Порубежье

— Рубило давай, скомандовал я Перваку, держи прут, четырьмя ударами я обозначил остриё, обрубил излишки. В костёр ещё подкинули дровишек, я сунул прут в огонь поворачивая его в углях хоть как то науглероживая мягкое железо. Нагрел до красна и в холодную проточную воду, проделал эту процедуру несколько раз, затем положил прут средней частью на костёр. А когда он нагрелся до ярко красного цвета, согнул его в четырёх местах, придав ему форму элементарного коловорота девятнадцатого века. Бросил его остудиться на мелководье и только тут увидел, что опять дал маху. Боярич, в кузне с молотом, это по местным меркам не укладывалось ни в какие рамки.

— Ну, вот не повезло вам с бояричем, уже громко заявил я. Стукнули его по голове, теперь творит непонятное да незнамое. Но привыкайте, да учитесь, я плохому не научу.

— И чё ты за загогулину сковал боярич? Спросил меня Первак.

— Называется эта загогулина коловорот, дыры им делают.

— Вот посмотрите, и ты Первак и ты Ерофей. Я достал из реки 'загогулину', нашёл подходящую гальку и, поддавливая этой галькой один конец коловорота, другим его концом за полминуты просверлил отверстие в первой попавшейся жерди.

— Всяко разно быстрее, чем калить прут и прожигать дырки. Нет?

— Да уж боярич, быстрее и намного, да и загогулину коловорот же наверное можно сделать и потолще? Спросил меня Ерофей.

— Всякие можно. Вот теперь, этим коловототом, делаете дырки в колесе и в досках и сажаете их на штыри. По четыре не каждую доску. Сколько досок получилось? Восемь? Мало. Надо ещё восемь. Вот смотрите. Я вытащил ещё горящее поленце из костра, притушил пламя и расчертил колесо крестом, потом поделил четверти на восьмушки ,а те на шестнадцатые части. . Ищите и делайте, сделаете позовёте. Повернулся к Перваку и спросил ,

— А сколько у нас железа Кузнец? Сколько меди? Сколько олова? Отец твой руду плавил? Свинско железо у него оставалось ли?

— Не смотрел я ещё боярич, моя вина, а по руде так нашли мы боярич с отцом место одно на реке. Берег высок, каменистый, булыжники красные от ржавы, да с него с берега, вода ржавая сочится, кололи мы те булыжники да пробовали плавить. Свинского железа с него много получалось, а доброго совсем мало.

— Далеко ли, и на чьей земле? Моя земля к примеру, отсюда и вниз по Двине, да отсюда и вверх по Сухоне вёрст по полста.

— Тогда на твоей земле боярич, по Сухоне вверх вёрст десять будет.

— Для начала сплаваешь к отцу, если ему, то свинско железо не нужно, перевезёшь к нам. Да не болтай лишнего . Понял ли?

— Понял боярич, завтрева же сплаваю.

Были у меня планы на этот чугун, читал я в альтернативках, что если расплавить его да продуть хорошенько воздухом, то можно получить неплохое железо и даже сталь. А сталь это огогого! Всё упиралось в в отсутствии кирпича, людей и времени. Пока я занимался прогрессорством, Любава находилась рядом, слушала и смотрела, видимо пытаясь хоть что-то понять, а уж когда я махал молотом у наковальни, калил и остужал металл, глаза её блестели обожанием. До вечера закончили колесо, я потребовал, чтобы к утру был приготовлено ещё одно колесо поменьше. Вечером же Еремей принёс мне гитару. Полированое дерево было натёрто воском и снова отполировано, натянуто семь струн. Практически один в один с серийными гитарами продававшихся в любом магазине музыкальных инструментов моего времени. За одним исключением, струны.

— Из чего струны, спросил я Еремея?

— Так из сухожилий. Ответил он.

Я перебрал струны по толщине. Какую то пришлось полирнуть ,чтобы убрать лишнюю толщину, натянул , подтягивая и настраивая семиструнку, а когда остался удовлетворён ладом выдал ошалевшей публике,

-Черный ворон, черный ворон,

Что ты вьешься надо мной,

Ты добычи не дождешься,

Черный ворон, я не твой.

