Режим бога. Восход Красной Звезды

Опять возвращается отвратительное настроение. Все бессмысленно. Андропова убрать не получается — уже неделя прошла, как я вкинул письмо про Калугина, а воз и ныне там. Вон наружка нас пасет, даже не меняя машины. Просто сели на хвост и провожают от Динамо до дома. Следующий, логичный шаг — негласный обыск. Будут искать валюту или любой другой компрометаж — найдут айфон.

Предотвратил Польшу? Смешно. Волнения в Гданьске вовсе не ЦРУ придумало — эти лишь воспользовались ситуацией, да поднесли фитиль. Повсеместный дефицит, бедность, экономические перекосы — все это следствие неэффективной командно-административной системы. Которая, кстати, ничуть не лучше в СССР. Ну, зальет Польшу Косыгин кредитами. Недоест тамбовский крестьянин — гданьский рабочий станет жить чуть получше. Кредиты надо отдавать, через лет семь — опять полыхнет. Упадут цены на нефть, сократятся валютные поступления — полыхнет вообще везде. Можно предотвратить Афган, предупредить Чернобыль, убрать предателей, но что делать с экономикой? В 21-м веке не существует ни одной более-менее развитой социалистической страны. Одни осколки — Куба, да отмороженная Северная Корея. А все почему?

Потому, что так и не был решены два коренных вопроса социализма: как распределять ограниченные ресурсы, когда нет свободного ценообразования и как мотивировать людей в отсутствие частной собственности. Первый вопрос Косыгин пытается решить всеобщим "асучиванием". Он думает, что если автоматизировать сбор информации о спросе и предложении в экономике, то планирование станет эффективным. Увы, было гладко на бумаге, да забыли про овраги. На другой стороне любого компьютера (а они к началу 80-х пока не сильно хуже штатовских) сидит человек. И не просто человек, а директор предприятия, главный бухгалтер... Чьи цели могут ой-ой как далеко лежать от целей государства. Второй вопрос, так и вовсе подкосил Союз. Попытались перевести мобилизационный тип экономики на потребительские рельсы (частные автомобили, "хрущевки", дачные участки...) и все это моментально разложило элиту. Если можно "жигуль", то почему нельзя БМВ? А глядя на сгнившую элиту, бросившуюся в объятия потреблятствта, забунтовал народ.

И что мне теперь делать? Никакие экономические советы (которых у меня и нет) Политбюро слушать от школьника не будет. Да, даже если бы были. Я вот сообщил об Иране и что толку? Как-нибудь поменялась советская внешняя политика на Ближнем Востоке? Нет. Напишу, например, аналитическую записку о первой "социалистической" войне между Китаем и Вьетнамом, что начнется в феврале. Старички так и вовсе могут сдуру полезть в этот конфликт на стороне вьетнамских братушек. Да и вопросы возникнут. "Такую" аналитику и прогнозы сделать на основе разговоров с "Магамаевым" и прослушивания радиостанций — невозможно.

Перед самым домом — я совсем загрустил. Можно было бы поехать к Вере, но ее родители увезли на дачу. Альдона на меня дуется. Хм.. а как насчет Жанны? Формально я с ней не рвал, просто был "очень занят". Если сейчас позвонить и если она не в рейсе, то...

— Вить, а ты не хочешь помириться с Альдоной? — Леха припарковался у дома и обернулся ко мне

— С чего ты решил, что мы в ссоре? — в моем мозгу все еще прокручивался вариант "скоротечного контакта" с Жанной

— Да вся студия знает — пожимает плечами "мамонт" — Альку после Италии словно подменили

— Угу — соглашаюсь я — Но что с этим делать уже я не знаю

— Так напиши для нее песню — ухмыляется Леха — Ты вон "морские" за час сочинил. Что-нибудь, как ты говоришь "про любофф".

