Красный туман (от 7 апреля)

— Не нужно... искать, — Имаскар все же нашел силы на последних три слова и мир снова погас.

Он нашел себя лежащим на кровати, под опекой сильных, но ловких пальцев. Еще не мог открыть глаза, но уже чувствовал, что под спиной знакомая перина, а в ноздрях запах благовоний. Имаскар сглотнул, облизал губы. Все нутро ныло и ломило так, что хотелось сдохнуть, но пить хотелось еще сильнее.

— Господин, выпей это, — произнес скрипучий женский голос.

Имаскар почувствовал, как крепкая ладонь приподняла его голову — властно, но бережно, будто сокровище. Вслед за этим его губы тронула теплота глиняной кружки, краем которой ему настойчиво разомкнули губы. Жидкость тонкой, будто змейка, струйкой, проникла в горло. Настойка оказалась на удивление приятной, на языке расцвел вкус липы, гречишного цвета, мяты. Первые несколько глотков принесли нестерпимую боль, но после дело пошло лучше.

— Отвар вернет моему господину силы, — приговаривала лекарка, заставляя архата выпить все до капли. Лишь убедившись, что посудина опустела, опустила его голову обратно на подушку.

После питья в самом деле стало значительно лучше. Взгляду вернулась прежняя острота: Имаскар увидел, что все, кроме одного, окна в его покоях занавешены, отчего в комнате сумеречно, будто в густом лесу. И запах такой же: травянистый и сырой, то ли со мхом пополам, то ли с прелыми листьями. Над столом куражится сизый дымок, там же полно всяких склянок, мешочков с травами, горшочков, костей и прочей лекарской утвари.

Лекарка, ходившая за ним, оказалась много моложе, чем говорил ее голос. Ровесница Имаскара или и того меньше — высокая, статная, в хламиде непонятного цвета, подвязанной разноцветным шнурком. На ее бритой голове Имаскар различил не меньше десятка отметин.

— Сколько тебе лет? — Глупость вопроса архат списал на слабость.

— Девятнадцать, господин, — ответила она.

Имаскар подумал, что никогда не ошибался дважды в одном и том же человеке.

— Во сколько тебя взяли в обучение?

— На третьем году, господин, — послушно отвечала она. К словам прибавился мерный стук пестика — лекарка принялась за новое снадобье.

— Ты, должно быть, очень умела. — Бесполезный разговор, но слова помогали отвлечься.

— Я лучшая лекарка союза, господин, — без стеснения сказала она. Затем отвлеклась: послышался шелест сухих трав, после стук глиняных плошек.

— Как ты уцелела?

Ответа долго не было.

— Твой брат спас меня, господин, — наконец, поведала она. — Господин Исверу прикрыл меня собой от стрел.

Имаскар вымучено застонал. Очень в духе брата — отдать ради кого-то жизнь. Даже если в этот раз он спас самую лучшую лекарку союза. Впрочем, ее похвальбу архат мысленно поделил надвое.

Сколько он помнил брата, тот всегда порывался геройствовать. Рисковать жизнью во имя бессмыслицы и нелепости — так он поступал всегда. Имаскар не раз говорил, что наследника подобное безрассудство порочит, но тот и слышать не хотел.

"Добился ли ты чего хотел, брат? — мысленно обратился к мертвецу Имаскар. — Твои души почивают в покое во владении Скорбной? Глядя на меня теперь, ты улыбаешься?"

— Ты — единственная лекарка теперь?

— Да, господин.

"Улыбаешься, — продолжил мысленный разговор архат, — ведь если бы не твоя смерть — как знать, было бы кому врачевать мои раны".

Воспоминания минувшей ночи взбудоражили. Он хотел поднять руку, чтобы нащупать место укуса Матери, но сил хватило лишь на треть пути. Рука, не достигнув цели, беспомощно упала на постель. Перед затуманенным взором мелькнула тень лекарки, которая подала ему новую плошку с питьем. Он снова выпил до дна.