Что ты когти распускаешь,

Над моею головой?

Иль добычу себе чаешь?

Черный ворон, я не твой!

Завяжу смертельну рану,

Подаренным мне платком,

А потом с тобой я буду,

Говорить лишь об одном.

Полети в мою сторонку,

Скажи маменьке моей,

Ты скажи моей любезной,

Что в бою я смертном пал.

Отнеси платок кровавый,

Милой любушке родной,

Ты скажи — она свободна,

Я женился на другой.

Взял невесту тиху, скромну,

В чистом поле под кустом,

Обвенчальна была сваха,

Сабля острая моя.

Стрела калена нас венчала,

Среди битвы роковой,

Вижу смерть моя приходит,

Черный ворон весь я твой.

— Что же ты боярич, все песни у тебя слезу вышибают? Нет ли какой порадостней?

— Есть, как не быть. Но спою я их вам вдругорядь.

— За гусли тебе Еремей, отдельное благодарствие. Вот такие я именно и хотел, на них бы ещё струны звончатые, вообще цены бы не было. Конечно я слегка лукавил, гитару еще надо было доделывать, ну хотя бы те же лады на грифе, но это уже детали. Мне концерты не давать, а для души сделаю не торопясь.

Утром следующего дня, причастные к таинствам водяного колеса собрались на берегу.

-Еремей, приладь маленькое колесо на длинный конец оси. Вот тут на краю колёсика сверли дырку и вставь шпенёк покрепче. Это колесо тоже должно крепко сидеть на оси. Сделал? Хорошо. Теперь берём всё это и вставляем меж забитых вчера жердей. Опускайте обе стороны до тех пор пока в воде окажется только четверть колеса. Ровней, ровнее ироды! Хорошо, крепи жерди.

Несильное течение толкнуло лопасти колеса, оно закрутилось, завертелось, зашлёпало досками. Маленькое колёсико закрутилось тоже махая шпеньком.

— А вот теперь Еремей, попробуй остановить водяное колесо, удерживая маленькое колесо за шпенёк. Да будь осторожен, как бы руки тебе не вывернуло.

Еремей попробовал его мотнуло, он успел бросить шпенёк. Попробовали и другие с тем же результатом.

— А теперь Еремей представь себе колесо в две сажени величиной. Какую оно силу будет забирать у реки? Теперь смотри,

— Эй кто ни будь, вбейте ещё, три жерди рядом вот здесь, я указал место, найдите жердь да привяжите к одному концу пилу, а на другом конце сделайте дырку, что-бы шпенёк с малого колеса вошел. Теперь смотри народ и удивляйся, я вдел получившийся рычаг в шпенёк и сунул его меж новой пары жердей, командую Ерёме,— подвязывай перекладину! Да быстрее же! Рычаг дергался как живой, пила на конце ходила вверх вниз вперёд назад, но была там одна точка, где свободно и спокойно можно было подставить жердь, что я и сделал. Пила вжикнула пару раз и отпилила кусок жерди. Аут!

— Ддай мне боярич, заикаясь попросил Еремей.

— Да сколько угодно, Ерёма. Пили сколько хочешь, но ещё и думай. Как сделать большое колесо. Им же можно не только пилить, но и ковать, меха в доменке качать. Мы так и сделаем. Одно большое колесо на длинном валу. По одну сторону доскопилка, по другую кузница, доменка, ты себе лежишь на печи, а река за тебя пилит, куёт, мелет зерно, воду подаёт. Ляпота!!

Через пару дней приплыли избы из крепости. А с ними и дед, видать был у него доглядчик за мной. Первым делом сунулся к водяному колесу.

— И что говоришь можно доски пилить? Сколь из бревна можешь напилить досок?

— Ну, ежели бревно в обхват толщиной, да захочешь доску в два пальца толщиной, то можно сделать добрых досок восемь штук за раз.

— А сколь долго пилить она их будет?

— Так думаю всяко разно быстрее, чем топором её тесать. Можно любой толщины доски строгать, хоть в два хоть в три пальца, да хоть брус в вершок или два.

— Опять тебе вспомнилось небывалое?

