Мертвые не разговаривают

Люди?

Больше некому. В такую-то погоду. Вряд ли огонь нужен призракам. Хотя кто этих тварей знает?

Андрей размышлял недолго. Поиски дыры в земле казались ему куда менее удачной идеей, чем прогулка к костру. Не обращая внимания на мокрую траву, он направился к лесу.

По пути попалось несколько неплохо сохранившихся домов, в том числе двухэтажная кирпичная коробка, подозрительно напомнившая больницу Водино. Но от клумб и рисунков на стенах не осталось и следа. Подходить ближе, чтобы удостовериться в своем предположении, Андрей не стал. Если время здесь течет так же, как в реальном мире, то до темноты осталось часа два — два с половиной. И это в лучшем случае, если вдруг небо не разразится новым дождем.

Ни к чему медлить и отвлекаться.

У самого леса он подобрал крепкую палку — не столько из соображений самообороны, сколько из нежелания напрямик лезть в чащобу. А лес оказался густым. Подлесок состоял из плотных зарослей орешника и небольшого количества тонких берез. Травы почти нет. Зато дальше, через несколько метров, власть на самом низком лесном этаже забрали папоротники. Они раскинулись сплошным ковром, и из него, точно из воды, поднимались облепленные мхом стволы деревьев.

Дерн под ногами пружинил и, будто губка, отдавал накопленную воду. В ботинках, до того влажных, но не промокших окончательно, захлюпало.

Пахло грибами и мокрой древесиной.

Андрей, по возможности, прибавил шагу. Здесь уже царили сумерки. Ни о каких двух часах света не шло и речи.

Он не старался ступать тихо, больше заботясь о том, чтобы не сбиться с выбранного при заходе в лес направления.

Прошло минут двадцать, когда Андрей остановился, втягивая носом воздух. К запаху грибов и гнили примешался запах дыма. Он на верном пути! Сердце забилось быстрее. Кто или что ждет впереди?

Еще через пару минут он вышел на хорошо утоптанную тропу. Такую вряд ли смог бы протоптать один человек. Если, конечно, он не ходит по ней несколько раз на дню. Тропа загибала немного в сторону от того направления, в котором двигался Андрей, но, поразмыслив, он все же зашагал по ней. И, как оказалось, правильно. Тропа огибала глубокий овраг, по дну которого журчал весьма полноводный ручей.

Запах дыма стал отчетливее, а вскоре Андрей расслышал отрывистые выкрики. Но их смысл тонул между деревьев.

Впереди показался просвет, а еще спустя минуту тропа оборвалась просторной вырубкой с частоколом заостренных бревен, поверху которых в два ряда бежала колючая проволока. До полной картины не хватало только вышки и вооруженного охранника с прожектором.

Голоса доносились именно из-за частокола. Но голоса спокойные, хоть и на повышенных тонах. Вроде как обсуждали... крышу?

Андрей замер в нерешительности. Признаться, он ожидал увидеть что-то более открытое и менее массивное: землянку, небольшой домик или вовсе костер. Но уж что есть — то есть. Он подошел к воротам, в которые упиралась тропа, постучал.

Голоса вмиг стихли. Некоторое время из-за стен не доносилось ни единого звука, а потом одна створка ворот дрогнула, с протяжным скрипом начала открываться. Андрей отступил, чтобы не мешать ей и дать себя рассмотреть.

В нескольких сантиметрах от его лица застыли наконечники трех копий. Сверху послышался протяжный треск. Андрей поднял взгляд: двое мужчин с луками на стене. Вот и вооруженная охрана. Давно его заметили?

— Простите, — выпуская из рук палку, проговорил он. — Я друг. Заблудился.

В воротах его встречали пять человек. Все мужчины, все вооружены. Трое — самодельными копьями, наконечники которых больше походят на лезвия ножей; еще двое — с луками наизготовку. Лица насупленные, волосы грязные. Одежда такого же грязно-неопределенного цвета, как и у спасшей его девчонки. Только вместо туники — штаны и плотные рубахи.

