Порубежье

— Ну, слава богу, я дождался вас. Времени же почти не осталось, через пару недель река может замерзнуть. Вот стоит моя ладья, давайте матушка грузитесь со своим скарбом. И мы отплывем. Твои люди пусть зимуют в городе, весной, как только река вскроется, мы придём на ладьях за ними. Есть ли у тебя человек, который справится с таким делом.

— Есть, отвечала матушка, вот он рядом стоит и слышит всё.

— Как зовут?

— Так Никодим я боярич, разве ж ты забыл меня?

— В бою я побывал Никодим, попало мне по голове булавой, с тех пор я подзабыл многое.

— Матушка охнула, вглядываясь в меня, ища видимо страшную рану от дубинки, что вышибла мне память.

— Значит так Никодим! Вот тебе две сотни серебра. Устрой людей и жди. Ищи закупов, кузнецов, плотников, крестьян, можно семьями. Весной за вами придут ладьи. Понял ли меня?

— Понял боярич.

— Все матушка пошли на ладью, каждая минута дорога.

— Бог был милостлив к нам, Сухона встала тогда, когда мы уже видели крепость. В последний момент мы повернули к левому берегу и шитик проломив кромку льда уткнулся в песок. До Алёшина, дойти осталось всего пару вёрст, которые мы прошли прогулочным шагом, благо одеты и обуты были тепло. дошли до того места где я впервые встретил Любаву, повернули, прошли ещё сотню шагов, и нам открылась панорама затона, ладьи вытащенные на берег, дома, дым из труб. гомон людей, лай собак.

— Это Алёшино, матушка.

— Это что всё твоё?

— Ну как бы да.

В этот момент кусты раздвинулись и к нам подошли двое дежурных стражника.

— Здрав будь Вождь. В Алёшино всё спокойно, Лебедь ждёт тебя.

— А кто это Лебедь? Матушка уставилась на меня.

— Как бы тебе сказать матушка, Тебя только ждали, что бы ты благословила нас, невеста, да что уж там, жена моя, да что там, ты скоро бабушкой будешь. Пойдём познакомлю. Лебедь это по ихнему, дочь она местного князя чудинского. А по нашему Любава. По сердцу она мне. Вот до последнего тебе не говорил, Теперь чего уж. Я вождь её рода племени, хозяин этих мест и этих людей. Посмотри какой я посёлок построил. В общем матушка чего сделано того не воротить.

— Алёшенька! Да рази я враг тебе? Или твоему ребёнку? Бог с тобой дитятко. Не глядя благословляю. Веди, знакомь.

— Погодите матушка. Надобно о ладье побеспокоится, разгрузить, да на берег вытащить. Сбегай ка, да старшину над речниками вызови мне, скомандовал я дозорному. Но народ, прослышав, что вождь вернулся, уже оповестил старейшин, и те шли навстречу мне во главе с Любавой. Она не обращая внимания ни на кого, бросилась ко мне в объятья, что то, щебеча и смешно толкаясь пузиком мне в грудь. Толпа окружила нас с Любавой, каждый хотел что то сказать, мать отодвинули и она изумлённая моей популярностью молча стояла в сторонке наблюдая за происходившим.

— Тихо! Я поднял руку, привлекая внимание и снова повторил,— Тихо! Я рад, что у вас всё в порядке, но разве мы все не приложили к этому руки? Вечером как обычно жду старейшин на чаепитие. А пока, разгрузите ладью, и вытащите её на берег. Всем до вечера! И подождав пока народ, разойдётся и оставит нас одних представил Любаву матушке.

— Вот матушка Любава моя, простите, что не спросясь родительского благословения, но так уж получилось, Любава считает, что я предназначен ей богами. Кто я такой, чтобы спорить с ними?

— Любава. Это матушка моя, боярыня Кожемякина Ирина.

Любава спряталась за мной, обняла и прижалась к спине.

— Не бойся меня дитятко, мама протянула руки к Любаве и та доверчиво подошла к ней, — будешь мне дочерью, а то у меня одни воины в семье. Мальчишки крутились около нас, разглядывая окрестности, Любаву, меня. Видно было, что у них тысяча вопросов вертится на языке, но важность момента не давала их задать.

