Время мангустов (часть первая)

Адмирал Ямагути отнёсся к потерям своего флота с истинно восточным стоицизмом. Исход сражения был ещё далеко не ясен ­— японские самолёты волна за волной обрушивались на американские корабли, а во всех предыдущих боях такие атаки имели успех. Но времена изменились: удача окончательно отвернулась от самураев. Хотя дело было вовсе не в удаче: качественное и количественное превосходство американцев обеспечило им победу.

Авианосец "Энтерпрайз" — ветеран войны на Тихом океане

Четыреста пятьдесят японских самолётов, атаковавших тремя раздельными волнами, были встречены пятью сотнями "хеллкэтов", пользовавшихся радарным целеуказанием. Радары засекали японские эскадрильи ещё на подлёте, за девяносто миль — у американских истребителей было достаточно времени для перехвата, а полторы сотни А6М-5 не сумели прикрыть торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики. Японский "зеро" был идеальным "танцующим" самолётом для воздушного боя, исход которого решает мастерство пилота, но японские лётчики-асы, ощущавшие истребитель продолжением своего тела,* полегли в боях у Мидуэя, на Гавайях и в юго-западной части Тихого океана. А в групповом бою "стенка на стенку" лёгкие японские истребители проигрывали американским "адским котам", более живучим и лучше вооружённым. Японские лётчики сорок четвёртого года заметно уступали пилотам янки по лётной и боевой подготовке, но даже асы сорок второго года, принёсшие славу империи Ямато, не выиграли бы бой один против десяти.

________________________________________________________________________________

* "Зеро" для меня как меч для самурая, — говорил японский ас Хироёси Нисидзава, прозванный "Рабаульским дьяволом", — я чувствую его как свою ладонь, наносящую удар каратэ".

Потери атакующих были огромными. Из ста пятидесяти пикировщиков "джуди" было сбито сто тридцать, из ста пятидесяти торпедоносцев — сто сорок, из ста пятидесяти "зеро" погибло более ста, тогда как американцы потеряли всего около сорока машин, и почти все их пилоты были заботливо выловлены из воды. Все атаки японцев оказались безрезультатными — вернее, почти все: один самурай всё-таки добился успеха.

Часть "зеро" использовалась в бомбардировочном варианте — они несли 250-кг бомбу, — и лейтенант Императорского флота Сунсуке Томиясу, продемонстрировав превосходную технику пилотирования, прорвался и, применив "специальную тактику",* вогнал свой "зеро" в носовой самолётоподъёмник авианосца "Энтерпрайз", самого заслуженного корабля флота Соединённых Штатов Америки. Одна 250-кг бомба — это вроде бы и немного ("Биг Е" не раз выдерживал более мощные удары), но пожар и серия взрывов превратили авианосец в груду искорёженного железа, чудом державшуюся на плаву. "Энтерпрайз" дотащили до Западного побережья, но его ремонт был признан нецелесообразным — проще, быстрее и дешевле было построить новый корабль. И ветерана списали на металлолом.**

________________________________________________________________________________

* Речь идёт о тактике "камикадзе".

** В нашей Реальности атака лейтенанта Томиясу, состоявшаяся 14 мая 1945 года, признана самой результативной атакой лётчика-камикадзе: в результате этой атаки "Энтерпрайз" был полностью выведен из строя и повреждён до состояния "восстановлению не подлежит".

Атака "Энтерпрайза" лейтенантом Томиясу

Истратив всю свою палубную авиацию, потеряв два авианосца и не добившись ожидаемого успеха, Ямагути вечером 19 декабря отдал приказ отходить к берегам Японии. Командующий Объединённым флотом замкнулся в себе, и офицеры штаба боялись задавать ему вопросы.

