Цугцванг для Мастерграда

Ответные испанские ядра просвистели над фрегатом почти безвредно. Одно пробило парус на фок-мачте, другое пронеслось немного в стороне, и оба всплеснули воду далеко за кормой.

Пятьсот метров... четыреста... Более юркий и быстроходный пират, не сбавляя хода, начал отклоняться от незримой линии, соединявшей его с испанским судном, становясь на изготовку к стрельбе правым бортом.

Вслед за этим Вильчек услышал рявканье капитана:

— Эй, на пушечной палубе! Кровавый Боб! Бортом — огонь!

Под ногами громом рявкнули пятнадцать орудий, палубные доски застонали и вздыбились. Вильчека, не успевшего схватится за леера, отбросило на Афанасия, и они с чертыханьем полетели на палубу. Зато залп получился удачным. Ядра низко пролетели над палубой, десяток фигурок в блестящих кирасах разлетелись по палубе, многие лежали под грудами упавшего рангоута, большой парус на передней мачте порвался посредине и плескал по ветру наподобие бесформенного белого флага. Пиратский фрегат шел теперь за испанцем сзади и справа, на расстоянии едва сотни метров. Пушки испанца молчали — то ли экипаж еще не справился с ошеломлением, то ли угол обстрела был неудобным.

— Господин Вильчек, да слезьте же вы с меня! — прокряхтел, выбираясь из-под тяжелого тела хозяина Афанасий, — а вы стали гораздо тяжелее чем раньше. Еще чуть-чуть и вы бы раздавили меня!

— Извини Афанасий, — конфузливо ответил Вильчек, поднимаясь и, краем глаза увидел грозно смотрящего на него капитана. Краешек губы недовольно дернулся. Если бы не деньги. Деньги, проклятые деньги!

Корабли уже разделяло менее полусотни метров.

Капитан поднял к скрытым под густой бородой губам медный рупор и выкрикнул в него:

— Оружие к бою! Цельтесь получше, канальи, и чтобы ни одна пуля даром не пропала! Во имя Христа... По проклятым Dago (оскорбительное прозвище испанцев). Пали!

Залп из более чем полусотни ружей и револьверов с палубы и реев словно свинцовой косой прошелся по галеону, мертвые и раненные рушились на палубу. Не очень точный, но математика больших чисел была за пиратов. Ветер донес до Вильчека крики боли и ярости.

Ответный залп недружный и гораздо слабее, вырвал из строя пиратов пятерых мертвых и раненых.

'Пронесло!' — с облегчением выдохнул и оглянулся на свой отряд. Слава богу никто не пострадал!

— Заряжай! — выкрикнул капитан, стоявший теперь на квартердеке рядом с рулевыми.

Испанец, из-за сбитого паруса, терял ход, и 'Звезда морей' шла за его кормой постепенно догоняя жертву. Вдоль борта галеона выстроились испанцы, солнце сверкало на кирасах и шлемах с продольным гребнем и изогнутыми, точно крыша китайской пагоды, полями.

До темного смолистого борта, высотой в два человеческих роста, оставались считанные метры, когда капитан выкрикнул:

— Пали!

С бешено колотящимся сердцем Вильчек увидел нависающий над ним борт корабля и смуглые, усатые лица и угольные диски стволов, целящихся, казалось, прямо ему в сердце и вскинул вверх револьвер.

Два почти одновременных ружейных залпа обрушили свинцовый град на палубы кораблей; повсюду свистели пули, буравя воздух, с тяжелыми шлепками впивались в палубу и в людские тела. Кто-то охнул, кто-то захрипел предсмертно и рухнул навзничь, но усатых рож вверху заметно поубавилось.

'Звезда морей' навалилась на высокий борт испанца, к небу взметнулись крюки и кошки. Под разъяренный рык сотни глоток буйная, полуголая — большая часть только в широких кожаных штанах, орда сверху — с мачт и, снизу с палубы фрегата, ринулись на борт испанца.

