плакать или смеяться, лишь бы дала согласие.

— Шианара, — попытался сказать он, но Даната остановила его взмахом руки.

Какое-то время она провела рассматривая большой, во всю стену гобелен, изображающий разгневанного серафима, отсекающего голову многоголовому гаду. Имаскар попытался угадать ее мысли, но вскоре оставил попытки. Лучше терпеливо дождаться приговора — вряд ли после всего сказанного она сохранит остатки лояльности.

— Я помню, чем Первый союза обязан твоему дому, — наконец, нарушила тишину архата.

"Особенно мой отказ тебе, плачущей", — прочел он между строк.

— Не только Первый союз, но и вся Арна обязана тебе лично. Обязана тем, что наши владения заметно возросли. Если бы не твои победы, то Арна никогда бы не выторговала у Конферата соглашение о мире. Но те времена, Имаскар, давно минули. — Ее голос переменился, будто она говорила не с благородным архатом, а с безродным беженцем. — Арна не ищет более войны, мы устали убивать, родители устали хоронить детей, дети устали взрослеть с мечами в руках, девушки устали становиться вдовами, даже не познав вкус первой ночи. Арна независима и свободна, кровью и кожей архнтов больше не торгуют на невольничьих рынках. Разве не за это ты сражался? Разве не во имя мира погибли наши отцы и братья?

— Цена такому миру — жалкие крохи наших истинных владений, — ответил он с не меньшим презрением. Плевать — она все равно уже решила. Слишком хорошо Имаскар помнил этот взгляд и эти интонации, чтобы не угадать, что за ними последует. Его взяла досада — как он позволил обмануть себя? Она все знала еще до того, как разрешила говорить с Тайовидящими.

— Твой Союз разрушен, Имаскар — тебе нравится пожинать такие плоды своей злости?

— Только потому, что ты не разрешила пойти дальше.

— Некоторые войны не проигрывают только потому, что их вовремя заканчивают.

Бесполезный разговор. Ее отец осторожничал и твердил о мире и прощении, но дочь перещеголяла его во всем. Но что делать дальше? Без согласия носительницы Солнечной короны он связан по рукам и ногам. Любое непослушание — подарок Данате. Она с радостью снимет голову непокорному вассалу, и засеет свободное место лояльными сорняками.

— Ты остался единственным наследником. Закон обязывает меня собрать Единый союз, чтобы признать тебя шианаром Второго союза. Я надеюсь на твое благоразумие, Имаскар. Недомолвки мне не по душе — ты знаешь, потому лучше тебе услышишь всю правду без приправ. Мне не нужен Союз, шианар которого спит и видит, как бы втянуть Арну в новую войну ради того, чтобы потешить свое величие. Мне не нужен бунтующий шианар, который будет плести заговоры за моей спиной и склонять другие Союзы поднять бунт и свергнуть правительницу-трусиху с престола. Но мне нужен сильный и мудрый советник, способный в считаные дни организовать защиту или нападение. Арна не будет воевать, пока я ношу Солнечную корону — лучше тебе смириться с этим сейчас. Иначе, — она выстудила его синевой глаз, — я найду предлог избавиться от тебя, клянусь Матерью своего Союза.

Имаскар опешил от услышанной откровенности. Будто Даната вдруг предстала перед ним нагая и бесстыжая.

— Я должен склониться перед твоей откровенностью, — ничего другого он придумать не смог.

— Чем бить бессмысленные поклоны, лучше подумай над каждым словом. Хорошенько подумай — я даю тебе семь дней. На рассвете восьмого жду тебя в Замке восточного ветра со свитой и облаченного, согласно предстоящему посвящению. Если ты не согласен стать мне помощником и занять место рядом с остальными — не произноси фальшивых клятв. Тебе есть за что повиниться перед Скорбной, не черни бессмертную душу лживыми обетами. А теперь ступай и сделай так, чтобы мне не пришлось пожалеть о своем мягкосердечии.

Всю дорогу до родных земель Имаскар перебирал сказанное в памяти. Что все это значит? Даната не из слабых и горячих, но ее нынешний поступок нельзя назвать холодностью расчетливой правительницы. Именно такой она стала в день коронации, и другой Имаскар ее больше не помнил. И чем больше он размышлял над ее словами, тем больше они походили на угрозу. Она не нашла бы иного способа, чтобы показать свои клыки, но под личиной фальшивой злости можно наговорить чего угодно, а после, если слова окажутся некстати, ими можно пожертвовать. Женская уловка, а Даната, пусть и в Солнечной короне, не перестала ею быть. За свои неполные тридцать лет Имаскар успел познать достаточно женщин, чтобы знать толк в их уловках: каждая хоть раз, но прибегала к их помощи. Лишь одна никогда не юлила и говорила правду в глаза, не таясь. Но она стала пеплом, призраком с оскверненной душой, и обычаи обязывают вычеркнуть ее со свитков Первого союза. Хотя никто не в силах заставить его, Имаскара, забыть о ней.