Шпага императора

— С пятнадцати лет в армии Бонапарта, — рассказывал Иван Севастьянович, — из солдат. Под Фридландом был ещё сержантом. Знаете, Вадим Фёдорович, если и такие офицеры дезертируют — совсем плохи дела в Великой Армии...

Да уж. Что-то слишком плохи, ненатурально плохи, если такие лейтенанты в сентябре голодают и бегут рассказывать противнику чуть ли не дислокацию своих войск...

Потихоньку добрались. Не первый год в войсках, но такого количества гусарских мундиров вокруг себя никогда не наблюдал. Голубые с серебром...

Наверное за всю историю армий мира не существовало более красивой и элегантной формы, чем у русских гусар Александра Первого.

Но, наверное, именно она и была самой дорогостоящей (кроме рыцарских лат, конечно) и нефункциональной из всех. Особенно для офицеров: раз уж в гусарах — будь любезен, чтобы белый приборный металл являлся натуральным серебром, а жёлтый — золотом. Так что какой-нибудь корнет Мариупольского гусарского носил на себе значительно больше золота, чем Портос на своей знаменитой перевязи.

Служба в любом гусарском полку была возможна только для самых состоятельных дворян того (этого?) времени. Только Лейб-гвардии Конный и Кавалергардский в этом плане были более затратными.

Именно по этой причине знаменитая кавалерист-девица Надежда Дурова, служила не в гусарах, как думают многие благодаря фильму Рязанова, а в Литовском уланском — там дешевле быть офицером...

Мы с Глебовым спешились, и он повёл меня к группе офицеров. Среди них выделялся один, в тёмно-синем мундире с жёлтым воротником. Явно он и является 'пациентом'. Форма совершенно не российская.

Между гродненцами и пленным шло оживлённое общение.

Французский я за два года, конечно, слегка освоил, но где-то 'на троечку'.

Пленный офицер стоял ко мне спиной, но подойдя поближе я смутно почувствовал, что его голос мне знаком, как и пластика движений. Да-да, даже когда человек стоит, то он всё равно двигается: телом, руками, головой... Всё это неуловимо, но имеет место быть... И голос...

Даже моего знания языка хватило, чтобы в общем смысле понять фразу, которой заканчивал свою тираду французский офицер. Что-то типа: 'Я был чемпионом своего полка, месье. И если вы вернёте мне шпагу, или возьмём хотя бы учебное оружие, то, почти наверняка, выйду победителем в поединке с любым из вас...'.

Я не ошибся.

— Риске-ву дё круазе лё фер авек муа, лё мэтр Жофруа? *

* — А со мной рискнёте скрестить клинки, мэтр Жофрэ?

Бывший Лёшкин гувернёр вздрогнул даже ещё не увидев меня — или голос узнал (хоть я с ним никогда на его родной 'мове' не общался), а может напрягло провокатора имя, под которым он прожил в России несколько лет. Скорее второе — когда он повернулся и увидел того, кто к нему обратился, на лице француза нарисовалось чёрти что. Явно не ожидал встретить здесь старого знакомого.

Но соображает, гадёныш, мгновенно, я бы на его месте чёрта с два столь стремительно успел придумать такую 'единственную', хоть и временную отмазку:

— Месье! Я видел этого господина в штабе маршала Удино. Это шпион!

— Да что вы говорите, господин Жофрэ! — я перешёл на английский. — И когда это было?

— Я никакой не Жофрэ — моя фамилия Санес, — продолжал ломать дурочку мэтр.

— Господа! — обратился я к гусарским офицерам, находившимся в некотором ошалении. — Этот человек — бывший гувернёр в имении моего тестя подполковника Сокова. Учитель его сына, Алексея Сергеевича, с которым знаком и ваш боевой товарищ, поручик Глебов.

Прошу прощения, что не представился сразу: капитан Демидов, прибыл из Четвёртого корпуса для обучения ваших пионер.

— Ротмистр Клейнмихель, — представился, как я понял, старший из присутствующих офицеров. — Ваше заявление весьма неожиданно, господин капитан. Да и обвинение в ваш адрес... Прошу не обижаться, но...

