Порубежье

Ну, это дело поправимое,— подумал я. Если для пользы дела, да подойти к этому вопросу умеючи..., надо посоветоваться с дедом. Одна голова хорошо, а опыт не пропьёшь!

Распрощавшись с перевербованым агентом, вскочил на коня и вернулся в крепость, вечера ждать не стал, нашёл деда и рассказал о готовившемся нападении.

— Молодца! Как ты за две железки купил его. Хотя и дорог подарок, но стоит он того.

— Деда, я думаю брёвна от плотов надо затащить в крепость, да на край скалы положить, ежели по скалам полезут, столкнём им на голову пару штук, охолонут.

— Добрая придумка, похвалил меня дед. Давай бери людей и тащи бревна куда задумал, а я со стариками думу думать буду.

Блин! Видимо с этих пор и появилась пословица,— Инициатива имеет инициатора. Благо у меня есть заместитель на которого можно положиться, дядька Тимоха. Прищучил, какого то пацана, и внятно сказал кого я хочу немедленно видеть. СМС ка улетела, сверкая пятками. Через минут пятнадцать появился дядька, на ходу дожёвывая кусок мяса.

— Что боярич? Случилось ли чего?

— Воевода Палей приказал, а я передаю приказ тебе. Соберёшь людей, возьмёте всех волов, что пришли в нашем обозе и затащи все брёвна от наших плотов в крепость. Да разложи их по краю скалы в сажени от обрыва. Вот смотри, я схематично нарисовал план крепости, берега и места складирования брёвен вдоль обрыва. Понял ли?

Да чего тут не понять? Всё сполню.

— Давай дядька шевели булками, а мне гусляра надо найти.

Вышел на крыльцо, тут крутились босоногие мальцы ожидая приказов .

— Гусляра ко мне. Бросил я в толпу мальчишек приказ, тут же один сорвался с места, а я пошел к дозорной башенке которая стояла на самом крае утёса. Вид с неё я скажу вам, потрясающ! Две не малые реки встречались у её подножья, как две сестры старшая и младшая и дальше уже бежали обе, одним теченьем перемешавши воды. По обе стороны берега, заросшие дремучими лесами. Красота!

— Боярич. Ты хотел меня видеть.

Я оглянулся, у лестницы стоял гусляр,

— Как зовут вас мастер?

— Еремей я.

— Так вот Еремей, знаю я, что каждый гусляр ладит себе гусли сам.

— Верно то боярич.

— А если я тебя попрошу, сладишь мне гусли?

— Слажу, но заплатишь мне песнями, добро?

— Да сколько угодно, петь буду, запоминай, но есть один уговор, я нарисую тебе какие гусли я хочу, а ты скажешь, сможешь ли сладить. Есть ли у тебя угол где ты мастеришь гусли?

— Боярич , я ить не токмо гусли лажу, Я и дома рублю и ладьи, и корзины плету, и короба. Я и луки и стрелы делаю и топорища, и копья, без железа конечно, но на то у нас кузнец, на все руки молодец. Без дела не сидим, и сейчас ты меня от дела оторвал, крупорушку я мастерил.

— А есть ли в крепости гончар?

— Как не быть? Есть! И подмастерья у каждого, по двое, трое. Воевода наказ дал, чтобы через два года, подмастерья сами могли хоть одну штуку товара самолично изготовить. Кто сапог стачать, кто миску слепить, кто нож выковать, кто стрелы сделать. Остальные, кто умом скорбен пашет, сеет, скотину обихаживает. Пока он рассказывал о том о сём дошли. Пол избы занимала его мастерская, тут же сидели три паренька, один шлифовал стрелы, другой плёл из бересты короб, третий самый сообразительный крутил в руках какой-то пенёк. Помнил я такую штуковину, лежала у деда на веранде в углу. Он говорил что ей 300 лет. Крупорушка состояла из трёх деталей. Я особо не присматривался к ней, поэтому и советовать мастерам ничего не стал, когда в дом зашел мастер, все встали поклонились ему потом мне да так и застыли в поклоне. Я буркнул что то вроде,

— Работайте, работайте бога не забывайте, и прошел к столу. Там, выбрав пластину бересты, ножом нацарапал две проекции задуманного, а затем, немного подумав, просто взял со стола полосу бересты вырезал ножом в полную длину гриф, вид сверху и его же вид сбоку. Форма короба должна быть вот такая, взял длинную полосу той же бересты и согнул её придав форму гитары. Потом сдвинул обе части, показывая общий вид инструмента.