US Navy бросился в погоню. "Вы перестреляли птиц, — передал Хэлси вице-адмиралу Митчеру, командующему авианосным соединением, — теперь сожгите гнёзда. Вперёд!". Оба флота всю ночь шли на север, а на следующий день, 20 декабря, разведывательные самолёты Митчера обнаружили японские корабли. Расстояние до них было большим, сокращалось оно очень медленно, и командующий 58-м оперативным соединением, опасаясь с наступлением ночи упустить противника, приказал атаковать японцев с предельной дистанции. Самолёты ударной волны должны были возвратиться уже в темноте, и поэтому Митчер не поднял все свои самолёты. Для атаки японского мобильного флота было отобрано ограниченное число самых опытных лётчиков, и это, вероятно, спасло японцев от полного разгрома.

На палубе авианосца "Банкер Хилл" перед вылетом

Сто двадцать пикирующих бомбардировщиков, шестьдесят пять торпедоносцев и сто пятьдесят истребителей атаковали японский флот около 18.00, и уцелевшие "зеро" не смогли их остановить. "Дзуйкаку" получил прямое попадание бомбы позади мостика, и шесть бомб разорвались вблизи корабля; в "Цукуба" попали две бомбы, не причинившие бывшему "Индомитеблу" заметного вреда; легкий авианосец "Тиёда" получил прямое попадание в кормовую часть полетной палубы; "Рюхо" получил незначительные повреждения от близких разрывов; две бомбы, попавшие в "Титосэ", повредили полётную палубу и затруднили взлёт и посадку самолётов. Авианосец "Хиё" подвергся комбинированной бомбовой и торпедной атаке; попавшая в него торпеда вывела из строя рулевое управление. В дрейфующий корабль попала ещё одна торпеда, вспыхнул большой пожар, и в 19.30 авианосец затонул.

Для "Хирю" тоже пробил час судьбы. Авианосцу-ветерану досталось две торпеды и четыре тысячефунтовые бомбы; пожар быстро вышел из-под контроля и распространился на все палубы, и уже в сумерках горящий авианосец был добит торпедами эсминцев охранения. Адмирал Тамон Ямагути отказался покинуть обречённый корабль и погиб вместе с ним. "Я проиграл битву, — заявил он своим штабным офицерам, пытавшимся уговорить его спастись, — и не вижу смысла жить дальше".

...Жёлтый дракон извивался и шипел под натиском орла. Удары мощного орлиного клюва раз за разом взламывали драконью чешую, и огненная драконья кровь превращалась в потоки горящего напалма, лившегося на японские города из чрева "летающих крепостей", взлетавших с Марианских островов.

И не было силы, способной погасить этот огонь...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ПРОКЛЯТЬЕ ДУХОВ СИНТО

А на самом деле всё было не так, как в действительности...

Просторная бетонная коробка ангара-склада обладала отменной акустикой. Любые шумы, даже самые незначительные — покашливание, шорох одежды, скрип стульев, — здесь были слышны отчётливо и неестественно громко. Однако сейчас, несмотря на присутствие нескольких десятков людей, в ангаре царила полная тишина — напряжённая тишина, которая обычно сопутствует началу очень важных событий.

Почти все присутствующие принадлежали к высшим военным кругам Империи — они решали судьбы миллионов солдат, сражавшихся с неумолимо наступавшим противником. В первую очередь от этих генералов и адмиралов — и, конечно, от воли Императора — зависела жизнь и смерть их соотечественников, одетых в военную форму (и неодетых в таковую тоже). И только трое из собравшихся в ангаре не были представителями почитаемой в стране военной касты.

Высшие военачальники сидели полукругом на невысоких складных стульчиках, а за их спинами стояли молчаливые офицеры Императорского Генерального штаба. В центре полукруга возвышалась странная конструкция, напоминавшая своим подвижным раструбом шумопеленгаторную установку, смонтированную на стандартной корабельной 127-мм орудийной башне. К стальному боку башни приткнулись передвижной дизель-генератор и опутанная проводами контрольная панель с приборами. Гирлянда кабелей тянулась от генератора к загадочной установке и исчезала в её сером бронированном чреве.

