Мертвые не разговаривают

Странное дело, но руины заправки не показались Андрею знакомыми. Если мотель в его снах, пусть даже и разрушенный, после пожара, но все равно выглядел знакомым, то эти развалины никак не могли принадлежать заправочной станции, на которой он искал помощь.

Андрей медленно прошелся по развалинам, поднял кусок трубы — вполне тяжелой, чтобы проломить голову очередному призраку. Ничего интересного он больше не нашел и решил идти к городу. В том направлении, где, по его прикидкам, должен обнаружиться город, если тот вообще присутствует в этом сне. Если это вообще сон...

Мокрая трава быстро напитала брюки водой. Ткань прилипла к ногам, неприятно холодила кожу. Впрочем, подобное неудобство все равно не шло ни в какое сравнение с тем сумасшествием, которое пришлось пережить недавно. Уж лучше мокрая трава, чем обгоревший мертвец, пытающийся выдавить тебе глаза.

Андрей пристально всматривался в клубящуюся муть, пытался выделить в ней хоть какие-нибудь ориентиры. Последний раз он вот так продирался сквозь заросли высокой травы, когда в детстве с родителями ходил за малиной. Ранний подъем с последующей поездкой в лес и поиском заветной ягоды навсегда остались в памяти. Утренняя прохлада, тишина, напоенный свежестью воздух — и ни малейшего признака цивилизации поблизости. Отличные условия для отдыха от городской суеты и рабочих будней. Отличные условия для уединения и возможности подумать. Да и есть над чем поразмыслить. Голова полнится мыслями, буквально разрывается. Но все же место для обдумывания всего случившегося сейчас лучше выбрать более знакомое. А то чувствуешь себя сапером, идущим по минному полю. Один неверный шаг — и все.

Андрей металлической трубой отодвигал в стороны стебли травы, заглядывал под кусты. Он не особенно опасался какой-то ловушки. Он искал. Чего? Не знал сам. Следы. Хоть что-нибудь, что позволит определиться с тем местом, где он оказался.

В конце концов, внимательность принесла плоды. Дерн не везде оказался однородным и в одном месте просто сорвался тонким слоем под ботинком Андрея. Под дерном обнаружился кусок асфальта. Рыхлый, крошащийся в руках, но именно асфальт. Сориентироваться с направлением, в котором некогда была проложена дорога, не удалось (в пределах видимости ландшафт не изменялся), а потому пришлось время от времени проверять почву под ногами. К сожалению — без особого успеха. Куски асфальта попадались крайне редко. Если когда-то здесь действительно проходила дорога, то было это давно, и за годы запустения некогда твердое покрытие просто распалось на части и ушло глубоко в землю. Под ее поверхностью остались лишь редкие куски.

Туман, казалось, сгустился еще сильнее. В его клубах тонули даже звуки собственных шагов. Андрей будто попал в звуковой вакуум. Он не шел — плыл в огромном облаке, сливался с ним, пропитывался его влагой, и каждый новый шаг становился тяжелее предыдущего.

Из молочно-белых клубов выступило что-то темное, громоздкое — будто огромный гнилой зуб. Андрей замер, присматриваясь. До его слуха донесся приглушенный хруст. Впрочем, он бы не поручился, что действительно что-то слышал, кроме собственного дыхания. Он постоял еще немного — звук не повторился — и двинулся к странному объекту. Будто нехотя тот выползал из цепких объятий тумана, проявляя свою сущность, которая при ближайшем рассмотрении оказалась всего-навсего остовом двухэтажного кирпичного дома.

Андрей усмехнулся и ускорил шаг, но тут же налетел на какое-то препятствие. Он остановился даже не от самого удара, а от гнилого треска и разлетевшихся по траве кусков сухого дерева. Отвлекшись на развалины дома, пропустил хлипкое деревянное ограждение, спрятавшееся в траве. Даже не забор — нечто временное, высотой чуть меньше полутора метров, сколоченное из длинных жердей и досок. Впрочем, от последних почти ничего не осталось.