— Пройдёмте в дом, пригласила Любава, — чего стоять на улице, узвару нагреем, покормим с дороги.

— Да уж распорядись Любавушка, чего то я с дороги устал.

В доме было тепло, мать с интересом осмотрела печь, затем прошла в комнату, которую ей выделили с сыновьями, и кажется, осталась довольна. Накрыли стол. Поели. И вот после застолья, я и рассказал всё, что со мной приключилось. Конечно кое где приукрасив, а кое где приуменьшил остроту событий.

— Вот матушка дядька не даст соврать, всё так и было.

А дядька стоя за моим стулом, сидеть при боярине ему было невместно, кивал головой и поддакивал.

— Да боярыня, всё так и было.

— И что же, Алёша? Не бесовские ли то знания? Что же ты, будучи в Вологде не сходил в церковь исповедаться? Да хоть в храме помолиться. Алёша как же это?

— Скажите мне матушка, что лучше бы было? Я во храме поклоны бью, да перед священником исповедаюсь, потом епитимью какую ни-будь, не дай бог отрабатываю, Да я за это время две ладьи с хлебом и две со скотом в Алёшино отправил. Бог как ты знаешь, всевидящ и всезнающ. Ежели я согрешил где в малом или в большом даже то простит, Он же и всепрощающ. А я не ведаю, мама за собой греха, трудами моими народ мой с хлебом, а значит, голоду не будет. Опять же закупов прикупил, посажу на землю весной, построим им дома, дадим инструменту, скотину и птицу на развод. Безвозвратно, за десятину через год мне и десятину обществу. Вечером посидите со мной на чаепитье, послушаете, как старейшины отчитаются передо мной о сделанном.

— Алёша. Вот не узнаю я родного сына, полгода тому из дому уехал один человек, здесь я вижу другого. Как то быстро ты повзрослел.

— Эх матушка, тут я придал трагических нот в голос, видно когда долбануло мне по голове, увидала меня смертушка, да пожалела молодого, отпустила пожить. Вот я и тороплюсь успеть чего, хорошего сделать, дабы мне на том свете в зачёт пошло.

— Матушка от этих моих слов всплакнула, перекрестила меня и сказала,

— Может быть и так, может быть.

— Эх, а чего мы сидим и печалимся, дома же, в тепле, бог нам помог до самого дома допустил. Не дал реке нас вморозить в лёд. Ну ка тащите мою гуслю! Это матушка ещё один подарок от того кто за мною приглядывает, да во всём помогает.

Мне принесли гитару, и я под ошалевшим взглядом братьев принялся её подстраивать. А настроив перебрал струны и выдал:

Ой, мороз, мороз,

Не морозь меня.

Не морозь меня,

Моего коня. ..

Потом спел 'Коня', ну и хит сезона 'Воевода'. Мать была ошеломлена.

— Да матушка, появилось и это умение. Дед говорит, что голос у меня 'погибель девичья', а вы чего скажете?

— Повидала я Алёшенька гусляров, но никто досель песни так не пел и слов в них так не складывал. Хорошо поёшь, слова складно звучат, а былина про воеводу так и вовсе и князьям послушать не зазорно будет.

— Да бог с ними с князьями. У них свои дела, у нас свои. Сегодня отдохнём с дороги, баньку истопят, помоемся, А завтра, я покажу вам матушка Алёшино.

Вечером пришли все старейшины, Надежда, Ерофей, Первак и незнакомый мне молодой парень, севший рядом с Ерофеем. Матушка села по правую руку, за ней я усадил Любаву, затем Дядька, затем 'свои', а по левую, старейшины и Надежда, на столе перед каждым стояла кружка узвара.

— А ведь можно сделать самовар! Что мне мешает? Листовая медь есть, олово есть, кузнец на все руки молодец есть. Завтра же озадачу, но сначала выслушаю старейшин.

— Вождь! Полученное зерно разделили между семьями. Семенное раздали с учётом того сколько у кого приготовлено пашни. С озимыми нам помог воевода, удалось засеять большую часть земли, остальное засеем весной овсом, ячменем, и просом. Одну ладью зерна отдали воеводе. Скот тоже разделили между семьями и теперь у каждой семьи есть по тёлке и паре овец. Люди, которые прибыли с последними ладьями, часть поселены у нас, часть у воеводы. Твоя десятина зерна, рыбы, мяса, ягоды мёда и грибов уложена в амбары на твоём подворье.

