Цугцванг для Мастерграда

Больше она ничего не сказала. Просто не успела.

Едва заметно скрипнула дверь, через которую восшествовала королева, в зал заскочили несколько человек в форме стражи королевских йоменов со свертками в руках, последний быстро и ловко прикрыл двустворчатую дверь.

Королева подняла взгляд от пергамента и посмотрела на пришельцев удивленно, как будто проснувшись от необычного сна. Замолчала.

У сэра Уэрли возникло пронзительное ощущение, что вот-вот произойдет нечто страшное, непоправимое. От внезапного, иррационального страха, пульсирующего и ноющего, как зубная боль, дрогнула 'стальная' челюсть.

Рука упала на пояс, где обычно висела шпага, но сейчас ее не было на привычном месте. Он услышал звук открывающейся двери, той самой, через которую он зашел на галерею. Туда проникло еще несколько странных пришельцев и захлопнули за собой дверь.

Больше он не успел ни сделать что-либо, ни даже подумать.

Пришельцы уронили на пол свертки, прикрывавшие оружие. Странное оружие. По крайней мере сэр Уэрли, по долгу службы хорошо осведомленный о всех видах оружия на Земле, даже о тех, какие применяли проклятые mastergradez, о таких не знал. Нечто похожее на автоматы Калашникова, но совсем не они — со слишком длинными и толстыми стволами. Но, несомненно, что-то автоматическое.

Внезапно и резко, словно топор по натянутому канату, пришло понимание — это mastergradez. Светло-голубые глаза сэра Уэрли расширились.

— Кто вы такие?! — воскликнул Лорд-канцлер.

Это были его последние слова.

Mastergradez молча вскинули оружие.

Все дальнейшее происходило быстро, потрясающее быстро.

'Тртртрттртртртртр! Тртртрттртртртртр! Тртртрттртртртртр!' — едва слышно заворчали автоматы и в зале воцарился ад.

Крики убиваемых тягуче и хрипло летели под потолком люди заметались под шквальным огнем десятка автоматов:

— А-а-а-а-а...

— У-у-у-у!..

Хряск. Стук. Стон ...

Люди, падали как сбитые удачным броском кегли, десятками.

Сэр Уэрли взревел, глаза у него налились кровью. Кинулся к пришельцам. У него было только одно желание добраться до горла и душить! Душить! Душить!

Страшный удар в грудь на полпути едва не выбил из него дух. Он ощутил во рту горячий рассол крови и понял, что падает. Жестокий толчок при падении на секунду вернул его к действительности.

Он открыл глаза и увидел, как страшные пришельцы на миг прекратили огонь, пустые барабаны упали, а новые заняли их место.

И снова шквал огня:

'Тртртрттртртртртр! Тртртрттртртртртр! Тртртрттртртртртр!'

Они убили меня понял Уэрли, убили... ужас сжал, скомкал его душу, ужас что придется ответить за всех, кого предал, кого убил, кого пытал. А потом только черная пустота.

Еще дважды автоматчики меняли барабаны на полные, пока в зале не осталось никого стоящего на ногах.

На поле бойни груды изломанных, искалеченных тел, обрывки одежды, крики и стоны раненых, немой укор убитых и смертельно-бледная женщина на троне.

Один из пришельцев, уверенно ступая по красному от крови полу, подошел к ней.

Еще через несколько дней в Шведское королевство прибыли парламентеры от туманного Альбиона с предложениями к русскому императору о мире.

* * *

В 'La belle France' (Прекрасной Франции) голод и, сопутствующие ему эпидемии и смерти, был далеко не редким гостем. Основной причиной его было несоответствие технической базы сельского хозяйства и возросшего населения. Еды элементарно не хватало. В 1708 году голод унес от 300 до 600 тысяч жизней, в 1709-1710 году его удалось избежать благодаря массовым поставкам зерна и картофеля из России, особенно из ее новых Малороссийских губерний.

К июню 1712 года собственное продовольствие в Французской республике почти закончилось, а импорт его по Средиземному морю блокировал соединенный русско-мастерградский флот, да и подвозить было нечего, так как раньше основным поставщиком продовольствия была воевавшая с Французской республикой Россия. Русская балтийская эскадра блокировала и подвоз зерна из Польши, к великому неудовольствию шведской короны.

Нельзя сказать, что продовольствие закончилось у всех. Крупные зерноторговцы придерживали остатки зерна и цены на продовольствие скакнули в разы и, несмотря на запрет правительства, вывозили его в Голландию и Британию, где цены были намного выше. Назревали события, схожие с голодом весны 1708 года. Недовольство усугубилось отступлением армии маршала Виллара на западный берег Рейна, восстанием Испании, выбившей французов в припиренейские области и волнениями в бывших североитальянских герцогствах. Голодной смертью умерли тысячи, в основном в городах, особенно в крупных, как Париж, так как у крестьян еще оставались запасы, особенно много погибших было среди детей и стариков. Еще сотни тысяч находились на грани гибели.

