Случай из практики. Караванная тропа

Угриш кивнул несколько раз, потом пояснил:

— Я видел что-то, но не знаю, может, это было вино, а может, кого-то рвало кровью. Их всех рвало, пока они не умерли...

— Ничего себе... — пробормотал я. — На этот раз ты точно не выдумываешь?

— Нет, шодан, нет... — заскулил Угриш, вцепившись в клочкастую бороденку. — Я, наверно, поседел, когда понял, что их отравили, а я спасся чудом! Меня тоже тошнило, но...

— Но тебя спасло то, что ты выпил всего один глоток.

— Страшнее всего было утром, — прошептал он.

Глаза у него были совершенно безумные, и я подумал: уж не свихнулся ли бедняга от жары? Может, его оставили в оазисе, потому что он начал кидаться на людей? Жестоко, но... не посреди пустыни ведь бросили. А везти с собой полоумного — значит подвергать опасности всех остальных...

— Почему? — спросила Фергия. — Что случилось?

— Они встали, — выговорил Ургуш. — Представь, шади: они лежали, скорчившись, совсем мертвые, не дышали, и мухи уже начали садиться им на глаза, но они не шевелились. И запах... А потом Ориш-шодан что-то сказал, и они встали и пошли, не отгоняя мух...

— И звали тебя? — уточнила она.

— Да. Ничего страшнее я в жизни не слышал! Я думал, с рассветом злые духи исчезают, но эти, овладевшие моими товарищами, не пропали... — он всхлипнул и продолжил: — Если бы они меня нашли, то сделали бы таким же... Лучше бы просто убили!..

— Но Ориш не превратился в живого мертвеца?

— Нет, шади, он был живой. И тоже боялся, я видел, но все равно приказывал мертвым. Животные от них шарахались, не сразу удалось собрать... — Ургуш обхватил себя руками, будто озяб. — Они ушли, а я остался...

— Это всё очень интересно, — произнесла Фергия тем особенным тоном, который я не раз слышал в исполнении ее матушки, — но никак не объясняет того, что ты сделал с гонцом Оталя-шодана. Он-то был вполне живым, не так ли? Почему ты убил его?

Ургуш беспомощно развел руками.

— Он нашел тебя? — не отставала Фергия.

Да уж, такая вцепится не хуже охотничьего мунгуза: зверек маленький, но очень ловкий и сильный, он способен загрызть большую песчаную кобру, а еще изловить и задушить птицу в разы больше себя. Говорят, хорошо выдрессированный мунгуз в состоянии совладать и с человеком — шмыгнет под одежду, прокусит артерию, вот и всё.

— Я сам к нему вышел и обо всем рассказал, — сознался Ургуш. По-моему, даже его хворь отступила пред лицом новых испытаний. — Я знал его в лицо, поэтому не испугался, а обрадовался. А он спрашивал и спрашивал, но не поверил мне. Он сказал, что отправит птицу Оталю-шодану, а потом мы отправимся назад. Он поедет на мархи, а я побегу следом со связанными руками. Умереть он мне не даст, я должен буду рассказать обо всем хозяину, но если я не смогу идти, то потащит за собой на аркане...

— Какой добрый человек, — пробормотала она. — Но ведь не поэтому ты его прикончил? Неужели ты не хотел вернуться в Адмар?

— Нет, нет, шади... — забормотал Ургуш.

— Ты уже говорил — тебя убьют, если узнают, что ты видел. Но твой рассказ звучит, словно бред! Может, ты на солнце перегрелся или выпил слишком много от щедрот Ориша, вот тебе и примерещилось невесть что? Или ты опять о чем-то не договариваешь? — сощурилась Фергия. — Ну же, выкладывай! Неужели ты боишься Оталя-шодана? Он сам замешан в этом деле?

— Это уже чересчур! — не выдержал я.

— Почему это? — удивилась она. — Такое частенько случается на море: торговец страхует груз, а потом — вот беда! — корабль захватывают пираты. Команда отправляется за борт, корабль — на дно, а товар... Когда как. Иногда совсем в другой порт, а иногда — обратно на склад ушлого торговца, за вычетом доли наемников. Неужели вам не знакома такая схема?