А возле установки непонятного назначения стоял человек в штатском, из-за которого цвет генералитета и почтил своим присутствием этот ангар. Во внешности этого человека не было ничего необычного (за исключением ранней седины), но главным действующим лицом предстоящего спектакля являлся именно он — двое других штатских, замерших у генератора, были всего лишь его помощниками, ожидавшими распоряжений.

— Начнём? — полуутвердительно-полувопросительно сказал человек в центре, бросив быстрый взгляд на военных.

— Подождите, Миязака-сан. Может быть, вам всё-таки не стоит делать это самому? Вы слишком ценны, а любой из офицеров почтёт за честь...

Начальник Генштаба Умэдзу Ёсидзиро, произнёсший эти слова, был звездой первой величины в созвездии генералов, но Миязака только досадливо поморщился.

— Я самурай и сын самурая, а не только учёный! И теперь, когда решается вопрос о жизни и смерти моей страны, я должен поступать так, как повелевает мне моя честь! А кроме того, я абсолютно уверен в успехе и хочу передать эту мою уверенность всем вам! — и, не дожидаясь реакции на свою высокопарную тираду, он повернулся к помощникам и махнул рукой. Все движения Миязаки были стремительными, как будто учёный очень торопился и очень боялся опоздать.

Затарахтел запущенный дизель. Один из помощников учёного вынес канистру и со щелчком откинул крышечку на её горловине. Наклонив канистру, он наполнил небольшое блюдце и передал его Миязаке. Учёный поставил блюдце на столик перед полукругом сидевших военных — так, чтобы всем было хорошо видно, — и чиркнул спичкой. Вспыхнуло пламя — в блюдце горел высокооктановый бензин.

В бормотание генератора вошёл новый звук — басовитое гудение, словно заработал мощный трансформатор или соленоид. Башня мягко повернулась вокруг своей оси, и конический раструб, занимавший место спаренных пушечных стволов, качнулся вверх-вниз.

Учёный подошёл к панели управления, взглянул на приборы, удовлетворённо кивнул и что-то тихо сказал ассистентам. Потом он вернулся к столику, стоявшему в метрах десяти от башни с раструбом. Повинуясь жесту Миязаки, его помощники подняли канистру с пола и перевернули её прямо над головой учёного.

Бензин хлынул водопадом, мигом окатив Миязаку от макушки до пят. Резкий запах не оставлял места сомнениям — в канистре был именно бензин. А самурай повернулся лицом к башне и развёл руки в стороны, словно в молитвенном экстазе. Раструб с тихим жужжанием пополз вниз и замер в горизонтальном положении, нацелившись прямо в грудь Миязаки. Послышалось несколько коротких щелчков, и гудение изменило свой тон — оно стало каким-то насыщенным.

Постояв перед раструбом несколько мгновений, учёный взял со столика коробок, снова чиркнул спичкой и поднёс бледный огонёк к своей насквозь промоченной бензином одежде.

И ничего не случилось. Спичка с шипением погасла, едва коснувшись мокрой ткани.

Когда демонстрация закончилась, один из генералов спросил учёного:

— Вы собираетесь при помощи этого тушить пожары после бомбёжек?

— Нет, — ответил тот. — Я собираюсь действовать куда эффективнее. Устранять нужно не следствие, а причину. Прошу извинить, но мне надо вымыться и переодеться.

Аппаратуру уже выключили, и поэтому очень хорошо было слышно, как щёлкают по бетонному полу ангара капли бензина, стекавшие с одежды экспериментатора-самурая.

* * *

— Но это же авантюра! — адмирал Озава заметно нервничал. — Ставить на карту судьбу всей Империи, надеясь на какого-то фокусника! — он бросил сердитый взгляд на профессора Миязаку. — Его теория не проверена, и опытов проведено совершенно недостаточно! Что будет с нашим флотом, если ничего не выйдет?