— Вот эту часть сделай из клёна, показал я на гриф, а эту, указал на короб, из ясеня. Первая часть длиною четыре вершка, вторая три с половиной. Стенки короба толщиной не более ну вот хоть вот этого ножа, указал я на лежащий на столе нож. Высотой пять пальцев всё склеить на рыбьем клею. Когда сделаешь первую часть, мне покажешь. Я осмотрю и решу, что делать дальше, понял ли?

— Понял боярич, хоть и больно мудрёно, но сделаю.

Тем временем быки уже тащили брёвна. У дядьки не забалуешь, он ходил вдоль каравана и где добрым словом, а где и добрым пинком управлял процессом.

— За раз получилось один плот утащить. Доложился он. За день утащим ещё два, и в три дня все брёвна в крепость доставим.

— Особо не спеши, время есть. Людей береги, не покалечился бы кто. Травы накосить надо, сколько в осаде сидеть будем незнаем, а скотину кормить надо. Возле каждой избы по две бочки воды, а ну как запалить нас стрелами вздумают. Кстати, а чем у нас люди траву косят?

Так серпом же боярич. Дядька недоумённо глянул на меня. Чем же ещё. А вот это идея. Уж 'литовку' я смайстрячу на раз. Не одну и не две я в прошлой жизни ремонтировал, переклёпывая 'пятку'. Кузнец, я иду к тебе, готовься черпануть из 'кладезя'.

Кузня стояла наособицу, это то понятно, открытый огонь посреди деревни, где всё или почти всё изготовлено из дерева не приветствовался. Зашёл, оглядел, убого конечно, но функционально

. Народ в это время обратил внимание КТО к ним зашёл, застыл в поклоне.

— Как зовут тебя, обратился я к самому здоровому и рукастому.

— Втораком меня кличут боярич.

-Тут такое дело Вторак, придумал я серп необычный, ухватистый, укосистый . Хочу, что бы ты сковал мне такой. Сможешь?

— Серп штука немудрённая, это и подмастерье мой сможет. Ты боярич только покажи какой.

— А пошли ка ты Вторак мальца к Еремею гусляру, пусть мне полосу бересты с вершок шириной да с полтора аршина длины принесёт. Не успел договорить, босая пятка уже сверкала по дороге к деревне. Малец мигом обернулся, я ножом вырезал форму полотна косы и свернул трубкой пятку. Проколов трубку колышками, сказал,— заклепать. Положил макет на пол подобрал к нему жердь, показал, как она будет крепиться к косе. Вытащил жердь из макета, и пару раз широко махнул ею, показал как буду косить.

— Смотри Вторак, какова ширина укоса, полторы сажени не меньше, Махнул— шаг, махнул-шаг. Не сгибаясь. Да один человек с такой косой десятерых с серпами заменит.

Подмастерье, почесав вихрастую репу, сказал,

— Да это тоже копьё, токмо согнутое, да жало подлиннее. До завтрашнего утра, ежели тятя дозволит, я управлюсь боярич.

— Добро. Только вот эту сторону оттянешь до остроты и подправишь бруском, а эту сторону подогнёшь на палец высотой. Понял ли?

— Понял, понял боярич, я и рукоять сделаю подлинше, разные же люди косить будут.