— Ты слаб, господин, едва не испустил дух, — говорила она бесцветно. — Серафима выпила много крови, пройдет много времени, прежде чем в твоих жилах ее снова станет вдосталь.

— Откуда ты знаешь о серафиме? — "Значит, мне не приснилось".

— Она приходила, пока ты спал, господин. Сильно о тебе печется, если не побрезговала перед такой, как я появится.

— Я единственный наследник — не из кого выбрать.

Девушка оказалась около него так близко, что Имаскару удалось рассмотреть рытвины сыпи на ее лице. Часть ран еще не зажила и из набухших белесых волдырей кое-где сочился гной. Его сладковатый запах почему-то навевал мысли о смерти.

— Серафима вольна в выборе мужчины, — жарко заговорила лекарка, — даже если в Союзе остался всего один мужчина, Мать сама решает, давать от него потомство или нет. Я видала, как серафима глядела на тебя, господин, видала слезы на ее лице. В жизни не думала, что придется такое чудо своими глазами увидеть, а вот же как случилось. Она велела присмотреть за тобой, господин, беречь, как зеницу ока.

Имаскару очень хотелось верить сказанному. Но архат помнил ее слова: "... а после ты ляжешь со мной... я дам второму союзу еще одну наследницу...". Она дорожит семенем, а не самцом. Но даже осознавая это, Имаскар не мог отделаться от растекшегося в груди тщеславия.

— Как тебя зовут? — спросил он лекарку.

— Льяра, господин.

— Позови генерала Ксиата, Льяра.

Когда девушка стояла в пороге, он окликнул ее.

— Теперь ты будешь моей лекаркой, — приказал он. — Возьми себе в обучение нескольких девочек.

— Не осталось девочек, господин.

— Возьми женщин, старух, — вскипел он, — обучи их раны перевязывать и штопать, и другим премудростям, которые нужны, чтобы за ранеными ходить. А после от меня ни на шаг не отходи. Поняла?

— Поняла, господин.

Ее покорность была настоящей, но Имаскар успел заметить тень на лице лекарки — неожиданное возвышение ее не порадовало. Но ему было все равно — раз Исверу уплатил своей жизнью за ее, то пусть теперь тешится.Аккали

Она даже не пыталась узнать, кто был прежним владельцем дома. Просто переступила порог лачуги, предусмотрительно обходя стороной пятно крови. Конечно, его придется убрать, но это можно сделать после.

Архата прислушалась, с облегчением понимая, что душа покинула место смерти. Идущий позади марашанец демонстративно сдернул с трухлявого комода тряпку и швырнул ее поверх пятна.

— Если тебя интересует, то прежний владелец харкал кровью и я сделал ему милость, убив до того, как болячка стала нестерпимой. — Он хмыкнул, словно вспомнил что-то. — В последнее время мои кинжалы на редкость милосердны.

Сальная шутка. Аккали едва сдержала в кулаке пощечину. Больше никаких глупостей, чтобы выжить придется сунуть гордость под язык и держать ее там, пока не придет время. Не так уж это и тяжело — помалкивать и слушать.

Когда речь зашла о доме, архата представляла лачугу, едва ли лучше той комнатушки, в которую их поселила старуха с железным носом. Но "одолженное" — так называл его Дору — жилище, выглядело на порядок лучше. Чистые стены, лишь кое-где побитые сыростью, окно, с видом на трущобы, но из которых хотя бы не несло испражнениями. Из мебели — добротная кровать и стол, срублены грубо, но ладно. Такие же стулья вокруг стола. Самой старой и никчемной вещью выглядел комод, но и он дал бы фору старухиной утвари.

— Старик жил один? — Фантому, привычно безразличный к окружающему, облокотился на стену и уставился на наемника.

— Мы не вели задушевных бесед, — развел руками марашанец.