— Не слыхал, право.

— Она очень распространена в моих краях, — сказала Фергия. — А поскольку очень многое северяне заимствовали у хитроумных южан, то, не сомневаюсь, здесь тоже проворачивают подобные сделки. К тому же, вы сказали, что груз был очень дорогой, и даже Оталь мог соблазниться пусть не двойной, но полуторной прибылью...

— Не могу представить его в такой роли, — покачал я головой. — И он искренне переживал за племянника, уж поверьте, Фергия! К тому же, если бы он затеял такое дело, то не стал бы обращаться ко мне, как вы полагаете?

— Я полагаю, что орех от пальмы недалеко падает, а потому племянник Оталя вполне мог сговориться с грабителями, — заявила она, — и прибрать лакомый кусочек к рукам. Не сомневаюсь, дяде это не понравилось, и он возжелал вернуть свою собственность. Еще бы он не переживал о паршивце Орише!.. Да, кстати, что скажете о страховке? Тут такое в ходу?

Я вынужден был признаться, что не имею об этом ни малейшего представления.

— Если она не предусмотрена, — задумчиво произнесла Фергия, — тогда сложно отыскать мотив у Оталя. А если наоборот, тогда всё становится намного интереснее. Пока мы не узнаем этого наверняка, гадать можно бесконечно. Тем более, этот несчастный что-то не горит желанием поведать нам, кто же должен его убить!

Ургуш только всхлипывал, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Скажешь — я вылечу твою хворь раз и навсегда, — коварно предложила Фергия. — Но если солжешь, станет вдвое, нет, втрое хуже!

— Гонец сказал, — выговорил наконец Уриш, — что я расскажу обо всем, что случилось, Оталю-шодану, а тот решит, что со мной делать. Наверно, прикажет убить, потому что я видел слишком много, а удержать язык за зубами не сумею. Я не знаю, шади, что тут случилось, почему, но...

— Но распространять слухи ты в состоянии, а это может повредить деловой репутации Оталя, — завершила она. — Значит, он все-таки причастен к этому... Однако, судя по его тревоге, что-то пошло сильно не так! Ургуш, а послание гонец успел отправить?

— Нет, шади, — вздохнул тот. — Он написал обо всем, что я успел ему поведать, но не захотел выпускать птицу в самый полуденный зной. К тому же ястреб кружил... Тогда он сказал, что отправит ее на закате, сам лег вздремнуть, а мне велел позаботиться о махри...

— А ты, очевидно, позаботился обо всех них...

— Что мне оставалось делать, шади?! — вскричал Ургуш, воздевая руки. — Я не хочу умирать! Даже такая жалкая жизнь мне дорога!

— Значит, гонца ты прикончил во сне?

— Конечно, шади, — вздохнул он. — Я не справился бы с ним, он был очень сильный, а я совсем ослаб... Но нож у меня имелся, так что я дождался, когда этот несчастный уснет, а потом...

— Понятно, — кивнула она. — Труп спрятал известным способом. А с верблюдом как совладал?

— Он был послушный, — с заметным сожалением ответил Ургуш. — Хороший молодой зверь. Я сперва хотел отпустить его в пустыню, но спохватился: он ведь или останется возле воды, или пойдет домой. А когда он вернется без седока, Оталь-шодан всё поймет...

— Логика мне понятна, но как ты прикончил бедолагу? Вернее, как ухитрился перетащить тушу в отхожее место?

— Я ничего не таскал, шади. Я же сказал — махри был послушный, он пошел за мной, хотя ему не нравился запах. Там я и перерезал ему глотку, — вздохнул Ургуш и глаза его подернулись влажной пеленой. — Я умею делать это так, чтобы верблюд умер быстро и не мучился. Все караванщики умеют. Жаль было топить столько мяса в отхожем месте, но сырым бы я его все равно не съел. И не сумел бы сохранить. Только вот крови напился: она дает силу!

— Да уж, это точно, — пробормотал я, помахав ладонью перед лицом.

