Ко(с)мическая Опера, том 2 (незавершенный)

Космическая Опера

Часть Вторая

Рональд и Асия Уэно

Вместо Пролога (00)

(конец марта)

— Эй, ты меня слышишь? — Голос, кричащий почти в самое ухо.

— Вижу, не глухой...

Слова прозвучали отдельно. От меня. Наверное, я сказал совершеннейшую глупость, но как раз в этот момент мутное пятно перед моим лицом обрело четкие контуры, превратившись в лицо. Чье-то. Но чье?

Правильные черты. Разрез глаз чужой, не такой, как я привык видеть в зеркале. Но цвет... Должен быть темный, карий, но не такой же голубой! Странно... Волосы черные, цвет кожи слегка желтоватый, но не болезненный. Да, точно: совокупность всего увиденного подходит человеку азиатской расы. Но цвет глаз... А, скорее всего, линзы или другое новомодное веяние. Не буду зацикливаться, тем более что...

Не помню, как сам выгляжу. И вообще... Кто я?

Щелчки пальцев перед носом. А, красавчик проверяет мою реакцию... Врач, что ли? Так я вроде не болен. Или... Голова какая-то пустая. Как ведро. С одним-единственным камешком, скрежещущим по жестяному дну. Не боль, а гораздо противнее.

Отмахиваюсь от надоедливо щелкающих пальцев:

— Прекрати, в самом деле! И без тебя тошно.

Кажется, тревога в выражении лица брюнета становится чуть меньше. Но он не унимается:

— С тобой все хорошо?

— А?

— Да хорошо, хорошо! — Вместо меня отвечает кто-то другой. — Глазами хлопает, языком ворочает. Что еще надо?

Поворачиваю голову.

Блондин. Смазливый, светлоглазый. В спортивном костюме и с мячиком в руках. Хороший такой мячик, большой. Откуда-то из памяти всплывает: баскетбольный. Потрясающие сведения! Главное, вовремя. Но мне нужно знать не это, мне нужно знать, как зовут меня, а не мяч!

— Джей, уж ты бы помолчал! — Огрызается брюнет.

— А что я? — "Спортсмен" искренне обижается. — Можно подумать, это я ему мячом залепил! Рэнди спасибо скажи!

— Право, джентльмены, должен извиниться...

О, еще один. Здоровенный, как шкаф. Шатен. Темноглазый. Их бы с брюнетом цветом гляделок поменять, было бы правильно и нормально... Тоже одет по-спортивному. Господи, а что это за место?

Старательно фокусирую взгляд на окрестностях.

Дворик. Нет, двор, и большой. А я и трое парней находимся в его отгороженной сеткой части. Кстати, именно к сетке меня и прислонили. Больно: спина уже чувствует себя неуютно. Да и согнутые ноги тоже.

Встаю. Голова пытается совершить круг, но почему-то передумывает и останавливается. И то радость: не хватало еще упасть носом в твердо утрамбованный песочек спортивной площадки.

Черт! Задница влажная. В том месте, которое касалось песка. А, все правильно: он мокрый, и, видимо, от недавнего дождя. Да, на остальном покрытии двора виднеются лужицы.

Провожу рукой по затылку. Ого, и там песок! Такой же мерзкий, как и на брюках. Начинаю вспоминать... Недолго, потому что всех воспоминаний хватает только на короткую перепалку, из которой можно выяснить... Что мне попали мячом по голове. Ну, в какую именно часть головы, спрашивать не надо: сам чувствую.

— Тебе лучше сейчас полежать, — настаивает брюнет.

— Сам знаю, что мне лучше...

Надо же, какой настырный! Что ему от меня нужно?

— У тебя, похоже, сотрясение мозга, — продолжает этот доморощенный медик.

Собираюсь сказать, что сотряслось у него, но меня опережает блондин, радостно заявляющий:

— Да ты что, Амано! Это если б мозги были, было бы сотрясение! А в случае Мо...

Разворачиваюсь и хмуро смотрю на весельчака. Не знаю, какое выражение приобретает мое лицо, но веселье быстренько исчезает. Сказать что-нибудь? А, перебьется! С шавками лучшая политика — не замечать. Пусть себе лают, а караван все равно будет идти... И я пойду.

— Эй, ты куда? Подожди!

Опять он. Нет, чтобы остаться со шкафом, которого зовут "Рэнди" и этажеркой, отзывающейся на имя "Джей"! За мной потянулся. И это в то самое время, когда мне нужно побыть одному. Хотя, вру: побыть вместе с большим белым другом. Нет, не с унитазом. С умывальником.

* * *

Плюх, плюх. Поднимаю голову. В зеркале отражаются капли воды, стекающие по... Это мое лицо? А почему кажется, что чужое?

Невзрачное какое-то. Серенькое. Под цвет глаз. Вроде и не урод, но чего-то не хватает. А волосы... Я что, сам себя стригу? Вряд ли этот художественный беспорядок мог выйти из-под ножниц профессионального парикмахера. Впрочем... Нет, пострижено ровно, хотя выглядит растрепанным донельзя. А что, если... Все равно же, надо песок из головы вытрясти...

Ну вот, уже лучше: приглаживаю мокрые волосы, пятерней зачесанные назад. Подобие приличного молодого человека... Подобие, не больше, потому что одежда еще хуже, чем лицо. Не то, чтобы грязная или рваная, но, скажем так, заношенная, и довольно сильно. Могу поклясться, не модная: вон, взять костюмчик, в котором щеголяет брюнет — минус лет дцать относительно него. Единственное преимущество: джинсы от знакомства с песком выглядеть хуже не стали.

Хм... Попробовать угадать профессию? Нет, сдаюсь заранее. Если по внешнему виду я соответствую своим же представлениям о бродяге (откуда только они взялись, эти представления?), работать могу разве что уборщиком... Нет. Не сходится. Швабра и ведро, стоящие в углу за чередой писсуаров, не вызывают у меня никаких эмоций. Хотя... Определенно, я умею ими пользоваться. И тряпками тоже. И даже вытирал пол... Но где и когда? Нет, не вспоминается. Ладно, хватит напрягать голову...