Вильчек, ловкий, словно тигр, во главе импровизированного отряда, один из первых ворвался на палубу. Он услышал крик: 'Сант-Яго!' Полоска сверкающей стали устремилась к нему, но он парировал удар саблей и выстрелил в испанца.

. С невнятным звуком ноги его противника подкосились в коленях, и он медленно осел, завалившись на спину.

Десятки озверелых пиратов уже были на палубе и вокруг кипела яростная битва. Все смешалось. Бешенные глаза, оскаленные рты, блеск стали кирас и шпаг, яростный рев испанцев: 'Сант-Яго!' смешивался с разноголосым ревом пиратов, дробным грохотом выстрелов и полными боли криками со всех сторон. Испанцы дрались с отчаянием обреченных, но пираты медленно, но уверенно теснили их.

Перед Вильчеком возник испанец. Глаза его горели темным огнем. Белая полоска зубов сверкала в угольно-черной эспаньолке. Он шагнул вперед и стремительно ткнул шпагой.

Генрих отвел вправо удар сильной частью клинка и тут же со страшной силой рубанул противника по диагонали слева вверх.

Вокруг выстрелы, крики, проклятия, стоны и резкий, отрывистый лязг клинков.

Он увидел, как испанец, выпустив из ослабевшей руки шпагу, будто подрубленное дерево медленно рушился на окровавленную палубу, со странно перекосившимся ртом и мучительно зажмуренными глазами.

Но рефлексировать было некогда.

'Бах!' — выстрелил в упор в следующего.

Отбиваясь то саблей, то стреляя из револьвера, он миновал упавший рей, из-под которого выглядывали трупы испанских моряков и, неожиданно все кончилось. По крайней мере на палубе живых испанцев не осталось, но он успел увидеть, что несколько моряков успели заскочить в люк, ведущий в трюм.

Куда это они? Случаем не в крюйт-камеру (помещение для хранения пороха)?

Вильчек нашел взглядом Афанасия и махнул ему рукой. Дескать давай за мной и нырнул в люк. Грубые голоса пиратов стали глуше, Вильчек осторожно спускался вниз по лестнице, держась рукой за отполированный множеством ладоней поручень, а другой крепко сжимая револьвер. Спрыгнул на пол и осторожно пошел вперед. Позади услышал, как приземлился Афанасий. Света хватала, чтобы разглядеть ободранные доски стены и длинные ряды ящиков с обеих сторон прохода в несколько рядов, уходивших в постепенно сгущающийся мрак. Проход стал шире. Впереди, казалось, произошло какое-то движение, и он вскинул револьвер.

— А ну стой и брось револьвер, окаянник (злодей на древнерусском)! — услышал он женский голос на русском, показавшемся ему знакомым.

Явно электрический свет осветил решительное женское лицо. Лицо его подружки по Петрограду графини Александры Шуваловой...

Он увидел дуло направленного ему в лоб пистолета в руках девушки. Рядом с ней стоял коротыш, лет сорока пяти, абсолютно лысый и с аккуратной черной бородкой. В руке его сверкала мастерградская винтовка, еще двое — по виду слуги, но с жесткими лицами профессиональных военных, держали в руках такие же винтовки.

Генрих захлопал глазами, вглядываясь в светло-голубые, сейчас удивленно распахнутые глаза девушки. Рука с револьвером упала.

— Александра?.. — сказать, что он был удивлен — это ничего не сказать. Здесь, на краю света встретить свою петроградскую приятельницу было настоящим чудом! — графиня, мой бог. но как... как вы здесь оказались?!

Девушка опомнилась первой.

— Нет это я вас, сударь, хочу спросить. Как это понимать? — девушка опустила оружие и подойдя вплотную, посмотрела Генриху в глаза. Несмотря на то, что она на пол головы ниже молодого человека, но ухитрилась смотреть на него сверху вниз, — Сбежал из Петрограда, а потом и с своей Силезии! Я почему вас должна разыскивать по всему миру?

— Александра, так это он, тот из-за кого мы здесь оказались? — обратился коротыш к девушке опуская винтовку.

— Ах папенька! Он еще и с пиратами связался! — на миг Александра повернулась к отцу.