— Да дедушка, вот такая у меня беда, вспоминать небывалое, но полезное же.

— Дед пожевал губами и изрёк. Доскопилку ладить будем вдвоём, народу я пришлю. Не один у меня плотник был. Ты со своими дома ставь, поля распахивай, а мои сладят и запруду и меленку, за половинную долю. Согласен ли?

— Согласен деда! Спаси тя Бог, а я всё мучаюсь, придумок много, людей мало, хоть разорвись.

— А зачем тебе свинско то железо? Никудышно же?

— Кудышно дедушка, ещё как кудышно. Вот запруду сладим, колесо большое установим, по одну сторону доскопилка, по другую сторону кузня с доменкой. Вот тогда и увидишь, что можно из свинного железа получить.

Через пару дней, на плоту приплыли к нам семеро мужиков, старший поклонился мне и сказал,

— Будь здрав боярич. Я, Любомысл — плотник. Вовода Палей прислал нас изладить запруду и водяно колесо, по твоему разумению. Приплыли мы со своим струментом, хлебным припасом, чего не хватать будет, в реке возьмём, али в лесу. Народ мы привычный. Где запруду ладить будем?

— А вот по этой протоке сплавляйтесь вниз, через версту увидите речку малую, что берег высокий руслом прорезала. Там приставайте, я вскоре подъеду.

— А можно ли поглядеть поближе на малое водяно колесо.

— Да сколь душе угодно. Смотрите, прикидывайте, не запрещаю. Скажу только одно. Ваше колесо должно быть в полторы сажени высотой и сидеть на оси в обхват толщиной и около трёх саженей длины, а сам ось должна на четырёх опорах лежать, да на них крутится. А на краю того вала, за последней опорой, должно сидеть ещё одно колесо в два аршина величиной. Вот как это малое колёсико, вишь шпенёк ейный жердь таскает туда-сюда? По силам ли вам такое?

— Не сумлевайся боярич. Сладим.

— Ну, тогда с богом мастера.

Еремей приуныл, глядя на то какой кус работы уплыл из его рук, но плетью обуха не перешибёшь. Люди воеводы, это статус до которого он ещё не дорос. Но у него был шанс стать человеком боярича, и я дал ему этот шанс.

— Не тужи Ерёма, не последня у меня эта задумка. А поглядеть, как оно строится, тебе никто не помешает. На паях доскопилка, половина моя, половина деда. Ищи место где ветер дует постоянно. Хоть полдня в одну сторону, а полдня в другую, и тебя научу, как ветряную меленку поставить. А пока подними ка мне избу из тех, что дед прислал, хватит мне с невестой в шатре на шкурах спать. Посадил Любаву всё это время слушавшую мой разговор впереди себя на коня и в сопровождении дядьки поехал в сторону будущего центра промышленности имени боярича Алёши.

К месту, где пристал плот с мастерами, добрались быстро, мужики споро разгружали плот от пожитков и инструмента. Любомысл подошёл ко мне с вопросом,

— Эта ли речушка на которой строить будем?

— Эта, ответил я,— но строить будем не здесь на берегу, а чуть далее по руслу речушки. Для начала я хочу что бы вы построили малую запруду и установили малое колесо, мы построим образец ,по которому вы далее построите большую доскопилку и мельницу. Пойдём ка старшой да выберем место стройки. Прошли вглубь метров триста и набрели на идеальное для стройки место. Речка в этом месте падала вниз с пятиметрового каменного обрыва. Мало того она прорыла ещё двухсаженной ширины и глубины канаву в довольно твёрдом песчанике , осталось слегка подправить берега, ложе для оси, и сложить два сарая, один для доскопилки, второй для кузни. Поднялись по обрыву наверх и увидели небольшое озеро окруженное высокими берегами, там где мы стояли было самое низкое место и немудрено, что речка именно здесь спрыгнула вниз стремясь к своей полноводной сестре.

— Имей в виду, что брёвна по речке будут сплавлять до водопада, далее по наклонному желобу они по одному поползут под пилы, длина бревна не более трёх саженей, а толщина не более обхвата, обхвата с четвертью.

