Ко(с)мическая Опера, том 2 (незавершенный)

Глава 1

(Амано Сэна)

Помните старую недобрую шутку? Мол, если идёшь по улице, и тебе на голову падает кирпич — это несчастный случай, а если это событие повторяется и на следующий день — то совпадение. На третий же это ничто иное, как традиция. Так вот, который по счёту раз я оказываюсь на больничной койке в процессе непосредственного соприкосновения с моим дражайшим напарником?

Давайте посчитаем. История в Архиве, в буквальном смысле вылившаяся мне в косметическую операцию — раз. Взрыв робота с остаточной потребностью в размножении — два. Рыбу в заповеднике считаем за одну вторую — потому как это Морган довёл меня до совершения глупостей, говорю вам! И вот — снова. Итого три с половиной. Это уже не традиция, это... Кем можно назвать человека, который и на четвёртый день упрямо прётся всё по той же улице, где с неба сыплются кирпичи, и каску при этом не надевает? Правильно. Идиотом.

Не подумайте, что я хандрю и вообще расстроен. Ну так, самую малость. Голова раскалывается, на виске — синяк. Как говорится, налицо контакт с твёрдой поверхностью. И эта поверхность даже не зашла ко мне с целью выполнения святейшей обязанности! Какой? Проведать заболевшего напарника. Два дня уже валяюсь в больничной палате, кто меня только ни навещал — парочка последних девушек, Тами, Рэнди, Паркер... При виде последнего я столь талантливо сымитировал амнезию, что тот опешил, прекратил свои вечные заигрывания и ускоренно ретировался — после того, как я сделал вид, что оскорблён и намерен его убить, разумеется. Подумать только, что за наглость: пользуясь моим беспомощным, как ему мнилось, состоянием, выдавать себя за моего, гм, друга! В смысле, очень близкого, даже чересчур близкого. Каков хитрец! Ладно-ладно, выпишут — всё припомню! Впрочем, больше всех достанется вовсе не Джею...

Впрочем, припомнил ли что-либо сам Морган, вот в чём вопрос. Никто из посетителей не смог мне сообщить о судьбе моего напарника ничего толкового. Жаль, Барбара в отъезде, она бы знала. Но, рассуждая рационально — если бы память к нему вернулась, разве бы он не пришёл меня повидать? По крайней мере, позвонить бы мог. А вдруг ему досталось ещё крепче, чем мне? Отрубился-то я сразу, неизвестно, чем там дело закончилось... Жаль, персонал коварно захватил мой личный комм и не подпускает к общественному, несмотря на все мои посулы. Мол, поправитесь — пожалуйста. Как врач, я их понимаю: пациента с сотрясением мозга тревожить не следует. Впрочем, уж до завтрашнего-то дня дотерплю, а завтра сестричка грозилась забрать меня под домашний аре... уход, то есть. И надзор семейного врача.

Черта с два. Лучше уж поваляюсь у себя дома. Почитаю (строго запрещено медиками), погоняю чертей на компьютере (строжайше запрещено ими же), обработаю восемь терабайт скопившихся на винте снимков (см. выше), пересажу кактусы и почищу аквариум (а вот этого врачи запретить не догадались, следовательно, можно)... А перво-наперво выясню, где Морган Кейн и что с ним. И... дайте мне ками узнать, что он жив и здоров, физически и душевно! Тогда моё возмездие будет воистину ужасно!

* * *

Выпроводив сестру, возжелавшую захламить мой холодильник всякими полезными (читай, несьедобными) продуктами, я переоделся в домашнее кимоно, устало присел на диван и взялся за комм. Первый звонок был... пани Полански, разумеется. Почётному целителю семейства Кейн. Номер её у меня от... вы не поверите, от Рэнди Доусона. Ишь ты — успел обзавестись контактными данными всех знакомых своей ненаглядной Лионы еще до свадьбы! Внимательный. Не то, что некоторые. Именно Рэнди предложил мне связаться с пани Вандой, как только узрел эффект своего коронного "удара-с-выворотом", или как он там его прозвал. Ну да, выворот удался, как никогда!

— Слушаю?

— Пани Полански, это снова Амано, напарник Моргана Кейна...