— Все нормально?

Да что за черт? Сколько он будет за мной ходить? Надо же, у туалета стоял и ждал, пока я налюбуюсь на свое гадкое отражение... Если кто-то из нас и болен, то вовсе не я.

— Тебе что за дело?

— Мо, ты злишься, да? Но Рэнди же не специально...

"Мо". Второй раз. Это мое имя? Больше похоже на кличку. Собачью или кошачью. Так, у меня и имени приличного нет... Полный комплект бреда.

— Зачем ты за мной таскаешься?

— Мо, ты точно хорошо себя чувствуешь? — В голубых глазах снова проявляется тревога.

— Хорошо, плохо... С какой стати я буду тебе об этом рассказывать?

— Что значит, "с какой стати"? Мы же с тобой...

— Мистер, я тебя впервые в жизни вижу.

Он осекся. Хотел что-то сказать, но вместо этого нахмурился.

— Ты не помнишь?

— Что я должен помнить?

— Например, как тебя зовут, — интонации брюнета стали пугающе напряженными.

Я отвел взгляд.

Соврать? В принципе, можно. Есть только одно "но": вряд ли я смогу соврать удачно. Из той короткой клички, которой меня называют, можно соорудить массу полных имен. А уж сколько фамилий есть на свете! Нет, врать не стоит. Может, если признаюсь, он скорее от меня отвяжется?

— Не помню. И что?

Он не ответил, в свою очередь задумчиво отводя глаза. Странно. Его что, волнует мое здоровье? Бред. Если бы нас с этим красавчиком что-то связывало, я бы почувствовал... Наверное. А может, и не почувствовал бы. В конце концов, врачом я точно никогда не был и, хотя откуда-то знаю, что мое состояние называется "амнезия", понятия не имею, как означенное заболевание лечится и нужно ли его лечить.

— И Барбары в городе нет... — печальное бормотание.

— Это еще кто?

— Твоя тетя. И наша начальница.

Если он хотел помочь мне вспомнить, то добился совершенно противоположного результата: запутал еще больше. Как это сразу и тетя, и начальница? Я работаю под руководством близкой родственницы? Хотя слово "тетя" вызвало нехорошие позывы в области живота. Любопытно, почему? Мы с ней не ладим? По-родственному или из-за работы? Вопросов все больше и больше, и камешков в ведре тоже прибавляется, что никак не способствует хорошему расположению духа.

— Начальница? И где мы работаем?

— В Следственном управлении Службы Безопасности, — охотно сообщил брюнет. — Отдел Специальных Операций.

И вот тут я понял, что он надо мной издевается. Служба Безопасности, да еще Следственное управление? Только через мой труп! Я бы ни в жизнь туда не попал. Какая-то глупая шутка, не иначе...

— И кем именно мы работаем?

— Имеешь в виду звания? Капитанские.

Точно, шутка. Никогда не был военным, уж это я помню! Или...

Голова качнулась. Вой стартовых двигателей, строчки букв на мониторе. "Капитан М..." Неужели, это правда? Нет, не может быть. Мне надо проветриться...

— Ты куда?

— На свежий воздух!

* * *

— Подожди, пожалуйста, в машине. И не смей никуда уходить!

Брюнет пихнул меня на сиденье и захлопнул дверь. Ага, уйдешь тут, как же: еще и своим телом припер, для надежности. Боится, что сбегу? Так мне вроде некуда...

Да и по комму мог бы прямо здесь разговаривать. Стесняется? Подружке звонит, наверное: мол, извини, дорогая, у меня тут образовался напарник с потерей памяти, я его буду теперь за ручку в садик водить. Представляю, что на это ответит его девица... Прислушиваюсь. Точно, с женщиной разговаривает.

— Пани Ванда, мне очень нужна ваша помощь!... По какому вопросу? Это не вопрос, это Морган.

Ага, полное мое имя — Морган. Дурацкое. Но, пожалуй, мне подходит. Так, что дальше?

— Что случилось? Мяч в голову ударил...

Хорошо, не кое-что другое — жидкое, желтое и дурно пахнущее...

— Нет, сознания он не терял...почти. Реакция зрачков на свет нормальная, и была нормальной... Да, возможно, небольшое сотрясение, но проблема не в этом. Понимаете, пани Ванда, он... ничего не помнит! Совсем ничего... Нет, не в этом смысле: двигается и разговаривает адекватно. Но свое имя вспомнить не мог. Место работы — тоже. И меня... Нет, пани Ванда, ЭТО меня волнует в меньшей степени! Я хочу знать, что мне делать? Как вернуть ему память?... Что значит, "никак"?! Пока сам не захочет, не вспомнит? Но... Да, я попробую... Да, спасибо... Спасибо, пани Ванда! Как только полковник вернется в город и войдет в курс ситуации, она примет нужное решение. Спасибо еще раз!

Брюнет плюхнулся на водительское сиденье, не особенно радостный, но с некоторой надеждой в глазах.

Я посмотрел на его судорожные движения и хмыкнул:

— Ты водить-то умеешь?

— Да.

— А то мне не улыбается сложить голову в ДТП, даже не узнав, по чьей небрежности.

— Я умею водить машину! — С нажимом в голосе сказал брюнет.

— Ну-ну... Тачка-то модерновая, облицовку кузова не боишься поцарапать? Права, небось, купил?

— Я не...

Он отвернулся и включил зажигание, а как только информационная панель показала, что двигатель достиг заданной температуры, рывком дернул машину со стоянки. Со скрежетом проехавшись правым боком по столбу ограждения.

— Вот-вот, — констатировал я. — И никто не узнает, где могилка моя.

Кажется, он выругался, но я не понял ни слова. На свое счастье, потому что лицо у красавчика было соответствующее самым нелестным выражениям в мой адрес.

* * *

— Вот. Ничего не напоминает? — Брюнет остановил машину в парке, разбитом перед шикарным домом в колониальном стиле.