— Никаких обид. У меня нет ни малейших причин волноваться — мою личность удостоверят и начальник инженеров граф Сиверс, и сам командующий корпусом. Да и Иван Севастьянович тоже — далеко ходить не надо.

— Поручик? — вопросительно посмотрел на подчинённого офицера ротмистр?

Нормально вообще? Они что больше доверяют словам французского пленного, чем офицера российской армии? Или дело в психологии — с этим провокатором они типа чуть ли не подружиться успели, а я пока просто некий 'хрен с бугра'?

— Я действительно познакомился с капитаном Демидовым и подпоручиком Соковым недели две назад. По моему мнению, он именно тот, кем себя называет, — Глебов слегка смутился.

Ладно, хоть за это спасибо.

— Господа, — снова ввязался я, — мою личность установить легко. Я даже готов на время отдать свою шпагу. Но этот человек — вражеский лазутчик. Его необходимо немедленно арестовать и не верить ни единому его слову.

— Разумеется, — кивнул ротмистр и отдал соответствующие указания.

Французу завернули руки за спину и увели. Он пытался ещё что-то вякать про недоразумение, но результаты не воспоследовали.

— Однако и вас, Вадим Фёдорович, — продолжил гусарский офицер, — попрошу временно побыть нашим гостем. Шпага, конечно, останется при вас. Надеюсь, что поймёте меня правильно.

— Хоть у меня и имеются дела... — я вопросительно посмотрел на Клейнмихеля.

— Сергей Карлович, — понял меня ротмистр.

— Хоть у меня и имеются дела, Сергей Карлович, но они не то чтобы очень срочные. Понимаю ситуацию, и прекрасно понимаю вас. С удовольствием задержусь в расположении полка. Надеюсь, что всё выяснится достаточно быстро.

— Благодарю за понимание. К тому же скоро время обедать — не откажетесь разделить трапезу с гусарами?

— С огромным удовольствием. Благодарю!

Перекусить и в самом деле уже не мешало.

— И, Сергей Карлович, ещё одна просьба...

— Слушаю.

— Вас не затруднит передать моим подчинённым, что я задержусь у вас? Будут беспокоиться без причины.

— Не премину. Где находятся ваши люди?

— Поручик Глебов заезжал со мной туда. Может разумнее всего именно его и отправить к его сиятельству?

— Графа Сиверса имеете в виду?

— Конечно. Хотя можно и не отвлекать самого полковника. Возможно, вас устроит свидетельство командира пионеров капитана Геруа? Или кого-то из его офицеров.

— Устроило бы, разумеется, но пусть уже его сиятельство решает, кто приедет в наше расположение. А пока — прошу вас быть нашим гостем!

Завтра снова в бой

Обед действительно оказался неплох: щи наваристые, а на второе была картошка с мясной подливой — очень душевно. Весьма редко картоха-катошечка-бульба появлялась на столе в этом времени. Во всяком случае для меня редко. Не прочувствовал ещё русский народ до конца не написанные пока слова Фридриха Энгельса: 'Для человечества картофель сродни железу...'. Ну, или что-то в этом роде.

Короче: каши, даже моя любимая гречка, уже обрыдли. А вот картоху с мяском, я употребил с полным удовольствием. К тому же и огурчики солёные были поданы.

А вот пренепременной для такой закуски водочки — увы. Только вино. Причём не самое лучшее. Нет, неплохое конечно, но... Я ведь водку не особенно уважаю — мне 'кружение мозгов' совершенно без надобности. Водка существует для того, чтобы её ЗАКУСИТЬ. Для меня — именно так. Вспоминается знаменитый отрывок из диалога булгаковской 'Белой Гвардии':

Лариосик:

— Я водку не употребляю.

Мышлаевский:

— А как же вы селёдку есть будете?