— Что-то ещё случилось? — встревоженное воркование в трубке. Пани Ванда — на редкость сексапильная для своих лет женщина, и прекрасно осведомлена об этом.

— Ещё? — удивился я. — Я, собственно, всё о ней, об амнезии.

— Есть повторные проявления? — голос моей собеседницы сделался встревоженным. Что значит, повторные? Недопонимаю...

— Пани Полански, я с того самого момента, как расстался с капитаном Кейном при, м-м-м, драматических обстоятельствах, ничего о нём и не слышал. — В двух словах, не вдаваясь в личные подробности, я пересказал историю нашего ДТП и моей информационной изоляции. — Вы хотите сказать, что у него всё прошло?

— Вот ведь свинёнок, — вздохнула врач. — Я позвонила ему вечером того же дня, выслушала по телефону — всё уже было нормально. Утром приехала, осмотрела. Само собой, весь в заплатках, но живой и, что характерно, в здравом уме и скверном расположении духа. Всё, как обычно, в общем.

— Ясно. Спасибо, большое спасибо, пани Полански, — механически проговорил я, дождался напоминания называть её просто Вандой, согласился и положил трубку. Настроение сделалось... поганым. Хотелось — нет, даже не убить кого-нибудь, а... да ничего не хотелось, кроме, как повернуться на другой бок, к стенке, спиной ко всему миру, да так и остаться. Вот как, значит... Отброшен с пренебрежением: ни визита, ни звонка с хотя бы формальными вопросами о самочувствии. Ну и ладно. А теперь — теперь поздно! Уже полусонный, я потянулся к токономе (1), в которую, к вечному негодованию Тами, имею обыкновение бросать комм, вырубил его и заснул.

К сожалению, даже во сне раздражение не отпускало меня: я продолжал переживать за якобы бедственное положение моего друга, при этом ощущая некоторую дихотомию собственного сознания — одна его половина страдала и мучалась неизвестностью, другая же отпускала едкие и циничные комментарии по этому поводу. Видимо, сказывалось недолеченное сотрясение. И, конечно же, истина была на стороне той, второй, и та, чувствуя свою правоту, глумилась над первой и вообще всячески её притесняла. От такой крупной феодальной раздробленности в моих мозгах всё кружилось, чесалось и зудело до такой степени, что...

Я проснулся. И впрямь, оглохнуть можно! Тупо осознав, что наслаждаюсь звуками собственного входного звонка, я по широкой дуге (что значит, по стеночке) направился к двери и резко распахнул её на себя. Не ожидавший такого подвоха Кейн едва не повторил своё знаменательное падение на персону вашего покорного слуги. Уклонившись, я мстительно не извинился, предпочтя хладнокровно наблюдать контакт моего напарника с трюмо. Последнее я прикрепил в своё время надёжно, так что...

— Какого чёрта?!? — осведомился мой напарник, высвободившись, наконец, из объятий моего интерьера. Трюмо всё-таки умудрилось накрениться. Да уж, против лома нет приёма, если...

— Кто бы говорил! — я почувствовал лёгкий укол совести и сделал свой выпад. — Что ж вы, почтеннейший, так задерживаетесь? Я прям-таки заждался!

На лице Кейна выразилось недоумение. Мысль срочно требовалось пояснить.

— Я так ждал нашей встречи, любезный, но вам, видимо, помешали неотложнейшие дела...

— Какой ещё встречи? — нахмурился этот недогадливый.

— Нашего с вами свидания, конечно же!

Моргана передёрнуло — как всегда бывает, когда я начинаю умышленно топтаться по его любимой мозоли. Я всегда говорил — слишком строгие взгляды — почти так же плохо, как и их отсутствие. Впрочем... Аллергическая реакция на определенного рода шутки — что может быть замечательнее в сложившейся ситуации?! Ничего, я тебе такой анафилактический шок сейчас устрою! Злой я сегодня, злой и немилосердный.

— Свидания? — фыркнул он в ответ. — Не припоминаю такого!

— Может, вы еще и меня до сих пор не припоминаете? — заботливо осведомился я.

И вот тут мой напарник попал.

— Представьте себе, не припоминаю! — с вызовом ответил он.

Ах ты, обманщик! Симулянт несчастный! Нашел, кому китайскую лапшу на уши вешать. Мои японские уши не потерпят китайской подделки!