Они молчали. Но выражение лиц менялось буквально на глазах. Из настороженного и решительного до ошарашенного и опасливого.

— Это он... — прошептал один мужик, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Чушь, — в том ему ответил второй.

А третий просто дернул копьем, лезвие скользнуло Андрею по щеке. Тот отшатнулся, но небольшой порез все же остался.

— Полегче, мужики, — проговорил, отнимая окровавленную руку от щеки.

— Ты кто такой? — спросил тот, который заговорил первым.

— Андрей. Из... — он осекся. — Издалека. Разговор есть.

— Ну-ка, зови Аленку, — мужик толкнул в плечо товарища. Тот неуверенно кивнул и, то и дело оборачиваясь, бросился прочь.

Ждать остались в тишине. Андрей заметил, как взгляды мужиков вцепились в его пиджак, в грязные ботинки и брюки.

Послышались поспешные шаги и тихие голоса.

За спинами лучников появился мужик с копьем, за ним шла девушка — та самая...

— Привет, — улыбнулся Андрей. — Помнишь меня?

И без того большие, глаза расширились, лицо побелело. Девушка с трудом сглотнула, ее рука вцепилась в предплечье стоящего рядом мужика.

— Это он? — спросил кто-то из лучников.

Девушка неуверенно кивнула.

Не услышав ответа, лучник обернулся.

— Он, — одними губами прошептала девчонка.

Свою несуразную тунику она сменила на линялую рубаху до колен. Что-то вроде байковой, но штопанной-перештопанной, да и цвет уже не определить. На ногах — лапти. Жесткие волосы распущены — недлинные, еле-еле достают до плеч. Похоже, тоже грязные, хотя и не столь засаленные, как у мужиков.

Мужик, ранивший Андрея, опустил копье, осторожно шагнул вперед, пальцами коснулся пиджака.

— Старосту! — крикнул кто-то за его спиной.

Андрея буквально волоком втащили в пределы частокола. Ворота за спиной захлопнулись.

Без сомнения, здесь, в защитном круге частокола, располагалась деревня. Небольшая, десятка три дворов — точнее не рассмотреть. Дома деревянные — довольно добротные. Некоторые крыты железом, другие — шифером или рубероидом. Впрочем, встречалась и дранка, но то больше на хозяйственных постройках. Под ногами вместо тропинок — деревянные мостки, местами прогнившие, но все еще прочные, чтобы не распасться грязной трухой.

Из домов начали появляться люди. Лица настороженные, но враждебности вроде бы нет, хотя некоторые держат в руках оружие — топоры, копья, что-то вроде мечей.

Его провели к дому из белого кирпича. На пороге уже стоял бородатый мужчина лет шестидесяти — крепкий, с руками, на которых отчетливо выделялись синеватые вены. Один его глаз был настолько мутный, что Андрей с трудом разглядел зрачок. Зато во втором застыло стальное спокойствие.

— Меня зовут Степан Михайлович. Староста, — проговорил он ровным сильным голосом. — Ты и есть тот глупец, который сунулся в развалины старого дома?

— Похоже, я, — пожал плечами Андрей.

— Откуда ты?

— Приезжий. Сейчас живу в Водино. Возникли небольшие проблемы — городок не отпускает.

— Водино... — медленно повторил староста. — Возвращает город?

— Да, — удивился Андрей. Он-то уже подбирал слова, чтобы объяснить свои 'небольшие' проблемы и при этом не выглядеть идиотом.

— Давно возвращает?

— Со вчерашнего дня, — с трудом вспомнил Андрей. А ведь действительно, со времени их приезда прошло всего ничего времени, а будто целая жизнь пролетела. И не одна.

— И живешь здесь?

— Нет, в городе, — Андрей неопределенно махнул рукой за спину. — Только не в таком городе, как у вас. В настоящем, живом.

До него долетали тихие перешептывания. Собравшиеся чего-то не понимали, сомневались в его словах.