— Нет. Это что, дворец-музей?

— Это мой дом.

— Кучеряво живешь.

И не надо так зло щуриться, мистер, тебе это не идет! Черт, а как его-то зовут? Не помню. Тот, который "Джей", называл же его имя. Что-то на букву "а"... Нет, никаких ассоциаций. Вот меня угораздило! А может быть, и к лучшему?

Последняя мысль странно успокоила. На самом деле, к лучшему? Тогда есть ли смысл вспоминать?

— И что, все капитаны так живут? — Язвлю, чтобы скрыть растерянность.

Брюнет медлит с ответом, чем еще больше меня настораживает. Проблемы? Хотелось бы знать. Какие.

— Нет, не все.

— А я уже начал пугаться: если у меня такой дом, то я из него и за неделю не выберусь!

— У тебя не такой, — подтвердил мой настырный провожатый, но, несмотря на все старания, не смог произнести эти слова небрежно и беспечно, как, возможно, следовало бы. Прямо-таки, скорбь вселенская прет из всех щелей! Даже интересно становится, что с моим домом не так...

О, теперь знаю: всё не так. И район города, и дом, и квартира... Хотя, если учесть мой внешний вид, всё очень даже соответствует. Грязь и гнусь. Нет, не в том смысле, что квартира не убрана: вполне себе чистенькая, примерно такая, как и могла бы быть, если в ней живет молодой холостяк. Или старый. То есть, холостяк старый, но по возрасту молодой: если верить удостоверению личности, которое отыскалось-таки в ворохе прочих бумажек в подобии секретера, стоящего в гостиной (а также бывшей прихожей и всем прочим, потому что из других комнат наличествовали спальня и кухня, да еще одна комната, по словам брюнета, занятая другим жильцом), зовут меня Морган Кейн и лет мне тридцать. Почти тридцать один год, если быть точным. И я, на полном серьезе, ношу капитанское звание. Вот ерунда-то...

Еще раз с сомнением оглядываю убогую обстановку "своего законного" жилища.

— Послушай, э... — Как мне к нему обращаться? Черт подери! — Мистер. Насколько я понимаю, у капитана, да еще следователя, зарплата не маленькая, верно?

Короткий кивок.

— А почему я живу... в такой... так скромно?

Если эта мина на красивом лице — не смущение, то я — полный тупица!

— Это государственная тайна?

— Да нет.

Хороший ответ! Он начинает меня бесить. Здорово бесить.

— Так "да" или "нет"?

— Присядь, пожалуйста.

— Хорошо, я присяду. Но горю желанием узнать подробности!

Брюнет подождал, пока я обоснуюсь на продавленном диване (комбинация ямок показалась мне настолько привычной, что вызвала легкое удивление), сам пристроил пятую точку на журнальный столик, сев напротив меня, и, сделав очередную скорбную паузу, начал рассказывать:

— У тебя большая семья: отец и две младшие сестры, но ты с ними не живешь.

— Почему? Места не хватает?

— Дело не в месте... — Подобие вздоха. — Их вообще подолгу дома не бывает.

— Но тогда...

— Ты переехал сюда, потому что плата за ту квартиру слишком большая.

— Что значит, "слишком"? Сколько? Тысяча? Десять тысяч?

— Сто тридцать монет.

— Это разве много? — Округляю глаза.

— Нет, — подтверждает брюнет. — Но у тебя есть другие траты.

— Например?

— Ты должен выплачивать долг.

— За что? И кому?

— Колледжу, в котором учился. За... всякие разные неурядицы, происходившие во время обучения. С твоим непременным участием.

Не помню. Но что-то в его словах кажется знакомым...

— И что я натворил?

— Я не знаю всех деталей, но были наводнения, пожары и масса других происшествий, оплату ущерба от которых страховая компания перевела на тебя.

Ничего себе, новости! Пожары? Наводнения? Да ведь это стоит целую прорву денег!

— Надеюсь, это единственная причина моего безденежья? — Интересуюсь уже с большей осторожностью, чем раньше.

— Ну... Э... Не совсем, — признает брюнет.

— Что еще? — Хмуро цежу сквозь зубы.

— Еще деньги уходят на оплату обучения твоей дочери и на неё вообще.

— Дочери?! У меня есть ребенок?

— М-м-м-м... Да.

— Взрослый?

— Двенадцать лет. Тринадцатый.

О господи... Да когда же я успел? Если мне только тридцать, а ей к тринадцати, то, стало быть, зачатие произошло примерно... Значит, я не только колледж успешно разрушал, но и чью-то жизнь. В семнадцать лет? Бред.

— Может, у меня еще и жена имеется?

— Нет. Жены у тебя нет и... не было.

— Откуда тогда дочь?

Он замялся, постучал пальцами по столику, поерзал, потом все же сказал:

— Во время одного из расследований выяснилось, что она есть на свете и записана на твое имя, хотя биологически твоим отпрыском не является.

— То есть, еще и не родная?

Бред усиливается.

— Да, но... Ты решил оставить все, как есть.

— То есть, признал ее своей дочерью? С какого перепоя?

— Не с перепоя! — Кажется, его покоробили мои слова. — Просто... скажем так, тебе стало ее жаль. А потом ты и сам к ней уже привязался...

— Не верю.

— Но так и есть.

— А по-моему, ты меня нагло обманываешь. Не стал бы я жалеть чужого ребенка до такой степени, что усыновил бы и тратил на него деньги в то время, когда самому жить не на что. Я — полный идиот, так что ли?

— Нет, ты не...

Не чувствую уверенности в его голосе. Ни на крошечку.

— Не "нет", а "да"! Только полный и окончательный идиот мог так поступить: неизвестно кто, неизвестно по каким причинам навязывает мне неизвестно какого ребенка, а я соглашаюсь считать его своим, и при этом даже не требую финансовой помощи, что было бы вполне логично. Это не идиотизм? А этот самый ребенок, разумеется, меня бесконечно любит и считает своим папочкой, так? И никто ему, то есть, ей, не скажет, что она мне — ненужная обуза?

