Ходок

Ну вот, попробуй теперь не вылечить. Сунув ему под нос смоченный тампон, сказал:

— Тяни носом воздух. Ещё тяни и ещё.

Его сознание отключилось через две минуты, но я решил не спешить, а подержать эфир у носа ещё немного.

— Что, не могли удалить оперение и снять доспех? — бросил взгляд на притихших парней.

— Мы ещё никогда так не делали, коммодоре, — втянув голову в плечи, сказал один из них.

— Ладно, смотрите и учитесь.

Приподняв веко Актеона, ущипнул его за руку и, не дождавшись реакции, почти высохший тампон отбросил в сторону. Вытащив нож, прошёлся лезвием вокруг оперения и его отломал. Кожаный доспех пришлось резать, иначе из-за стрелы его не снимешь; управился за две минуты, а отверстия на рубаху и тунике, спереди и сзади просто расширил. Затем, перекатил деда на спину, впрочем, какой он дед? Половины зубов нет, но тело не дряблое, а крепкое и мускулистое; такой может дела воротить ещё добрых полтора десятка лет.

Широко расставив ноги, наклонился, сжал в ладонях стрелу и резко её толкнул. Она не сдвинулась с места, вероятно упёрлась в ребро, зато на лице раненного промелькнула кислая гримаса. Тогда я вытащил из седельного мешка топорик и зажал рукой стрелу, прицелился, размахнулся и треснул по её торцу. Она сходу просела вниз, как в масло, при этом вылезла из тела, пробила овчину и влезла в землю.

— Помогайте, — кивнул парням.

Они раненого приподняли и повернули на сторону и удерживали, а я взялся руками за наконечник и с силой дёрнул на себя. Стрела выскочила легко, а из отверстия в спине хлынула кровь. Из груди тоже пошла, но не так сильно. Вот её поток замедлился и я полил обе раны перекисью водорода. Кровотечение это не остановило, но будем считать, что раны промыло. Распечатал бутылочку с йодом и чистой ушной палочкой обработал зону вокруг раны, после чего наложил тампоны, плотно перевязал грудь толстым рулоном бинта и с облегчением вздохнул. Наконец, взломал ампулу с пенициллином, набрал в стеклянный шприц и вколол в бедро прямо сквозь ткань штанов. Правда, это ещё не всё, довелось учить парней, как изготовить транспортные носилки и как их крепить между двумя лошадьми.

На месте засады меня не было пятьдесят минут, а дорога уже была пустынна, только потёки крови никуда не делись. Наши все собрались за высокой скалой и работали в поте лица: одни раздевали трупы и сбрасывали в овраг, другие свежевали туши убитых лошадей, третьи сортировали одежду, деньги, ценности и оружие. Группа раненных сидела отдельно, один из них то ли спал, то ли сознание потерял.

— Проезжал кто, пока меня не было? — спросил у сидящего на скале караульного.

— Совсем недавно две повозки из Маддалони, но нас не видели. Зато быки как кровь учуяли, как заревели и как побежали!

Мой иноходец от запаха крови тоже похрапывал и пританцовывал, поэтому я отъехал метров пятьдесят на ветер, где накинул уздечку на острый выступ скалы. Забрав седельные сумки, пошёл к раненным. Судя по гримасам, все они серьёзно страдали от боли. В состоянии забытья находился лишь тот парень, которого от сотрясения мозга не спас и шлем.

Разложив свой аптечный кофр, вытащил коробку с ампулами промедола и шприц. Решив, что нынешний мир чистый и дистиллированный, не кипятил я его, даже иглы не менял, ибо это ничего не даст, всё равно после произведения укола эффект вакуума вбрасывает почти не видимые частицы крови на внутренние стенки шприца. Но место укола спиртом протирал.

Промедол получили все, и сразу же начали оживать. Здесь усыплять никого не пришлось, стрелы повытаскивал без проблем, раны обработал и тщательно перевязал. Две рваные раны пришлось зашить. Пенициллин не колол, раздал некогда от безделья расфасованные пакетики и научил принимать.