— Ладно, — пригладил бороду Степан Михайлович, — заходи. — Он толкнул низкую дверь, отошел в сторону. — Все по домам! — крикнул в толпу. — Ален, а ты куда? Ты кашу заварила, тебе и пробу снимать. Иди-ка сюда.

Людям явно не хотелось расходиться, но ослушаться повеления они не смогли. Вскоре на улице осталась одинокая фигурка девушки. Она закусила губу, нервно кивнула. Девчонка определенно боялась. Но почему? При последней встрече она успела показать себя уверенной в собственных действиях. Что изменилось?

Андрей, наклонясь, вошел в дверь. Небольшое темное помещение, скорее всего, служило сенями, но рассмотреть его подробно Андрей не смог — прошел дальше.

— Направо заворачивай, — услышал за спиной голос старосты.

Комната, в которой он оказался, не отличалась ни размерами, ни обстановкой. Сложенная из кирпича печь, явно не классическая русская, большой стол, лавки, несколько стульев и... угловой диван — порядком потрепанный, но во вполне приличном состоянии. За печкой Андрей рассмотрел несколько навесных шкафов из ДСП.

— Садись, — вошедший следом староста указал на стол. — Говорить будем.

Аленка неслышной тенью скользнула в комнату последней, села на край дивана. Ее руки еле заметно дрожали, спина ровная, плечи расправлены. Она, будто нашкодивший ребенок, опустила глаза и замерла.

— Голоден? — спросил Степан Михайлович.

— Не откажусь, — сказал Андрей.

Староста кивнул и вышел.

— Ты чего боишься? — Андрей подошел к девушке, опустился перед ней на корточки. — Меня?

Только теперь он заметил, что она боса. Разулась в сенях? Стало немного не по себе — он даже не подумал, что может наследить. А ведь действительно, несмотря на уличную грязь, в доме довольно чисто. Деревянный пол — и вовсе блестит. Песком его чистят, что ли?

— Я не боюсь, — Алена подняла голову, посмотрела ему в глаза.

Она боялась. Сильно. Но старательно прятала страх, загоняла его вглубь себя.

Староста вернулся спустя пару минут. Искоса глянул на странного гостя, потом выставил на стол запотевшую крынку, глиняное блюдце с маслом и несколько кусков белого хлеба. Комната наполнилась запахом свежего хлеба. Живот Андрея заурчал.

— Не обессудь за угощение — хозяйка сейчас сильно занята, — без тени извинения в голосе проговорил Степан Михайлович. Он прошел за печь и вернулся с ножом и граненым стаканом.

— Спасибо, — Андрей вернулся за стол.

Он взял в руки нож. Лезвие сильно сточено, но острое. Рукоятка из полупрозрачного пластика, с заклепками.

Молоко провалилось в желудок приятным холодом. Да и хлеб с маслом показались на удивление вкусными.

Первое время, пока он ел, в комнате царило молчание. По всей видимости, хозяин дома ожидал, пока гость наестся и начнет рассказывать. Алена же немного расслабилась, в ее глазах появился интерес.

— А вы почему не едите? — спросил Андрей.

— Сытые, — сказал староста. Он сидел напротив, но его взгляд не был пристальным, не сверлил.

— Мое слово первое? — спросил Андрей, когда немного наелся.

— Да, — кивнул Степан Михайлович.

— Что я должен рассказать?

— Ты не из Водино. Как попал в него?

Андрей не стал юлить и рассказал все так, как случилось. И про туман, и про странную дорогу, которой нет на карте. И про аккуратный городок, который утром не смогли покинуть.

Его не перебивали. Либо верили, либо не желали показывать недоверия. В том месте, где Андрей рассказал о мотеле и отсутствии нормальной сотовой связи, густые брови старосты сошлись у переносицы.

— А как оказался здесь?

— Получил по морде, — усмехнулся Андрей.

— Как это?

Пришлось рассказывать о кошмарных снах. О безумии, после которого просыпаешься с ощущением побитой собаки и кровоточащими ранами на теле. О странных играх зрения, когда на месте цветущих клумб вдруг появлялся голый пустырь. И, наконец, о черных пульсирующих сгустках, которые оказались спасением от кошмарных тварей и дверьми между двумя городами.