Примерно в третьей части своего гневного монолога краем глаза замечаю, что в гостиной нас уже вовсе не двое, а трое. Девчонка, рыжая, довольно миленькая, только хулиганистого вида. Стоит у дверей и слушает. И как вошла? То ли мы замок не защелкнули, то ли у нее свои ключи были... Стоп. Если у нее есть ключи от этой квартиры, то она...

Присматриваюсь повнимательнее. Да, наверное, это и есть моя, хм... дочь. Как и предполагал, внешнего сходства ноль. Разве что цвет глаз, но и только. Да и сейчас глаза эти, что называется, почти на мокром месте.

Брюнет среагировал на перенос моего фокуса внимания, обернулся и слегка побледнел. Испугался, что девчонка все слышала? Ну и зря. Чем раньше узнает правду, тем лучше. Честность в отношениях — лучшая политика. Правда, временами весьма болезненная.

— Ненужная обуза? — Срываясь, повторил звонкий голосок.

— Эд, ты все не так поняла... — поспешно возразил брюнет, но девчонка тряхнула рыжей челкой и выскочила за дверь.

Я меланхолично пронаблюдал уход персонажа под названием "дочь" со сцены, за что был награжден прямо-таки испепеляющим взглядом:

— Ты... Да как у тебя только язык повернулся... Разве можно при ребенке... А!

Взмах рукой, и я остался без последнего собеседника.

Ну и ладушки. Не очень-то и хотелось. Дочь, значит. Ну и жизнь у меня была... Занятная.

* * *

Пошарив в холодильнике и не обнаружив ничего, что хотелось бы съесть или выпить, я спустился вниз, прошествовал по двору и вышел на довольно оживленную магистраль. Машина красавчика осталась стоять во дворе дома, значит, девчонку он побежал догонять на своих двоих. Замечательно: есть шанс, что несколько часов буду свободен от назойливого общества блюстителя нравственности.

Бр-р-р-р-р! Холодновато. Ах, да, весна только-только начинается, и настоящего тепла еще ждать месяца полтора, не меньше. Надо было накинуть куртку — видел же в шкафу, да не сообразил вовремя... Ничего, ускорю шаг, может, и согреюсь заодно...

— Никогда не думал, что ты можешь быть таким... такой...

— Сволочью? — Услужливо подсказываю запыхавшемуся брюнету окончание фразы.

— Именно!

— М-да? — Засовываю руки в карманы джинсов. — И что я сделал не так?

— Все! Зачем надо было при Эд говорить о том, что...

— Она мне не дочь? А зачем было молчать? Я сказал чистую правду. Надо было лгать? Извини, не умею. Точнее, не помню, умею или нет. Доволен?

— Ты... — Голубые глаза смотрят одновременно негодующе и сожалея, но это самое сожаление предназначено вовсе не для меня, как я понимаю.

— И кто я? — Спрашиваю с искренним интересом. — Неудачник, постоянно вляпывающийся в нелепые ситуации?

— Я этого не говорил.

— Не говорил? А что ты вообще говорил, помнишь? Из всего, что ты мне сегодня рассказал, получается, что вся прожитая мной жизнь была чередой идиотских событий, не приносящих мне ни малейшей радости! Родственники со мной общаются только по необходимости, коллеги по работе... Относятся ко мне, мягко говоря, снисходительно, из чего можно заключить, что я занимаю не свое место! Ты достаешь меня уже целый день, а сам себе не можешь назвать причину, по которой это делаешь! Разве что, возвращение мне "трезвой памяти" имеет какие-то выгоды лично для тебя... Может, я просто выполняю ту часть работы, которую называют "грязной"? Тогда понятно... Дочь эта... Оторва рыжая. И я еще трачу на нее свои деньги? Это не просто глупо, это... это... это маразм! А может, я — постоянный пациент дурдома? И все твои рассказы — это часть лечения? А?

Брюнет молчит, словно ожидая, пока мой запал кончится. Нет уж, не дождешься!

— И ты хочешь, чтобы я вспомнил всю эту безрадостную галиматью, которая называется моим прошлым? Так вот, мистер как-вас-там, я не желаю, слышишь?! Я не хочу ЭТО вспоминать!

Поворачиваюсь и иду. Прямо через проезжую часть, потому что мне нет дела ни до чего: даже если меня сейчас собьет какая-то машина, по крайней мере, умру в счастливом неведении относительно еще более сомнительных подробностей своей жизни.

— Берегись!

Окрик застает меня на крайней левой полосе.

Оборачиваюсь, чтобы увидеть, как ко мне стремительно приближаются два объекта: машина и брюнет. С некоторым любопытством думаю: кто из них окажется быстрее, а через пару секунд узнаю. Красавчик. Он первым добирается до меня и с силой толкает в сторону разделительной полосы. Выталкивает почти из-под капота машины. Я лечу спиной назад, но в самый последний момент почему-то хватаюсь за брюнета и тяну за собой, так что удар, который он все-таки получает, проходит вскользь, и мы падаем за пределами полотна дороги.

Ч-черт! Песочек на разделительной полосе, наверное, залит клеем для пущей красивости, потому что меня тащит по нему, как по терке. Слава богу, джинсы выдержали, а вот рубашка со свитером... Да еще этот, спаситель незваный. Сверху придавил, в довершение всего так стукнувшись собственным виском о мой лоб, что закатил глаза и, похоже, отбыл в обморок, а у меня в голове жестяное ведро загудело натуральным колоколом. И рука... Болит. Неужели, сломал? Только этого и не хватало...

Очухиваюсь и выползаю из-под обмякшего тела брюнета аккурат к моменту, когда рядом останавливается "скорая". Врач делает снимок сетчатки, сверяясь с базой данных, и безмятежно покоящегося красавчика увозят в частную клинику, а меня оставляют на месте — ожидать приезда полиции, потому что я, судя по медицинской картотеке, заслуживаю только общественной муниципальной больницы.

