Цугцванг для Мастерграда

— О, капитан, слухи о русском морозе сильно преувеличены, поверьте человеку, два года прожившему в Петрограде. Климат там немногим отличается от Силезского... Скажем пятьдесят фунтов, вас устроит?

— Сколько? — крикнул в почти искреннем гневе капитан, наклоняясь массивным телом над Вильчеком, — пятьдесят фунтов за всех? Сударь вы смеетесь над нами, разрази меня гром! Это стоимость плохого раба, а не целого русского графа с дочкой, — он внезапно успокоился и выжидательно посмотрел исподлобья из-под густых бровей на юношу, — Ну скажем две тысячи фунтов. Это достойная цена за жизнь и свободу господина графа и его жены. Меньшую цену предлагать было бы для них просто оскорблением!

— Капитан, побойтесь Господа, — Вильчек скептически улыбнулся — на него крик и показной гнев папаши Штертебекера не произвел ни малейшего впечатления, — вы можете назначить и двадцать тысяч фунтов, но таких сумм у меня нет, так же, как и двух тысяч. Назначайте реальную цену. Ведь пароходофрегаты разозленных русских на хвосте нам не к чему?

Азартный торг продолжался минут двадцать пока не пришли к компромиссу, удовлетворившему обоих. Дома, на острове Нью-Провиденс, Вильчек выплатит в пиратскую казну сто фунтов — ровно половину того, что удалось скопить. Но он не жалел о деньгах.

Высокие договаривающиеся стороны расстались вполне довольные друг другом и сделкой, а граф Шувалов с дочкой и слуги остались в своих каютах на положении то ли почетных гостей, то ли заложников.

Ранним утром десятого дня пути Вильчек, сопровождавший Александру Шувалову на утреннем променаде, распахнул ведущий на палубу люк и замер — его ослепил солнечный свет. Некоторое время он напряженно моргал, держась за перила, и, прикрыв глаза ладонью. Когда глаза немного привыкли к свету, разлепил веки. Вокруг — искрящаяся сине-зеленая гладь океана, с висящими над ней белыми галочками птиц, а вдали, за невысокой стеной борта, сквозь редкую сетку снастей он увидел зеленый берег острова Нью-Провиденс — он то уходил чуть вниз, то поднимался вверх. 'Звезда морей', была почти дома, в пиратской республике, где не действовали законы Британии, которой остров формально принадлежал. Зато был свой 'губернатор' и действовал 'пиратский кодекс', а большинство населения составляли пираты.

В тот же вечер большинство экипажа отправилось в город Нассау, расслабиться на берегу после похода и спустить заработанные фунты в трактирах и на непотребных девок.

Утро следующего дня началось для населения острова с неподдельного удивления. Посреди бухты Нассау покачивалась опасная даже на вид громада ощетинившегося стволами орудий стального корабля с надписью по борту кириллицей: 'Маршал Жуков'. Немного дальше поднимались в небо огромные мачты с паутиной снастей, покачивались на волне корпуса пароходофрегатов и трехмачтовых парусных судов — клипперов. С палуб грозно смотрели в сторону Нассау орудия. Излишне говорить, что на кораблях гордо развевались бело-сине-красные флаги с золотым двуглавым орлом — русские императорские или желто-коричневые — Мастерграда.

С транспортов высадился десант гвардейских бригад и вскоре почти бескровно (несколько идиотов, попытавшихся оказать сопротивление, погибли) город оказался во власти русских.

В тот же день граф Шувалов с дочерью, после бурного, со слезами и взаимными клятвами в верности до гроба, прощания, уехали на русский крейсер. Разумеется ни о каком выкупе не могло быть и речи.

Главный русский начальник — генерал Петелин — о нем Генрих, за время учебы в Петрограде был немало наслышан, объявил, что отныне пиратский промысел воспрещается под страхом немедленной смерти, но пиратам будет сделано несколько предложений, которые, их безусловно заинтересуют.