Аккали начала привыкать к издевке — неизменной спутнице почти каждого покидавшего его рот слова. В чем веселье превращать их в фарс — архата не понимала, но не спрашивала. Что ей-то за печаль до дуростей наемника? Она надеялась, что поиски его души не займут много времени. Или, что было даже лучше, прикрывшись ими, удастся подать весть Конферату магистров. О том, чтобы вырваться из-под вынужденной опеки головорезов, она даже не помышляла — слишком велик риск оказаться пойманной и прикованной. После "гостеприимства" Бачо, она содрогалась от одной мысль снова оказаться на цепи.

Марашанец деловито распахнул дверцы комода, пошарил в закромах и начал выуживать добро бывшего хозяина. Вскоре на столе оказались недопитая бутыль вина, ломоть ржаного хлеба и несколько вяленых рыбешек.

— Не слишком щедр наш ныне умолкший хозяин, — Дору понюхал одну из рыбин, сморщился и протянул ее девушке, предлагая.

Аккали отвернулась. Убить человека, чтобы занять его жилище — одно дело. Она — архата, исконная кровь Арны, ненависть к риилморцам в ее крови. Но есть его хлеб — нет уж. Если придется, будет питаться кореньями, чтобы не умереть с голоду, но к мертвячьему угощению не притронется.

Когда она вернула взгляд на марашанца, тот сидел за столом и вовсю уплетал угощения. Аккали отошла в другой конец комнаты, остановилась около кровати. После короткого колебания, сдернула с нее все, кроме сенника.

— На кровати планировал спать я, — заметил наемник. И на этот раз шутливость из его голоса выветрилась. — Я сделал всю грязную работу, вы же пришли на готовое. Справедливо, если ваши спины, а не моя, будут греть половицы.

— Мне нужны силы, чтобы найти душу. Души, — тут же поправила она. — Если я не высплюсь и не наберусь сил, у меня ничего не получится.

По туманному взгляду Фантома было понятно, что ему все равно, где спать — на полу, на кровати или на раскаленных углях. Марашанец какое-то время колебался, потом пробормотал что-то себе под нос и расшаркался в театральном поклоне.

— Спи, госпожа инвига, но лучше бы тебе поскорее отдохнуть. Мы после себя много следов оставили, лучше Нешер покинуть до того, как нас начнет искать городская стража.

— Искать кого? — спросил Фантом.

Аккали вздрогнула, все еще не вполне привыкнув к его голосу. Стоило странному незнакомцу открыть рот — ее тело покрывала болезненная дрожь страха. Аккали редко боялась настолько, чтобы хотелось бежать со всех ног, но от этого существа хотелось находится как можно дальше. Обстоятельства вынуждали делать его компанию, и архата утешалась верой, что продлиться это недолго. Самое главное и важное сейчас — выжить. Попрать честь и гордость, пойти на обман и лесть, дать свить из своей кожи веревки, если придется, но сохранить жизнь. Она единственная, кто знает, что произошло на пиру. Она единственная, кто видел лицо предателя.

— Не соблаговолишь ли сказать, сколько времени нужно, чтобы ты достаточно отдохнула? — продолжал поддергивать Дору.

— Это от многого зависит, — уклончиво ответила Аккали.

Она в действительности не знала, когда накопит достаточно сил для путешествия в край неупокоенных душ. Обычно это ощущение приходило само — тело давало понять, что готово к испытанию. Ее народ считает этот дар благом, частичкой Создателей, переданной Матерью. Аккали тоже так считала, пока однажды не притронулась к мертвой душе. Гадостнее этого разве что гнилого покойника целовать, подумала она в тот миг и с тех пор ничего не изменилось.

— Отлично, как раз хотел выспаться и привести в порядок одежу. — Марашанец облюбовал один из углов, перетащил туда сброшенную Аккали постельную утварь, и сел на образовавшийся ворох. — Не слишком мягко, но хоть под нос никто нужду не справит, — сказал он с кислой улыбкой.

— Мне будут нужны кое-какие вещи, — поспешила разочаровать его Аккали. — Свеча, травы, чтобы сделать снадобье, благовония.

Дору прикрыл глаза, облокотился на стену и демонстративно сложил руки на груди. Без слов ясно, что с места не сдвинется. Архата перевела взгляд на Фантома, но тут же мысленно отмела его кандидатуру: нужен человек, знающий город. И марашанец, конечно же, это понимает.