Ну и черт с ними со всеми. Сижу, стараясь устроить поудобнее ноющую руку и не шевелить теми частями тела, на которых содрана кожа. Не так уж и больно, бывало хуже... Бывало? Когда? По какому поводу? Совсем ничего не помню, но такое ощущение, что вот-вот, и память прояснится, а я... Не хочу! Не желаю знать! Господи, ну зачем? Ну почему? Раз уж ты милостиво отнял у меня воспоминания, не возвращай их... Пожалуйста!...

— Так, что у нас произошло? — Спрашивает офицер полиции.

— У вас? — Болезненно щурюсь. — Понятия не имею.

— Шутник, значит... А скажи мне, шутник, что понесло тебя переходить в неположенном месте? — Следует вопрос, в котором угрозы ровно пополам с лаской.

— Это мое личное дело!

— Дело, едва не приведшее к смерти другого человека.

— Я его за собой не звал.

— Это другой вопрос. Тогда зачем он побежал?

— Полоумный, наверное, — не удержавшись, пожимаю плечами и закусываю губу, чтобы не застонать.

— Полоумный... А что скажут свидетели? — Обращается офицер к небольшой группе зевак.

Полная женщина в цветастом костюме и с кучей кошелок с готовностью начинает тараторить:

— Этот бродяга шел по улице, а тот симпатичный молодой человек его догнал, и они о чем-то начали говорить, и громко, а потом этот пошел прямо под машины, а тот побежал за ним и толкнул... Спас этому нахалу жизнь, вот! А сам, бедненький, чуть не умер! А может, еще и помрет...

— Будем надеяться на лучшее, — решил офицер. — Еще есть очевидцы?

— Вы позволите? — Через зевак протиснулся пожилой мужчина профессорского вида. — Молодые люди, и в самом деле, повздорили. Я стоял не слишком близко, но, каюсь, прислушивался к их разговору и... Судя по всему, у этого молодого человека была серьезная причина расстраиваться, а второй пытался его успокоить, но неудачно, в результате чего, собственно, и произошел инцидент. Но что касается спасения жизни... — Он поправил очки и продолжил: — Правильнее было бы сказать, что они спасли жизни друг друга, потому что в момент столкновения этот молодой человек потянул пострадавшего за собой, и можно сказать, основную тяжесть удара принял на себя.

— Но позвольте! — Возмутилась женщина. — Этот-то сидит, как ни в чем не бывало, а тот даже в сознание не пришел!

— Неудивительно, — возразил старик. — Просто у этого молодого человека лоб оказался крепче, вот и все...

Они препирались еще минут пять, полицейские записывали показания, я тихо дурел, и в какой-то момент мне почудилось, что одно из лиц в собравшейся вокруг толпе уже видел сегодня. Бледное, обрамленное рыжими локонами. С испугом в больших серых глазах...

* * *

— Ну вот, и все, — доктор в приемном покое закрепил на моем предплечье лангету. — Трещина небольшая, заживет быстро. Ссадины покрыли псевдоскином, он отойдет сам, когда сформируется достаточный слой новой кожи. Руку не напрягать, места ссадин не чесать. Все понятно?

— Понятно.

— Через неделю зайдете показаться. Для профилактики.

— Да, доктор.

— И... — Он устало потер переносицу. — Зайдите к кастелянше: нам вчера как раз привезли гуманитарную помощь, а ваша одежда... оставляет желать, так скажем.

— Спасибо.

— Да не за что... Кто у нас следующий?

Получив в свое распоряжение стеганую безрукавку и новую (относительно, разумеется) рубашку, а также брюки, даже чуть менее потертые, чем мои еще до знакомства с разделительной полосой, я направился к выходу.

Мимо меня по коридору проносились санитары с каталками, носилками, капельницами и прочей утварью, характерной для медицинских заведений. Плюс больные, никоим образом не упорядочивающие общее движение, а напротив, жутко ему мешающие...

— Я умру? — Схватила меня за рукав женщина, лежащая на каталке, остановившейся рядом со мной на тот краткий миг, пока санитар искал в направлении указание точного маршрута передвижения.

— Нет, ну что вы... Конечно, нет!

Взгляд то ли больных, то ли безумных глаз, впился в мое лицо:

— Мои дети... Что будет с моими детьми?!

— Все будет хорошо, поверьте...

— Позаботьтесь о моих детях, прошу вас! Позаботьтесь о них... Обещаете?

Санитар рванул каталку вперед, увозя выкрикивающую что-то пациентку, а я прислонился к стене, чтобы не упасть, потому что голова все-таки сделала полный оборот, а в памяти встала совсем другая женщина, лица которой я так и не смог вспомнить, но ее голос звенел в ушах, хотя в тот раз... В тот раз она говорила совсем тихо, почти неслышно. ""Ты уже взрослый мальчик, Морган... Позаботься о своих сестрах и об отце. Обещаешь?..."

* * *

Я толкнул дверь и шагнул в прихожую. Или гостиную? Да какая разница!

Темно. Тихо. День подходит к концу. С ума сойти, всего один день, а столько событий... И каких событий. Кажется, сегодня мне удалось разом потерять двух дорогих людей, легко и весело. В своем стиле, как водится.

И ведь я вел себя... Нельзя сказать, что безупречно, но в сложившихся обстоятельствах, вполне нормально. Наверное, если бы все повторилось вновь, поступал бы так же, но этот вывод меня как раз не радует. Так же... По-идиотски, то есть. Да, видно, что на роду написано, то и будет исполняться с завидной регулярностью... Но я же правда ничего не помнил! Не хотел вспоминать. Может быть, и не вспомнил бы, если бы не авария и очередной удар по голове. Заманчиво было бы остаться "беспамятным", хотя... Представляю, как за меня взялась бы тетушка по возвращении! Не думаю, что мне хватило бы упрямства выдержать напрашивающиеся сами собой ее "методы": я скорее, сделал бы вид, что память ко мне вернулась, чем терпеть постоянное моральное насилие со стороны Барбары... Правда, в притворство она бы не поверила, а значит, лечение продолжалось бы до победного конца. Или конца пациента, что тоже очень вероятно...

