Режим бога. Восход Красной Звезды

— Ударить первым? — усмехается латыш — Я прочитал письмо. Обвинения против Калугина выглядят обоснованными, писал явно знающий человек. Скорее всего, какой-то предатель из ЦРУ. Но ты понимаешь, что санкционировать негласный обыск у генерала КГБ через голову Андропова может только Брежнев?

— Вы готовы такой обыск провести? Если вам придадут специалистов из МВД?

— Ничего сложного я тут не вижу. Но это начало войны. И мы с дочкой на передовой! Против нас кинут весь Комитет. Постараются уничтожить физически. Автомобильная авария, что угодно... Я сам такими вещами занимался и хорошо представляю, как это делается.

— Война и так идет — я пожимаю плечами — Брежнев быстро стареет, скоро развернется схватка за пост Генсека. Как вы думаете, чья группировка победит? И что будет с вами после этого?

Веверс напряженно думает. На лбу собрались морщины, зрачки глаз быстро двигаются вверх-вниз. Да... тяжелая у тебя задача. Вот так взять и все поставить на кон — карьеру в МИДе, судьбу дочери... Зато и выигрыш огромен. Любопытно, что Веверс совсем не переживает за своего друга Калугина. Просто робот какой-то. Уже списал его со счетов? Все взвесил, оценил... Страшный человек.

— Если бы ты принес письмо мне, когда я работал в КГБ, то первое, чтобы я сделал — отправил тебя на детектор лжи. А по его результатам скорее всего в 6-ю спецлабораторию. Там тебя бы расспросили под скополамином. Это препарат, подавляющий волю — любезно пояснил латыш — Хотя за то время, что я не работаю в Комитете, могли изобрести уже что-нибудь новенькое и более эффективное

— Подростка? Вот так без санкции прокурора? — удивился я — И чтобы я там мог рассказать?

— Подростка, без санкции прокурора — кивнул Веверс — Ставки слишком высоки. Генерал КГБ — это фигура союзного масштаба. Его предательство — удар по всей стране. А рассказал бы ты все. От и до. Как выглядела рука, что просовывала письмо, кого еще ты мельком видел в туалете, когда входил внутрь, были ли спланированы твое интервью, что ты делал на вилле у Кальви...

Я внутренне содрогнулся. Под скополамином я бы точно раскололся и уже никогда не вышел из недр КГБ.

— Ну, хорошо — Веверс хрустнул пальцами — Меня завтра вызвали на Огарёва. Заеду, послушаю, что предложит Щелоков. А предложить он может многое. Его на днях утвердили членом Политбюро...

Я прикрыл глаза и станцевал внутри лезгинку. Зажав кинжал в зубах. Асса! История пошла по другому пути. Первое наглядное подтверждение. Ведь в моей истории Щелоков не входил ни в какое Политбюро. Что кстати, облегчило его падения после смерти Брежнева.

— А что с Альдоной? — спрашиваю я, вволю натанцевавшись

Латыш раздумывает, разглядывая меня.

— Пусть решает сама — Веверс тяжело вздыхает— Она уже взрослая

Мы заканчиваем нашу прогулку по вечерней Москве, поднимаемся в квартиру. Мама приготовила чай с эклерами, что очень кстати. Морозы продолжают бить рекорды — надо согреться. Еще полчаса, и Веверс прощается со всеми, целует ручку маме, уходит домой. А я для разнообразия, запершись в туалете, читаю айфон.

6-я спецлаборатория, больше известная под символом Икс. Похищение под наркотиками лидера Русского общевоинского союза генерала Кутепова, убийство архиепископа украинской церкви Теодора Ромжа (укол ядом кураре). Совсем недавно, год назад, отравлен в Лондоне болгарский писатель и диссидент Георгий Марков (крошечные гранулы с рицином). Скандал вышел куда громче, чем с Литвиненко и полонием. Ух ты... да тут и афганский след есть. В декабре 79-го года сотруднику КГБ Талыбову (кодовое имя Сабир) удалось проникнуть в президентский дворец Амина в качестве шеф-повара. Однако Амин поменял еду, как будто ожидая, что его могут отравить. Приготовленные блюда съел зять, в результате чего серьёзно заболел, и по иронии судьбы... был доставлен в больницу в Москве.