С целью обуздать голод Учредительным национальным собранием был принят закон: 'О справедливом распространении зерна'. В соответствии с ним были сформированы продотряды, отправившиеся в сельскую местность для принудительного выкупа продовольствия у селян. Деревня, в самых разных провинциях страны, вспыхнула бунтами. Их подавляли, но они немедленно вспыхивали в других местах. А в провинции Вандея восставшие сумели сформировать целую армию и захватить города Пуатье, Ла-Рош-сюр-Йон и Ле-Сабль-д'Олон. Для подавления восстания правительство отправило из Парижа целую армию в составе нескольких полков под командованием генерала Жан-Батист-Франсуа-Жозеф де Крой. Больше месяца продолжались бои, пока в Вандее не установилось кладбищенское спокойствие. Население сократилось не менее чем в два раза. Кто-то бежал от разъяренных солдат, не щадивших ни малого, ни старого, кто-то погиб. Целые деревни стояли опустевшие, без единого жителя.

Народ Парижа — рабочие, ремесленники, мелкие буржуа, все, кого власть и деньги имущие называли презрительно санкюлоты, не мог больше терпеть голод, нужду и притеснения. В трактирах и кабачках, на квартирах и рынках собирались рабочие, обсуждали события, читали воззвания.

По Парижу прокатился грозный клич: 'К оружию!' — воспользовавшись отсутствие в городе войск, вновь восстали санкюлоты и все повторилось. Восстание грозным заревом охватило город. Поджоги — десятки дымов вздымалось над столицей Франции. Перекликались сигнальные рожки, раздавался бой барабанов и ружейные выстрелы. На улицах валялись сотни трупов, дикие крики жертв раздавались отовсюду, пока не замирали в дымном воздухе.

И вновь стекающие в Сену ручьи потемнели от крови и людские тела поплыли по реке, а на окраинах города санкюлоты распрягали кареты, вырывали из земли деревья, выкатывали из погребов бочки и громоздили на узких улочках предместий булыжники, доски, мебель — строили баррикады. Не прошло и часа, как на окраинах выросло множество баррикад.

Столица перешла в руки восставших, провозгласивших Парижскую коммуну и обширный перечень реформ, включавший национализацию собственности у 'врагов народа', отмену армии — вместо нее предлагалось всеобщее вооружение народа и введение бесплатного начального образования.

Успевший сбежать из города глава Учредительного национального собрания фельдмаршал Бирон, Шарль Арман де Гонто дождался возвращения войск из Вандеи и приказал утихомирить Париж и не щадить никого.

Ранним утром, защитники баррикады в бедном предместье Сен-Марсель услышали мерный, тяжелый топот множества ног. Он неумолимо нарастал. В полутьме смутно мерцало освещенные отблеском факелов множество металлических нитей, тонких, как иглы. — штыки и дула ружей. Армия вступила в Париж.

Трое суток продолжался штурм столицы, а тут еще и переправившиеся через Рейн союзники: русские, мастерградцы, армии королевства Чехии, Силезии, Моравии и герцогства Штирия и Крайна, перешли в решительное наступление на столицу Эльзаса и осадили построенные еще знаменитым военным инженером Вобаном форты, прикрывавшие Страсбург.

Во время кровавого штурма французской столицы, продолжавшегося пять дней, погибли десятки тысяч, а остатки санкюлотов расстреляли по приказу главы Учредительного национального собрания у стены кладбища Пер-Лашез. Коммуна пала, столица Франции, не успевшая оправиться от последствий восстания мая 1710 года, лежала в руинах. В тот же день в расположение русской армии убыла делегация Учредительного национального собрания с мирными предложениями.

Переговоры, к которым присоединились делегация Англии и Австрии, длились две недели. За это время Страсбург пал, путь победоносной армии союзников вглубь Франции был открыт. Это и стало тем 'перышком', которое надломило спину гальскому 'петушку'. По условиям мирного договора Франция теряла прирейнские провинции, на территории которых создавалось независимое королевство Эльзас-Лотарингия, Испанское королевство получало независимость. Англия теряла Гибралтар, переходивший Испании, Норманнские острова и Бермудский архипелаг становились владением России, союзникам выплачивалась контрибуция полтора миллиона фунтов стерлингов. Австрия теряла в пользу Венгерского королевства и герцогства Штирия и Крайна окраинные, юго-восточные районы, населенные венграми и словенцами.