Но что мне делать теперь? Если я и раньше не очень-то был кому-то нужен, то с сегодняшнего дня лишился последних знакомых со мной людей, хоть как-то заинтересованных в моем существовании. Как тоскливо... Ну, ничего: к одиночеству я привыкну — все это уже было. Проходил. А куда деть чувство вины? Господи, да и в чем я виноват?...

Скрип двери. Эд. Стоит и смотрит, грустная и серьезная. Что я ей скажу? Что я вообще могу сказать? Прости, милая, но твой папочка бывает и таким монстром тоже? Разве ее это успокоит или обрадует? Интересно, что она сейчас думает, глядя на меня — в очередной потасканной одежде с чужого плеча, с пластырем на лбу, с перевязанной рукой и невнятным выражением лица? Полагаю, ничего хорошего. Ладно, переживу. Что мне еще остается? Броситься с балкона? Не прокатит: хоть этаж и четвертый, вряд ли этой высоты хватит, чтобы убиться насмерть. А любой другой исход только добавит мучений. И мне, и ей.

— Знаешь, что...

Ну вот, сейчас услышу о себе что-то новенькое. Только бы не слишком шокирующее, хотя... Заслужил. Пусть говорит, что считает нужным.

— Родной, неродной... Хороший, плохой... Я все равно буду тебя любить. Потому что у меня больше никого нет.

Вот так просто. "Больше никого нет." И у меня... больше никого. И только поэтому мы остаемся друг с другом? Невелика причина, но если другой не имеется, сгодится и эта. А потом... Посмотрим.

— Иди ко мне.

Она вздрогнула, расширила глаза, не веря тому, что слышит. Потом бросилась и едва не сбила с ног, прижавшись ко мне и обхватив руками. Крепко-крепко.

— Это снова ты? Ты вернулся?

— Да, милая. Прости, что ушел... без предупреждения.

— Это ничего! — Радостно заверили меня. — Главное, чтобы возвращаться!

— Пожалуй.

Она подняла голову и спросила:

— Ты жалеешь?

— О чем?

— О том, что вернулся?

Я задумался, а потом ответил. Честно.

— Жалею.

— Ну и зря! — Заявила Эд. — Потому что тебе здорово повезло!

— Это в чем же?

— Ты посмотрел на себя со стороны, вот!

— И что в этом хорошего? — Сомневаюсь.

— Не знаю, — качнулись рыжие кудри. — Но умные люди говорят, что это очень нужное дело — видеть себя со стороны.

— Ну, раз умные люди говорят... — Я обнял ее за плечи. — Нам, дуракам, стоит прислушаться, верно?

Глава 1

(Амано Сэна)

Помните старую недобрую шутку? Мол, если идёшь по улице, и тебе на голову падает кирпич — это несчастный случай, а если это событие повторяется и на следующий день — то совпадение. На третий же это ничто иное, как традиция. Так вот, который по счёту раз я оказываюсь на больничной койке в процессе непосредственного соприкосновения с моим дражайшим напарником?

Давайте посчитаем. История в Архиве, в буквальном смысле вылившаяся мне в косметическую операцию — раз. Взрыв робота с остаточной потребностью в размножении — два. Рыбу в заповеднике считаем за одну вторую — потому как это Морган довёл меня до совершения глупостей, говорю вам! И вот — снова. Итого три с половиной. Это уже не традиция, это... Кем можно назвать человека, который и на четвёртый день упрямо прётся всё по той же улице, где с неба сыплются кирпичи, и каску при этом не надевает? Правильно. Идиотом.

Не подумайте, что я хандрю и вообще расстроен. Ну так, самую малость. Голова раскалывается, на виске — синяк. Как говорится, налицо контакт с твёрдой поверхностью. И эта поверхность даже не зашла ко мне с целью выполнения святейшей обязанности! Какой? Проведать заболевшего напарника. Два дня уже валяюсь в больничной палате, кто меня только ни навещал — парочка последних девушек, Тами, Рэнди, Паркер... При виде последнего я столь талантливо сымитировал амнезию, что тот опешил, прекратил свои вечные заигрывания и ускоренно ретировался — после того, как я сделал вид, что оскорблён и намерен его убить, разумеется. Подумать только, что за наглость: пользуясь моим беспомощным, как ему мнилось, состоянием, выдавать себя за моего, гм, друга! В смысле, очень близкого, даже чересчур близкого. Каков хитрец! Ладно-ладно, выпишут — всё припомню! Впрочем, больше всех достанется вовсе не Джею...

Впрочем, припомнил ли что-либо сам Морган, вот в чём вопрос. Никто из посетителей не смог мне сообщить о судьбе моего напарника ничего толкового. Жаль, Барбара в отъезде, она бы знала. Но, рассуждая рационально — если бы память к нему вернулась, разве бы он не пришёл меня повидать? По крайней мере, позвонить бы мог. А вдруг ему досталось ещё крепче, чем мне? Отрубился-то я сразу, неизвестно, чем там дело закончилось... Жаль, персонал коварно захватил мой личный комм и не подпускает к общественному, несмотря на все мои посулы. Мол, поправитесь — пожалуйста. Как врач, я их понимаю: пациента с сотрясением мозга тревожить не следует. Впрочем, уж до завтрашнего-то дня дотерплю, а завтра сестричка грозилась забрать меня под домашний аре... уход, то есть. И надзор семейного врача.

Черта с два. Лучше уж поваляюсь у себя дома. Почитаю (строго запрещено медиками), погоняю чертей на компьютере (строжайше запрещено ими же), обработаю восемь терабайт скопившихся на винте снимков (см. выше), пересажу кактусы и почищу аквариум (а вот этого врачи запретить не догадались, следовательно, можно)... А перво-наперво выясню, где Морган Кейн и что с ним. И... дайте мне ками узнать, что он жив и здоров, физически и душевно! Тогда моё возмездие будет воистину ужасно!

