Потерянное одиночество. (р.н. Поздний вечер вторника)

— Кто?

Я, не дав себе времени испугаться, ответила

— Я!

Томительную минуту тетя Агата бурлила ядовитой чернотой, но потом все же взяла ее под контроль и потушила.

— Источник... — горько сказала она.

— Да. Объясните ему, чтобы не трогал меня, не вредил. Никак, ни каким образом. Иначе я не пожалею. Никого.

Она вскинула на меня глаза, прощупывая магическим зрением, я порадовалась тому, что, везя Руфуса, сделала остановку чтобы 'испить' двоих и теперь явственно светилась красным, я могла с ней потягаться, учитывая что мы обе были тогда не ахти какими бойцами.

Но тетушка предпочла худой мир, и взяла своего сына из моих рук.

Я ничего никому не рассказывала, но информация имеет свойство просачиваться, через несколько месяцев все divinitas знали, что Руфус посягнул на мой источник, а я в отместку искалечила его. Либидо-центр так и не смогли восстановить, а значит, Руфус лишился резервуара своей центральной красной силы. Чтобы выжить, он окончательно перестроился на черную, сделав главным vis-центром сердечный, а вспомогательной силой ему пришлось взять зеленую.

Все знали, что между нами произошло, но раз ни одна сторона не подала жалобу в Совет, значит, происшедшее никого не касалось. Главное правило filii numinis 'То, что можешь взять и удержать — ТВОЕ', я смогла 'взять и удержать' и этот инцидент даже поднял мой статус в нашем обществе.

Почти двадцать лет тетушка не общалась со мной, но случилось так, что они потеряли свои материальные сбережения, Руфус увлекся играми на бирже, как раз перед великой депрессией, а тут еще и дом, где они жили, сгорел. Filii numinis нуждались в деньгах, как какие-нибудь жалкие смертные. Я же к деньгам относилась более чем серьезно, столь слабое и незащищенное существо, каким я была тогда, стремилось найти опору хоть в чем-то. Деньги давали очень многое, а приобретать их было относительно легко, куда легче, чем работать над собой, пытаясь превзойти очень скудные данные, полученные при рождении. Я дала больше, чем тетушка просила. Все же на мне лежала вина в том, что Руфус стал тем, кем стал, и я попыталась откупиться деньгами. Частично мне это удалось. Мы с ней сделали вид, что я не калечила ее сына, а она ничего не занимала, и с тех пор время от времени мы иногда встречались случайно или же по необходимости, как сейчас.

Я сидела в гостиной, тетушка разливала чай, я к нему не притронусь, но она сделает вид, что не заметит этого.

— Тетушка, вчера ко мне пришел флерс Белая Лилия. На нем не было печати и он рассказал что Руфус сам снял ее.

Тетя Агата поставила чайник и посмотрела в сторону, как будто ничего не слышала, но я знала что она просто таким образом прячет свои эмоции.

— Флерс просил защиты, он говорил, что Руфус собирался отдать его вампам или волкам.

Тут тетушка презрительно повела плечами.

— Две волчицы пришли в мой ресторан и попытались забрать флерса. После того, как я одну накормила серебром, вторая призналась, что они должны были доставить флерса к вампу Грегори.

Тетушка окаменела, выставив все доступные ей щиты.

— Плюс еще одна неприятная деталь — у Лилии была отключена главная энергофункция, и сам он был в плачевном состоянии. С ним очень ОЧЕНЬ плохо обращались.

— И? — тетушка с вызовом посмотрела на меня.

Да, флерсам у таких хозяев жилось несладко, тетушка старалась быть белой, хотя, как говорят люди, 'генетически' была ориентирована на черную, Руфус такой, что чернее тяжело себе представить, но им обоим была нужна зеленая сила, которую могли им дать флерсы, поэтому они их и держали.

— Это вы мне скажите, тетушка, что вы собираетесь делать после всего, что я вам рассказала.

Она опустила глаза и пожала плечами, ей нечего было сказать, какую бы версию она не попыталась выдать, это было б ложью.