На следующий день, утром, Петелин начал рабочий день, как обычно с просмотра документов в своем кабинете.

Он уже заканчивал, когда пронзительно зазвонил телефон, заставив недовольно поморщится.

— Слушаю, — нажал кнопку включения на телефоне с дисковым набором.

Выслушав вахтенного офицера, ненадолго задумался.

— Как вы говорите его зовут?

— Хорошо, — кивнул и закрыл наполовину разобранную папку, — я приму, проводите его ко мне.

Генрих Вильчек, когда-то блестящий выходец из аристократического силезского славянского рода, когда-то блестящий кавалер, о котором украдкой вздыхала половина петроградских девиц а ныне беглец и пиратский шкипер постучался в дверь, и услышав негромкое:

— Войдите.

Вильчек, безукоризненно одетый и, как всегда, подтянутый, твердой поступью переступил порог. На нем были мастерградские штаны и черная рубашка, скромно вышитая серебром. На груди сверкал значок московского университета. И только лицо, покрытое красноватым загаром указывало на его грехопадение.

Рассветное солнце заглядывало в кабинет через выходившие на кормовую часть палубы большие иллюминаторы, расцвечивая яркими бликами темно-каштановые доски паркета. Между иллюминаторами сплошь глухие шкафы, открытые полки с ровными рядами папок и книг, словно в библиотеке. В центре располагался старомодный письменный стол с несколькими телефонами и слоноподобным кожаным креслом, за которым склонил голову над бумагами хозяин кабинета. А за его спиной закрытая дверь. Спальня — понял Генрих.

Русский генерал поднял голову. Вид у него был уставший; бледное лицо с пожелтевшими выдающимися скулами, словно у человека, который совсем недавно тяжело болел. Волчий взгляд видевшего смерть и убивавшего человека проницательных, словно у молодого, глаз.

— Здравия желаю, господин генерал, — по-мастерградски слегка склонив голову и показав густую гриву тщательно промытых русых волос, произнес Генрих с легким акцентом и не без волнения. Слишком большие надежды он возлагал на визит, — позвольте представиться: Генрих Вильгельм Вильчек, силезский дворянин, обучался на морском факультете московского университета.

Петелин оперся локтем о стол и некоторое время смотрел испытывающим взглядом на молодого человека, заставив смутится.

— Хорошо говорите по-русски, господин Вильчек, — он откашлялся в платок, — Извините. Вы пришли ко мне, стало быть знаете кто я и представляться не буду. Присаживайтесь, вы не мой подчиненный, чтобы стоять перед мной, — произнес не без некоторой сухости и кивнул на приставной стул перед столом.

Молодой человек изящно склонил голову и уселся, а Петелин, сложил пальцы в замок и расположил их посреди бумаг.

— Итак, что вас привело ко мне, господин Вильчек, только кратко, мое время дорого — произнес после некоторого молчания.

— Господин генерал, я даже не знаю с чего начать, — я...

— Я в курсе превратностей вашей жизни — граф Шувалов меня с ними познакомил, так же как рассказал о вашей услуге ему, его дочери и государю императору, так что оставим это. Чтобы бы вы хотели себе в награду?

Вильчек, заметил тонкую улыбку, скользнувшую по губам мастерградца.

Он уже было открыл рот, как услышал шум за дверью спальни и голос, несомненно женский, показавшийся ему знакомым. А откуда на военном корабле женщина? Разве что графиня Шувалова? Она? И в спальне генерала? Да может ли такое быть? Да он забыл графиню, почти забыл. Что ей бедный изгнанник? Но когда они встретились при столь драматических обстоятельствах, чувства вновь вспыхнули как раздутые из-под золы угли.

У Вильчека потемнело в глазах. Он вспомнил данные ему клятвы за время путешествия на 'Звезде морей', неужели она перепрыгнула в постель генерала? Насмеялась над доверием и чувствами? В груди потянуло холодом. Острое и щемящее чувство жалости к самому себе едва не заставило вскочить.