"Когда Имаскар найдет меня, я припомню каждую проглоченную обиду и унижение, а до тех пор нужно сделать все, чтобы выжить".

— Ни я, ни он, — кивнула на Фантома, — не знаем города. Ингредиенты, о которых я сказала, нужны мне для ритуала. Без них ничего не получится. — Аккали старалась сохранить спокойствие, и для этого сжимала кулаки как сильно, что ногти впивались в ладонь. — В твоих интересах помочь мне, наемник.

Он молчал и делал вид, что спит. А, может, в самом деле уснул.

Аккали мысленно вздохнула, присел на кровать — и поняла, как сильно устала. Минувшая ночь не принесла отдыха, скорее наоборот. Сенник кололся, грубая ткань натирала кожу, но один взгляд на кровать сулил долгожданное расслабление. Если наемник не соврал и в портовом районе их не будут искать, нужно пользоваться моментом и отдохнуть.

Она сама не заметила, как отдалась дреме. Уже сквозь сон подогнула ноги, подтянула колени к груди и, обхватив себя руками, уснула.

Проснулась архата от грохнувшей где-то над головой грозы. Еще не совсем понимая, что проснулась, Аккали, поддавшись старой привычке, пошарила вокруг себя. Когда пальцы нащупали дешевое полотно, память понемногу вернулась к ней.

"Я не дома, я не в безопасности, я безоружна и меня, скорее всего, хотят продать".

Слова скороговоркой пронеслись в голове, окончательно выветрили сон.

— Хороша ты спать, — с некоторым недовольством произнес марашанец.

Он стоял рядом и буквально навис над ней. Если бы гром вновь не подал голос, архата приняла бы его за знамение, посланное Создателями. Первой мыслью было оттолкнуть наемника, но он, кажется, не собирался причинять ей вред.

— Что случилось? — Аккали села, свесила ноги на пол.

— Утро, — сказал он тоном заговорщика, открывшего великую тайну.

Утро? За окном — сырость и темень, словно она только что заснула, мгновение назад прикрыла глаза, а не проспала добрую часть дня. Шум дождя нарастал, молнии сверкали все яростнее, голос грома крепчал с каждым раскатом.

— Ты, кажется, хотела отправиться за покупками, — тем же манером продолжил марашанец. — Самое время.

— В грозу? — Аккали не сразу поняла, что произнесла слова вслух.

— Никто не станет заглядывать под твой капюшон, когда все вокруг будут ходить точно так же, да и торговцы в непогоду сговорчивее, тем более теперь, в сезон дождей.

Аккали не могла не похвалить его смекалку, но смолчала. Пусть грязный наемник не думает, что она купится на уловки: он делает это не для нее, своей пленницы, а для себя. Без компонентов ему не найти душу, а без инвиги даже с первоклассными ингридиентами — тем более.

Она осмотрелась, выискивая взглядом Фантома. Он стоял у двери в той же позе и с тем же выражением лица, что и до сна. Архата засомневалась, ложился ли он вообще. Но какая разница?

Аккали попросила дать время собраться. В доме нашлось немного воды и пара относительно чистых тряпок, сносно напоминающих полотенца. Аккали умылась, причесала и собрала волосы в косу. Она мечтала оказаться дома, оказаться в уютной заботе Имаскара. Даже если от дома мало что осталось.

"Ты слишком избалована его любовью", — напомнило эхо прошлого.

Аккали обернулась, на миг поверив, что произнесший их вдруг оказался рядом.

Никого, лишь марашанец глядит с прищуром, как будто читает ее мысли.

— Я готова.

Фантом, ближе всех стоявший к двери, не пошелохнулся. А жив ли он вообще? Аккали в который раз напомнила себе, с кем имеет дело. Чтобы не завыть от беспомощности и злобы, пришлось забить голову скороговоркой: "Скоро это закончится... Имаскар уже идет за мной...".