— Боярич. Ерофей встал, и обратясь к матушке поклонился и затем продолжил, дома достроили, гонт прибили, в домах тепло, народ доволен. Лес на твой терем завезён на твоё подворье, весной поднимем его, и его пристройки. Осенью можно будет заселиться.

— Чем сейчас занят?

— Так луки боевые делаем, готовых два десятка. Да воевода десяток прислал.

— На три сотни шагов молодёжь стреляет, пока до тебя им далеко, но стараются, добавил со своего места дядька.

— Первак встал, поклонился боярыне и обратился ко мне. Боярич, по твоему укладу, успели приготовить только два пуда доброго железа. Да два пуда зреет в печи, а так заготовлено около около пятисот пудов мягкого железа, прокованного, и нарубленного на прутья да пластины. Молот в исправности, большое колесо остановили из-за опаски побить его льдом. Воду отвели и пустили округ доскопилки.

— Боярыня, Боярич, Я Данила старший сын плотника Любомысла , поставлен был воеводой на доскопилку. Распилено десять сотен брёвен, получили шесть десятков сотен досок. Четырежды останавливали доскопилку точить пилы, доски уложены на просушку под навесы. Что с досками будем делать.

— Завтра Данила пополудни придёте ко мне с Ерофеем, я вам объясню, что из досок можно сделать. Но первое, что мне на ум приходит, торговать ими будем в Вологде. Зачем гнать пустые ладьи обратно? Тем более что за простой и за перегон оплачено. Кстати Первак ты тоже приходи, есть у меня для тебя задание. Ерофей , ты как всегда принеси ка побольше бересты.

— Что опять придумка какая есть? Обрадовался Ерофей. Есть, и не одна, а две, одну будешь делать ты с Данилой, вторую Первак.

Что у тебя Надежда?

— Вот Вождь образцы того что мы смогли сделать из болотной травы. Эта верёвка, как ты и говорил сделана из плоских растений, а эта нить из круглой. Далее, мы не знаем, как из этой нити сделать полотно.

— Алёша. Можно ли мне поглядеть на нити? Это матушка встряла в наш разговор.

— Да сколь угодно матушка, погляди, может, поможешь нашему горю.

— Может и помогу, разглядывая нить произнесла боярыня. Со мной приехала знатная рукодельница, моя пряха. Надо дать ей эту нить посмотреть, если что, она и ваших мастериц научит, и нити прясть и полотно ткать. А много ли у вас кудели?

— Много, мать нашего Вождя. Если сложить всё вместе так с эту избу соберётся, а может и поболее.

Я же рассматривал верёвку, с палец толщиной, она была сплетена из четырёх прядей. Подёргал, просто так и с напрягом, ничего, не тянулась. Единственно чего ей не хватало это пропитки конопляным маслом, цены бы такой верёвке не было.

— И много ли верёвки сделали?

— Делали всякую и тонкую и потолще. Эта самая толстая. Сделано пока каждого из трёх видов,

по пять сотен локтей.

— Вот вам ещё один товар! Да с моими придумками мы вообще озолотимся.

— Да чего ж ты там опять придумал боярич?

Завтра, всё завтра. А пока всем спасибо за работу и заботу. Кстати пока не забыл, а горшечников не забыли? Зерном, солью, мёдом, не обделили? Кто ни-будь ездил к ним ? Посмотрел, как они устроились?

— Я был, когда отвозил им припасы зерна на зиму. Устроили себе большие землянки, печи по твоему укладу. Рыбы у них насушено и накопчено много, с мясом тоже не бедуют. За зерно благодарят тебя Вождь. Так что не беспокойся в тепле и сыты.

— Тогда всё! До завтра.