— -

22 января 1979, понедельник

Москва, ул. Селезневская, студия МВД СССР

Понедельник — день тяжелый. Эту истину иллюстрирует коллектив нашей студии, который после выходных выглядит бледно. Кое у кого, как у Лехи — круги под глазами. Явно опять всю ночь отрывался с Зоей перед рейсом. У кого-то как у наших музыкантов — глаза красные, воспаленные. Постоянно пьют воду. Тут тоже все ясно. Классические признаки похмелья. Что касается девушек, то они хмуры, неразговорчивы. Даже знаменитая улыбка Лады потускнела и поблекла. Единственные, кто выглядят более-менее — наши "тяжи" и Львова. Немного оживляет ситуацию — раздача денег Клаймичем. Сотрудники приходят в себя, слышится смех, шутки. Собираю всех в репетиционном зале, забираюсь на сцену.

— Дорогие друзья! — начинаю свой мотивационный спич — Руководство страны высоко оценило наш успех в Сан-Ремо. Фирма Мелодия, и такое происходит впервые, планирует записать сразу два диска песен Красных звезд. Кроме того, на этой неделе у нас выступление в Останкино в программе Утренняя почта.

Оживление переходит в энтузиазм.

— А что с гастролями? — интересуется Роберт

— Гастроли будут! — убедительно отвечаю я — По Союзу — ближе к выходу дебютных пластинок, по странам Запада, возможно, даже быстрее.

Ага, совсем воспряли духом. Понравилось путешествовать по капстранам? Их есть у меня.

— Все зависит от наших договоренностей со звукозаписывающими компаниями. Пока ведутся переговоры, но качество песен настолько вне конкуренции, что можете даже не сомневаться. А теперь о главном. Подлинной звездой нашей поездки в Италию стала... Альдона!

Все поворачиваются к девушке, та пытается сохранять свою фирменную невозмутимость, но получается плохо — красные полосы на щеках выдают ее.

— Альдона не только замечательно пела, но и стала образцом советской девушки — бесстрашной, решительной... Все западные газеты пестрят ее фотографиями из римского аэропорта. Григорий Давыдович на днях показывал мне пачки телеграмм, что шлют ей итальянцы.

Народ улыбается, Татьяна Николаевна приобнимает девушку.

— Поэтому я решил, что наша красавица — вижу опять ревнивый взгляд Веры — Достойна песни. И вчера я ее написал!

Сотрудники внимательно на меня, смотрят, некоторые в удивлении качают головой. Альдона борется со своими мимическими мышцами, но ее лицо выдает крайнее любопытство.

Задавая темп щелчками пальцев, я начинаю петь переделанную "Симону" Кузьмина:

На Рижском взморье воздух свеж

Там бродит ветер моих надежд

Туда спешит мой самолет

Там девушка... Альдона (!) меня любит и ждет

Припев:

Альдона, девушка моей мечты

Альдона, королева красоты

Она прекрасна как морской рассвет

На целом побережье лучше девушки нет, нет, нет

На припеве на сцену вскакивает Коля Завадский и берет первые аккорды на своей гитаре. За барабанную установку протискивается Роберт. Начинает вместо моих пальцев отбивать ритм. Я вижу округлившиеся от удивления глаза Альдоны и тут же выдаю второй куплет:

Ее картины просто блеск

Она богиня среди поэтесс

Играет в теннис и баскетбол

Слушает Баха и рок-н-ролл

Припев.

На Рижском взморье воздух свеж

Там бродит ветер моих надежд

Но опоздал мой самолет

Бабушка Альдона внучку в школу ведет.

Студия мне аплодирует. Хлопает даже Вера. Сама же раскрасневшаяся Альдона, протискивается через толпу к сцене и обнимает меня. В уголках глаз нашей "Снежной королевы" я вижу влагу.

— Песня для Веры у нас есть — улыбается Клаймич — Теперь есть и для Альдоны. Виктор, осталась сочинить для Лады

В этот момент Лада так умилительно складывает ладошки, что все начинают смеяться. А я в этот момент чувствую себя в "Режиме бога". На ум приходят слова Максима Леонидова из песни "Девочка-видение":

Был обычный мартовский вечер

Я пошел бродить в дурном настроении

Только вижу я — идет мне навстречу

То ли девочка, а то ли виденье

И как будто нас знакомить не надо -

Помню чей-то был тогда день рожденья

И по-моему зовут ее... ЛАДА!