Все свободные от работы воины столпились вокруг и смотрели на меня, раскрыв рот. Даже те, кто свежевал туши лошадей замедлились и поминутно посматривали на творимое чудесное лечение. Боже, помоги, пускай парни выздоравливают, а я ход сделал. Не верю, что кто-нибудь, где-нибудь не проболтается о невиданных ранее чудесах. Конечно, такому болтуну никто не поверит, спишут на выпитое вино. За исключением тех, кто такие сведения отлавливает.

Закончив с раненными, подошёл к доспехам и оружию. Всё оно было рассортировано и разложено. Доспехи — кожаные (больше всего), плетёные, типа кольчуг (девять штук), комбинированные: кожи с металлическими пластинами (десять), и плетёные с металлическими пластинами (три), отдельно стояли два пластинчатых, называемых лорика сегментата и одна бронзовая анатомическая кираса. Шлемы, наручи и поножи были разными, но все металлические. Оружие — ножи, мечи, клевцы, дротики, короткие копья и луки. Старые пираты подходили к каждой кучке, вполголоса друг с другом о чём-то советовались, что-то подсчитывали и говорили Аресу. Бывший декурион был грамотным и в свитке свинцовым стилом делал какие-то записи. Молодёжь следом упаковывала кучки в трофейные меховые накидки и плащи.

Несколько ножей, мечей и луков были настоящими произведениями искусств. Ничего из этого лично меня, то есть, для собственного арсенала, не заинтересовало, тогда как Тимон, на один из луков зыркал вожделенно.

— Сколько стоит такой лук? — спросил у него.

— О, даже не знаю! Такой, как ты мне вручил, ценится, как боевая лошадь — десять солидов золота. Но здесь такой продавать нельзя, сам знаешь.

— Он тебе нравиться?

— О, ещё как!

— Тогда бери.

— Этот лук? Можно забрать?

— Да, — кивнул я и воскликнул, — Арес! Я отдаю всаднику Тимону этот лук, запиши его в мою половину.

— Коммодоре, зачем же в твою? Мы говорили с обществом и хотели ему выделить ещё одну долю, дополнительную, он прекрасно показал себя в бою и общество согласно.

— Да, достоин, достоин, — согласились старые пираты.

— Это хорошо, что выделили, он её заслужил. Но всё равно, этот лук запишите на меня. А ты, Тимон, должен знать, что половина трофеев с этого похода принадлежит лично мне, а половина разбита на доли, две из которых имеет Арес и все погибшие. Теперь две имеешь и ты. Кстати, — обратился к старикам, — пора заканчивать, скоро начнёт темнеть, а нам ещё надо успеть загрузиться и убраться.

— Так мы уже заканчиваем, осталось разобраться с одеждой, — ответил Арес, — покажи, что ты хочешь отделить в свою половину.

— Одежда мне не нужна, свою половину я презентую вам.

Несколько позже я узнал, что ткани и всё, что из них изготовлено, даже если это окровавленная одежда, есть недешевый и высоколиквидный товар, то есть, я отказался, по мнению присутствующих от большого хабара. Но всё равно, перебороть себя тогда не смог, мне ещё не хватало заниматься тряпками с чужого плеча. На недоумённые взгляды стариков по поводу презента, уточнил:

— Дарю!

— Коммодоре, но там есть такие вещи..., — Арес пожал плечами, — Пурпурный плащ на мягком меху, например, его и одеть никто не имеет права, и продать невозможно, а тебе по статусу положен. И новый совсем, дня три ему, нижняя пола чистая и даже не потёрта, и кровью не заляпан, она из-под шлема стекла под кирасу.

— Тогда ладно, плащ пускай будет, может пригодиться, — махнул рукой и ещё раз взглянул на копошащихся людей, — Так когда грузиться будем?

— Сейчас и будем, — ответил Арес, — два десятка лошадей можно приводить и вьючить.