— Эх хорошо дома! После вчерашней баньки, с веничком и прыжками в прорубь, и снова прогреться . Ляпота! Дядька отхлестал веничком так, что открылись все 'Чакры', я 'отомстил' тем же способом и под конец распаренные и уставшие мы побрели по домам, благо дома стояли рядом. Любава ждала меня с ковшом узвара, я выпил и поцеловал её и счастливую только тем, что я рядом. Её можно было понять, защитник и опора, вернулся из трудного похода. Я и сам понимал, что мне удалось пройти как тому верблюду сквозь игольное ушко. Но прошел ведь.

— Ладно ладно солнышко пошли спать, завтра делов не переделать.

— Бомм! Ага солнце встало. Ну, по крайней мере, его заметил наблюдатель на вышке. Лежи, не лежи, а дела сами не сделаются. Надо вставать. Умылся, пожевал какую то хрень, коей местные аборигены чистили зубы и полоскали рот. На столе меня ждала моя кружка молока и краюха хлеба. Задумался. И так меня застала матушка вышедшая из своей комнаты.

— Что Алёшенька ты и здесь молоко по утрам пьёшь?

— Пью матушка. даже ввёл такой порядок, что бы утром и вечером мне подавали молоко. Это в полдень можно побаловаться кашей с мясом ли с грибами, а утром, только молоко. Что братья спят? А вам было ли удобно на кровати?

— Да что я Алёша, пока до Вологды добрались, все бока об телегу отбила, да на ладье хоть и покойней, но холодно. Не в моих годах в такие дороги пускаться, но ежели муж так решил то не мне ему перечить. Слава богу, добрались. Здоровы, не потеряли ни людей, ни лошадей. А тебя я смотрю, все уважают и стар и млад. Сколь людей у тебя?

— Да где-то за три сотни.

— Ого! Да у отца твоего вдвое мерьше.

— Ну не только у отца, а и деда народу поменее будет.

— И что все тебя слушают и не перечат?

— Да как же матушка? Я чай им и мать и отец, и воинский начальник. Кто они были? Племя. Охотились да ягоду собирали, жили в землянках, на веник молились. А теперь? Живут в домах, что и дед бы за счастье иметь такой бы пожелал. Часть из них посадил на землю, дал скот, птицу, помог построиться, помог расчистить поля, дал зерна. Целая семья у меня занимается бортничеством, мёду залейся. Рыбаки ловят рыбу и коптят, охотники добывают дичь. Бабы вот добыли болотную траву из которой кудели как с овцы шерсти. Вот и овец завёз, чтобы шерсти настричь, нить из той шерсти напрядём, рубахи тёплые свяжем. Часть народу у меня лес рубит, да на доскопилку доставляет, там лес пилят на доски. Там же у меня Доменка. Сама вчера слышала, пять сотен пудов железа выплавили. Я то железо переделываю в сталь, коя получше нурманской. И всё это за девять месяцев. Трудов матушка положено было немало, но это ещё полпути. Река, коя от нас уходит, ещё неизведанна. Не знаем ни что дальше, ни кто там живёт. Весной построим хорошую ладью, да и поплывём посмотреть.

— Алёша? Да ты ли это? Отец твой, на что хозяин добрый, а и четверти того, что ты сделал не достиг.

— Матушка вы второй раз меня о этом спрашиваете, давайте я разденусь, может знаки какие на мне были, вы поглядите да успокоитесь, а то я и сам стал в сомнении, я это или не я. Встал. оскорблённый недоверием, скинул с себя рубаху и крутнулся перед ней.

— Да ты это ты. Вот и родинка на лопатке и шрам на локте. Мать, тем не менее, внимательно меня осмотрела. Прости меня сынок, но внове мне тебя таким увидеть. Вот бы отец глядя на тебя обрадовался, я же говорил вам матушка, ошеломило меня, да вот он шлем, так и не поправили с тех пор. Его кстати не только не поправили, но и не смыли кровь. Я решил оставить эту реликвию на память о моменте 'переселения'. Шлемов у нас благодаря находке стоянки викингов было в достатке.

— Господи! запричитала матушка, да это что же твоя кровушка?

Ну да, оставил как память, чтобы напоминало,— Голову надо беречь! Без мозгов люди долго не живут!

За разговорами не заметили, как к нам присоединилась Любава, потом подошли близнецы, опять накрыли стол. Так и просидели за разговорами до полудня, когда в очередной раз колокол бомкнул ,мать спросила,