* * *

Выпроводив сестру, возжелавшую захламить мой холодильник всякими полезными (читай, несьедобными) продуктами, я переоделся в домашнее кимоно, устало присел на диван и взялся за комм. Первый звонок был... пани Полански, разумеется. Почётному целителю семейства Кейн. Номер её у меня от... вы не поверите, от Рэнди Доусона. Ишь ты — успел обзавестись контактными данными всех знакомых своей ненаглядной Лионы еще до свадьбы! Внимательный. Не то, что некоторые. Именно Рэнди предложил мне связаться с пани Вандой, как только узрел эффект своего коронного "удара-с-выворотом", или как он там его прозвал. Ну да, выворот удался, как никогда!

— Слушаю?

— Пани Полански, это снова Амано, напарник Моргана Кейна...

— Что-то ещё случилось? — встревоженное воркование в трубке. Пани Ванда — на редкость сексапильная для своих лет женщина, и прекрасно осведомлена об этом.

— Ещё? — удивился я. — Я, собственно, всё о ней, об амнезии.

— Есть повторные проявления? — голос моей собеседницы сделался встревоженным. Что значит, повторные? Недопонимаю...

— Пани Полански, я с того самого момента, как расстался с капитаном Кейном при, м-м-м, драматических обстоятельствах, ничего о нём и не слышал. — В двух словах, не вдаваясь в личные подробности, я пересказал историю нашего ДТП и моей информационной изоляции. — Вы хотите сказать, что у него всё прошло?

— Вот ведь свинёнок, — вздохнула врач. — Я позвонила ему вечером того же дня, выслушала по телефону — всё уже было нормально. Утром приехала, осмотрела. Само собой, весь в заплатках, но живой и, что характерно, в здравом уме и скверном расположении духа. Всё, как обычно, в общем.

— Ясно. Спасибо, большое спасибо, пани Полански, — механически проговорил я, дождался напоминания называть её просто Вандой, согласился и положил трубку. Настроение сделалось... поганым. Хотелось — нет, даже не убить кого-нибудь, а... да ничего не хотелось, кроме, как повернуться на другой бок, к стенке, спиной ко всему миру, да так и остаться. Вот как, значит... Отброшен с пренебрежением: ни визита, ни звонка с хотя бы формальными вопросами о самочувствии. Ну и ладно. А теперь — теперь поздно! Уже полусонный, я потянулся к токономе (1), в которую, к вечному негодованию Тами, имею обыкновение бросать комм, вырубил его и заснул.

К сожалению, даже во сне раздражение не отпускало меня: я продолжал переживать за якобы бедственное положение моего друга, при этом ощущая некоторую дихотомию собственного сознания — одна его половина страдала и мучалась неизвестностью, другая же отпускала едкие и циничные комментарии по этому поводу. Видимо, сказывалось недолеченное сотрясение. И, конечно же, истина была на стороне той, второй, и та, чувствуя свою правоту, глумилась над первой и вообще всячески её притесняла. От такой крупной феодальной раздробленности в моих мозгах всё кружилось, чесалось и зудело до такой степени, что...

Я проснулся. И впрямь, оглохнуть можно! Тупо осознав, что наслаждаюсь звуками собственного входного звонка, я по широкой дуге (что значит, по стеночке) направился к двери и резко распахнул её на себя. Не ожидавший такого подвоха Кейн едва не повторил своё знаменательное падение на персону вашего покорного слуги. Уклонившись, я мстительно не извинился, предпочтя хладнокровно наблюдать контакт моего напарника с трюмо. Последнее я прикрепил в своё время надёжно, так что...

— Какого чёрта?!? — осведомился мой напарник, высвободившись, наконец, из объятий моего интерьера. Трюмо всё-таки умудрилось накрениться. Да уж, против лома нет приёма, если...

— Кто бы говорил! — я почувствовал лёгкий укол совести и сделал свой выпад. — Что ж вы, почтеннейший, так задерживаетесь? Я прям-таки заждался!

На лице Кейна выразилось недоумение. Мысль срочно требовалось пояснить.

— Я так ждал нашей встречи, любезный, но вам, видимо, помешали неотложнейшие дела...

— Какой ещё встречи? — нахмурился этот недогадливый.

— Нашего с вами свидания, конечно же!

Моргана передёрнуло — как всегда бывает, когда я начинаю умышленно топтаться по его любимой мозоли. Я всегда говорил — слишком строгие взгляды — почти так же плохо, как и их отсутствие. Впрочем... Аллергическая реакция на определенного рода шутки — что может быть замечательнее в сложившейся ситуации?! Ничего, я тебе такой анафилактический шок сейчас устрою! Злой я сегодня, злой и немилосердный.

— Свидания? — фыркнул он в ответ. — Не припоминаю такого!

— Может, вы еще и меня до сих пор не припоминаете? — заботливо осведомился я.

И вот тут мой напарник попал.

— Представьте себе, не припоминаю! — с вызовом ответил он.

Ах ты, обманщик! Симулянт несчастный! Нашел, кому китайскую лапшу на уши вешать. Мои японские уши не потерпят китайской подделки!

— А на дом мой, значит, вы набрели случайно?

— Нисколько, — самодовольная усмешка. — Вы же сами мне его вчера показали. Или тоже не припоминаете?

Та-ак... Будем считать, что сей укол достиг цели. Но какое наглое враньё, подумать только! Если бы не пани Полански, кто знает, может, он бы и разыграл меня.

— Так значит, вы до сих пор так и и не обрели память?

— Именно! — нет, вы поглядите, даже не краснеет!

— О! Так значит, — я принял внезапное решение перейти с ним на "ты", — Ты пришёл сюда, ко мне, в последней надежде вернуть былые воспоминания? — это прозвучало несколько пафосно, но будем считать сей пафос своего рода замысловатым фехтовальным приёмом, препятствующим смертельному выпаду.

— Ну... — нет, я не дам тебе уйти от удара!

— Ты совершенно правильно поступил, любовь моя! — провозгласил я и в качестве завершающего выпад движения приобнял остолбеневшую фигуру за плечи. — Мы быстро вернём тебе воспоминания о нашем прежнем счастье... возможно, начнём прямо сейчас!