— Оставьте Александра, — неожиданно тихо и устало сказал Генрих. Он с трудом удержался, чтобы не вспылить, но потом подумал, что у девушки есть основания упрекать его, — С тех пор как я уехал из России произошло слишком многое... Думаете мне нравится пиратствовать и душегубничать? Просто есть ситуации, когда жизнь решает все за нас сама ...

— Охти, — услышал сзади голос Афанасия, — барышня Шувалова. Охти, да как же вы сюда попали то?

— Это долгая история, Афанасий, — девушка узнала слугу Генриха, — Опосля дуэли той злосчастной, Государь в гневе хотел выслать меня на вечное поселение в Сибирь, но батюшка упросил его о милости и вот он едет сюда Губернатором а я еду с ним. Так как же вы, сударь, из Силезии, оказались здесь, — девушка пальчиком ткнула в потемневшую стену корабля, потом снова повернулась к Генриху, — и в обществе пиратов?

Генрих кратко рассказал о своих злоключениях и, как он оказался в пиратской команде.

Девушка тронула его за руку и мягко улыбнулась.

— Вот оно как... помотала тебя судьбинушка. А я-то думала... Но для меня главное, сударь что я нашла тебя. Я прощаю тебя за то, что, не сказавшись, где ты и что ты, ты исчез из Петрограда. Лопухины на все бы пошли, чтобы отомстить.

Девушка весело улыбнулась, но эта улыбка показалась ему не такой уж мягкой, как первая.

— Столько поколений благородных предков, как у тебя, неужели не подсказали тебе, что держать девушку в неизвестности, просто жестока, что скажете, сударь!?

— Я... — начал было Генрих, ошеломленный таким необычным напором девушки.

Выражение ее лица внезапно изменилось. Александра размахнулась и — Генрих подумал, у него голова отвалится. В ушах у него звенело, коридор плыл перед глазами. Впечатление — словно огрели дубиной. Он никогда не думал, что хрупкая девушка может отвесить такую пощечину.

— Это, — произнесла громко, — за то, что не дал весточку, когда из своей Силезии сбег!

Александра смотрела настороженно и даже зло, если раздутые, трепещущие ноздри о чем-нибудь говорят. Девичье лицо было так близко, что Генрих мог коснуться ресниц губами, он почувствовал сладкий запах незнакомых духов, и хоть голова у него слегка закружилась, за короткие мгновения он прочел в бездонно синих глазах, что не безразличен. Впервые за долгие месяцы рядом человек, которому он дорог. По крайней мере он на это надеялся.

Громко сглотнул, чувствуя, как ком в горле стал больше.

Генрих поднял руку, Александра напряглась, но он просто потрогал щеку.

— Я... я вовсе даже не подумал, что я кому-то еще нужен. Прости, графиня Шувалова, — сказал растерянно — удивленно и слегка склонил голову.

Эта девушка, с которой он когда-то, немыслимо давно, целовался, вдруг стала так дорога ему, что за нее он был готов воевать с целым светом, с самой судьбой. И от этой мысли он почувствовал необыкновенную радость, почти восторг.

Они посмотрели друг на друга и одновременно расхохотались.

Вильчек, оставив русских с Афанасием, ему приказал никого не пускать, поднялся наверх. Трупы уже убрали и, только алые следы на досках палубы, да порванный шпангоут с парусом напоминали о недавней схватке. Свежий ветер, с правого борта, уже успел выдуть пороховую вонь, наполнив паруса; сине-зеленые морские волны, над которыми висели белые галочки птиц, сливались вдали с безоблачным бирюзовым небом.

— Право руля, — услышал еще издали довольный голос капитана.

Направился на голос, мимо охраняемых двумя пиратами группы окровавленных испанцев, сидящих с связанными руками на палубе, на квартердек.

— Ром и гром! Сударь, — басом заорал капитан, едва увидев Вильчека, — ты как никогда вовремя. Хэл нашел в капитанской каюте журнал и опись груза! Прочти, сударь, что проклятые Dago привезли папаше Штертебекеру, а то я смог разобрать только название и то, потому что оно крупными буквами!

