Цугцванг для Мастерграда

Трофимов двигался в голове цепочки — впереди только дозор и привычно пел про себя:

Хорошо живет на свете Вини-Пух и не важно, чем он занят, если он худеть не станет.

А ведь он худеть не станет, никогда!

В плотной, словно придавленной тьмой тишине, отчетливо слышался монотонный стук ботинок и тяжелое дыхание разведчиков...

На военные городки Трофимов насмотрелся достаточно — этого добра и в России с Мастерградом хватало. Поросшая молодыми деревьями развилкой дорог. Дальше, за лишенной растительности полосой земли, проступали на фоне серовато-сизого, предутреннего неба покрытые толстой коростой ржавчины ворота. По периметру бетонный забор с натянутой сверху колючей проволокой; дальше темнели караульные вышки. Буквально в километре то, что рассматривал на аэрофотоснимках — непосредственно ракетная база.

Капитан поднял руку замахал к себе ладонью — сигнал 'Сюда' и, сразу же махнул ладонью вниз (пригнись). Бойцы собрались к командиру.

— Петров, Убийконь, Киртянов снять часовых на вышках, сигнал выполнения — гусиный крик и, вернуться на место, — прошептал напряженным голосом. Троица жестами показали: 'Понял'. В руках появились пистолеты, с уже навинченными глушителями, производившиеся оружейниками Мастерграда поштучно. Внешне они напоминали знаменитые пистолеты 'Гюрза' России 21 века.

Бойцы, в черно-зеленых комбинезонах, немного мешковатых, чтобы не привлечь взгляда четкими очертаниями, кое-где усеянных черными лентами-лохмашками, в капюшонах, покрытых такими же маскировочными нашивками, бесшумно переместились между деревьев метров на тридцать вперед. На опушке замерли черными кустами.

Тишина...

Скользнули, чутко вслушиваясь в тьму, к серизне стен. Растворились на ее фоне.

Капитан еще раз огляделся, пытаясь прокачать возможные опасности. Вполне возможно на стенах или за ними есть неприятные сюрпризы вроде мин или, хотя-бы связок пустых консервных банок... Но не отступать же?

В зачерствевшую душу проникла мысль — это очередная кровь на твоих руках.

'Стоп, — одернул себя, выкидывая из сознания интеллигентские бредни, — Это просто работа ради безопасности Мастерграда, это свято...'

Один за другим трижды раздались птичьи крики а еще через несколько минут бойцы вернулись.

— Пошли, — приказал жестом штатным саперам взвода — гадские сюрпризы были не исключены, совершенно не исключены.

Две бесшумные, призрачные фигуры, осторожно прощупывая путь щупами, скользнули к стенке высотой за два метра. Слились с ней. Миг и один стал спиной к стене, сплетя перед грудью пальцы ступенькой. Второй беззвучно приземлился на гребне. Едва слышный во тьме скрежет перекусываемой проволоки. Перемахнули на ту сторону.

Еще через пару минут негромко скрипнув, ворота приоткрылись, в проеме показался один из бойцов. Махнул рукой.

Разведчики, рванули к воротам — привычно волчьей цепочкой, след в след. Нырнули на территорию...

Прижались к крайним деревьям и увидели здания спящей казармы, в два этажа и, освещенные мерцающей в глубине 'Летучей мышью' окна караулки.

Двое спецназовцев взобрались на вышки. Пулеметы — самое оно — прикрывать отход. Еще две двойки свернули к казарме и караульному помещению. Установив напротив дверей мастерградские аналоги МОН — 50 (противопехотная осколочная мина направленного поражения), заняли позиции в полусотни метров с обоих сторон здания. Конечно, все окна не проконтролируешь, но что имеем, то имеем.

Основная группа рванула дальше к складу с законсервированными межконтинентальными ракетами шахтного базирования Minuteman III.