Спокойно Генрих, спокойно, не факт, что там графиня! Лицо его превратилось в маску, но генерал, казалось, не обратил на это внимания.

— Я хотел бы не награду а шанс начать новую жизнь. Поступить на службу в российскую армию, — произнес хриплым от волнения голосом Вильчек а сам лихорадочно прислушивался. Но из-под двери больше не раздавалось ни звука, — С собой я могу привести не менее пяти обстрелянных и проверенных человек.

Он посмотрел в глаза генералу, но тот глядел все так же твердо и спокойно. Ну не может так вести себя человек, вот только что соблазнивший чужую невесту. Или он сам дьявол! Генрихом овладели сомнения.

— Пять, это хорошо, но мало, господин Вильчек, для вашего происхождения и образования. Послушайте, что бы вы сказали о патенте временного лейтенанта в вооруженных силах Российской империи? Вы сможете набрать роту?

— Господин генерал... — смущенно произнес Вильчек, прислушиваясь — из спальни по-прежнему не доносилось ни звука и только это сдерживало его от бурной вспышки, — Какую по численности? Мастерградскую, или европейскую (в восемнадцатом веке численность роты могла достигать нескольких сотен человек)?

Петелин опять откашлялся и заинтересованно посмотрел на молодого человека.

— А какую сможете?

Вильчек слегка поджал губы и несколько мгновений смотрел в бледное лицо с седеющими, аккуратно подстриженными усами, потом продолжил спокойным, размеренным голосом, так не соответствующим содержанию его речи:

— Меня знают в среде пиратов, думаю, если ваши условия заинтересуют, пойдут многие, — он немного помедлил и бросил проницательный взгляд на Петелина, — тем более, что я так понимаю, пиратов больше на Багамах не будет?

'Если она изменила... вызову генерала на дуэль, клянусь честью, вызову! И будь что будет!'

— Пираты, — повторил генерал, — Пираты на Багамах, — словно пробуя это сочетание на вкус, — Нет, вы не ошиблись, господин Вильчек, их здесь больше не будет. А условия... условия простые. Солдатское довольствие, доля в трофеях и, конечно, прощения Императора. А после войны с навахо на выбор или продолжать службу или поселенцем с выходным пособием на границу с индейцами, — он замолчал.

Вильчек несколько мгновений сохранял прежнюю позу, ожидая продолжения и прислушиваясь к посторонним звукам:

— Я думаю, что смогу собрать человек двести...

— Неплохо, господин Вильчек, неплохо... но прежде я хотел бы взглянуть на ваши документы. Они у вас с собой? Граф Шувалов дал вам, конечно, превосходные рекомендации... Но все же...

Вильчек покраснел.

— Да, господин генерал!

Протянул силезский паспорт, благоразумно им сохраненный и, справку о пройденном курсе обучения с печатью университета.

Петелин внимательно изучил бумаги и передавая их обратно, произнес:

— Изрядно... и курс тактической подготовки сухопутных войск на 'отлично', молодец, — он замолчал, уперев в собеседника проницательный взгляд.

— Пустяки, господин генерал, — слегка хвастливо ответил Петелин и положил документы обратно в карман, — у меня еще есть опыт управления парусным кораблем. Владею силезским, русским, немецким и латинским.

— Преизрядно... Ну коли так, прошу вас направиться в отдел кадров. Подойдете к вахтенному офицеру, он вас направит, До скорого свидания, молодой человек.

Генриху ничего не оставалось, как подняться, кивком простившись и, бросив последний взгляд на дверь спальни, где таилась некая особа, вышел из кабинета.

Обуреваемый мрачными мыслями поднялся по лестнице на палубу и на миг застыл, ослепленный ярким солнечным светом после полутьмы внутренних коридоров. Прикрыл лицо ладонью.