Понятно теперь, что с Ургушем такое: сперва жил на одних фруктах, потом выпил верблюжьей крови... думаю, сколько успел и сколько влезло. Такого и здоровый желудок не перенесет, а уж больной и подавно!

— Ну вот, с этой частью истории разобрались, — удовлетворенно произнесла Фергия. — Но у нас остались корыстный интерес Оталя, предательство Ориша, а еще некая неведомая, но, без сомнения, зловредная магия, которую использовали для того, чтобы подчинить караванщиков.

— А вы никаких следов не ощущаете? — спросил я, перейдя на всякий случай на арастенский.

— Спустя столько времени? Нет, конечно, — покачала она головой. — Вдобавок, воздействие шло на людей, не на место в целом. Видимо, это было какое-то снадобье, усиленное заклятием, иначе я не могу объяснить увиденное Ургушем.

— Зачем вообще понадобилось поднимать трупы?

— Они могли быть еще не вполне мертвыми, — задумчиво ответила Фергия. — Вернее... Тела остались живы, но мозги отказали. Всё, на что способны такие... м-м-м... существа — это подчиняться хозяину. Через некоторое время умрут и тела, но сколько-то прослужат, да...

— Но почему просто их не убить, если мешают?

— А прятать как? Нет, можно, конечно, вывезти подальше в пустыню и бросить там, так точно не отыщут, но... Вы представляете, каково в одиночку грузить трупы на верблюдов? Я как-то сомневаюсь, что они окажутся в восторге... верблюды, я имею в виду, не трупы.

— Да и не по силам это мальчишке пятнадцати лет от роду, — вынужденно согласился я.

— Именно. Ну а если оставить их здесь, пускай даже закопать, на что тоже нужно немало времени и сил, или сбросить в яму, то тела можно будет обнаружить.

— Следовательно, волшебным было только зелье и, наверно, некий амулет, позволяющий командовать этими... живыми мертвецами, — заключил я. — Наверняка мало-мальски сильный маг сумел бы избавиться от тел, не так ли?

— Само собой, — кивнула Фергия. — Даже и слабый сумеет, что там сложного? Но здесь не было мага, а потому подельникам пришлось искать другое решение...

— Даже странно, — сказал я. — Он ведь мог просто ждать здесь. Прикинулся бы путешественником, только и всего!

— Значит, по какой-то причине не смог или не пожелал этого сделать. Может, он слишком стар для того, чтобы путешествовать по пустыне, может, его слишком хорошо знают в лицо. Вполне вероятно, кто-то мог заметить его отсутствие в другом месте либо же без него там не могут обойтись... — Фергия перевела дыхание и продолжила: — Возможно, он также считает ниже своего достоинства тащиться куда-то по жаре и притворяться простым путником.

— Да, насколько я помню, даже коллега вашей матушки не очень-то жаловал выездную работу, — усмехнулся я. — А уж здешние умудренные годами маги и вовсе шагу лишнего не ступят без свиты.

— Вот-вот... Словом, можно придумать тысячу и одно объяснение, но нам хватит и уже озвученных, — сказала она. — А караванщики... Думаю, их оставили где-то там, подальше в пустыне, когда закончилось действие заклятия, но это, скорее всего, произошло уже после того, как встречающие приняли Ориша и груз в горячие объятия...

— А, понимаю, к чему вы клоните, — сообразил я. — Мальчишка не мог совладать в одиночку с тремя десятками верблюдов, так? А даже если бы каким-то чудом сумел справиться, то любой встречный — а возле оазиса запросто можно на кого-то наткнуться, — поразился бы такому зрелищу, пошли бы слухи... Да он вообще мог узнать Ориша!

— Именно. Убирать вообще всех свидетелей — это уже перебор. Их может и не быть, но лучше подстраховаться... — она задумчиво прикусила губу. — Пока всё это выглядит достаточно складно. Однако без показаний Оталя все наши измышления ни к чему не ведут. Мы примерно представляем мотивы преступников, но не имеем ни малейшего понятия, кто это может быть. Вряд ли Ориш — молод еще для таких комбинаций...

— Оталь не сознается, — покачал я головой. — В особенности, если узнает о вашем участии в деле. Я все-таки здешний, а вы...