— Что с Фиалкой? — спросила я.

Тетушка опять пожала плечами, не подымая глаз.

— Тетушка...

Она поморщилась и сдалась.

— Фиалка!

Через полминуты приоткрылась дверь в комнату.

— Зайди!

Худенькая флерса с фиалковыми волосами до плеч просочилась в щель. На нее было жалко смотреть, она затравлено кукожилась, стараясь быть меньше и незаметнее, вся в каких-то синяках и ссадинах, но по крайней мере крылья были целые.

Я укоризненно глянула на тетю Агату, та, передернув плечами, отмахнулась от моего взгляда.

— Она хоть работает? — спросила я. Готова спорить, что нет.

— Подойди.

Флерса боязливо приблизилась и опустилась на колени, тетушка попробовала собрать белой силы в себе и не смогла.

— Нет, — устало сказала она, — Ни она, ни Лилия не дали нам ничего за последнюю луну.

Фиалка испугано забегала глазами то на меня, то на тетушку. Неудивительно, если флерс находится в таком страхе, то конечно же не способен умножать силу. Я решила узнать, насколько она плоха и усилила vis-зрение. Странно, все было не настолько плохо, как можно было решить, исходя из внешности флерсы — ее сила была собрана в центрах, но либидо, пищевой и сердечный были странным образом соединены в большой кокон. Я попыталась вспомнить, где видела подобное и что это означает.

— Свет и Тень! — вырвалось у меня вслух.

— Что? — тетушка в удивлении смотрела на меня.

— Она беременна! Она ждет ребенка!

— Да ну... не может быть... — и тетушка сосредоточилась, вглядываясь в флерсу.

Через минуту она закрыла глаза и откинулась в кресле.

Да уж, Конвенция обязывает хозяев сотворенных дать им возможность нормально размножаться, а тут... Фиалка в таких условиях на грани смерти, какое уж размножение.

— Дорогая племянница, — мне очень не понравился деловой тон тетушки, — в знак нашей дружбы и крепких семейных уз, — тут я почувствовала, что сейчас тетушка сделает большую пакость, — я ДАРЮ ТЕБЕ эту флерсу по имени Фиалка.

Я могла только хлопать глазами. Тетушка потянулась и, сосредоточившись попыталась снять рабскую метку, но это требует концентрации, а тетя Агата была взвинчена, она выдернула 'шнур' из рацио центра и сердечного, но дальше он оборвался, оставшись в пищевом и либидо. Флерса тихо скулила, пока тетушка 'ловила' оборванную метку-шнур и вытягивала ее.

— Все, — устало сказала тетя, — она твоя. Ставь печать. И забирай ее! — последнее она произнесла с неприкрытой злобой.

— Хороший подарок, тетушка, — с сарказмом заметила я.

Замечательно! Тетя молодец, сбросила свою проблему на меня. Теперь Я должна нести ответственность за эту флерсу и за то, чтобы она все же родила. Замечательно!

— Тебе давно пора завести пару флерсов, племянница, — как ни в чем не бывало, отозвалась тетя Агата, — Ладно не буду тебе мешать, как поставишь печать, позови.

Мы с Фиалкой настороженно посмотрели друг на друга. Да, теоретически я могла отказаться от нее, не поставить печать и бросить на произвол судьбы, в сложившихся условиях — бросить умирать. Но есть законы, которые приходится соблюдать, и один из них таков 'Те, кто выбрал белую силу, творят зло лишь по необходимости'. Обречь беременную флерсу на смерть — однозначное зло. Необходимость? Я без особых усилий восстановила Лилию, Фиалку и подавно восстановлю, да и прокормлю, пока она будет вынашивать ребенка. Так что деваться мне некуда.