То ли девочку, а то ли виденье"

С большим трудом себя сдерживаю, чтобы не пропеть все это вслух. Сегодня день Альдоны — не стоит портить ей праздник. А Ладе я еще напою... где-нибудь в уголке. Тем более песню надо переделать. Ну не пропустят худсоветы "Но под вечер обходя заведенья...". Нужно что-то вроде:

Я живу теперь и тихо, и складно

В шуме улиц следуя тенью

Довольный собой, я поднимаю взгляд и вижу в дверях репетиционного зала хмурого Щелокова. За ним стоят Павлов и Киселев.

— Ну, здравствуй, Витя! — в полной тишине, со злым выражением на лице произносит министр — Все песенки поешь?!?

— -

— —

Есть три реакции на стресс и агрессию. Первая — убегание. Вторая — встречная агрессия. Наконец, третья — ступор. Некоторые животные так научились изображать из себя мертвых, что хищники брезгуют ими отведать. Мой "режим бога" внезапно куда-то испаряется, и я впадаю в натуральный ступор. Не очень хорошее качество для боксера, который претендует на олимпийские медали.

Спасает ситуацию Клаймич. "Искренняя" радость от приезда высоких гостей, знакомство с коллективом, демонстрация студии. "Стена славы", где уже висят наши итальянские фотографии, производит впечатление. Пожимая руки сотрудникам и поздравляя с победой в Сан-Ремо, Щелоков постепенно расслабляется и, попав в переговорную, выглядит уже не столь грозно. Галстук ослаблен, морщины на лбу разгладились. "Тяжи" заносят дополнительные стулья, рассаживаемся. Начинает, тем не менее, министр сердито:

— Савченко в больнице. Закрытая черепно-мозговая травма, тяжелое сотрясение мозга.

Клаймич удивленно смотрит на меня. Я ему рассказывал о воскресном бое, но без подробностей. Павлов и Киселев хмурятся, разглядывают потолок

— Мне, конечно, очень жалко Виктора... — выхожу из ступора я. — Но это бокс...

— А страну тебе не жалко?? — взрывается Щелоков. — Сборной через три дня лететь в США. По несколько боев с американцами в каждом весе! В трех городах! И кого теперь посылать вместо Савченко?!

— Такие матчи по боксу, СССР — США, у нас с 69-го года проходят, — пояснил в ответ на мой ошарашенный взгляд Павлов. — Договорились с американцами, утрясли регламент... В этом году первый матч в Лас-Вегасе. Двадцать восьмого января. Второй в городе Лафайетт, штат Луизиана. Последний, заключительный, в городе Трой, штат Нью-Йорк — третьего февраля.

Мы с Клаймичем переглянулись. Нью-Йорк! "Мы — мир"! Григорий Давыдович понимает меня с одного взгляда.

— В весе 71-75 килограмм Савченко уверенно побеждал американцев. — Вновь подключается председатель Госкомспорта. — Трансляция по телевидению, репортажи в газетах, пропагандистский эффект... Советский спорт — самый лучший.

— Из 11 человек сборной — тяжело вздохнул Киселев. — Я твердо уверен в пятерых-шестерых. С Савченко было семеро. Рыбаков, Львов, Тимофеев... Еще пара молодых. Но без Савченко... Можем проиграть в финальном зачете. Позор на всю страну. Не нужно было устраивать этот спарринг!

Тренер сборной зло смотрит на Павлова. Тот на министра.

— Короче. — Щелоков категоричен. — Ты, Витька, напортачил — тебе и исправлять. Полетишь в Штаты, вместо Савченко, спасать престиж Родины. Товарищи меня поддержали, другого выхода нет.

— А как же возраст, виза, выездная комиссия?! — я удивленно развожу руками, играя на публику.

— Мы все берем на себя, — успокаивающе кивает Щелоков. — Сегодня сам позвоню послу. Хорошо покажешь себя с американцами — поедешь с Алексеем Ивановичем, — министр кладет руку на плечо расстроенного Киселева. — На чемпионат Европы. А там и до Олимпиады недалеко.

— Хорошо. Но я еду с Лехой и Ретлуевым. — Иду ва-банк. — Они меня "вырастили" как спортсмена — им и принимать "зачет". И это... С ними, я никогда не проигрываю!

