Белое и чёрное

И вот день настал! Сотня воинов, которая по несколько всадников, пробиралась сквозь границу, ударила по пограничной заставе с тыла. Ведомые Птахом, нападавшие знали все тайные ходы и укрепления так, словно бывали в крепости не раз. Защитников застали врасплох — тревожный шар активировать они не успели. Теперь сквозь неприкрытую границу пойдёт степная лавина. Застава же, по-прежнему, будет отвечать, что всё в порядке. Набег начался

[1] Алактай — у народов Алтая и Сибири богатырь или прославленный воин.

[2] Тра́ппер (англ. trap — ловушка) — охотник на пушных зверей.

[3] Стратиг (греч.), иное произношение — стратег; от στρατηγ?ς — воевода, военачальник, полководец, ведущий войско. В древнегреческих городах-государствах главнокомандующий войском с полномочиями распоряжаться финансами и вершить суд во вверенном ему войске, а также строить внешние отношения в пределах, необходимых для достижения задач, поставленных перед вверенным ему войском.

[4] Средневековый обычай Киевской Руси и Восточной Европы, когда обидчика выдавали с правом на любое наказание вплоть до смертной казни по решению пострадавшей стороны.

Глава 16

Царя властительно над долом,

Огни вонзая в небосклон,

Ты труб фабричных частоколом

Неумолимо окружен.

Ты гнешь рабов угрюмых спины,

Чтоб, исступленны и легки,

Ротационные машины

Ковали острые клинки.

Коварный змей с волшебным взглядом!

В порыве ярости слепой

Ты нож, с своим смертельным ядом,

Сам подымаешь над собой.

Заводскую стражу уничтожили быстро. Слишком давно не было набегов в этих краях, слишком полагалась охрана на высоту стен и патрули на границе. Ленивые зажиревшие сторожа ещё дремали самым сладким предрассветным сном, когда враг бесплотными тенями уже проник на галереи стен, в караулки и, разметав неповоротливую охрану, хлынул внутрь. Небольшое сопротивление гномы сумели оказать только возле казарм, но и там бой длился от силы минут пятнадцать. После этого степняки уже не скрывались. Солдаты кровавой волной врывались в расположенные на территории завода дома и здания, а в стороне поднялось зарево горящего посёлка.

Дальше запустился проверенный и отлаженный годами механизм грабежа — когда воины, словно пальцы неведомого музыканта, играли на поверженном заводе мелодию железа, огня и буйства. Кто-то ищет и добивает пропущенных гномов, кто-то собирает трофеи. Волчьи всадники рассыпались по окрестностям, чтобы не дать уцелевшим вырваться из тисков набега.

Мастеровых-людей, работавших в дальних цехах, набег почти не коснулся: их всего лишь согнали во двор вместе с семьями, отделив от остального завода охраной. Посовещавшись, из толпы выдвинули согбенного и изрядно поседевшего мужичонку. Тот низко кланялся, норовя подмести лохматой неряшливой бородой пыль, и нервно сминал в руках шапку. Весь его вид выражал смирение и униженность, только редкие взгляды украдкой на мужиков за спиной чем-то не вписывался в образ.

— Э... значится господа хорошие... мы-то вам зачем? Вы, значится, с гномами воюете, а вроде, значится, и не причем туточки... Отпустили бы вы нас. Мы ж тут просто... Ну работать нас, значится, пригласили. Не трогайте нас, значится...

Неожиданно сквозь расступившихся степняков вышел предводитель:

— Ну, здравствуй, Добрыня. Не узнаёшь?

Мужичонка мгновенно преобразился. Ещё миг назад перед всеми стоял забитый, шелудивый котёнок — и вдруг на его месте возникла рысь: хищная, напряжённая словно сжатая стальная пружина.

— Откуда... Не может быть! Княжич! Откуда! Семнадцать лет...

— А ты за эти годы, смотрю, карьеру сделал: от княжьего стременного аж до старшего кузнеца! — и мужчины крепко обнялись.