— Тимон, — повернулся к парню, уцепившемуся руками в новый саадак, — Возьми с собой нескольких воинов и организуй.

— Будет выполнено, коммодоре, — Его рожа довольно засияла (как же, теперь не простой солдат), он тут же указал рукой на пятёрку праздных парней и приказал, — Бегите следом за мной.

Глава 5

На корму накрепко пришвартованного дромона шумно накатывалась волна, а о палубу монотонно барабанила частая дробь мерзопакостного дождя. Но, проснулся не от шума природных стихий, вероятно, это уже укоренившаяся стариковская привычка, спать по пять часов. Между тем, в отражении из зеркала на меня смотрел человек довольно молодой, возрастом слегка за двадцать. Сколько это, слегка? Определить проблематично; может быть, год-два, а может, и все пять-шесть. Это зависело от выражения лица.

Мне местные предлагали перебраться к Парису и Ирисе. У них большой каменный дом, мол, мне там будет лучше, и шума прибоя не слышно, и вдовушку молодую, двоюродную тётку ребят в услужение пришлют, но я отказался. Да, шумно, но мне здесь более комфортно. И даже не это главное, просто, решил изучение древних магических книг в длинный ящик не откладывать, а наличие при этом чужих глаз не устраивало совершенно. Да и в отношении женщин, обитающих по месту дислокации, у меня имелись определённые принципы. Зато от приглашения не оказался Тимон и, я так понял, чувствовал он там себя неплохо. Впрочем, от спермотоксикоза и я не страдал, пару дней тому в Неаполе заключил трёхмесячный контракт на "компаньонские отношения"с миловидной внешне и здоровой внутренне особой, вдовой моряка Кинтией. Такое поведение к категории неприличных не относилось, а считалось нормальной практикой. Просто, женщине нужно было содержать семью.

Все эти дни были плотно загружены разными делами с утра до поздней ночи, но сегодня сделаю выходной. И нет, совершенно не устал, всё дело в том, что сегодня наступил Новый год, праздник, который отмечается местными по-настоящему.

Изначально в древнем Риме началом года считалось1 марта, первый день весны. Гай Юлий Цезарь, золотой бюст которого лежит у меня в сундуке, по рекомендации учёных-астрономов изменил календарь для того, чтобы он совпадал с движением солнца, добавив к 365 дням предыдущего года ещё 80. Последующий день был зафиксирован, как 1 января, который отныне стал началом Нового года. Первый месяц года был назван в честь почитаемого Цезарем Римского бога Двуликого Януса, а первые дни празднеств назывались Календы. Люди украшали жилища, дарили друг другу подарки, а рабам разрешалось веселиться за одним столом с хозяевами. Кстати, в будущем этот календарь станут называть Юлианским.

Императоры тоже любили подарки, но каждый по своему. Например, Юлий Цезарь на Новый год дал свободу рабу, а печально известный Калигула, правивший через сто лет после своего великого коллеги, выходил из дворца на площадь и принимал подарки от подданных. При этом скрупулёзно записывая, кто и чего дал, и сколько.

Странно, в той жизни проснувшись, мгновенно выбирался из постели и начинал заниматься привычными делами. В молодом же теле после сна хочется ещё минут пять "дотянуть" под тёплым одеялом; как говорил тренер Павел Андреевич, когда на сборах заходил по утрам в комнату нас будить: "Это воздействует молодость тела и лень. Лень не от отсутствия энергии, а от избытка". Я его понял, лишь став пенсионером. Вот и сегодня проснувшись, не стал сразу откидывать одеяло, а задержался немного долежать и "дотянуть", поразмышлять о запланированных делах и своих магических изысканиях.

Чудесным образом мне досталась уникальная память. Достаточно было прочесть любой текст, и он у меня оседал в памяти сразу и накрепко, я мог его вспомнить в любое время суток. Но, при изучении магических свитков вышло совсем иначе. Вроде, вижу понятные знаки и символы, которые складываются в понятные слова, но смысл предложений в голове не задерживается и ускользает, а я читал снова и снова, пытаясь заучить, как заклинание. Если бы бабушка меня не предупредила, что труднее всего даётся начало, которое нужно читать и перечитывать много дней, то я бы это дело давно бросил.