А если бы операция удалась? Группе Альфа не пришлось бы штурмовать дворец, а Союзу вводить войска? Очень, очень любопытно! До убийства Тараки еще 9 месяцев. Если отравить Амина раньше, то страну возглавит лояльный Союзу премьер-министр. Это конечно, не убережет Афганистан от новых переворотов и потрясений — уж больно там пестрый политический ландшафт — но точно даст время для обновления союзных элит. Неужели, Веверс, сам того не понимая дал мне зацепку, как решить проблему Афгана?

Ладно, что там дальше? Хм... А вот с Гордиевским вышел прокол. В КГБ подозревали его в предательстве, отозвали в Москву, допрашивали под препаратами, но он в своих мемуарах утверждает, что ни в чем не признался. Скополамин не панацея? Но сильно насторожился, дал знать английскому резиденту в Москве и тот организовал его побег.

Потихоньку у меня начала складывать пусть и бледная, но картина будущего. С ней я и отправляюсь спать.

17 января 1979

27-я спецшкола, Кутузовский проспект, 28

Что делает покоритель мира утром в среду? Командует Политбюро в Кремле? Дает советы министрам? Нет, он идет в школу. Как и все дети умывается, чистит зубы, ест манную кашу с чаем, собирает портфель и четверть часа топает по сугробам на Кутузовский проспект. В лицо бьет метель, Леха отпросился на сутки, а машины (маме и деду) мы еще не купили. Деньги есть, продавец и открытка есть, а вот времени нет. От слова совсем. У деда и мамы — новая работа, должности. Мама и так была вынуждена отпрашиваться, чтобы встретить меня вчера. Ну, ничего. Теперь я в Москве и постараюсь быстро решить транспортную проблему.

В школе меня окружает подростковая суета. Одноклассники обступают плотной толпой и расспрашивают, перебивая друг друга, об Италии и фестивале. Их галдеж прерывает звонок. Ученики идут в класс, а я в директорский кабинет. Там меня уже ждет Юлия Захаровна Ильинская и наша классная — Марина Алексеевна. Женщины серьезны, деловиты, но сквозь их рабочий настрой так и прорывается любопытство. Немного рассказываю о поездке в Италию, живописую наше выступление в Сан-Ремо. Одно дело смотреть по телевизору — совсем другое послушать личные впечатления участника. И не просто участника, а победителя, чья фотография уже красуется на школьном стенде. Дарю шелковые платки с изображением разноцветных райских птиц. Директору — красный, классной — синий. Не перестаю про себя благодарить Веру и Ладу, которые купили все по списку и даже больше. Женщины явно довольны, улыбаются. Для меня уже готов план занятий по экстернату. По каждому предмету выписаны темы, контрольные задания. Ежемесячно, я должен проходить аттестацию у всех учителей, включая даже физкультуру. С последней больше всего мороки, т.к. ее не "выучишь" по учебникам. Но о моих спортивных успехах директор знает и заверяет, что все будет в порядке. Ну и правда, я что через коня не прыгну и по канату не залезу? Собираю все материалы в портфель, благодарю за помощь и отправляюсь в студию.

Улица Селезневская занесена снегом по колено. Но к нашей входной двери протоптана дорожка. Вхожу внутрь, отряхиваюсь. Здороваюсь с дежурным милиционером, раздеваюсь. В студии еще пусто и я первым делом разжигаю камин. Внутри сразу становится тепло и уютно. Весело потрескиваю полешки, снаружи завывает вьюга. Теперь еще горячего чая с медом и я мысленно вновь в теплой Италии.