— Много что было... когда ты пропал, отец твой совсем сдал, всем начал заправлять канцлер Андрей, и с ним маг верховный. А кто перемены не одобрил — стали пропадать... с коня упадёт, али на взятке поймают. Свет наш Георгий особо старался, заместо стражи все кандальные дела под себя подгрёб. Да так хорошо работал: и поймал с поличным, и признался у него назавтра же. А потом быстренько на каторгу или на плаху, — Добрыня посмотрел на руки со следами старых ожогов. — Мне-то повезло — я для этих светлых посланцев Совета сошка мелкая, стременной, каких много...

— А про твою особую службу знали, конечно, только отец да я, — закончил за него Джэбэ.

Мужчины отошли в сторону, и слова в общем шуме стали неразборчивы. Но через какое-то время они снова подошли к остальным, не прекращая разговора.

...не пойдут они. Таких перекати-поле, как я, немного, у остальных семьи. А здесь стабильная работа и заработок после испытательного срока обещают неплохой. Да и в Степь к оркам... ты их порядки лучше меня знаешь. А наши мужики скорее сдохнут, чем сменяют свой уклад.

Джэбэ на секунду задумался:

— Работа, говоришь... Хорошо. Добрыня, собери самых уважаемых, кого послушают остальные. Птах, покажешь им будущее место работы. И ещё. Добрыня, скажи всем после, что я готов взять ушедших под свою руку. Как княжич. Степь это примет.

Старшины подошли вслед за Птахом ко входу на подземные ярусы. До этого никто из них не мог даже помыслить попасть в эти святая святых завода, куда имели право входить только гномы. Да и то далеко не все. И сейчас, друг за другом, наполовину согнувшись, они стали спускаться по небольшой лестнице, сразу погрузившись в полумрак. Не переставая переговариваться о том, с какие тайнами и секретами знаменитых производств сумеют познакомиться.

Когда лестница закончилась, все оказались на небольшой галерее, с которой открывался гигантский заводской зал. Высотой не меньше полусотни метров, он был настолько велик, что дальняя стена полностью терялась в царивших здесь вечных сумерках. Сверху всё было похоже на собрание великанских шахматных досок: всё цеха стоят группами, стены образуют широкие, прямые улицы и квадратные кварталы — тёмные и светлые. А какие-то непонятные фигуры передвигаются с клетки на клетку.

— Заглянем для начала сюда, — сказал Птах, и жестом показал на лестницу, спускающуюся к одной из "досок".

Взгляду вошедших открылась большая комната без потолка. Недалеко от дверей вращались частично уходя в разрез пола два стоявших рядом колеса, около трёх человеческих ростов каждое. Все с интересом опытных механиков подошли поближе, рассмотреть странное устройство. И отшатнулись: кто-то со вскриком, кто-то сумел сдежаться. Между колёс в чашеобразном углублении пола сидел напоминавший человека урод. Похожий на толстого трактирщика с пивным брюшком — только совсем голый, без ног, и не имеющий на розовом, покрытом какой-то слизью, теле ни единого волоска. Зато мускулистые руки были непомерно велики, и он непрерывно вращал ими колёса. Вдруг мясистые губы перекосило в каком-то подобии улыбки, открыв беззубый рот, ноздри маленького уродливого носа затрепетали, а веки поднялись, открывая белёсые, поддёрнутые плёнкой, явно незрячие глаза. Это к чудищу подбежал низкорослый, чем-то похожий на мохнатую двуногую крысу высотой около полутора метров зверёк со склянкой в руке, и влил тому в рот какую-то густую вонючую жидкость. Уродец рыгнул, выбросив в сторону мастеровых тошнотворный запах тухлых яиц, а зверёк засеменил дальше: сквозь дверь в стене был виден длинный ряд таких колёс, где сидели такие же живые детали. Которых, словно не замечая вошедших, спокойно продолжала кормить вставшая на ноги крыса.

Дальше стояла машина, в центре которой находилось нечто вроде ящика чуть больше метра высотой, где бегал бородатый карлик, нажимая рычажки — мускулистый, похожий на кузнецов-экскурсантов... А рядом такая же точно машина, с такой же коробкой и совершенно таким же маленьким человечком... И ещё одна!