— Какой еще Леха? — взвивается Павлов. — Программа поездки утверждена, билеты куплены... Я еще понимаю — Ретлуев, чемпион Союза...

— И это еще не все — я смотрю прямо в глаза Щелокова. — Николай Анисимович, мы обсуждали запись песни "Мы — мир" с вами и Леонидом Ильичом. А также широкое международное движение помощи голодающим Африки. Если я все равно лечу в США, разрешите заехать в Нью-Йорк и записать песню на студии "Атлантик Рекордс"?

Клаймич согласно кивает, а Киселев и Павлов с удивлением и интересом смотрят на меня.

— Записываться один будешь? — хмыкает Щелоков.

— А вы отпустите в США девушек и Григория Давыдовича?

Наш директор сейчас наверняка возносит внутри себя молитвы еврейскому богу Яхве.

— Этот вопрос... — задумчиво произносит министр, — надо наверху "провентилировать". Дело важное, политическое... Может, и выгорит.

Сидим молча, ждем, пока Щелоков обдумает идею. Клаймич опять включает свое обаяние и предлагает продегустировать итальянское вино, несколько ящиков которого ушлый директор вывез благодаря нашим "рабочим сцены". Мужчины сначала сомневаются (рано), но потом сдаются. Григорий Давыдович быстро и умело открывает бутылку "Амароне". Это красное вино из "Венето", которое производят из заизюмленного винограда. Проще говоря, "Амароне" можно назвать вином из изюма. Столь мощная концентрация дает вину крайне насыщенный аромат и густой вкус. Павлов с Киселевым мало что понимают — тренер даже шутит насчет водки (а не поднять ли градус), а вот Щелоков дегустирует как настоящий ценитель. Что такое бутылка вина на четверых мужчин? Четверть часа, два бокала на каждого. Я сижу, скучаю, обмозговываю внезапную поездку в США. Надо обязательно посмотреть в Айфоне соперников. Прикинуть стратегию боя. А также связаться с Майклом Гором из "Атлантик Рекордс" и Эндрю Вэбером из "СиБиЭс Рекордс". Министр замечает мое "подвешенное" состояние. И пока Клаймич открывает вторую бутылку (хорошо пошло!) — Щелоков предлагает мне прогуляться.

На улице — оттепель. Морозы спали, веселая капель выбивает веселый ритм в водостоках. Я вдыхаю запах города. Нет, до весны еще далеко. Суровая зима 1979-го года не скоро сдаст свои позиции. Прогуливаемся с министром вдоль по Селезневской. Доходим до метро "Новослободская" и поворачиваем обратно. Идем мимо бань к Суворовской площади. Сзади тихо едет "Чайка" министра. Щелоков молчит, о чем-то раздумывая. Я тоже не тороплю события. Слишком уж ускорился их ход. Возникает такое ощущение, что плыву на утлой лодочке по бурной горной речке. Подводные камни, пороги... Того и гляди разобьешься.

— Нашли — прерывает молчание министр. — Тайники, закладки, шифроблокноты, все, о чем написано в письме — все нашли.

— Искал Веверс? — интересуюсь я для проформы

— Он. С моими людьми. На этих выходных. Аккуратно сломали машину Калугина и, пока он отгонял ее на СТО... Все отсняли на камеру, запротоколировали, сняли отпечатки пальцев. Юра уже продемонстрировал материал Леониду Ильичу и Пельше. Для них это, конечно, удар. На послезавтра назначено внеочередное заседание Политбюро. Впервые генерал КГБ оказывается предателем. Да еще и выясняется это в обход комитета. Скандал!

Щелоков довольно потирает руки.

— А для чего вы мне это все рассказываете?

— Андропову конец, — министр останавливается и поворачивается ко мне. — Но напоследок может выкинуть что-нибудь... эдакое. Очень хорошо, что ты уезжаешь в США. Боксируй, записывай песни, ближайшие недели в Москве будет опасно. Только постарайся в Штатах ни во что не влипнуть. А пока не уехал... Я прикрепил к тебе "Шторм".