— Неужели он не наступит себе на горло даже ради того, чтобы найти племянника? Ну, если он жив еще, конечно.

— Не могу сказать, Фергия, не настолько хорошо я его знаю, — вздохнул я.

— Ну вот, у вас появился повод узнать Оталя получше, — улыбнулась она и покосилась на Ургуша. — А этого ценного свидетеля мы покамест спрячем.

— Может, оставим здесь? — предложил я. Очень уж мне не хотелось тащить вонючего караванщика, тем более, от страха он непременно снова обгадится, не отмоешься...

— Еще чего не хватало! — возмутилась Фергия. — А если с ним что-нибудь случится? Нет, Вейриш, он мне нужен, и точка!

— Тогда вылечите его, как обещали, — мрачно ответил я, — и заставьте вымыться. Иначе я его в лапы не возьму. К слову, если он умрет с перепугу, виноваты будете вы.

— Я его усыплю, — пообещала она и повернулась к Ургушу. Он слушал наш разговор на чужом языке (хотя, думаю, какие-то слова он понимал, караваншики обычно способны объясняться на дюжине наречий) и мрачнел на глазах. — Ты слышал? Иди и отмойся как следует. Одежду эту выброси.

— Но...

— Вейриш даст тебе свою рубашку... Хотя нет, судя по выражению его лица, не даст, он жадный, как и положено дракону, — вздохнула Фергия и принялась расстегивать жилетку на груди. — Значит, возьмешь мою. Тебе как раз по колено будет.

— Прекратите, — прошипел я, отводя глаза, а Ургуш и вовсе спасся бегством в сторону колодца.

— Ну не голым же его тащить и не пальмовым листом оборачивать, — ответила она.

— Тогда уж вашим ковром, — не удержался я. — В нем как раз дырка для головы имеется.

— А это идея, — невозмутимо сказала Фергия, застегнулась, отошла в сторону и подобрала ковер. Когда я принял человеческий облик, импровизированное седло, само собой, упало, да так и лежало на песке. — Так Ургуш не окоченеет, а вы не обдерете его когтями. Ну а я уж как-нибудь усижу... Я ведь говорила, что эта штуковина пригодится, а вы фыркали!

Я многое мог бы сказать в ответ, но предпочел промолчать. Переговорить Фергию возможным не представлялось.

— Пойдемте, поглядим на трупы, — деловито предложила она.

— Надеюсь, вы не намерены заставить меня выуживать дохлого махри из нечистот?

— Нет, я и сама могу это сделать. А вы, Вейриш, нужны мне как свидетель. Доказательство — я имею в виду полуразложившееся тело гонца — мы, так и быть, с собой не потащим, хотя следовало бы. Однако нужно взять какую-то приметную вещь. Кольцо или еще что-нибудь... пускай даже узнаваемый клок одежды.

Она помолчала, потом сказала гнусаво (все-таки не удержалась и зажала нос, таким запахом шибало из отхожего места):

— Нет, все-таки потащим.

— Фергия, я даже этого... скорбящего желудком нести не желаю, а вы намерены навьючить на меня труп?! Нет, ладно просто труп, но разложившийся!..

— Не знала, что у драконов настолько тонкая душевная организация, — мрачно сказала она и щелкнула пальцами.

Мне на ум пришел злой дух — повелитель нечистот, способный заставить их разлиться озером по людским поселениям, источая миазмы и принося болезни и гибель. Сходство оказалось бы почти идеальным, будь Фергия чернокожа, безволоса и восьмирука.

— Придется потрудиться... — пробормотала она, без особенного отвращения рассматривая труп.

Правильнее было бы назвать это останками: тело пострадало настолько сильно, что лицо не поддавалось опознанию. Однако одежда, пусть и грязная донельзя, и оружие никуда не делись: Ургуш ничего не снял с трупа, и правильно сделал. Неопытные убийцы часто жадничают и попадаются именно на попытке сбыть вещи жертвы. Вряд ли Ургуш поднаторел в этом деле, но, по меньшей мере, слышал достаточно таких историй и не утратил способность соображать.