— А на дом мой, значит, вы набрели случайно?

— Нисколько, — самодовольная усмешка. — Вы же сами мне его вчера показали. Или тоже не припоминаете?

Та-ак... Будем считать, что сей укол достиг цели. Но какое наглое враньё, подумать только! Если бы не пани Полански, кто знает, может, он бы и разыграл меня.

— Так значит, вы до сих пор так и и не обрели память?

— Именно! — нет, вы поглядите, даже не краснеет!

— О! Так значит, — я принял внезапное решение перейти с ним на "ты", — Ты пришёл сюда, ко мне, в последней надежде вернуть былые воспоминания? — это прозвучало несколько пафосно, но будем считать сей пафос своего рода замысловатым фехтовальным приёмом, препятствующим смертельному выпаду.

— Ну... — нет, я не дам тебе уйти от удара!

— Ты совершенно правильно поступил, любовь моя! — провозгласил я и в качестве завершающего выпад движения приобнял остолбеневшую фигуру за плечи. — Мы быстро вернём тебе воспоминания о нашем прежнем счастье... возможно, начнём прямо сейчас!

Правда, изящно получилось? Жаль, апплодисменты не мне, а гнусному извращенцу Джею Паркеру. Впрочем, его сценарий — моё исполнение. Разумеется, в оном исполнении пределов разумного я бы не перешел (чем и отличаюсь от некоторых), но, будьте уверены, мои методы навсегда отбили бы у Моргана охоту к симуляции... а также к общению со мной.

Ну что, так и будем стоять, или кое-кому пора признать своё поражение и начать бить кулаком по татами (2)?

Ой-й-й-й! Я же сказал, по татами, а не по голове! Хоть бы вспомнил про моё сотрясение, паразит!

— Ты хуже Джея!

Неправда! Я лучше Джея!

— А ты — невнимательный, равнодушный к друзьям врун, да к тому же ещё и симулянт!

— Значит, тебе всех разыгрывать можно, а мне — нет?!?

— Я нормально отношусь к розыгрышам! — возмутился я. — Мне не нравится, когда про меня забывают!

— Ах ты сиротинушка! Да тебя половина Управления навестила, в отличие от меня! — нашёл, чему завидовать.

— Вот именно, в отличие от тебя! У меня один — слышишь, один напарник — который меня едва не прикончил, и при этом не удосужился даже позвонить!!!

— Не-на-ви-жу оправдываться, особенно перед тобой! Но, просто чтоб ты знал, я звонил! И это не я виноват, что твой комм до сих пор не отвечает, а по больничному меня послали!!!

Я хотел язвительно прокомментировать сиё заявление — на предмет того, что, кто ищет — тот всегда найдёт, но в этот момент вышеупомянутое устройство, но принадлежащее Моргану, судорожно запиликало. Всё ещё взбешённый, мой напарник с третьей попытки включил громкую связь.

— Почему ты не в Управлении? Прими сообщение, — раздался риторический вопрос, а за ним — приказ нашего любимого шефа. — И разыщи этого балбеса Амано, выключившего комм в рабочее время.

Я хотел было подать голос и возмутиться по поводу прав на больничный, но не успел, Барбара уже отсоединилась.

— Вообще-то, я никому из наших не сообщал, что снова... м-м-м... дееспособен... — задумчиво протянул мой напарник. Голос тётушки почему-то подействовал на него отрезвляюще, как ледяной душ. Ага, так вот, в чём дело, и почему мои расспросы коллег ни к чему не привели.

— Между прочим, я о тебе волновался, — буркнул я, всё еще не готовый к примирению. Морган резко вскинул голову — по-видимому, эта мысль его доселе не посещала. И, похоже, ему сделалось несколько неловко.

— Я не думал, что...

— Что характерно.

— Я просто хотел отдохнуть! Нет, не от тебя... от остальных... работы. Побыть с Эд. Просто посидеть дома! И я неоднократно справлялся о твоем самочувствии в больнице, между прочим! Я от них и узнал, что тебя выписали. И сразу же приехал, как видишь!