Я расслабилась, вспоминая все о том же луге, травах, ласковом утреннем солнце, душистом теплом ветерке. Из-под полуприкрытых век я увидела, как флерса принюхалась, как голодный к запахам еды, и несмело потянулась ко мне. Я сделала приглашающий жест, она подползла ближе и протянула руку, все же не решаясь коснуться меня первой. Я погладила ее по лицу и подставила ладошку под поцелуй, Фиалка впилась губами безошибочно найдя выход силы и принялась выкачивать ее. Выглядело это так как будто она пила из моей руки. Это было неприятно, когда из тебя качают — всегда неприятно. Я отгоняла раздражающие мысли, следя за тем, как наполняются вконец опустошенные выниманием метки vis-центры флерсы. Они уже наполнились, но она и не думала останавливаться. Я отняла руку, флерса потянулась за ней как голодный младенец отнятый от груди.

— Хватит, — твердо сказала я.

— Госпожа... — вихрь эмоций сменялся на ее лице — надежда, раскаяние, опасение, опять надежда.

— Госпожа, возьмите меня, я буду хорошей.

Свет и Тень, дайте мне терпения. Хорошей она будет... Может и будет — лет через двадцать, а пока она вообще не понимает, что делает, и что значит 'быть хорошей'.

Я облизнула указательный палец, и Фиалка скукожилась в ожидании боли, мне стало жаль ее. Я проделала с ней все то же что и с Лилией, но если его я подавляла, то с Фиалкой все вышло как-то мягче и не так властно, что ли. Флерса удивленно смотрела на меня, она ощущала печать и не понимала, почему все прошло так легко. Я даже засомневалась, поставила ли я нормально метку, но нет — пушистый шнур крепко сидел в рацио-центре, и прикрепился к кокону соединенных трех нижних, а на лбу флерсы явственно проступал мой энерго-вензель.

Что ж пора убираться отсюда, пока кузен не объявился.

— Тетушка Агата!

Она появилась почти сразу же.

— Рада была вас видеть.

— И я тебя племянница. И я тебя...

— Дайте хоть что-то накинуть на ваш подарок...— на Фиалке была лишь юбочка-повязка.

— Ах да... Конечно...

Тетя вернулась через минуту со старым тяжелым пальто, вот ведь жадина, нормальной тряпки пожалела. Фиалка безропотно набросила одежду и мы наконец покинули тетушкину квартиру.

Мне казалось, что я пробыла у нее больше часа, на самом же деле не более двадцати минут. Митх открыл нам дверь, стараясь сделать вид, что девушка-подросток в теплом пальто на голое тело это нормально.

Фиалка скрючилась, пытаясь выбрать позу, из-за крыльев флерсы могут сидеть только на табуретах, а путешествие в машине для них вообще сущее мучение. В конце концов мне пришлось сесть в угол, а она легла на сиденье положив голову мне на колени.

Перед тем как отпустить Митха я дала ему поручение купить цветы в горшках, заказанные Лилией, натурального меда и фруктов.

Домой мы зашли через нормальную дверь, и Лилия опять встречал меня как собака. Нашкодившая собака. Он не мог не знать, что Фиалка беременна и ничего об этом не сказал. То, что он смолчал про свои повреждения еще можно простить, госпожой на тот момент я ему еще не была, но в этот раз... Надеюсь, я не сорвусь, и не сделаю хуже сама себе, ведь мне же потом его лечить, если уж очень его поврежу.

— Госпожа, я виноват, — сказал флерс, опускаясь на колени, Фиалка затравлено переводила взгляд с него на меня, а потом бросилась и закрыла его собой. Это меня так удивило, что даже злость прошла. Лилия тут же завернул ее себе за спину и удерживал, не давая вновь загородить себя.

— Марш в свою комнату, и чтоб я вас не видела, не слышала и не чуяла. Быстро!

Повторять не пришлось, их как ветром сдуло.

* * *

Что ж, теперь ясно, откуда взялся ребенок, кто инициатор. Фиалочка, уменьшенное имя шло этой глупышке намного больше, полюбила Лилию настолько, что инициировала ребенка, а он, скажем так, достаточно тепло к ней относился, чтобы инициация превратилась в беременность. Теперь они оба всю свою силу будут вливать будущему ребенку, если смогут вливать много и часто, период беременности будет коротким, если по чуть-чуть и редко — затянется. Если энергии будет не хватать, то флерса будет питать ребенка за счет своих внутренних резервов, пока не родит или пока не умрет. И именно поэтому она так плохо выглядела — не тратилась на восстановление себя.