— Всё сполним боярич, не сумлевайся. Чего не понятно спросим заранее. Видал я ранее меленку на ручье, разглядел всё, правда там токмо рожь в муку мололи, но раз ты говоришь, што эта меленка будет брёвна пилить, то мы всё сладим, што бы так оно и было.

— Ну лады тогда, но наезжать буду кажный день.

Вот так потихоньку помаленьку строилось Алёшино. Первым стал мой пятистенок, банька на берегу и мой персональный сортир. По-моему, моим вторым указом было построить два общественных сортира, а пойманный за оправлением большой нужды вне сортира наказывался звездюлями. После двух трёх показательных порок, 'минные' постановки прекратились. Народ привык, и цивилизация сделала ещё один шажок. Вторым домом стала изба для моей челяди, третьей поднялась на улице мастеров изба Еремея. Четвёртой поднял себе избу дядька. На моём подворье и недалеко от моей избы. Весь народ был занят устройством быта. Всюду стучали топоры. Мальчишки постарше вовсю помогали родителям те, кто помладше ловил рыбу, девчонки собирали и сушили мох. Наконец приплыл караван сородичей Любавы с солью, мехами и мёдом, часть обменяли мы на свои поделки из металла, остальное выкупил дед. Приезжие принялись расспрашивать Любаву о житье бытье, та, что то им рассказывала, сводила их к водяному колесу, которое крутилось до сих пор. Кто-то из приезжих ухватился за шпенёк малого колеса и ему успешно вывернуло руку в плече, пришлось хорошо дернуть, чтобы вправить ему её обратно. Сводила и на постройку мельницы, вечером у общего костра я спел пару песен. В общем, встретили и проводили, на мой взгляд достойно.

— Мёд? Так в этих краях живут пчёлы? Спросил я Любаву.

— Есть пчёлы, но злющие, пожаловалась она. Меня два раза кусали. Больноо! Живут в дуплах деревьев, высоко над землёй. Добыть мёд трудно и опасно.

-Пчёлы, Любава, это хорошо! Это не только мёд, но и воск, а воск это свечи, а значит и свет вечером. Что ещё, я помнил о попаданцах и их изобретениях? Ах вот что ещё! В одной из последних прочитанных мною книгах попаданец наладил добычу древесного угля и попутно, скипидара, дёгтя, и какой-то хрени типа бензин. Уголь нужен? Для доменки и для горна кузнецу, точно. Дёготь? Стопроцентно нужен! Надо же чем-то смазывать ось водяного колеса, а то задолбаемся её менять. Решено, надо напрячь народ этой темой. Тем более что выкорчеванных пней море. Что там надо для этого? Нужна печь,А это опять кирпич, но можно и в яме, главное без доступа воздуха, идут на это дело любые обрубки, обрезки деревьев, внизу концентрируется дёготь вверху, если охладить выходящий газ змеевиком — метанол! Вот вспомнил название, а метанол — это уже лампа Аладина! А если наладить производство стекла, то привет лампе 'летучая мышка'. Кирпич? Что там у горшечников? Время идёт, а кирпича не вижу. Найти и что ни будь с ними сделать для ускорения процесса. Дал задание дядьке, отловить и привести под мои грозные очи. Не успели. В залив вплыл небольшой плот с первой сотней кирпича и двумя чумазыми горшечниками .

— Здрав будешь боярич! Вот первый кирпич, вторая сотня в печи калится, через три дни готова будет. Да вот ещё поделки, что умеем. Надо ли такое? На плоту лежали крынки всех калибров, миски, кружки, и даже что-то похожее на кастрюли. Моя повариха выбрала то, что ей надо было, оставшееся расхватали остальные.

— Добро! Молодцы! Васса, а прикажи принести сюда жбанчик мёда, да туес соли,— обратился я к поварихе. Мигом сбегали, и вот я вручил свою благодарность передовикам производства жбан литров на пять мёда и туес килограмма на четыре соли. Всё это как награда за скоро и добротно сделанный кирпич. Надо ли чего вам ещё?

— Спаси тя бог боярин, сколь мы уже соли не едали. Пресно в горле стоит. Мы пока так делаем, сотню тебе кирпича, сотню себе. Нам же тожа надоть печи добрые ладить.