Капитан сунул в руки Вильчека лист бумаги, исписанный крупным почерком на немецком языке, одном из трех, которыми силезец владел в совершенстве.

Один взгляд на опись заставил присвистнуть от удивления и радости.

— Клянусь Господом нашим, нам досталось поистине сокровище! — он повернул к капитану лист, но вовремя вспомнил, что тот почти безграмотный и громко произнес, — Судно везло груз китайского чая! Его столько, что хватит снабдить половину бывших английских колоний в Америке, — он помрачнел, — хотя туда мы его не доставим, пока русские блокируют побережье.

— Ром и гром! — громыхнул капитан, — Значит так, кораблик, если его привести в Лондон, будет стоить не менее десяти тысяч фунтов! Плюс груз, если найти хорошего покупателя — не менее двадцати тысяч! Якорь мне в бухту, сегодня определенно Господь наш за своих непутевых сыновей! — радостно взревел он и громко расхохотался.

— Кстати о русских, — не преминул воспользоваться хорошим настроением капитана Вильчек, — я в трюме нашел нескольких русских, пассажиров, важных лиц. Это граф Шувалов с дочкой. Я их знаю их еще с Петрограда, с учебы в московском университете. Это влиятельные люди и известны русскому царю лично. И он будет очень недоволен, если с ними что-нибудь случится.

'Чтоб мне сблевать ядовитой медузой! — подумал капитан и со скрипом почесал заросший буйной бородой подбородок, — Мне еще проблем с бешенными schismaticus не хватало!'

Русский флот безраздельно господствовал в омывающих Северную Америку морях, и даже самые 'отмороженные' пираты опасались появляться в тех водах. Были, знаете ли, преценденты, и крайне печальные для джентльменов удачи преценденты. Хотя в водах Вест-Индии русские почти не появлялись, но провоцировать их на месть не хотелось от слова совсем.

От хищной радости на лице не осталось и следа.

— Вот умеешь ты, сударь, настроение испортить! Ну и что мы с ними будем делать? Отпустить без выкупа? Команда обвинит нас в нечестной игре и воровстве, если мы их отпустим!

'Нас, — подумал Генрих, — он явно не желает связываться с русскими пленными. Это обнадеживает!'

— Есть предложение, которое устроит команду и не даст повода для ссоры с русским царем... — он остановился и многозначительно посмотрел на капитана.

Секунда или две, пока капитан не нарушил молчание, показались Генриху очень длинными.

— Ром и гром! — ответил капитан ровным голосом, не отрывая задумчивого взгляда от лица штурмана, — Папаше Штертебекер всегда знал, что с тобой не соскучишься. Говори, сударь, что задумал!

— Я готов внести некую сумму за свободу русских, конечно, если она будет в пределах разумного. Зато деньги будут сразу и не нужно опасаться мести русского царя и ждать полгода, пока их привезут из Russia. Что скажите капитан?

Капитан поцыкал языком, выцветшие серые глаза недоверчиво взглянули на Вильчека:

— Выручать людей, это конечно наш христианский долг, но выручать за собственные деньги... Зачем это тебе? Ты же хотел поднакопить деньжат и уехать в Европу?

— В том то и дело, капитан, в том то и дело! Мыслю я, что в безопасности буду только во владениях русского царя, а выручив его подданых, тем заслужу почет и благодарность и смогу никого не опасаться, — сказал Генрих как можно более нейтральным тоном, а сам подумал, да черт с ними деньгами, чтобы выручить Александру я бы и все отдал!

Покосившись, на рулевого, Папаша Штертебекер задумчиво сказал:

— Хочешь спрятаться у русских, — он снова поскреб заросший бородой подбородок, — Дело твое. На месте шкипера тебя заменит Рыжий Джо или Кривая Кочерыжка, но одно в толк не возьму, зачем тебе эти места? Говорят, холод там такой, что сам Сатана там бы мерз! — капитан набожно перекрестился и выжидательно посмотрел на Вильчека.