Лето выбора

Любит по-настоящему!

Любит!!!

М-да...

А может, и правда того? Выйти замуж за Тигра?

Он точно всю эту помойку разгрести сможет. Рано или поздно, так или иначе...м-да! Точно — спать! А то так и до Пламенного додумаешься!

* * *

Как говорят мудрые люди, с похмелья жить тяжко. И страшно тоже. А Митя поил тора Вэлрайо долго и упорно. Как его еще-то было везти? Только водка, водка и еще раз водка! Самое надежное средство от множества проблем. В результате, тор, что называется, лыка не вязал. Вообще не соображал, где он находится и кто он такой. До белой горячки Митя его не довел, понимал опасность ситуации. Пользовался где водкой, где снотворным. Последние пару дней так исключительно снотворным.

А тут...

Приходишь ты в себя.

И не в приличном месте, не в хорошей компании, даже не в своей постели... ладно! Даже не на коврике перед порогом!

Ты приходишь в себя в камере. Там же корчишься, блюешь и всячески чистишь организм, благо, воду тебе дают в неограниченном количестве. И больше ничего.

Ни пищи, ни света, ни информации... сиди — и думай о своем плохом поведении. Хотя доктор его осмотрел, пока тор был без сознания, и сказал, что загнуться тот не должен. Посоветовал порошки и отбыл.

А с утра Валежный и порадовался. И пообщаться с тором решил.

В результате обычную камеру поменяли на пыточную. И тору это очень не понравилось. А уж когда он увидел присутствующих...

— ВЫ!?

— Рада вас видеть, тор Вэлрайо, — вот здесь и сейчас роль злого следователя отдали Яне. Она очень просила. — Как вы себя чувствуете? Не болит ли у вас головка?

Тор злобно посмотрел на Яну.

— Я буду...

— Жаловаться? Сколько угодно, — ухмыльнулась Яна. — Дать вам заранее перо и бумагу?

— Зачем?

— Ну как — зачем? Напишете жалобу, письмо ее величеству Элоизе, опять же, завещание.

— Завещание?

Яна встала, потянулась и медленно подошла к Вэлрайо.

— Ты, мразь, думаешь, я с тобой шутки шутить буду? Размечтался! Ты и твоя коронованная сука подписали приговор моей семье. Поэтому о твоей жизни речь не идет. В принципе. О чем ты можешь торговаться, так это о легкой смерти. Чтобы глаза на ниточках не висели, чтобы ушей и яиц четное число было, чтобы никто с тебя шкуру полосочками не драл, во все отверстия не имел, в зад фитиль не засовывал и не поджигал... тут у нас много чего интересного имеется. И люди есть. Умелые, надежные. Сунем тебе кляп в рот, да и пусть развлекаются. Месяц тебе точно сдохнуть не дадут, обещаю. А повезет — и полгода проживешь!

Карие глаза горели диким яростным огнем. Лицо было таким... страшно стало даже Мите, который понимал, что ломать лионессца надо жестко и об колено. Чтобы потом не выправился. Чтобы лгать не начал. Но здесь и сейчас Яна не была собой.

Здесь и сейчас... не за себя она требовала ответа! Не для себя.

За Анну!

За несчастных девчонок, которых расстреливали в Зараево! За всех, кто проливает свою кровь... содрать шкуру с этой мрази?

Да она лично ее полосами драть будет! Медленно....

Со вкусом!

И...

Митя так и не понял, в какой момент что произошло. Но вдруг стены пыточной начали быстро-быстро покрываться белым инеем. Словно его центром была... Анна?!

И повеяло такой жутью...

Шпион, диверсант и убийца затравленно оглянулся. Вот подыхал в канаве — и то так страшно не было.

Поежился Валежный, сделал шаг к двери Изюмский.

Палача и секретаря пока не допустили, их это не коснулось.

А вот Вэлрайо...

Он глотнул полной дозой. И... под тором расплывалась зловонная лужа.

— НЕЕЕЕЕЕЕТ!!!

Визжал он, как поросенок.

Яна улыбнулась ему прямо в лицо — и отстранилась. Поняла, что доводки не требуется.