Содержание маленькой части свитка, объёмом не более листа формата А4, мне стало понятно лишь на шестой день. Оказалось, что это не текст сплошных заклинаний к неким Стихиям или Высшим силам, чтобы они по моему велению творили какие-то потребства или непотребства. Эти древние свитки были даже не учебником по магии. Это была инструкция Оператора Силы или вернее, Методическая Инструкция по Оперированию Энергией Космоса. Вот как я для себя сформулировал содержание этого могущественного текста, исходя из знаний человека XXI века с двумя верхними образованиями.

На шестой день упорного, многократного чтения одной и той же абстрактной абракадабры, она неожиданно обрела ясный смысл, и мне стало совершенно понятно, что такое внутреннее зрение и как увидеть Сосредоточение собственной Силы. Именно так, с большой буквы. Вызвав внутреннее зрение, как предписывалось Инструкцией, я увидел разноцветный мир и мириады парящих светлых частичек, похожих на манную крупу.

Я отчётливо увидел строение своего тела: все косточки скелета и сухожилья, мозг — головной и спинной, внутренние органы и мышцы, кожный и волосяной покров. Пожелав поближе рассмотреть почку, я "очутился" у неё внутри. А в этот момент в районе солнечного сплетения вспыхнула маленькая искра, размером с маковое зёрнышко, которая эти частички, "манные крупинки", стала притягивать к себе. Теперь я знал, что в результате упорного труда Сосредоточение будет постоянно увеличится в объёме, и когда "маковое зёрнышко" вырастет до размеров вишни, то в моём организме сформируются каналы жизненной энергии. В результате, я смогу начать оперировать собранной Энергией Космоса для потребностей собственного тела, тогда моя выживаемость повысится в разы даже после серьёзных ранений, лишь бы не были поражены голова и сердце.

Не знаю, на много ли мои старания увеличили "маковое зёрнышко" в последующие два дня, но вчера вечером пришло понимание того, что именно постигаю, и к чему должен стремиться. Постигаю, оказывается, правила и порядок контактного и ментального оперирования энергией. Стремиться должен к Сосредоточению собственной Силы, размером с херсонский арбуз, вот тогда-то можно будет вылечить и раненое сердце. А ещё мои ментальные способности позволят двигать камни и влиять на сознание людей, и теперь лишь от меня зависит, будет ли камень щебнем или скалой, и будет ли это всего один человек или тысячи.

Недаром бабушке плохо давалась вторая часть второго свитка, до которого я дойду лишь лет через сто, наверное.

Надо подыматься и идти на промежуточную палубу выполнять комплекс физо, не то вскоре рассветёт, прибежит Ирис и станет звать на завтрак. В этой связи вспомнилось, как мы после набега возвращались домой. Арес в пути рассказывал, кто из молодёжи и как проявил себя в бою, на кого в дальнейшем стоит обратить внимание. Услышав, что меченые Парисом болты вытащили из тел троих врагов, я заинтересовался историей его жизни и сиротства.

Оказывается, отец Париса потомственный моряк; дед и отец его были триерархами, и сам он десять лет подряд отслужил капитаном торгового корабля. Женился на дочери своего помощника, который ранее несколько раз избирался старостой их посёлка, но с семьёй жил в Неаполе. Пару лет назад случилось несчастье и он не вернулся из моря, и это стало причиной последующих неприятностей и несчастий. В их дом заявились какой-то торговец и человек претора (судьи), которые предъявили хирографы (долговые расписки) на значительные суммы, якобы полученные погибшим, и вручили постановление суда о возмещении убытков. Вдова лишь сказала: "Мой муж никогда не брал таких денег, я бы знала" и упала без чувств, а через некоторое время выяснилось, что умерла.