Всё, считай, что подлизался. Ну не умею я злиться долго, не умею, и всё тут! Особенно на оболтусов, стоящих передо мной с несчастным взглядом и сложенными на груди ладонями — что оные оболтусы, впрочем, едва ли сейчас осознают.

Я еще немного помолчал, в качестве закрепительного элемента воспитательного процесса и, когда комм напарника издал сигнал окончания приёма информации, уже по-дружески посочувствовал:

— Ну, теперь-то твоя халява закончилась, приятель. Барбара тебе наверняка не просто приветик передала.

— А сам не хочешь полюбопытствовать? — сперва обрадовался, а затем насупился Мо.

— Ни в коем разе не собираюсь предаваться этому гибельному пороку! И в отличие от некоторых — на совершенно законных основаниях. — я даже негодующе погрозил пальцем.

— Вообще-то, мне что-то послышалось насчёт "подключить и тебя"...

— Ну разумеется, тебе послышалось! Да и откуда тебе знать, где я, правда? — я подмигнул и, к сожалению, это легкомысленное движение напомнило моей голове о реальном состоянии дел. То есть о том, что она обязана болеть. Я скривился. Всё-таки стресс и адреналин — чертовски хорошие обезболивающие. Были. — Ну что ты мнёшься, показывай уже, что там нам судьба уготовила. Или ты собираешься и Барбару за нос водить?

Судя по тому, как жестоко перекосило моего напарника, он этот вариант уже продумывал и даже успел представить результаты попытки мистификации полковника фон Хайст во всей их красе. А посему предпочёл с тяжёлым вздохом внять моей просьбе.

Честно признаться, любопытство всё-таки являлось одним из факторов моего решения. Никогда не знаешь, какого рода расследование будет подкинуто тебе свыше. Трудно поверить, но первым нашим с Морганом совместным делом был поиск пропавшего котёнка... правда, не простого, а почти что золотого... в каком-то смысле мы это задание успешно провалили. Впрочем, не будем предаваться неуместной сейчас ностальгии!

* * *

Перед изрядно помятой дикими посетителями стальной дверью 6-го благотворительного госпиталя мой приятель резко затормозил.

— В чём дело?

— Я тут был.

— Ну да, — пожал плечами я, — Все мы тут бываем, время от времени. То свидетель, то, как сейчас, потерпевший...

— Потерпевшая, — флегматично поправил меня Мо. — Я тут был, три дня назад.

Ага, так вот откуда мой друг вернулся, по меткому определению пани Ванды, "весь в заплатках и прескверном расположении духа"! Ясненько. Учреждение — одно из беднейших, мэр уже который год грозится то ли профинансировать его, то ли закрыть. Второй исход кажется мне более вероятным. В таком месте оказаться пациентом и мне бы не хотелось. Впрочем, когда это мне вообще такого хотелось? Но больницы — моя карма, я уже давно успел это и прочувствовать, и смириться. А ведь в тот раз, когда я очнулся в палате — снова очнулся, и снова — совсем один, мне показалось, что я рехнусь. Это было на первом году службы, через два года после смерти жены. Где угодно, хоть на столе патологоанатома, хоть в крематории — но не в больнице! И вот привык, захожу — даже не вздрагиваю, грубое животное. Только настроение портится и голова начинает болеть. Впрочем, она и не переставала.

Пациентка отделения усиленной терапии (я так и не понял, в чём состояло усиление последней — разве что в слишком тугой дверной пружине) не встретила нас радостной улыбкой, что, впрочем, нисколько не удивляло. Диагноз, прописанный в истории болезни Екатерины Миллер (сорок семь лет, оператор робототехники на заводе комплексных полимеров), гласил — нервное расстройство в тяжёлой форме. Несколько расплывчато, не так ли? То ли будет через окно от нас выпрыгивать, то ли душить кинется. На всякий случай я опередил Моргана — что было не сложно, ибо он как раз пытался не дать двери зажрать край куртки — и занял место на соседней кушетке, в непосредственной близости от жертвы, как нам было заявлено, "гипотетического покушения на убийство". Я хочу сказать, что с большой долей вероятности наш приход сюда — лишь дань традициям, предписывающим сначала принимать показания, и только после этого — убеждаться в неадекватности дающего их человека. Проржавевшая железная логика системы правоохранения. Впрочем, проверим.