Мертвые не разговаривают

— Ты должна мне, — снова заговорил мужчина. — Хочу тебя. Прямо сейчас.

Послышался смех, звуки борьбы, потом отрывистый женский возглас.

— Видишь, я уже мокрая, — ее дыхание сбилось. Слова звучали отрывисто.

— Иди ко мне.

— Сначала игра.

— Ладно, он твой! — последние слова мужчина уже не проговорил — прорычал.

Андрей яростно тер глаза одной рукой, а вторую выставил перед собой. Зрение возвращалось, но слишком медленно.

— Бедненький. Ничего не видишь?

Женщина засмеялась. Ее тень мелькала перед глазами, на время заслоняла оранжевые пятна.

— Страшно, наверное?

Андрей стиснул зубы. Собственное сердце остервенело билось в груди, оглушало. Шаги совсем рядом. Что-то скрипит под подошвами, выдает движение.

Размытый рывок — по щеке что-то скользнуло. Андрей отмахнулся, но рука лишь вспорола воздух. Боль с запозданием резанула сознание, потекла каплями крови из рассеченной щеки.

— Он забавный! — засмеялась женщина. — Нет, ну посмотри. Не то, что тот бука...

— Хочешь его?

— А можно?

— Ты же знаешь, ради тебя...

— Я знала, что ты самый лучший! — воскликнула женщина. — Хочу его. Очень.

Что-то звякнуло. Словно провели друг по другу длинными клинками.

— Только не торопись, как в прошлый раз, — сказал мужчина.

— Помню-помню... — осторожные шаги движутся по дуге, обходят. Мягкие, точно у кошки. — Ты его подержишь?

— Конечно, любовь моя.

Андрей напрягся, ожидая нападения. Эти двое, кем бы они ни были, казались ему сосредоточением опасности. Мысли о возможном пожаре отошли на второй план.

Где все?! Где Настя, где ворчливый здоровяк? Сколько прошло времени с того момента, как он получил бутылкой по голове?

В него кто-то врезался. Цепкие пальцы обхватили за плечи, с легкостью оторвали от пола. Спины коснулось не то дуновение ветра, не то легкое поглаживание. Однако через секунду Андрей изогнулся, застонал. Его полосовали, словно издохшую тушу. Но в то же время боль долгожданным светом вспыхнула в слепых глазах. Тьма дрогнула, на мгновение набухла, точно не желала отступать, а потом начала съеживаться, бледнеть.

— Я войду в тебя так глубоко, что ты задохнешься... — послышался над ухом женский шепот. — Захлебнешься своей блевотиной.

В нос Андрею ударил густой запах пота и немытых тел. Щеки коснулись холодные липкие пальцы. Двигаясь по коже, они будто оставляли за собой морозный след, глубоко въедающийся в плоть.

Тени обретали очертания. Вот только рассмотреть их подробнее Андрей не успел. Костлявая рука перехватила его за горло, приподняла еще выше, а потом просто впечатала в пол. Что-то хрустнуло, воздух из легких вырвался сдавленным хрипом, в глазах снова потемнело. На его живот кто-то уселся. Руки дернули, завели за голову.

— Возвращайся, милый, — сквозь звон в ушах донесся женский голос. — Ты нужен мне здесь. Не уходи. Не сейчас. Я сама отпущу тебя, — она засмеялась.

Андрей судорожно хватал воздух ртом. Сил не осталось даже на то, чтобы попытаться сопротивляться. В горле першило, а в грудь словно вбили кол.

— Ты знаешь, что такое боль? — спросила женщина.

Ее холодные пальцы легли на его щеку — повернули голову из стороны в сторону.

— Знаешь?

Он попытался ответить. Пока есть диалог, у него остается шанс усыпить их бдительность, а значит — спастись. Но как говорить, когда язык — неповоротливый кусок разбухшей плоти?

От нее воняло, словно от помойной кучи. Ее липкое прикосновение — касание гнилого мяса, кишащего плотоядными паразитами.

— Уверена, ты недооцениваешь значимость боли, — продолжила женщина. — Они все недооценивали. А зря. Мы показали ее истинное значение. Всем показали... Правда, любимый?