Грёбанная Война! Куда ни кинь, всюду ёжики. Железа доброго, как объяснил мне Добродей, а он служил ключником у деда, в запасах мало. Как оказалось, в нашем обозе везли железо, медь, ткани, верёвки, выделанные кожи и немного оружия. Шли попавшие в долги по разным причинам и выкупленные на дедовы деньги мастера с семьями. Молодые и старые, многодетные и одиночки. Все уже были пристроены к делу, получили те же указания о подмастерьях и трудились на благо будущего города. У дружинников, был свой начальник, сотник Демидий, третий из встречавших меня на крыльце старцев. Полусотня воинов, что прибыла с нами вместе с полусотником вошла в дружину. Моя личная гвардия, дядька и три боевых холопа жили отдельно на вольных хлебах, то есть на моём содержании. А если сказать ещё честнее, то на содержании деда. А вот дворня числом и закупы жили на подножном корму, что с собой привезли, что в лесу собирали, что в реке ловили. Дядька исполнял при мне те же обязанности, что и Добродей при воеводе, то есть заведовал моей казной, смотрел за моим снаряжением, одеждой, распоряжался остальными. Вечером после ужина он подошёл ко мне и спросил,

— А в какой стороне Воевода Палей тебе землю отвёл боярич? Надо же лес рубить, пни корчевать, пахать и сеять. Припасу же мало.

С этим вопросом я вернулся к деду.

— Дед? А в каку сторону света ты землицы для прокорму мне дашь? Пора мне учиться не только меч в руках держать, но и орало. Людишки со мной пришли, надо работы им дать, до зимы хутор срубить, лес раскорчевать, вспахать да засеять ржи. Припасов то мало.

— Так получилось Алёша, что за стеной и между рек, земля моя и моих ближников. Себе землю выбирай по берегам Двины, слева ли справа мне без разницы. Выберешь, скажешь. Я поклонился, сказал спасибо и ушёл. Подошёл к ожидавшему меня дядьке и в двух словах передал ему наш разговор. Дядька призадумавшись сказал.

— Берег реки уже хорошо, причал сладим, ладью сошьём, осталось выбрать какой берег брать.

— Как какой? Оба! На высоком берегу жить будем, там сухо, а на низком, пахать, сено косить, скот пасти. Лодок наделаем переправу смайстрячим. Завтра поставь, кого поумней пусть и дальше брёвна от плотов таскают, а сам с холопами ищи, как переплыть на высокий берег Двины. Искать будем место и для моего терема и для хутора. С тем и разошлись. Я опять к молодёжи на посиделки, дядька думу думать.

Опять костерок, девки по одну сторону огня, парни по другую. Чего-то щебечут, смеются. Гусляр перебирает струны пытаясь наиграть мелодию 'Коня'.

— Что Еремей, дашь ли гусли, пару песен спеть?

— Бери Боярич! Давно тебя ждём. Спой нам. Сделай милость.

Также как вчера подстроил семь струн. Перебрал их, прислушался к звучанию. Повернулся к гусляру и сказал,

— Садись Еремей поближе, гляди на пальцы и кисти рук, слушай песню и звук струн, примечай.

Ночью в поле звезд благодать,

В поле никого не видать,

Только мы с конем по полю идем,

Только мы с конем по полю идем,

Только мы с конем по полю идем,

Только мы с конем по полю идем...

Сяду я верхом на коня,

Ты неси по полю меня,

По бескрайнему полю моему,

По бескрайнему полю моему...

Песня отзвучала, народ ещё находившийся под впечатлением музыки и слов зачаровано молчал.

— Кхе, кхе, ты Алёшка так всех девок зачаруешь, прямо новый Боян понимаешь. А спой ещё чего.

Я оглянулся, Дед сидел, а его ближники. Ключник и сотник стояли за его спиной.

— А и спою дед.

Как на тихий берег, как на тихий берег,

Выгнали половцы десять тысяч лошадей.

И покрылось поле, и покрылся берег

Сотнями порубанных, пострелянных людей.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить.

С нашим воеводой не приходится тужить.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить.

С нашим воеводой не приходится тужить.

А первая стрелка, а первая стрелка,

А первая стрелка в ногу ранила коня.

А вторая стрелка, а вторая стрелка,

А вторая стрелка в сердце ранила меня.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить.

С нашим воеводой не приходится тужить.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить.

С нашим воеводой не приходится тужить.

Воевода знает, кого выбирает—

Сотники по коням да оставили меня.

Им досталась воля да сурова доля,

Мне ж осталась матушка родимая земля.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить.

С нашим воеводой не приходится тужить.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить.

С нашим воеводой не приходится тужить.