Начинают собираться сотрудники. Первым приходит Клаймич. Григорий Давыдович явно мучается легким похмельем, но это не мешает ему сразу взяться за дело. Сначала обсуждаем мою банную "сагу". Потом премии. Я предлагаю за ударный труд поощрить сотрудников. Рядовых, вроде наших "тяжей" по пятьсот рублей. Музыкантов, Татьяну Геннадиевну, звездочек, Львову и самого Клаймича с Лехой по тысячи. Григорий Давыдович оперативно связывается с ХОЗУ МВД, а я делаю "вторую" ведомость. Большая часть денег на поощрение пойдет из генеральского клада. Затем мы с директором разбираем ситуацию с Мелодией. Запись назначена на конец недели, нужно срочно отобрать девять песен, две из которых уже утверждены "на верху". Это Ленин Партия Комсомол и Ноль два. Они, собственно, и начинают пластинку-"гигант". Я вздыхаю про себя. Ноль два — еще туда-сюда, но вот первая песня... Официоз, как он есть. Если и выпускать пластинку, то ее надо делать лирической, "про любофф". А когда сначала идет пропаганда партии и милиции, а потом про чувства — получается "ералаш". Но сейчас так везде. Хочешь издать сборник стихов? Неси редакторам несколько за победу коммунизма. Планируешь устроить вернисаж? Вешай несколько картин из серии "соцреализма". Доярки на вечерней зорьке, сталевары пробивают летку в мартене. Так это сейчас работает. Такие правила игры. Или правила игры не должны меня касаться? Может быть это очередная подстава, как с названием ансамбля в ходе Песни года?

Добиваем пластинку "На теплоходе музыка играет", "Городскими цветами", "Каруселью", "Мы желаем счастья вам", "Миллионом алых роз", "Тремя белыми конями" и "Верой". Некоторое время спорим нужно ли включать иностранные песни. Ту же "Феличиту". Терпеливо объясняю Клаймичу, что у нас на носу контракт с американскими "мейджерами". В стартовый альбом войдут три итальянские песни, "Мы — мир", и несколько вещиц на английском языке, которые я уже "написал". Это Still loving you, Ten O'Clock Postman и главный хит всех времен и народов I just call to say Стиви Вандера. Первую песню Scorpions я уже "засветил" и легализовал перед Завадским. Ее будет проще всего записать. Две последние — будут очень популярны в следующем десятилетии. Увы, оригинальным исполнителям придется "подвинуться". Пусть пластинка получается разноплановой — и рок, и попса, но мой первый диск на Западе должен выстрелить в разных аудиториях и произвести фурор. И его обязательно выпустит все та же Мелодия по лицензии в Союзе, что снимает вопрос необходимости включения иностранных песен в наш дебютный альбом.

Составляем план репетиций и записи. Доводим его сразу до появившегося Завадского. Коля полон энтузиазма, очень хочет услышать новые песни — но, увы, наше совещание прерывает звонок с Огарева 6. Звонит порученец Щелокова и сообщается, что за мной уже выслали "волгу".

Как то быстро у них все сдвинулось с Веверсом... Время к обеду, перед разговором с генералами надо бы перекусить. Иду в нашу столовую. И застаю там чаевничающих "звездочек" и... Розу Афанасьевну. Дамы сидят тесным кружком, хихикают. Я не замечаю никакого антагонизма между Альдоной и Верой. Латышка мне даже подмигивает. Вот и пойми этих женщин. Роза Афанасьевна разглядывает мои порезы, которые уже еле видны, но только хмыкает. Бабушка Лады в курсе наших приключений и похоже они ее мало волнуют. Весь разговор вертится вокруг того, кто из западных звезд во что был одет, какие драгоценности носила Тина Тернер (никакие) и Кейт Буш. Последняя, действительно, была обвешана цацками по самое немогу. Вера заверяет Розу Афанасьевну, что через пару дней будут готовы фотографии, которые делал Клаймич в Риме и Сан-Ремо на свой Зенит. Тернер с Буш соло, общие снимки со звездами, пейзажи и фестиваль.

А мне наш директор ни словом не обмолвился, что отдал пленки в печать. Хочет сделать сюрприз? Не успеваю я закончить перекус, как приезжает "волга".

И вот я опять в министерском кабинете на Огарева 6. Никакого Веверса тут нет, Чурбанов тоже отсутствует. Зато присутствуют двое, про которых я слегка подзабыл за всеми другими хлопотами. За приставным столиком пьют кофе Председатель Госкомспорта Сергей Павлович Павлов и Главный тренер сборной Союза по боксу Алексей Иванович Киселев. Мужчины хоть и имеют официальный вид в костюмах с галстуками, расслаблены, смеются над чем-то. Мне тоже наливают кофе, усаживают за стол.