А если бы на месте ограждения оказалась яма? Андрей протяжно выдохнул. Далее он шел осторожно, раздвигая траву куском трубы. Судя по всему, дом так и не был достроен. Андрей обошел его кругом, но битого кирпича почти не нашел. В то время как стены второго этажа явно не закончены. Зато имелась входная дверь, лежащая рядом с бетонным крыльцом и успевшая превратиться в еле различимую труху.

Из темнеющего дверного проема несло затхлой вонью, будто в замкнутом пространстве что-то гниет. Давно и медленно. Но запах вряд ли животного происхождения. Скорее — гниет дерево или листва, сильно смоченные водой.

Андрей медлил. Большого желания подниматься по ступеням он не испытывал. Что можно найти в брошенном доме? Причем в доме, почти наверняка не жилом. Мусор, гниющие остатки строительных материалов, дыры в полу...

Темнота в дверном проеме клубилась, перетекала. Она казалась живой. Совсем не то, что туман вокруг. Он хоть и густой, но не внушает дрожи. А темнота дома смотрела, ждала. Андрей выругался вполголоса. Собственная робость злила. Боится, как мальчишка, прячущийся под одеялом от страшного чудовища, живущего под кроватью. А наберись храбрости, загляни в глаза страху — и тот развеется без следа.

Назло собственной нерешительности Андрей поднялся на несколько ступеней, трубой ударил по кирпичной стене. Звенящий звук не успел стихнуть, когда изнутри дома донесся звук шагов. Тихий, но отчетливый. Кто-то крался из глубины несостоявшегося жилища. Скрипели доски, шуршал какой-то мусор.

Андрей сглотнул, невольно отшатнулся и, забыв о ступенях, чуть было не загремел с лестницы.

— Здравствуйте, — произнес, чувствуя себе полным идиотом. А что, если там всего лишь кошка или собака?

Ответа не последовало, зато шагов стало больше. Они разделились.

Что-то во всем этом Андрею не нравилось. В привычном мире, который остался далеко за пределами 'Водино', он бы и не подумал о какой-либо чертовщине. Но теперь... Теперь дело другое.

Он отступил еще, выставил перед собой трубу.

Шаги почти вплотную приблизились к дверному проему, но очертаний фигур Андрей так и не видел. Темнота продолжала клубиться, продолжала жить собственной жизнью. А потом в ушах возник высокий скрежещущий звук. Точно гвоздем по стеклу, он вонзился в барабанные перепонки, вскрыл их и продолжал выкручивать, продолжал раздирать, проникая все глубже в череп.

В лицо будто ледяной водой плеснули. Тело покрылась гусиной кожей, в животе снова завозился тошнотворный слизень. Вонь гнилого дерева усилилась. Теперь, скорее, несло болотом — старым и глубоким.

Лицо Андрея сморщилось. Он выронил кусок трубы, попытался заткнуть уши руками. Но скрежещущий звук не ослаб. Он уже накрепко обосновался в голове, выбрасывая вокруг себя все новые зазубренные крюки, царапающие и обдирающие череп изнутри.

Бежать! Разум отказывался воспринимать действительность. В глазах стояла резь, будто от очень яркого света. Андрей побежал, не видя, куда ступает. Трава вокруг слилась для него в один сплошной размытый ковер. Его мерные колыхания могли таить в себе и ямы, и остатки сгнивших конструкций, но Андрею не было до них дела. Он просто бежал, не помня себя. Падал, снова вставал. Быстрее! Только бы укрыться от раздирающего сознание звука.

Он не видел, но чувствовал преследование. Они шли по пятам, отставали, но нагоняли, когда он падал. Неукротимая волна, готовая вот-вот обрушиться, смять, разорвать на куски.

Неожиданно земля под ногами оборвалась пустотой. Андрей взмахнул руками и головой вперед полетел в неизвестность. Впрочем, через секунду земля вернулась оглушающим ударом в подбородок. Ощущение, будто голова раскололась на десяток частей. В шее что-то хрустнуло. Но сознание не улетучилось. Андрей прочувствовал каждое мгновение падения, каждую кочку и каждый камень на бесконечной спине обрыва. Когда он достиг подножия, скрежещущий звук в ушах поутих, зато голова шла кругом.