— Ты у меня о смерти молить будешь, как о милости. Понял?

И вышла.

Глухо стукнула дверь. Медленно таял на стенах иней, подтверждая, что никому ничего не привиделось.

Первым, как и следовало ожидать, взял себя в руки Валежный.

— Тор Вэлрайо...

Молчание и стук зубов.

Пришлось подойти, аккуратно взять клиента за шкирку и перетащить подальше от лужи. Чтобы сапоги не испачкать. И тряхануть как следует.

А потом и пару оплеух отвесить.

Старинное народное средство подействовало. В глазах тора появилась искра разума. Небольшая, но отчетливая.

— Н-нет...

— Не приглашать больше ее величество? — мягонько так уточнил Валежный.

— НЕ НАДО!!! НЕ ОТДАВАЙТЕ МЕНЯ ЕЙ!!!

Валежный улыбнулся.

Почти так же очаровательно, как и Яна.

— Тогда, я полагаю, ты понимаешь, что от тебя требуется.

— Д-да, к-конечн-но...

— Испражняться будешь до донышка, сволочь. И попробуй только, соври. Императрица нервничает, понял...

Понял.

А казалось, что уже опорожнился.

Валежный сделал шаг в сторону. М-да... запасы дерьма в лионессцах безграничны. Воистину.

— Я все скажу!

— Вот и чудесно. Я сейчас распоряжусь — и будешь писать. Обо всем напишешь, шкура.

Тор Вэлрайо не возражал.

Напишет, подпишет... да хоть бы что. Только вот ЭТОГО больше не надо! Пожалуйста!!!

Того, что посмотрело на него из глубины карих глаз императрицы. Не надо, пожалуйста...

Мужчины переглянулись — и вышли. Об инее на стенах они дружно промолчали. А что тор Вэлрайо поседел за эти минуты... ну так не сдох же? Нет, не сдох, даже инфаркта паршивого и то не случилось.

Вот и замечательно.

* * *

— Ишь ты! Как наша анператрица умеет! — рассказывал вечером в трактире палач. — Споймали, значит, лионесского шпиена, ну и ко мне его. Я уж думал, крутить придется, али там огоньком, а она зашла... вот не соврать — на пару минут! Потом выходит из пыточной, как глянула, меня аж морозом по коже продрало. И ушла. А через пару минут меня зовут. Захожу, а там шпиен энтот, только седой, как лунь, трясется весь и обделался! Чего уж ему анператрица пообещала, не знаю, но боится он ее, хуже огня. И пишет, и пишет... даже спать боится!

— Пару минут, говоришь?

— Ага!

Присутствующие задумались. Но каких-то гениальных идей не родили — с чего бы? Чем так можно напугать изворотливую хитрую гадину за пару минут? Да еще без использования подручных средств?

Идей было много.

Но верных среди них не было ни одной. Да и ни к чему...

Где-то в безвременье.

Хелла поглядела в ледяное зеркало. Довольно улыбнулась.

Ее сила росла.

С каждой каплей пролитой крови, с каждой покинувшей мир Русины душой, с каждой минутой...

Она правильно поступила. Теперь, когда ее девочку признали официально, война ведется под ее знаменем. И все души — ее законная добыча. Это радует.

Вот, и сегодня она смогла сделать то, чего уже давно была лишена. Посмотреть на мир глазами своей смертной жрицы. Посмотреть...

Ненадолго, но почувствовать жизнь.

А для чего еще богам аватары? Безвременье... оно такое холодное. Такое пустое...

Хелла рискнула на последних крохах силы, и не прогадала. И сегодня с удовольствием облизывалась на душонку тора Вэлрайо. Тоже пакость отъявленная, приятно будет такую скушать.

Сегодня она поставила на него свою печать. А после смерти...

Богиня облизнулась в предвкушении удовольствия. Жаль, что у ее девочек осталось так мало времени. Но есть вещи, над которыми не властна и она.

Очень, очень жаль...

Глава 7

Настолько светились

Плоды во плоти,

Русина, Звенигород.

Письмо от Никона жом Пламенный прочитал внимательно. И порадовался за себя.