Жинка погорюет, выйдет за другого,

За мово товарища, забудет про меня.

Жалко только воли во широком поле,

Матушку старушку да буланого коня.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить.

С нашим Воеводой не приходится тужить.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить.

С нашим Воеводой не приходится тужить.

И опять тишина... Долгая, а я перебирая струны припоминал ещё какую ни будь песню, но уже для женской половины слушателей.

— Ихде ты эту песнь слышал Алеша? Дед сморкаясь и кряхтя, поддерживаемый под руки подошел ко мне.

— Так сам придумал я её. Слушал же тебя в отроках будучи, как ты рассказывал про битву с половцами, вот мало по малу, слово к слову и сладил песнь. Хорошо ли получилось?

— Хорошо Алёша! Да так хорошо, что мы вот с побратимами как вновь на битве побывали. Мы ведь в те времена сотниками все трое были. Ещё споёшь ли?

— Да вот хочу и девушкам спеть. Что бы по честному было.

-Спой Алёша, бог нам тебя послал, душе ведь тоже отдых нужон.

Не шуми ты дуб листвою

В чистом поле на ветру,

Нет давно уже покоя,

Нету сердцу моему.

Как водила к водопою

Белогривого коня

Загляделся чернобровый

Парень бравый на меня.

Здравствуй, красная девица,

Здравствуй милая душа

На тебя дай подивится

До чего ж ты хороша.

Запылали мои щечки,

Сердце вспыхнуло в груди,

Я сказала — 'К быстрой речке

Хорошо вдвоем идти'.

И шумела до заката

Молодая наша кровь,

В том одна лишь виновата —

Окаянная любовь.

Не шуми ты дуб листвою

В чистом поле на ветру,

И с тех пор уж нет покоя,

Нету сердцу моему.

(Окаянная любовь. Ковалева Светлана)

— Что, и эту историю ты от меня услышал? Дед пристал ко мне как Мюллер к Штирлицу.

— Нет конечно, от матушкиных сенных девушек. Они там много чего рассказывали друг другу, а я слышал нечаянно

Утром, ни свет ни заря, у крыльца топтался подмастерье кузнеца. Коса лежала у него на плече, дворня глядела на чудо совню, на кузнеца, но тот молча стоял и ждал. Дед за столом долго молчал, потом засопев спросил,

— Кузнеца сын, чего ждёт? И чего он за совню кривую приволок?

— То Дедушка, моя придумка новая. Скота много, Зимой забивать и потом ждать пока молодняк вырастет, долго. Вот удумал я новый серп укосистый, кузнец сладил, сегодня пробовать будем косить им. Думаю, десяток серпов обычных заменит. Сена накосим, скот всю зиму можно будет кормить.

— Когда ты чадо молодое только успеваешь? И песню сочинить и серп придумать, чего от тебя ещё можно ожидать. А Алёша?

— А много чего деда. Много чего доброго, необычного. Прямо сказать, так повезло мне с ударом татя. Вбил он мне в голову много знаний необычных, Много умений, о которых ранее я даже не слыхивал. Оттуда и песни мои, сами вспоминается. Как бы пел я эти песни ранее, теперь при случае вспоминаю. Вот и коса, серп новый, как бы видел я его ранее, и не только видел, но и косил им. Ещё есть задумки-припоминалки, но неясны пока мне. Вот так деда. Теперь можешь долбануть чем либо тяжёлым мне по голове, что бы вышибло всё от туда и ты перестал бы от меня пакостей ждать.

Дед молча жевал. Потом взял крынку выпил морсу, вытер губы, хлопнул ладошками и сказал,

— А пойдём внучок твою чудо косу спытаем.

Вышли, подмастерье поклонился нам. Выпрямился и сказал.

— Вот, как обещал, к утру сладил боярич.

Я взял первую в этом мире 'литовку', а хрен этим литвинам, будет коса 'боярская', оглядел всё на месте, коса наточена, но не хватает 'А' образной рукояти на косовище. Ну, это дело быстро поправимо, с ближайшего куста срезал ветку нужного диаметра, ошкурил, вырезал место охвата косовища, примерил на себя место рукояти, согнул, обхватил, и обмотал её же полосками коры.