Рядом что-то прокричали. Неуверенно. Голос женский, напряженный.

Андрей попытался подняться, но перед глазами все плыло. Ноги подкосились — и он снова рухнул в траву.

Крик повторился. Совсем близко. За руку сильно дернули.

— Вставай!

Голос тот же, но теперь в нем звучит ярость.

Не открывая глаз, Андрей поднялся. Жутко мутило, желудок с остервенением подскакивал к горлу.

— Бежим!

Он повиновался. Упал уже через несколько шагов, кубарем покатился по траве, но умудрился быстро вскочить на ноги.

Андрей бежал так, как никогда прежде не бегал. Мимо проносились заросли травы. Под ноги ложилась целина, испещренная небольшими ямами и кочками. Лишь благодаря невероятной удаче, он ни разу не подвернул ногу.

Поначалу, когда забег только начался, звук в голове снова сделался болезненным, а по глазам полоснуло раскаленным металлом, но шли минуты, легкие разрывались огнем — звук отставал. Теперь Андрей смог разглядеть ту, что заставила его подняться после падения с обрыва. Девчонка, с жесткими волосами, туго стянутыми на затылке в небольшой хвост. Чумазая, маленькая, в несуразном не то коротком платье, не то тунике неопределенного, грязно-коричневого цвета.

Она бежала легко, в то время как Андрей задыхался, готовый выплюнуть полыхающие легкие.

— Стой! — прохрипел он, чувствуя, как по подбородку течет густая слюна.

Она только сверкнула на него большими глазами, но замедлить бег даже не подумала.

Андрей начал отставать. Стыдно признать себя слабым, но даже он, привыкший к серьезным аэробным нагрузкам, не мог тягаться с этой грязной малявкой.

Когда расстояние между ними выросло метров до десяти, девчонка, наконец, остановилась. В ее взгляде читались презрение и раздражение. Быстро осмотревшись по сторонам, она метнулась к Андрею, который только-только остановился и, облокотившись руками о колени, готов был выблевать и желудок, и кишки.

— Сюда! — бросила она, хватая его за руку.

Андрей издал невнятный звук, поплелся следом. Они миновали сотни полторы метров, когда провожатая растворилась в воздухе. Только что шла впереди — и исчезла. Андрей застыл как вкопанный.

За ноги сильно дернули. Он покачнулся — и неловко сел.

— Сюда! Быстро! — прошипел раздраженный голос.

Андрей заметил легкое движение за стеблями травы, пополз туда. Почти сразу провалился в углубление, за которым открывался темный провал, ведущий куда-то под землю. Из провала его сверлили большие глаза. В лицо пахнуло влажной землей, но Андрею было уже плевать. Он мечтал об одном: лечь — и чтобы никуда не бежать, чтобы его никто не трогал.

Он полз за девчонкой, ориентируясь только на слух. Темнота окутывала плотным саваном, обнимала со всех сторон. Ход оказался узким, земля под пальцами разъезжалась глинистой грязью. Наконец Андрей вывалился в помещение, гораздо более просторное. Глина под руками сменилась чем-то влажным, но шершавым и твердым. Бетон или кирпич?

— Ты где? — прохрипел он, заваливаясь на спину.

Акустика здесь весьма заметная. Негромко сказанные слова гулко унеслись в непроглядную темноту.

Вместо ответа он услышал стук. Отрывистый. Камень о камень или камень о металл. Раз, другой. Темноту вспороли искры, которые быстро перекинулись на что-то воздушное, занявшееся языками пламени. Пламя же в свою очередь перекочевало на фитиль небольшой свечи.

В его неверном свете Андрей рассмотрел сидящую на корточках фигуру.

— Спасибо за помощь, — сказал он, пытаясь получше рассмотреть спасительницу.

Та молчала, смотрела в ответ. Ее внимательный взгляд не раз ощупал Андрея с ног до головы.