* * *

Люк распахнулся и выскочившего на палубу Вильчека на миг ослепил солнечный свет. Когда глаза немного привыкли и, он разлепил веки, то увидел безбрежную ярко-синюю гладь океана, над которой висели белоснежные горы облаков. Вдали, километрах в двух-трех, плыл галеон, с этого расстояния можно было различить высокую корму с резными украшениями и флагом с Бургундским крестом и мачты, с белоснежной громадой парусов — он то уходил немного вниз, то поднимался вверх в такт с волнами. На палубе — суматоха. Проклятия и рык командиров. Одни пираты, босые и полуголые, облепили реи и распускали верхние паруса. Артиллеристы прыгали в люки, спеша на пушечную палубу. А остальные поспешно разбирали оружие: новомодные револьверы — капитан не пожалел денег и теперь на вооружении абордажной команды было тридцать капсульных револьверов, сабли, палаши и жутковатого вида железные крючья.

— Догоняем испанца, — услышал хорошо знакомый голос за спиной — того самого матроса, а ныне капитана пиратского корабля больше года тому назад захватившего фрегат и сделавшего Вильчеку предложение, от которого тот не смог отказаться. Вильчек повернулся. Самозванный капитан — огромный, темнолицый и широкоплечий, с длинной бородой и врожденным чувством юмора, за те полтора года, которые фрегат, названный напыщенно 'Звезда морей', странствовал в районе Багамских островов почти не изменился, только теперь левый глаз закрывала черная повязка — от случайных ранений и даже смерти в многотрудном ремесле пирата не был застрахован никто.

— С божьей помощью, с божьей помощью, — ответил Вильчек и перекрестился. Как ни странно, пираты, не смотря на кровавый промысел, были очень религиозны. В начале восемнадцатого века даже самый отъявленный разбойник и пират верил глубоко и искренне и, либо собирался замолить когда-нибудь грехи, либо бил и грабил тех, кого считал нехристями. Они считали себя божьими воинами, а испанцев — порождением дьявола, которых не только можно, а нужно истреблять. В этом они видели свой христианский долг, а уж если во время этого богоугодного дела к рукам прилипнет некоторое количество эскудо (испанская золотая монета), тем лучше! Ведь должны же защитники веры содержать себя на земле в исправности?!

Генрих получил револьвер с длинным дулом и абордажную саблю — в узких кубриках корабля для работы с шпагой тесно, а вот абордажная сабля и матросский нож — самое то!

Ко всему привыкает человек, особенно молодой. Вильчек успел поучаствовать во множестве абордажей, закалится и очерстветь душой, но в отличие от большинства пиратов не спускал все 'заработанное' кровавым 'трудом' на кабаки и гулящих девок пиратской республики (англ. Republic of Pirates) — самопровозглашенная островная республика в Вест-Индии, существовавшая в Золотую эпоху пиратства) а копил средства, чтобы рано или поздно вернуться в Европу или, хотя бы в Россию. А испанец, хотя и был хорошо вооружен и был нелегкой добычей, зато куш, который с него можно взять с лихвой перекрывал риск и потери.

Через пару минут вдоль бортов выстроилось с полсотни пропахших запахами дерева, кожи и мужского пота вооруженных головорезов — капитан регулярно тренировал экипаж упражнениями с саблями, огнестрелом и пушками. Генрих присоединился к ним и стал во главе группы из пяти пиратов, которые, как и Вильчек, собирались подкопить деньжат и покончить с прибыльным, но таким рискованном ремеслом пирата. Позади встал верный Афанасий. Заросший до бровей густой бородой, в кожаной безрукавке на загорелое тело и просторных, новомодных штанах из плотной ткани, прозванных в Европе 'русскими', он совершенно не походил на себя прежнего, петроградского.

С каждой секундой расстояние между кораблями уменьшалось. На палубе галеона уже различались фигурки людей в кирасах и блестящих шлемах, а на корме резные украшения между черными дырами орудийных порталов.

Тонкая голубая дымка на носу 'Звезды морей', предупреждала: фитили зажжены, пушкари ждут у орудий.

На корме испанца распустились два огненных цветка, грохотнуло и в сотне метров перед носом пиратского фрегата плюхнулись ядра, взметнув вверх водяные столбы. Пираты встретили недолет испанцев криками и улюлюканьем.

— Эй, на баке, Роджерс! — услышал Генрих голос капитана. — Носовые орудия! Огонь! Пощекочи им задницу!

Грохнуло, фрегат качнулся на мелкой волне. На несколько секунд кислый вонючий дым окутал палубу, и сквозь его бело-серое марево Вильчек увидел высокие всплески по обе стороны испанца. Пираты заорали, заулюлюкали.

— Господи, — услышал Вильчек на русском и обернулся. Афанасий размашисто перекрестился, Генрих поймал его тоскливый взгляд и хлопнул по плечу.

— Ничего, бог не выдаст, свинья не съест! — ответил Вильчек однажды услышанной у мастерградского приятеля поговоркой, — Потерпи, еще пара испанцев и можно будет заканчивать с пиратским ремеслом! — Дай то бог, дай то бог! — выдохнул Афанасий и с тоской посмотрел на приближающийся корабль.