Если Степан Михайлович слушал, почти не шевелясь, то Алена нет-нет да бросала на старосту взгляд. Будто желая удостовериться — правду ли говорит странный гость? Но серьезное выражение лица старосты, по всей видимости, успокаивало ее.

Андрей закончил рассказ, а бородатый мужчина с мертвым глазом еще несколько минут сидел, погрузившись в глубокую задумчивость.

— Если бы не видел сейчас тебя, ни за что бы не поверил, — проговорил медленно.

— Я и сам понимаю, что история больше на бред похожа, — пожал плечами Андрей.

— Нет, — покачал головой староста. — Не в этом дело.

— А в чем?

— Твоя одежда, — произнес он. — Она... странная.

Андрей осмотрел себя.

— Такой у вас нет?

— Нет. И уже давно.

— Вы призраки? — ляпнул Андрей и посмотрел на Алену. Та еле заметно улыбнулась.

— Твою историю мы услышали, — сказала староста. — Теперь послушай нашу. А там сам решишь, кто мы.

— Хорошо.

— Но сначала вопрос. Ты сказал, что эти черные двери связывают два города. Что это за города?

— Водино и... Водино. Только один живой и открыт для гостей, вроде меня. А ваш — его какая-то версия. Сильно запущенная. Почти мертвая. Уж извините.

— Ничего. Возможно, ты недалек от истины. Но начнем по порядку. Мы действительно жители Водино. Те развалины, на которых тебя нашла Алена, — это и есть наш город. Все началось двадцать лет назад, в девяностых годах. Плохое время, плохие дела. Общее сумасшествие добралось и до нас. Только в очень странной форме. Чего мы только ни передумали... — он ненадолго замолчал, пожевал усы. — Мы точно не знаем, с чего все началось. Но в один из дней люди, которые попытались покинуть город, — вернулись. Они рассказывали какую-то ерунду о том, что не смогли уехать, что постоянно возвращались обратно. С работой в то время стало туго — компрессорный завод, который заложили не так давно, забросили. Люди потянулись на заработки. Кто в Самару, кто в Тольятти. Каждый держался за свое место. Приходилось выживать. Оттого странные разговоры о невозможности уехать звучали плохой шуткой. Если бы не одно 'но': шутка оказалась правдой. Мы много дней пытались выехать за пределы города. Испробовали все: по одному и группой, на всех видах транспорта и пешком, в разных направлениях и в разное время суток...

— Знакомо, — усмехнулся Андрей. — Мы уж думали, с ума сходим.

— Ты не один?

— Нет, со мной еще двое. Остались в том Водино. Ждут, когда вернусь.

— Почему не пришли?

— Так, похоже, я один такой шустрый. А вообще, дело в сотрясении — не сотрясении, но в травме головы. Почти уверен: та бутылка что-то сдвинула в моей голове.

— Тогда, может... — подала голос Алена, но тут же осеклась.

— Что случилось потом? — спросил Андрей. — Почему город стоит в развалинах, а вы живете здесь? Он обвел глазами комнату.

— В городе нельзя жить, — сказал староста. — Там обосновалась смерть. Да ты ее и сам видел.

— Только слышал.

— Неважно — встречался. Но смерть пришла не сразу. После того как мы оказались запертыми в собственном городе, люди начали меняться. Не внешне, не какие-нибудь там мутации. Они менялись здесь, — Степан Михайлович постучал по собственному виску. — И здесь, — коснулся левой стороны груди. — Некоторым снились кошмары, некоторые слышали голоса. Люди начали сходить с ума. И не один-два — целыми десятками. Кто-то накладывал на себя руки, другие начали охоту...

— На соседей?

— На всех. Мы умылись кровью. И это не метафора. Знаешь, сколько человек живет в этой деревне?

— Человек сто?

— Почти двести, включая детей, рожденных уже здесь. Но на момент, когда Водино оказалось отрезано от внешнего мира, было порядка десяти тысяч.