Цель — невысокий холмик в трех сотнях шагов перед которым нарезал круги парный патруль — его снял штатный снайпер взвода. Все— бегом! По пути сделали 'контроль' часовых — война оно дело такое — без жалости!

Вход в замаскированный под холм склад закрывала взрывостойкая стальные ворота. Вот беда! Но слава богу вскрывать замки умеет любой боец взвода, но лучше всех Трофимов.

— Сергей, давай, — кивнул в сторону двери взводный.

Трофимов вытащил из кармана разгрузки отмычки, несколько минут возни.

Потянул за ручку, завизжали ржавые петли. Из проема потянуло запахом бетонного погреба. Видна уходящая по 'предбаннику вниз дорога, как на плане, дальше все терялось во тьме.

Обернулся к взводному.

— Дело мастера боится! Дорога открыта, товарищ капитан! — прошептал довольным голосом.

Филатов хлопнул его по плечу и первым скользнул в темноту, один их спецназовцев залег у входа охранять вход...

Через полчаса группа выскочила наружу.

Спецназовцы подбегали к воротам, когда со стороны караулки утробно прошипело, Трофимов краем глаза увидел, как из окна, рассыпая искры, метнулась полоса угольного дыма, огненный клубок, вертясь штопором, влепился в землю в десятке шагов перед группой. В ушах у Трофимова еще стояло шипенье 'гранаты', но его мгновенно перекрыло громыхание, между воротами и группой вспучилось пронзительно-желтое, ослепительное облако, жаркий порыв ветра ударил в лицо и бежавший впереди капитан замер, нелепым комком рухнул на землю.

Трофимов рухнул на землю.

Автоматные очереди с вышек по окнам, стекла неслышно взорвались, осыпались, завторили автоматы оставленных в засаде у караулки и казармы бойцов.

Над головой тонко цвиркнули пули — но основное внимание нападающие уделили пулеметчикам на вышке. Пулемет в такой ситуации господствует в бою как Рэмбо среди рахитиков...

Трофимов оглянулся. Его архаровцы вроде бы все целы, вот только капитан... Что с ним? Лишь бы живой... Не каркай! Так... преодолеть открытое пространство лихим марш-броском — не вариант. Сколько еще у навахо гранатометов, кто его знает?

— Петров, Убийконь, — гаркнул немного приподнявшись, — хватайте капитана, остальные по-пластунски вперед к воротам!

Ползком добрались к воротам. Толкнули створку, Трофимов аккуратно выглянул в проем. Ни шевеления и ничего подозрительного.

'Бах' — грохотнуло со стороны складов, Эхо загуляло между казармой и караулкой. Не успело оно затихнуть как огненный цветок расцвел у дверей казармы:

'Бах!'

За воротами Трофимов приподнялся и, первым делом метнулся к взводному. В четырех местах продырявлен куртка, в окровавленных отверстиях видно тело; бескровные губы скорбно, недоуменно кривились, взгляд застыл. Мертв. Бесповоротно мертв. Ну надо же — подумал даже с какой-то растерянностью. Через что только не прошел, а тут подловила костлявая...

Трофимов, сняв с руки боевую перчатку, осторожно закрыл застывшие, мертвые глаза.

'Засадники' у казармы и караулки отходили под прикрытием плотного огня с вышек и от ворот, последними, останавливаясь на каждой площадке и огрызаясь несколькими очередями, чтобы атакующие не решили, будто они заснули, в темпе слетели с вышек пулеметчики. Подхватив тело капитана рванули к лесу волчьей цепочкой, след в след.

Через десяток минут бега остановились и обработали следы убойной для собак смесью кайенской смесью (Вызывает ожог органов дыхания и слизистых оболочек (глаза, пасть) у животных, против которых применяется) Собачьего лая они так ни разу и не услышали, но ритуал есть ритуал, и выполнять его следует неукоснительно — заранее не знаешь, когда это тебе пригодится, а посему отступать от него не следует.