А что?

Кто умничка?

Он умничка! Мог бы расстрелять жома... то есть бывшего тора Мишеля Воронова, а он его помиловал! И сидит тор Мишель под замком, и поет грустные песни, может, даже стихи сочиняет...

Кто его знает?

Надо бы с ним срочно побеседовать. Был ли у Анны муж, и если да — то КАК!? Чтобы скрыть такое, надо не великой княжной быть, а матерым шпионом! Так что жом Пламенный позвал с собой охрану из особо доверенных (между нами — попросту глухих) и приказал себя сопровождать.

Тор Мишель радостным не выглядел. Наоборот — опустившимся.

Осунувшийся, небритый, нечесаный, хотя держали его не так, чтоб в жутких условиях. В камере и кровать была, и помойное ведро, и даже таз для умывания с кувшином. Следили, конечно, ну так ты умывайся спокойно, а не громи камеру!

При виде Пламенного заключенный никакой радости не изъявил. Даже наоборот, разозлился непонятно на что.

— Подонок!

— Я? — искренне удивился Палменный. — Жом Мишель, вы что-то путаете. Я вам ничего не обещал, да и родного отца не убивал ради престола.

Мишель сверкнул глазами.

— Ты... ты...

— Безусловно, я, — изменил тон Пламенный. — У вас есть выбор, тор. Или вы сейчас рассказываете мне всю правду, или — вы мне все равно рассказываете всю правду. Но зубов, ногтей и части шкуры у вас не будет.

Мишель сверкнул глазами еще раз — и сдался. Мгновенно. Слякоть человечишка.

— О чем?

— О любовниках вашей кузины Анны, — не стал сразу баловать заключенного истиной Пламенный.

Мишель расхохотался.

Громко, издевательски, насмешливо.

— О ком!?

— О любовниках великой княжны Анны.

Мишель едва пальцем у виска не повертел. Не знал он просто этого жеста. В Русине обводили ладонью вокруг головы, указывая на сумасшествие... но это простонародье, быдло. А торы так не делают.

Воспитание.

— Вы, любезнейший, — даже слегка снисходительно заговорил жом Мишель, — не представляете, кто такая Аделина Шеллес-Альдеснкая. Своих дочерей она охраняла так, что девочки были обречены на вечную девственность.

Жом Пламенный качнул головой.

У него была другая информация. Но бить дурака он пока не приказывал.

— И все же, тор Мишель, у меня есть сведения, что как минимум одна ваша кузина имела любовника. Попробуйте припомнить.

— Анна? — задумался Мишель.

— Да.

Задумался тор честно. Вернулся мыслями в те золотые денечки, когда все были живы. И отец учил его выездке, и Петер улыбался и подшучивал, и... оказывается, это и было счастье?

Они просто этого не осознавали. Не понимали.

Как же глупы они были...

Анну он практически не помнил. Так... нечто бледное, болезненное...

— У Анны вечно болели легкие. Или почки... не помню, что у нее болело, но большую часть времени она проводила где-то на взморье. Доктора рекомендовали.

— То есть — не вместе со всеми? — уточнил Пламенный, понимая, что любовник, кажется, был. Но не этому самоуверенному болвану ловить таких, как Анна.

— Ну... да. И что?

— И в это время она не могла завести любовника?

— Она же болела. И лечилась, — даже слегка недоуменно пожал плечами Мишель.

Жом Пламенный едва не застонал. Ой, дурак!

— Так... вы примерно помните, когда и сколько она болела?

Жом Мишель пожал плечами.

— Зачем?

Стонать жом Пламенный передумал. И следующие два часа методично вытягивал из Мишеля ценные сведения.

Кто, где, когда...

Да, и про Алексеева — тоже.

Выходило-то интересно. Что Анна могла и любовника завести. И даже ребенка от него прижить. Аделина, как и все авторитарные и самоуверенные люди, даже мысли не допускала, что кто-то может оказаться умнее. Такого просто не могло быть.

Вот Анна и воспользовалась.

По срокам все могло быть правдой. А доказательства? Да где ж их теперь возьмешь?