Для нас всех, для не-людей, абсолютно все сводится к силе, ее потреблению, умножению и обмену — и секс, и еда, и рождение ребенка, и смерть — все. Абсолютно все. Нет ни страданий, ни удовольствий, не связанных с ней.

Filii numinis хотя бы условно выбравшие белую силу, находятся в более выгодном положении, чем остальные. Есть эликсир, сложный и долгий в приготовлении, включающий в себя как магию трав, так и насыщение силой варящего, позволяющий выпившему испытывать чувство самой настоящей любви, а это в свою очередь, позволяет инициировать ребенка, партнеру достаточно просто лояльно относиться к инициатору. Обычно его готовят и принимают женщины, и очень редко мужчины. Благодаря этому эликсиру появилась и я. Моя мама была очень слабенькой бело-зеленой divinitas, а отец -внук Диониса, в равной степени овладевший белой, зеленой и красной силами. Мама была у него не первой женой и даже не десятой. Она погибла. Ее загрызли волки, волки-оборотни. Она что-то сделала не так, в чем-то предала интересы отца. Она настолько отвратила его от себя, что это отвращение пало и на меня. Отец не захотел ставить на меня печать принадлежности к семье, он отказался от меня, уехал и думать обо мне забыл. Я росла в пустынном, ветшающем замке неприкаянная, опекаемая лишь старым брюзгливым домовым, все уши мне прожужжавшим о том, что моя мать предала отца. Возможно, я бы выросла во что-то ужасно никчемное, не знающее о себе вообще ничего, но домовой дал мне доступ в библиотеку, а какой-то человек, которого я совершенно не помню, научил латыни. Так я смогла прочесть три книги о нас, не-людях, все, что я знаю, я почерпнула из них. Первая — это история богов, их детей и сотворенных. Вторая — различия между нами, не-людьми, наша классификация. И третья, самая ценная — дневник какого-то divinitas, попытка описания собственного опыта работы с силой, самые первые шаги в ее овладении, самые основы. Мне необычайно повезло что эта книга вообще существовала и что она попала ко мне. Работа с силой слишком индивидуальна, даже магия трав с трудом поддается унификации, поэтому любой учебник по работе с силой — большая редкость.

Я плохо помню свою жизнь в имении отца, ведь в переводе на человеческий возраст мне было лет пять-шесть, хоть и выглядела я как взрослая девица. Но один день я запомнила четко и навсегда. Домовой, творение моего отца, в очередной раз повторил, что Жулиет Поммера предала монсеньора Винье , и я спросила, как именно она его предала, домовой ответил 'Она оказалась недостойна', я проявила чудеса логического мышления и спросила 'А как узнали, что она недостойна?'. Домовой задумался, почесал себе брюшко всеми четырьмя руками и выдал:

— Флерс. Все случилось из-за флерса. И вы слишком похожи на флерса, глупенькая Пати. Да. Поэтому-то отец и отказался от вас. Но вы не плачьте, — тут он утешающе погладил меня по коленке, выше-то не доставал, — Отец вспомнит о вас. Вы еще немного подрастете, и он вспомнит.

И домовой посеменил по своим делам, а я осталась стоять в холодном поту. Мысль о том, что отец вспомнит обо мне, привела меня в ужас, в цепенящий ужас пойманной жертвы. Вспомнит, поставит семейную печать... и я буду безусловно подчиняться тому, кто меня ненавидит... Я поняла, что надо бежать, бежать пока отец обо мне не вспомнил. Голова у меня хоть и плохо, но все-таки варила, и я сообразила, что во-первых, мне нужно то, что ценят люди — мне нужна их помощь, а значит, я должна с ними расплачиваться, во-вторых, мне нужна книга-учебник, я еще очень мало поняла и освоила. Но загвоздка была в том, что на книге стояла метка дома, а значит, ее с легкостью найдут и меня вместе с ней.