Утро наступало серое, пасмурное, словно и не было вчера солнечного вечера и ясного заката.

Через два часа они достигли места ночевки и, погрузившись на машины, направились к месту где их возвращения ожидал дирижабль 'Александр Невский'.

Глава 11

Оставив на берегу океана тет-де-пон (предмостная позиция, оборонительная позиция, создаваемая с целью прикрытия (обороны) мостовой переправы) гвардейский батальон с артиллерийской батареей, русская армия, далеко раскинув по сторонам щупальца кавалерийских отрядов, медленно — таща за собой бесчисленные обозы, двинулась на северо-запад, к хребту Адирондак, где пряталась столица навахо город Свободы.

Громко гикали конюхи, пылили по проселочным дорогам шины автомобилей, дымили на ходу кухни, тянулись запыленные, бесконечные колонны пехоты и наемников.

На ночном привале, между костров наигрывали гармошки, неугомонная пехота развлекалась песнями, а утром вновь неторопливо топала навстречу врагу. Армия походила на некий гигантский механизм с каждым шагом приближающийся к цели.

Петелин получил радиограмму на второй день марша, перед вечерним привалом. Прочитал первый раз — руки задрожали. Шумели сосны, закат в кровь окрасив траву и тучи на горизонте, умирал. Гонец, из мастерградцев, доставивший его, держал под уздцы коня, косившего лиловым глазом на штабную машину. Шумно текли мимо солдатские колонны, мерно покачивались над головами игольчатые штыки. Шагах в пятидесяти громко бамкнуло и автомобиль, тащивший орудие остановился. Матерно выругались. Петелин не обернулся — письмо трепыхалось от ветра в побелевшей руке.

Еще раз впился глазами в текст радиограммы.

Петр.

— Когда пришла радиограмма? — спросил Петелин.

Офицер, не выпуская узды, подошел на шаг.

— Вчера, товарищ фельдмаршал.

— Вчера, — повторил задумчиво Петелин, — Надо же: Газпром, мечты сбываются...

— Простите? — немного обескураженным тоном произнес гонец.

— Не берите в голову. — устало произнес Петелин, — это так, из моей юности.

Последние городки и фермы белых поселенцев закончились, и армия вошла в дикие земли бескрайней североамериканской прерии. Зной стоял над землей, где люди брели по плечи в траве. И ни единой живой души — только бесконечные стада бизонов да силуэты воздушных хищников, высматривающих в траве добычу.

Закат был багров, словно кровь, и бывалые солдаты предрекли — предстоит битва. Ночью поднялся сильный ветер с востока. Звезды затянуло. Отдаленно ворчало, погромыхивало. В непроглядных тучах блистали молнии, на миг озаряя прерии — заросшую потемневшей травой равнину и холмы на горизонте, но дождь так и не пошел.

На третий день пути, едва армия тронулась в путь, как конные разведчики привезли весть: впереди войско навахо. Остановились, задвигались тяжелые боевые повозки, напоминающие знаменитые гуситские, их поставили в круг и соединили железными цепями; на высоких бортах, усиливая защиту, ослепительно сияли на солнце стальные щиты. Без орудий не разобьешь! В узких промежутках между возами выглядывали дула стальных орудий, рядом застыли суровые, усатые пушкари, в броне.

Из-за ближайшего холма, заросшего лесом, в клубах пыли появилась конная орда: тысячи, тысячи и тысячи. Много, очень много. Перед внутренним взглядом новика (новобранца) Савелия — окровавленные тела мертвых воинов-индейцев. Неужели и он будет так лежать, никому не нужный и забытый?

Савелий почувствовал, как свежий ветер холодит тело — страх ледяной рукой сжал горло.

— Без приказа не стрелять, — пробежал ротный командир и, для внушительности, погрозил кулаком.