Знакомство с заводом продолжилась. И в каждом цехе их встречали ужасающие карикатуры на человека. Высокие, ростом по пять-семь метров люди-краны — похожие на исполинские обтянутые кожей скелеты или, скорее, мумии. Следом покрытые сухой змеиной чешуёй люди-молоты наростами-кувалдами вместо ладоней. А дальше люди... всё, что может привидеться в бреду самого страшного кошмара механикуса. Наконец кто-то не выдержал:

— Хватит!!! Что это?!!

— Это ваше будущее рабочее место, — спокойный голос Птаха, казалось, вместо того, чтобы успокоить, только добавил всем ужаса. — Гномам нужны запчасти... и не нужны конкуренты. Вот лучших мастеров и приглашают к себе на фабрики. Сначала проверят — вдруг кто изобрёл нечто интересное. А потом пристроят к делу, на постоянное место труда, ­— и, заметив, как кто-то из мастеров позеленел лицом, продолжил. — Не беспокойтесь, с семьями никто разлучать вас не будет. Деталей требуется много...

Обратно старшины поднимались молча. После недолгого разговора люди быстро собрали семьи и самое необходимое, после чего поспешили к степнякам — помогать грузить телеги. Все хотели покинуть страшное место как можно скорее.

— Добрыня, а ты? — спросил Джэбэ взволнованно.

— Я пойду обратно. Скрываясь, я встречал много недовольных Советом. Которым нужен вождь. Пора подымать старые связи. Мы будем ждать тебя, княжич Герман.

— Ты ошибаешься, Добрыня. Теперь меня зовут Джэбе, и я алактай Великого Хана.

— Как скажешь. Но тебе всё равно понадобятся верные люди... и помощь. Поэтому, если не против, дам совет: веди своих северным трактом. Там две сторожевых засеки, потому искать вас на кружной дороге решат не сразу. Начальник ближней заставы — Ингвар. Обязан мне долгом чести. Передашь ему вот это, — мужчина сунул в руки Джэбэ странную серебряную подвеску, — и привет от меня. Нордлинг сделает вид, что вас на тракте не было, — старый шпион ненадолго примолк, а потом добавил, выделив последнее слово как-то по особенному. — До встречи, Князь, — и поспешил прочь седлать коня.

­Проводив взглядом последнюю из телег, Добрыня ещё несколько минут смотрел вслед: "Думай что хочешь, мой мальчик. Только я знаю твою породу. Ты не остановишься. А я помогу, пусть час волка придёт в дом каждого из гроссмейстеров Совета — как они принесли его мне". После чего погнал коня рысью в противоположную сторону, стараясь как можно быстрее уйти подальше. Чтобы ни у кого не возникло вопросов к одинокому путнику.

Часть III — Полдень

Пролог

Полуденное солнце лениво проникало сквозь переплетение веток, бросая в комнату ломаные тени. Время от времени ветки качались — от чего тени прыгали, чертя невидимой кистью тёмные и светлые полосы по брёвнам стен, столу и сидящим мужчинам. Маленькая неприметная комнатка в доме Глеба, затерянная между каморками прислуги и бесчисленными кладовыми. Кроме двух-трёх особо доверенных слуг про это место никто не знал. И только здесь Всеволод хоть ненадолго мог ощутить, что они по-прежнему близкие друзья — а не князь и канцлер. Здесь же обсуждались и самые важные дела, иногда довольно горячо. Но всегда без чинов и старшинства.

Вот и сегодня Всеволод показал на разложенные по столу листки и с ленцой произнёс:

— Глеб, ты веришь, что мы дознались сами?

Тот усмехнулся:

— Да ты и сам в это не веришь. Конечно! Один из аналитиков "Ночной стражи" ну совсем случайно натыкается на следы тщательно подготовленного заговора против самого Совета. И докладывает об этом не начальству, а через отца приходит на приём прямо ко мне, — тут Глеб не удержался и насмешливо фыркнул. — Много ты знаешь таких талантливых молодых людей, у которых родители входят в высшую знать? Да при этом ненавидят эльфов?