— Меня зовут Андрей. Что это было?

Девушка склонила голову набок, поморщилась.

— Где мы? — не сдавался Андрей.

— В убежище, — проговорила она шепотом.

Хорошо, значит, она просто неразговорчива, но вполне в своем уме. Вроде бы... По крайней мере, безумного блеска в ее глазах он не заметил ни на улице, ни теперь. Хотя, конечно, света огарок дает немного.

— От кого мы прячемся?

В ушах снова появился скрежещущий звук. Только теперь Андрей осознал, что не слышал его с момента, когда сунулся в темный провал подземного хода.

— От них, да?

Незнакомка дернулась, посмотрела вверх, будто могла что-то увидеть через толщу земли.

— Кто там? — не отставал Андрей. Он понимал, что задает слишком много вопросов, но от ответа на них вполне могла зависеть его жизнь. Слишком быстро копились вопросы, слишком медленно рождались к ним ответы.

Девушка бросила на него мимолетный взгляд и двинулась в темноту.

— Подожди! — Андрей подался за ней. — Мне можно с тобой?

Глупо — взрослый человек, и, тем не менее, оставаться одному в темноте, в промозглой яме глубоко под землей, совсем не хочется. От мысли, что твари, продирающиеся в голову отвратным скрежещущим звуком, снова окажутся поблизости, передернуло.

Незнакомка остановилась, а потом развернулась, двинулась обратно.

— Не уходим? — не понял Андрей.

В ее глазах отразилось пламя свечи. Большие, глубокие колодцы с пылающим на самом дне пожаром. Пожалуй, именно про такие глаза говорят: в них можно утонуть.

Он не успел понять, откуда в ее руке появился нож. Почти неуловимый замах заставил отпрянуть. Но слишком поздно. В глазах полыхнула короткая вспышка, а висок разорвался болью. Еще мгновение Андрей осознавал, что заваливается набок.

Вспышка угасла — и мир померк. Возможно — на минуты, возможно на часы.

Капли воды, рождающиеся где-то невообразимо далеко, насквозь пробивали череп и летели дальше — к полу. Звук их падения блуждал по опустевшей черепной коробке. Звук мерный и цепкий, способный свести с ума.

Андрей со стоном коснулся виска и тут же отдернул руку. На этот раз голова точно развалилась. Дотронуться нельзя. Даже с закрытыми глазами, даже в полной темноте он ощущал стремительное кружение. Мир вертелся вокруг него в бесконечной и неутомимой гонке. И в нее предстояло вклиниться. Но не сейчас.

Зачем она ударила?! Слишком много вопросов? Возможно. Но почему нельзя было об этом просто сказать? А еще говорят: болтливая женщина — зло. Куда там. Неразговорчивая молчит-молчит, а потом — топором между глаз. И стоило вытаскивать его... а, собственно, откуда? Кто за ним гнался? И гнался ли вообще? Сейчас тот звук, что внушал неконтролируемый ужас и заставлял бежать, вспоминался как нечто смутно слышимое и уже забытое. И все же незнакомка спасла его. Спасла, чтобы потом отправить на тот свет?

Андрей пошевелился. Не связан, тело повинуется весьма охотно. В глазах все еще блуждают разноцветные круги, но общее состояние вполне приемлемое. Не убила — и на том спасибо. Хотя надо признать: возвращаться из прошлых кошмаров было не столь болезненно.

Он лежал на жестком пыльном полу, возле каменной опоры. Подвал? Очень похоже. Под потолком доживает последние дни лампа накаливания в разбитом цоколе. По стенам, частично сложенным из больших блоков, частично заделанным кирпичом, тянутся ржавые трубы. Вот он — источник сводящего с ума звука. Трубы текли. Кое-где вода падала на груды рваных тряпок и пакли, сваленных у стен. Кое-где — на голый пол, по которому расползались мокрые пятна. Но где-то в углах капли стучали обо что-то металлическое. Звук разносился по подвалу, вгрызался в голову. Даже сейчас.