— Во как раздался! — удивляется Киселев, оглядывая меня — Сколько прошло? Месяц? Прибавил то как

Это правда. За пару месяцев я еще вырос на несколько сантиметров и "потяжелел".

— Сколько сейчас весишь? — интересуется Киселев

— А зачем спрашиваете? — "по-еврейски" отвечаю я, прихлебывая кофе

— Ты помнишь нашу договоренность насчет одного учебного спарринга со сборником? — вступает в разговор Щелоков — Товарищи приехали поговорить на тему шефской помощи, а заодно и этот вопрос решить, чтобы он не висел. Начинается цикл подготовки к Чемпионату Европы, который состоится в мае. Сборы, тренировочные лагеря. Сборная команда уже почти сформирована, но раз договорились...

Ага, понятно. Щелоков надеется, что я проиграю бой и блажь с боксом пройдет. И тут такой шанс быстро все решить.

— Я по-прежнему против — широкое, простоватое лицо Киселева кривится в упрямой гримасе — Парень — талантливый певец, композитор. Его песни вся страна поет. Вон как в Сан-Ремо выступил. Мне жена все уши прожужжала — "Возьми автограф, возьми автограф". Зачем ему получать по голове? Мы, конечно, шлем на него наденем и Савченко я проинструктирую

— Это член сборной в твоем весе — еще раз окидывает меня взглядом Павлов — Ты же уже за семьдесят весишь?

— Ну, примерно — мямлю я и уже обращаясь к Киселеву — Вообще то я выполнил норматив мастера спорта по боксу

— Тренировался давно? — игнорирует мое замечание Кисилев

— В Италии по лапе работал — вру я — С Лехой. Так что можете назначать спарринг

Работал я не с Лехой, а из Беретты. И не по лапе, а сразу в голову. Но товарищам об этом знать не надо. Несмотря на то, что тренировок давно не было — я чувствую себя на пике формы. Итальянские приключения очень этому способствовали, а подтянуть технику — хватит нескольких дней. Утренняя тренировка и вечерняя. Сейчас из приемной позвоню Ильясу... Думаю, за прошедший месяц обида Ретлуева на меня если и не прошла, то убавилась. А его советы во время боя — будут совсем не лишними.

— Как насчет воскресенья? В боксерском зале Динамо? — Щелоков явно хочет побыстрее решить вопрос и перейти к другим делам — В шесть вечера.

— Годится — кивает Павлов — Давай, парень, готовься.

Меня хлопают по плечу и Щелоков кивает на дверь. Я показываю ему взглядом на документы, что лежат перед ним. Намекаю на письмо.

— Иди, иди — министр не расположен объясняться со мной — Все остальное потом.

Я ставлю автограф с пожеланиями счастья и здоровья в протянутой Киселевым записной книжке, выхожу в приемную. Звоню в Ленинград в УВД Ретлуева. Выясняется, что капитан уже стал майором и его нет на месте. Какой-то день бессмысленный получается. Выдернули на Огарева ради вопроса, который можно решить по телефону. Ретлуев нет. Что с Веверсом и санкцией по Калугину не ясно. Спускаюсь на этаж ниже в кабинет Чурбанова. Того тоже нет. Подполковник Зуев только руками разводит. Обрабатывает вместе с женой дорого Леонида Ильича? Черт, как же бесит, когда тебя держат за ребенка!

Возвращаюсь в студию. Тут уже кипит работа. Меня сразу окружают музыканты, записываем Still loving you, Ten O'Clock Postman и I just call to say. Звучание пока ужасное, исполнение у меня тоже хромает. Ребята так вообще выглядят ошарашенным от такого перехода: "возвышенная баллада — зажигательная попса", но послушно исполняют все мои команды и прихоти. Все-таки жесткое расставание с Борисом имело свои плоды. Хотя бы в студии никто не воспринимает меня как подростка.