— И покажем снова. Уже другим, — подтвердил мужчина. — Ведь нам так сложно отказать...

Они засмеялись.

Андрей почувствовал, как что-то острое уперлось ему под подбородок. Шило или гвоздь?.. Пришлось запрокинуть голову. Он приоткрыл глаза. Темная муть все еще клубилась, но опадала, съеживалась.

— Вот так... — подбодрила его женщина. Ее рука легла ему на промежность, пальцы несильно сжались.

Ее лицо нависло над ним.

Андрей дернулся, но сил все еще отчаянно мало. На нем сидела не женщина — нет. Оживший мертвец! Тварь из закрытого дома для умалишенных! Плод ночных кошмаров! А возможно, все разом, собранное в одном изуродованном теле.

У нее не было губ. Совсем. Их срезали когда-то давно — раны успели зарасти и зарубцеваться. Желтоватые подпиленные зубы выглядят клыками хищника-людоеда. Разноцветные глаза смотрят с интересом и... вожделением? Один нездорово желтый, словно у больного желтухой, и другой, непроглядно черный — не поймешь, живой ли? На бледной, масляно поблескивающей коже, с отчетливыми красными прожилками, множатся порезы и шрамы. Некоторые совсем старые и уже превратились в белесые росчерки. Другие свежие, несколько даже кровоточат. Темные волосы до плеч, запачканы чем-то влажным и вязким.

— Я тебе не нравлюсь? — брови на исковерканном лице поползли вверх. — Не нравлюсь?

В подбородок сильнее впилась острая игла.

— Отвечай!

— Нравишься... — процедил Андрей, чувствуя, как в глотку ввинчивается боль.

— Я знала... — наверное, она улыбалась. Вокруг глаз появились небольшие морщинки, но ощеренный рот навевал мысли о кладбищенских трупоедах, тварях, промышляющих человечиной. Кроме того — из него воняло, точно из выгребной ямы. Женщина... искалеченная тварь гнила изнутри. Гнила заживо.

— Поцелуй меня, — проговорила она.

Сквозь ряд зубов-игл показался раздвоенный язык.

Ее лицо приблизилось. От смрадного дыхания у Андрея заслезились глаза.

— Не плачь. Слезам еще не время.

На Андрея накатила волна злости. Эта дохлая, изувечившая себя тварь (отчего-то он был уверен, что ужасные раны нанесены если не самостоятельно, то с согласия безумной женщины) ведет себя полноправной хозяйкой.

Ее язык казался парой слизней, тянущих свои головы к потенциальной добыче. И эти слизни коснулись его губ. Андрей лежал, превратившись в камень. Сорваться сейчас — обречь себя на поражение. Ждать, еще ждать. Кровь уже разливается по телу, несет с собой боль оживающих мышц. Спину ломит, а несчастная голова похожа на гудящее ведро.

Плевать.

Ждать.

— Ты такой напряженный...

Нажим острого предмета на подбородок немного снизился. Зато стимулирование в области промежности усилилось. Странно, если тварь надеялась на какую-то положительную реакцию с его стороны. Единственное, на что Андрей сейчас способен, так это распрощаться с содержимым собственного желудка.

— Я проведу тебя через все круги. Ты будешь молить о пощаде. Будешь кричать так громко, что начнешь харкать кровью. Надо научиться чувствовать боль, чтобы получить право на наслаждение. Скажи, милый, ты умеешь чувствовать боль?

— Умею...

— Он говорит, что умеет, — приподняла голову женщина.

— Все они так говорят, — отозвался мужчина.

— Да. Все. А потом они начинают рыдать, умолять, проклинать... Их тела вопят от раздирающей агонии, а нервные окончания сгорают пеплом. Им так кажется... Кажется, пока не достигнута противоположная сторона игры. Оргазм — это ничто, это даже не подобие подлинного удовольствия. Ты напряжен выше всякой меры, балансируешь на грани помешательства, твое тело горит. Каждая клетка. А потом взрыв, который уничтожит не только тебя, но и весь мир вокруг. Ты хочешь этого, милый?