Пламенный оставил пленника предаваться воспоминаниям, а сам отправился отписывать Никону.

Он согласен на сотрудничество.

И на дружбу согласен. И на оплату...

Сколько этот выжига хочет за пленника!? С ума сойти!

Власть он отрицает, а вот деньги ему нужны! А как насчет поработать за идею?

Во имя великой и благородной цели?

Э-эх... вот так всегда! Слова красивые, а дела не дождешься!

Жом Пламенный запечатал письмо, приказал отправить его и вызвал к себе жома Огненного.

* * *

— Похоже, у нас проблемы.

Когда эти слова произносил Ураган, к ним стоило прислушаться. Жом Тигр отставил в сторону чернильницу, и посмотрел на... да, на родственника. Почти.

Если состоятся формальности, родственниками они и будут.

— Какие?

— Пламенный вот уже шестой раз вызывает к себе Огненного.

Жом Тигр задумался.

— Зачем бы?

— Вот и мне интересно. Ты его сам знаешь...

Тигр знал.

Если Ураган был рыцарем Освобождения, то Огненный был фанатиком в самом худшем их проявлении. Упертым, уверенным в своей непогрешимости, неудержимым в достижении целей и не выбирающим средства.

Как-то от Яны жом Тигр услышал интересную фразу.

Пусть рухнет мир, но торжествует справедливость.*

*— сказал сию фразу император (1558-1564) Священной Римской империи германской нации Фердинанд I. Насчет идиотизма — кто ж его знает? Мог и по голове получить. ДО формулировки. Прим. авт.

И фраза-то идиотская, и сказал ее идиот... и к жому Огненному она подходила, словно родная. Это было именно про него.

— Что они могут придумать — вместе?

— Не знаю. Но точно ничего хорошего.

Жом Тигр задумался.

— Попробуй за ним проследить?

— Уже.

— И?

— Ничего.

Жом Тигр задумался. Или Пламенный и Огненный уже все сделали. Или...

— Слежку надо продолжать.

— Поучи еще.

Мужчины переглянулись.

Отдаст ли Пламенный власть добровольно? Нет.

Понимает ли он, что ее теряет? Безусловно. О, Пламенный кто угодно, но не дурак. Сволочь, мерзавец, хищная склизкая гадина, но не дурак.

И что он может предпринять?

Мужчинам этого даже знать не хотелось. Вот не понравится им результат, стопроцентно не понравится. Но — надо. По умолчанию, они не говорили ни о чем, кроме работы. Но два имени незримо витали в комнате.

Ида.

Яна.

Ради них?

Не стоит обманывать себя. Ради них. Ради власти. Ради Русины — слишком много побудительных мотивов, чтобы выделить один, главный. Что важнее в торте? Коржи? Крем? Пропитка?

Все и сразу. Исключи хоть один компонент — и получится у тебя несъедобная пакость вместо вкусного тортика. Вот и здесь то же самое. Исключи хоть один мотив — и все уже не то, не так, неправильно...

И отказываться от своего куска торта ни один из заговорщиков не собирался.

Анна, Россия.

— Аня, мне надо с тобой посоветоваться.

Анна притянула Киру к себе поближе, взъерошила ей волосы.

— Что случилось, детка?

Она видела, что вот уже третий день Кира не в порядке. Что-то тяготит девочку, гложет, мучает... только вот — что?

Ладно, сама расскажет.

Так и вышло.

— Аня, у меня серьезные проблемы.

Серьезной могла быть абсолютно любая проблема. Так что Анна ждала молча. Сначала послушаем, потом решим, что и как.

— Ты помнишь, я пошла на день рождения к подруге?

— Олеся? Да, помню...

— В общем, у ее матери пропала брошь. А меня подозревают.

Анна насторожилась. Такие вещи не прощаются, она это понимала.

Воровать у своих? Это не просто фу, это считай, полное разрушение репутации.

— Подробности?

— Да какие подробности? Мы с Леськой поссорились из-за Витюши, ей он нравился, ну и когда его отправили, она тосковала. Грустила, на меня наехала, потом помирилась.