Вот и у меня что-то типа того — просто раствор этанола в воде не интересен, он может обжечь, согреть, расслабить... Иногда это важно. Но если для получения удовольствия — извините! Нужна соответствующая закуска. Чтобы... Да непонятно что 'чтобы'! Чтобы сочлась с обожжёнными водкой ротовой полостью и пищеводом,

На мой взгляд, селёдка действительно просто требует предварительного омывания языка сорокоградусной отравой. Солёные огурцы более спокойны — они её 'манят', не 'требуют'...

Но и слабенькое вино вполне подошло в данном случае. Можно было бы, кстати, вполне и без него обойтись, но сентябрь выдался в этом году тот ещё — метеорологических наблюдений, вероятно, не велось, однако по ощущениям — за тридцать градусов к концу дня. И эпитеты в адрес человека, нарядившего армию в имеющую место быть форму, складывались в голове весьма нелицеприятные.

Воротничок, блин, позволили багратионовским полкам расстегнуть на марше по тридцати с лишним градусной жаре...

Но не мне, в конце концов, проводить в армии кардинальные перемены. Не Потёмкин я, одевший солдат в простую и удобную для боя форму.

Пристало знать своё место, и не высовываться сверх необходимости.

— Наш французский лазутчик, наверняка предлагал какую-нибудь авантюру, господин ротмистр? — начал я потихоньку 'прощупывать' ситуацию.

— Ну почему же 'авантюру', — спокойно возразил мне гусар. — Рейд одним эскадроном. Уйти всегда успели бы...

— В данном случае — наверняка 'не успели бы'.

Сергей Карлович, позвольте моим ребятам устроить сюрприз французам?

— Что вы имеете в виду? — искренне удивился гусар.

— Сразу и не объяснить... Но если будут известны направления атаки французов, находящихся в засаде...

Ага! 'Если знать...'. Так и разбежался нам Жофрэ навстречу. А методы 'энергичного допроса' пока ещё, вероятно, не в чести на данный момент времени. И уж никак не я буду настаивать на их введении. Хотя бы потому, что сам не способен 'кишки на вертел накручивать'. Слабоват я в коленках для такого дела.

— А как станут известны эти направления? — немедленно озвучил проблему ротмистр.

— Возможно, стоит произвести разведку пластунами? У меня есть как минимум один человек, который на это способен. Даже двое (ведь кроме Спиридона, имеется ещё и Егорка, он, конечно, не совсем из этих мест, но всё-таки житель Псковской губернии). А если найдётся надёжный житель из местных...

Вполне можно разведать предполагаемое направление. Как считаете?

— Подумать можно. Но не всё сразу, — Клейнмихель поднял бокал с вином, как бы предлагая сделать по глоточку.

Понятно: хоть он мне и верит, но ждёт официального подтверждения того, что я на самом деле офицер русской армии, а не лазутчик.

Ну что же, подожду и я...

А кто-то из гусарских офицеров уже 'пробовал лады'. Понятное дело — пообедали, удовлетворили организм, пора и 'душой отдохнуть'.

Песня была... Никакая в общем. Фон. Не раздражала, но и не трогала. Обнаглеть, что ли?

— Сергей Карлович, не будет ли нескромно с моей стороны попросить разрешения тоже спеть?

— Будьте так любезны, — слегка оторопел ротмистр. — Корнет! Гитару нашему гостю!

Молодой офицер не преминул передать мне инструмент. Посматривал он на меня слегка снисходительно — ну как же: 'пионер решил перепеть гусара!'.

Кстати 'Марш пионеров' я уже худо-бедно сбацал, но не его же здесь исполнять. Для ситуации и рода войск очень подходит песня Сашки Мирского. Я её слегка 'напильником обработал' для данного времени, но должна пройти:

Не грусти, корнет, что загнал коня,

Знаю, он тебя вынес из огня

Не на жизнь рубясь, в огненном кругу

Через сабель звон, крикни: "Я смогу!"

А зацепило ребят — на лицах живой интерес.

Не печалься, друг, что сломал клинок,

Нам ведь хватит рук на второй бросок!

Даже в чёрный день, уступив врагу,

Зубы сжав, скажи твердо: "Я смогу!"