Ее язык снова коснулся его губ. С пары бесхребетных слизней потянулись капли слюны.

— Хочу... — Андрей из последних сил сдерживал рвотные позывы.

— Обними меня... — ее язык скользнул ему в рот.

Он рванулся сразу, как только ослабла хватка рук. С отчаянным криком сбросил женщину с себя, развернулся — и, легко уйдя от неумелого удара мужчины, ударил сам. Кулак с хрустом впечатался в оголенные зубы. Пособник шипящей на полу твари выглядел под стать своей пассии. Разве что волосы на голове отсутствовали полностью, а вместо них под кожу вживлены какие-то проволочные растяжки, сплетающиеся в подобии венца.

— Мученик... — сплюнул Андрей, когда урод отлетел к стене, а потом рухнул на колени.

Хотелось прополоскать рот водой, а еще лучше — содой. Чтобы никакого привкуса, даже намека на смрад. Чтобы избавиться от омерзения. Слизни побывали у него во рту, оставили после себя тошнотворный привкус.

На пронзительный визг он среагировал резко. Женщина прыгнула с места, в воздухе преодолела метра три — и опустилась там, где только что стоял Андрей. Он сместился всего на шаг, выбросил перед собой руку. Раскрытая ладонь врезалась в нос твари, опрокинула ее обратно, на пол. С мягким шелестом тело откатилось в сторону, затихло.

Андрей бросил взгляд вокруг. Определенно он стоял в зале мотеля. Но в зале, выгоревшем дотла. Пол, стены, потолок — одна сплошная чернота. От столов и лавок остались с трудом угадываемые остовы. Барная стойка практически перестала существовать, а огромная витрина осыпалась на пол мелкими осколками. Мертвый зал. Оттого еще более неуместно смотрелись тусклые лампы, висящие под потолком на длинных обуглившихся проводах. Лампы покачивались, отчего возникало ощущение движения. Зал, мертвый и тяжелый, все равно продолжал жить, пусть даже и жалким подобием существования. Могила для пары сумасшедших любовников.

— Ты будешь молить нас о пощаде! — прорычал стоящий на коленях мужчина. В его рту не хватало нескольких зубов, на разведенных в стороны руках поблескивала темная кровь.

Андрей ничего не ответил. Только пнул урода в голову.

Тот засмеялся. Покалеченный человек... вернее сказать — подобие человека полуразвалилось возле стены и хохотало, брызжа кровью. Повинуясь порыву, Андрей шагнул к мужчине, ухватился за проволоку, что обвивала его голову, — и дернул что было сил.

Крик невыносимой боли и ненависти потряс зал. С потолка посыпался пепел. В руках Андрей держал измятую конструкцию из переплетенной проволоки, с которой свисали лохмотья кожи. Человек же корчился на полу, сжимая оголенный череп. Он сучил ногами, бился о стену, катался, зажимая голову руками. Урод то плакал, то смеялся, то рычал подобно зверю.

Андрей отбросил проволоку, быстрым шагом бросился к входной двери. Почти сплошная поверхность оплавившегося пластика без ручки. Не ухватиться. Андрей попытался поддеть ее снизу, потом сбоку — тщетно. Та образовала с дверным проемом сплошной массив.

Но ведь парочка уродов как-то проникла сюда. Значит, дорога есть.

Он бросился за уничтоженную барную стойку, быстро отыскал проход в служебные помещения. Ему открылся темный коридор длиной метров в семь. Мерцающая лампа горела лишь на его противоположном конце, у сорванной с петель двери. Выход! Андрей не раздумывая направился к нему. Ноги наступали во что-то мягкое, каждый шаг отдавался громким, чавкающим звуком. Скользко до такой степени, что пришлось придерживаться за стены коридора.

Пальцы коснулись чего-то влажного. По порядком выгоревшему дереву пролегли потеки. И чем дальше, тем обильнее они становились. Андрей поморщился.

Смотреть только вперед и под ноги. Бояться нечего. Просто переступай ногами. Все очень просто.

Он замер у внезапного провала, покачнулся, чуть было не ступив в непроглядную дыру. Обломанные края прогибающихся под весом человека досок будто ухмылялись: сделай шаг, всего один...