Глеб покачал головой:

— Даже не потрудились скрыть нестыковки. Так, формальная вежливость и поле для манёвра. Они уверены, что даже если мы откажемся — ни гроссмейстеры, ни Форум от нас ничего не узнают.

На несколько минут в комнату вернулась тишина. Затем Всеволод постучал ногтем по разложенным бумагам:

— А сам-то их предложения читал?

— Ну... с точки зрения торговли, финансов и остального — весьма интересно. Этот забавный хурал на каждое из государств — куда войдут бояре, купцы и мастеровые. Хотя у князя и будет право вето. Единый свод по всем территориям, отмена большей части налоговых и юридических границ... ещё много чего. Мне разобраться — и то полдня понадобилось. Купцы и мастеровые ухватятся за эти предложения руками и ногами. Да и боярство — за возможность "обойти" княжеский совет и старшие роды. Но... ты-то готов ограничить свою власть?

— Подозреваю, полесскому князю такого предложения не сделали, — вдруг улыбнулся Всеволод. — Слишком уж любит целовать сапоги своим хозяевам из Золотого Дуба. А насчёт власти...

Правитель Древлянья задумчиво посмотрел за окно, где в сугробах двора играли дети:

— Ты знаешь, отца не очень любили. Все видели в нём лишь дальновидного политика. Я да твой отец, наверное, единственные — кому он мог показать настоящее лицо. Много лет назад... незадолго до смерти князя Игоря... отец сказал слова, которые я запомнил навсегда. Что любой боярин, а тем паче князь — в первую очередь слуга государства. А уже потом — своего брюха.

Князь вдруг снял с шеи медальон, и, раскрыв, положил на стол поверх бумаг. Из украшения на Глеба смотрела смеющаяся девушка, в которой он без труда узнал жену друга. Девушка обнимала девятилетнего мальчика, который показался Глебу смутно знакомым.

— Так ты помнишь год смерти князя Игоря? — с какой-то ненавистью в голосе повторил Всеволод. Тогда мы ещё рассорились с Полесьем: эльфы решили за нас, что союза быть не должно. Герман пропал, Ольгу быстро выдали за это ничтожество. А если бы мы продолжали упорствовать — началось бы вторжение. Тогда отец и Ратмир могли только предполагать, но мы-то с тобой знаем точно. Гномы не потерпели бы самоуправства, а эльфы тем более. Карательные хирды уже были наготове, а через Светлый Совет на нас быстро натравили бы соседей. Отец решил, что пусть лучше косые взгляды и неприязнь к нему, чем пламя пожарищ по стране, — ненависть в голосе стала ещё заметней и к ней добавилась ярость. — Мы рабы, хотя нам и оставляют иллюзию свободы.

Всеволод взял медальон и повесил обратно на шею:

— Я не хочу, чтобы моя дочь повторила судьбу сына Игоря. Когда она приглянется кому-то из эльфийских лордов. Найди выход на этих людей. И передай — я согласен.

Глава 17

За ним громады волн стремятся, и покорно

Они идут, куда их вал зовет идти:

То губят вместе с ним под твердью грозно-черной,

То вместе с ним творят грядущему пути.

Но, морем поднятый, вал только морем властен,

Он волнами влеком, как волны он влечет -

Так ты, народный вождь, и силен и прекрасен,

Пока, как гребень волн, несет тебя — народ!

Степное солнце палило немилосердно, словно стараясь прожарить и без того высушенных зноем путников. Но на него почти не обращали внимания — и привыкли уже, и торопились поскорее разгрузить телеги, чтобы отправиться на долгожданный отдых. Дорога далась тяжело — опасаясь погони, упряжных волов и лошадей гнали нещадно: мало удачно взять добычу, надо её ещё и увести. Но совет Добрыни оказался хорош — караван, хотя и двигался из-за увеличившегося обоза медленнее, чем рассчитывали перед набегом, в степь вышел намного раньше, чем его настигла погоня. Эльфы и гномы могли только посылать проклятия, вспоминая руины, оставшиеся после набега — но преследовать дальше Приграничья не рискнули.