— Милый друг Генрих, ладно ли все? — услышал встревоженный голос Александры Шуваловой.

Открыв слезящиеся глаза, захлопал ими. Точно Санька. И до того она красивая: брови стрелами, ресницы мохнатенькие, светлые шелковистые волосы собраны в косу — в руку толщиной, до пояса, румянец — как на яблочке наливном, что аж в груди кольнуло. А кто же был в спальне у генерала?

— Все хорошо... — он посмотрел в блестящие, словно антрацитовые глазки, — А как ты тут появилась? Я...

— Мне батюшка сказал, что ты Александру Ивановичу челом бил, вот я и прибежала. Чаю, просился в армию, как договаривались? — девушка наклонила голову и подождала несколько мгновений, пальчик притронулся к мочке, там где сияла сережка с крупным бриллиантом.

— Александр Иванович? — подозрения с новой силой вспыхнули в душе Вильчека, ноздри породистого носа чуть раздулись.

— Графиня, — нерешительно начал, теребя ткань рубашки, — а расскажи мне не ты ли была у генерала в спальне, когда я имел аудиенцию у него?

— Что? — Александра закинула голову, глядя Вильчеку в лицо и сверля синими, потемневшими глазами, полными сначала недоумения а потом гнева, — Да как смеешь ты со мной разговаривать как с блудницей? — заговорила жестко и зло, глаза сощурились на миг. Александра размахнулась и Генрих, уже ожидавший нечто подобное, нырнул под удар.

— Вот так мне, за то, что я ради тебя полмира проехала? — горько усмехнулась девушка, — И не ищи меня более!

Было слышно, как у нее часто-часто стукало сердце. Развернувшись, побежала по палубе, цокая по металлу каблучками туфелек. Под растерянным взглядом молодого человека скрылась за трубой.

Ему бы побежать следом, упасть на колени, вымаливая прощение, а он, словно завороженный, направился к вахтенному офицеру а потом, сопровождаемый молоденьким матросом, попал в строевую часть. Вместе с капитаном третьего ранга там трудились две женщины, лет тридцати. Увидев их, он встал как вкопанный и, только и смог сказать себе: 'Боже, какой я дурак!'

Прошло десять дней и Вильчек, официально расставшийся с пиратами, набрал в роту последних пять человек до штатной численности 205 солдат и офицеров. Каждый из наемников подписал контракт с генералом Петелиным, как представителем императора Петра на Бермудских островах. После этого рота получила оружие — мастерградские винтовки, разработанные на основе берданки номер 2, 1870 года и несколько усовершенствованных пневматических винтовок, созданных на основе знаменитой винтовки Жирардони и Вильчек приступил к обучению наемников: от правил ухода за оружием и стрельб до тактики.

Кроме Вильчека еще десять бывших предводителей пиратов получили предложение сформировать наемные роты и сводный полк, который возглавил мастерградец — майор Овченков Павел Петрович. Вместе с ним перешли еще почти полтора десятка отчаянных головорезов.

Помириться с Александрой — она вместе с отцом оставалась на Нью-Провиденсе только за день до отплытия флота к североамериканским берегам, зато прощание было жарким и девушка обещала дождаться своего героя.

На следующее утро эскадра, во главе с грозным красавцем 'Маршалом Жуковым', один за другим вышли из бухты.

Ветер гнал волны вдаль, словно стараясь убежать от идущих крейсерским ходом кораблей. Походный порядок объединенной русско-мастерградской эскадры включал три колонны кораблей. В центре гигантским железным айсбергом резал волны ощетинившийся стволами орудий крейсер 'Маршалом Жуковым'. Правыми и левыми мателотами, во главе колонн шли русские пароходофрегаты 'Стригущий' и 'Стремительный'. За ними еще два десятка параходофрегатов и, последними, двигались гиганты клипера с десантной партией и припасами, необходимым для военных действий.

Глава 10