— Ты паря не бойся, главное, — откашлявшись, произнес сосед справа, старый, опытный солдат уже лет десять тянувший солдатскую лямку, — ворог он сам тебя боится, ты-то за щитом стоишь а он голой грудью на твои пули идет. Думаешь ему не страшно? Вот! — ветеран ткнул указательным пальцем в небо, — А лучше делай как я. Представь, что это не индейские людишки, а самая что ни на есть татарва, коя на Русь идет грабить и убивать народ христианский. Я вот как представлю, так такая во мне злость начинает бурлить, что ничего не страшно. Голыми руками бы рвал на части нехристей... Уразумел ли?

— Уразумел, дядька Степан... попробую...

Новоявленный фельдмаршал Александр Петелин, взобравшись на разборную вышку, установленную саперами в центре русского расположения, разглядывал в бинокль индейцев на конях, злые лица раскрашены в цвета войны, с ирокезами, конские хвосты на копьях, среди конников несколько паровых автомобилей с дымовой трубой. Конные кучки индейцев съезжались и разъезжались. Это была передовая часть армии навахо.

Пошли. Поднялась пыль. Петелин обернулся, бинокль упал, повис на кожаном ремешке:

— Огонь!

Горнист вскинул к сияющим небесам горн, и тревожные резкие звуки, сигнал: 'Огонь!' взмыл над русским лагерем. Они плыли в прозрачном воздухе, пока над равниной не заревели орудия. Только тогда горнист опустил горн и замер.

Выстрелы слились в сплошной ревущий гул. А несущаяся над головой лавина металла ощущалась физически, вызывая желание пригнуться, словно они были направлены на тебя... В расположении вражеской армии вздыбилась земля и высоко поднялась стена дыма, смешанного с землей, пронизанная огненными смерчами разрывов.

Стреляли минут десять... Когда осела поднятая взрывами земля и, развеялся дым, на равнине бились сотни лошадей, стонали раненные и лежали в крови погибшие — никак не меньше тысячи человек. Индейцы исчезли с поля боя. В лагере задымили походные кухни, раненных — их было не больше десятка обихаживали доктора медицинско-санитарного батальона и медицинского пункта мастерградского батальона. После обеда армия вновь тронулась в путь к столице навахо — городу Свободы.

* * *

Какого черта Егор Петелин зашел в забегаловку на окраине Нью-Йорка под вывеской 'Серый мул', он сам до конца не понимал. Возможно скука а, возможно, смутное желание набить кому-нибудь, попавшемуся под горячую руку, морду. Союзники... черт их побери. Таких союзников и врагов не надо. Недаром в двадцать первом веке здесь был самый центр империи толерантности, насилия и зла под названием Соединенные Штаты Америки. В любом случае он переступил порог харчевни и огляделся. На очаге медленно вертелась, исходя соком, туша кабана, дым подымался вверх, чтобы исчезнуть между до черноты прокопченных деревянных балок. За столами множество плохо одетых 'джентльменов' — белая беднота. Кабатчик, за стойкой, протирал сомнительной свежести полотенцем стеклянный стакан, вместительностью никак не меньше полулитра. За спиной, на полках, десяток запыленных бутылок.

Найдя взглядом столик, за которым сидел только один человек — сухощавый, костистый, Петелин подошел к столу и, проверив платком чистоту, уселся на лавку.

Человек напротив поднял голову, и Петелин увидел взгляд, в котором мелькнуло раздражение.

— Я не приглашал вас за свой стол, — произнес человек по-немецки бесцветным тоном. (германцев в бывших североамериканских колониях Великобритании было как бы не больше, чем англоговорящих)

— Я что-то не видел за столом таблички, что эта ваша собственность, уважаемый, герр — уж не знаю, как вас звать, — ответил Петелин, отвечая на том же языке.

— Вы здесь впервые, — утвердительным тоном произнес человек, — так вот запомните, этот стол мой и только мой, а тем, кто это не понимает... — он замолчал, уперев угрожающий взгляд в закаменевшее лицо Петелина.