Андрей отступил, заозирался. Пришлось немного вернуться обратно, чтобы отыскать боковую дверь, которую он приметил по пути, но открывать не стал. Теперь самое время.

В лицо ударил спертый запах смерти. Именно так для себя его воспринял Андрей. Запах крови, внутренностей и испражнений. Комната походила на бойню. Покачивающаяся под потолком лампа выхватывала из темноты пол, залитый черными лужами крови. На стене, напротив двери, распят человек. Мужчина. Его лицо напоминало потустороннюю маску: рот рассечен от уха до уха, а края кожи оттянуты куда-то к затылку, где и закреплены. На обнаженной груди отрывистыми черными росчерками вырезано сердце, в центр которого вогнана пара металлических стержней.

Электроды для сварки?

Живот несчастного вспорот, к валяющейся на полу куче внутренностей протянулись щупальца кишок.

У ног мужчины раскинулась женщина. Ее ноги согнуты в коленях и призывно разведены. Из глаз и рта торчат все те же электроды. Платье в крупный горох пропиталось кровью.

Андрея передернуло. Увиденное, вкупе с вонью, вывернуло его наизнанку. Он вцепился в дверной косяк. Перед глазами плыло. В комнате имелась еще одна дверь. Но что ожидает за ней?

На негнущихся ногах он шагнул в лужу крови, двинулся к двери. Сердце колотилось, в горле стоял ком вонючей слизи.

— Это не реальность! Это только сон! Сон! — повторял он по кругу, точно защитное заклинание.

Но даже если сон, то слишком сильно походит на явь. Умрешь здесь — умрешь в реальном мире? Может ли такое быть? Лучше об этом не думать, а активнее переставлять ватными ногами.

Кровь. Сколько же здесь крови? А в коридоре на стенах? Что там? Андрей не был бы против, если бы разум хоть на время отказался воспринимать действительность. Выпасть из происходящего — и очнуться уже там, у выхода. А еще лучше — проснуться. Вот только как это сделать?

Под ногами хлюпает. Вонь густеет, становится почти осязаемой. Здесь не осталось воздуха, комнату наполняют ядовитые миазмы. Не отравят, так лишат рассудка. Безумие поселилось в этих стенах. Крадется по углам, смотрит из них черными глазами, выжидает. Оно знает, когда лучше напасть. Чувствует слабину человека.

Андрей потянулся к дверной ручке, когда мужчина на стене зашевелился. Горловой стон того, кто должен быть мертв, выбил из головы все мысли. Андрей подпрыгнул на месте, поскользнулся и чуть было не растянулся в луже крови. Мужчина медленно повернул голову в его сторону — в глазах пустота. Из распоротого рта змеей вывалился раздвоенный язык.

Наверное, он что-то хотел сказать. Наверное. Но Андрей уже не владел собой. Он рванул дверь на себя. Та распахнулась с пронзительным скрипом. Почти в прыжке метнуться прочь. Захлопнуть дверь за спиной. К счастью, эта комната оказалась не только проходная, но и на удивление чиста. Огонь, бушевавший за ее пределами, сюда не проник. Голый пол, выцветшие и порядком облезлые обои на стенах, под потолком все та же тусклая лампа на длинном проводе.

Здесь нет ветра, нет вибрации, так почему лампа качается?

Андрей дважды саданул кулаком по двери.

— Твою мать! Что же это творится?!

Он будто наяву чувствовал, как острые когти безумия скоблят по лицу. Как щупальца разложения проникают в голову, опутывают сознание сонным мороком.

Бежать! Бежать как можно скорее! Из кошмара должен быть выход. Он сделал шаг. Пол под ногами поплыл, точно палуба корабля в сильную качку. Свет сконцентрировался под потолком, стены и углы померкли.

Вдруг из комнаты, где остались распятый мужчина и мертвая женщина, раздался шум. Андрей замер. Сначала послышался звук грузного падения, невнятные булькающие звуки. Затем кто-то пополз по полу, сильно гремя по доскам чем-то тяжелым.