Ну да — непривычный ритм, непривычные стихи для начала девятнатцатого... Ничего — привыкнут!

Ты товарищ мой! Рук не опускай!

Вечность длится бой, не беда — пускай!

Лишь бы устоять, чтоб не сбили с ног!

Удержать в руках сломанный клинок!

Веселей будь, брат, не кручинься так,

Будто ты не рад, что повержен враг —

Вспомни тех, кто был за твоей спиной,

И держи клинок, — завтра снова в бой!*

Гродненские гусары смотрели на меня влюблёнными глазами. Наверное, на данный момент, больше они обожали только одного человека...

— Браво, капитан! — услышал я бас за своей спиной.

Даже оглядываться необязательно — никогда его не видел, никогда не слышал, но можно не сомневаться — пришёл сам генерал Кульнев.

Обернулся. Не ошибся. Красавец! В смысле 'урод'. В смысле: женщинам наверняка нравится. Нос опять же... Сам Багратион позавидует...

Кто поймёт этих женщин кроме самих же женщин? Ведь какой-нибудь Депардье форменный 'кошмар ходячий' со своим шнобелем... 'Ах! Какой мужчина!'

Да и мне на себя в зеркало смотреть не особо приятно, а у прекрасного пола другое мнение...

А Яков Петрович хорош! Вот опять вспомнилось про 'породу'.

Хотя и мой Тихон почти такой же. Носом, правда, не вышел...

— Спасибо за песню, капитан. Ваша?

— Моя, ваше превосходительство, — не моргнув глазом соврал я. Не разводить же здесь мороку по поводу авторства.

 Песня Александра Мирского 'Не горюй!' слегка подредактированная с его разрешения.

— Здравствуйте, Яков Петрович, — поприветствовал генерал-майора Сиверс.

Надо же — сам полковник не погнушался приехать для освидетельствования меня.

— Рад встрече, уважаемый Егор Карлович, — гусарский генерал просто лучился радушием. — Милости просим. Отобедаете с нами?

— Благодарю — уже обедал. Я узнал, что возникло некое недоразумение в отношении капитана Демидова...

— Недоразумение? — вздёрнул брови генерал.

— Меня просили приехать, чтобы засвидетельствовать его личность. Спешу это сделать: капитан Демидов верный слуга государя и Отечества. Сужу об этом не только по бумагам, которые при нём были, но и по делам его.

— Ни в коем случае не сомневаюсь, — на лице Кульнева была 'крупными буквами' написана смесь радушия и недоумения.

— Скажу даже больше: после песни, которую я услышал, господин капитан всегда будет желанным гостем в Гродненском гусарском.

Я стоял и любовался 'генералом-рыцарем'. Именно так назвал его в своей миниатюре Валентин Саввович Пикуль — один из самых великих писателей конца двадцатого века. Пусть его ругали в своё время всевозможные критики и адепты 'высокой литературы', но он сделал для популяризации истории больше, чем все школьные учителя вместе взятые.

А Кульнев действительно хорош. Хорош! Просто излучает какое-то мужество из себя. Воин. Герой. Победитель. Мужчина, чёрт побери! Сильный, уверенный в себе, уверенный в том, что делает. Просто взгляда достаточно, чтобы 'захотеть подчиняться' такому военачальнику. И быть убеждённым, что он приведёт только к ПОБЕДЕ. Никак иначе!

Шарм, харизма... Называйте как хотите, но Яков Петрович — это что-то!..

— Так наши проблемы разрешены? — вопросительно посмотрел на генерала Сиверс.

— Несомненно.

— Тогда я забираю у вас капитана Демидова — он мне нужен для обсуждения весьма важных вопросов по поводу укрепления наших позиций. Не возражаете?

— Возражаю, — улыбнулся шеф гродненцев. — Но воспрепятствовать не могу — владейте вашим подчинённым. Надеюсь, что капитан ещё посетит расположение нашего полка.

— Благодарю за приглашение, ваше превосходительство! Не премину им воспользоваться при первой же возможности.