— А у вас есть другое предложение, Озава-сан? — меланхолично спросил адмирал Соэму Тоёда, командующий Объединённым флотом. — Во всяком случае, это не большая авантюра, чем план "Сё-1", корпус "камикадзе" или человекоторпеды "кайтен". "Миязаки" просты в изготовлении, и мы успеем установить их на всех линкорах и тяжёлых крейсерах до начала решительного сражения. А флот, — главнокомандующий тяжело вздохнул, — флот так и так обречён: зенитки малоэффективны против массированных воздушных атак, а наша авиация обескровлена. Ваши авианосцы, адмирал, пойдут в бой с пустыми ангарными палубами — на всех четырёх кораблях наберётся чуть больше сотни самолётов. Надо уметь смотреть правде в глаза — мы проигрываем войну.

— С падением Филиппин мы её фактически проиграем, — буркнул Озава.

— Совершенно верно. Поэтому нет никакого смысла беречь наш флот и дальше — он останется без топлива и превратится в большую неподвижную мишень, стоящую на якорях в базах метрополии. А вы что скажете?

Вопрос командующего Объединённым флотом был обращён к Миязаке, сидевшему с бесстрастным лицом, и все высшие офицеры, присутствовавшие на совещании, посмотрели на учёного: что он на это ответит?

— Истинный самурай, — медленно проговорил Миязака, — всегда готов к смерти. Если я ошибся в расчётах, я умру первым — сделаю себе харакири прямо на мостике флагманского корабля. Но истинный самурай стремится к победе — я верю в успех.

* * *

Корабли адмирала Куриты шли к Филиппинам. Ветер облизывал огромные стволы орудий главного калибра и свистел в надстройках, волны били в бронированные борта и отступали под напором мощи, скрытой в грузных корпусах рукотворных морских чудовищ. В план сражения внесли изменения — решено было не выделять из состава диверсионного соединения отвлекающий отряд Нисимуры, все мощные надводные корабли были собраны в кулак. Шесть линейных кораблей и двенадцать тяжёлых крейсеров с лёгкими крейсерами и эсминцами охранения двигались на северо-восток — Объединённый флот Империи шёл навстречу славе или гибели. Второе казалось более вероятным — на спешно установленные на палубах таинственные "миязаки" мало кто надеялся.

Объединённый флот Империи шёл навстречу славе или гибели...

Учёный-самурай стоял на мостике флагманского линкора "Мусаси". Профессор был совершенно спокоен — или просто хорошо умел держать себя в руках. А вот находившийся тут же Курита выглядел неважно. Пожилой адмирал ещё не совсем оправился от лихорадки денге, и к тому же ему не нравился "Мусаси" — адмирал предпочитал суперлинкору свой привычный крейсер "Атаго".

— Входим в опасный район. По данным разведки, здесь действует много американских субмарин, — доложил командир линкора.

— Завесу, — коротко бросил Миязака, словно он, а не Курита имел право отдавать здесь приказы. Однако адмирал не стал возражать, а лишь подтверждающе кивнул.

Стволы-раструбы "миязак" зашевелились, нацеливаясь в раскрашенные белой пеной волны. Учёный по-прежнему оставался абсолютно спокоен.

* * *

— Что за чертовщина... — раздражённо пробормотал командир подводной лодки "Дартер", отрываясь от перископа. — Десять торпед, всего с тысячи ярдов — и все мимо! Не мог я так ошибиться... Не два, так хотя бы один крейсер джапсов должно было зацепить! Опять отказы, как в сорок втором? Непонятно... Надеюсь, парням с "Дейс" повезёт больше.

Но "Дейс" добилась не большего успеха. Ни одна из четырёх торпед, выпущенных ею по тяжёлому крейсеру "Майя", в цель не попала, хотя прицел был взят верный. Акустик-виртуоз на "Дейс" (подводники шутили, что он может различить жужжание одного москита в целой стае) доложил, что шум винтов торпед исчез вскоре после залпа. Странно — не могли же все четыре торпеды отказать одновременно!