Правда, изящно получилось? Жаль, апплодисменты не мне, а гнусному извращенцу Джею Паркеру. Впрочем, его сценарий — моё исполнение. Разумеется, в оном исполнении пределов разумного я бы не перешел (чем и отличаюсь от некоторых), но, будьте уверены, мои методы навсегда отбили бы у Моргана охоту к симуляции... а также к общению со мной.

Ну что, так и будем стоять, или кое-кому пора признать своё поражение и начать бить кулаком по татами (2)?

Ой-й-й-й! Я же сказал, по татами, а не по голове! Хоть бы вспомнил про моё сотрясение, паразит!

— Ты хуже Джея!

Неправда! Я лучше Джея!

— А ты — невнимательный, равнодушный к друзьям врун, да к тому же ещё и симулянт!

— Значит, тебе всех разыгрывать можно, а мне — нет?!?

— Я нормально отношусь к розыгрышам! — возмутился я. — Мне не нравится, когда про меня забывают!

— Ах ты сиротинушка! Да тебя половина Управления навестила, в отличие от меня! — нашёл, чему завидовать.

— Вот именно, в отличие от тебя! У меня один — слышишь, один напарник — который меня едва не прикончил, и при этом не удосужился даже позвонить!!!

— Не-на-ви-жу оправдываться, особенно перед тобой! Но, просто чтоб ты знал, я звонил! И это не я виноват, что твой комм до сих пор не отвечает, а по больничному меня послали!!!

Я хотел язвительно прокомментировать сиё заявление — на предмет того, что, кто ищет — тот всегда найдёт, но в этот момент вышеупомянутое устройство, но принадлежащее Моргану, судорожно запиликало. Всё ещё взбешённый, мой напарник с третьей попытки включил громкую связь.

— Почему ты не в Управлении? Прими сообщение, — раздался риторический вопрос, а за ним — приказ нашего любимого шефа. — И разыщи этого балбеса Амано, выключившего комм в рабочее время.

Я хотел было подать голос и возмутиться по поводу прав на больничный, но не успел, Барбара уже отсоединилась.

— Вообще-то, я никому из наших не сообщал, что снова... м-м-м... дееспособен... — задумчиво протянул мой напарник. Голос тётушки почему-то подействовал на него отрезвляюще, как ледяной душ. Ага, так вот, в чём дело, и почему мои расспросы коллег ни к чему не привели.

— Между прочим, я о тебе волновался, — буркнул я, всё еще не готовый к примирению. Морган резко вскинул голову — по-видимому, эта мысль его доселе не посещала. И, похоже, ему сделалось несколько неловко.

— Я не думал, что...

— Что характерно.

— Я просто хотел отдохнуть! Нет, не от тебя... от остальных... работы. Побыть с Эд. Просто посидеть дома! И я неоднократно справлялся о твоем самочувствии в больнице, между прочим! Я от них и узнал, что тебя выписали. И сразу же приехал, как видишь!

Всё, считай, что подлизался. Ну не умею я злиться долго, не умею, и всё тут! Особенно на оболтусов, стоящих передо мной с несчастным взглядом и сложенными на груди ладонями — что оные оболтусы, впрочем, едва ли сейчас осознают.

Я еще немного помолчал, в качестве закрепительного элемента воспитательного процесса и, когда комм напарника издал сигнал окончания приёма информации, уже по-дружески посочувствовал:

— Ну, теперь-то твоя халява закончилась, приятель. Барбара тебе наверняка не просто приветик передала.

— А сам не хочешь полюбопытствовать? — сперва обрадовался, а затем насупился Мо.

— Ни в коем разе не собираюсь предаваться этому гибельному пороку! И в отличие от некоторых — на совершенно законных основаниях. — я даже негодующе погрозил пальцем.

— Вообще-то, мне что-то послышалось насчёт "подключить и тебя"...

— Ну разумеется, тебе послышалось! Да и откуда тебе знать, где я, правда? — я подмигнул и, к сожалению, это легкомысленное движение напомнило моей голове о реальном состоянии дел. То есть о том, что она обязана болеть. Я скривился. Всё-таки стресс и адреналин — чертовски хорошие обезболивающие. Были. — Ну что ты мнёшься, показывай уже, что там нам судьба уготовила. Или ты собираешься и Барбару за нос водить?

Судя по тому, как жестоко перекосило моего напарника, он этот вариант уже продумывал и даже успел представить результаты попытки мистификации полковника фон Хайст во всей их красе. А посему предпочёл с тяжёлым вздохом внять моей просьбе.

Честно признаться, любопытство всё-таки являлось одним из факторов моего решения. Никогда не знаешь, какого рода расследование будет подкинуто тебе свыше. Трудно поверить, но первым нашим с Морганом совместным делом был поиск пропавшего котёнка... правда, не простого, а почти что золотого... в каком-то смысле мы это задание успешно провалили. Впрочем, не будем предаваться неуместной сейчас ностальгии!

* * *

Перед изрядно помятой дикими посетителями стальной дверью 6-го благотворительного госпиталя мой приятель резко затормозил.

— В чём дело?

— Я тут был.

— Ну да, — пожал плечами я, — Все мы тут бываем, время от времени. То свидетель, то, как сейчас, потерпевший...

— Потерпевшая, — флегматично поправил меня Мо. — Я тут был, три дня назад.

Ага, так вот откуда мой друг вернулся, по меткому определению пани Ванды, "весь в заплатках и прескверном расположении духа"! Ясненько. Учреждение — одно из беднейших, мэр уже который год грозится то ли профинансировать его, то ли закрыть. Второй исход кажется мне более вероятным. В таком месте оказаться пациентом и мне бы не хотелось. Впрочем, когда это мне вообще такого хотелось? Но больницы — моя карма, я уже давно успел это и прочувствовать, и смириться. А ведь в тот раз, когда я очнулся в палате — снова очнулся, и снова — совсем один, мне показалось, что я рехнусь. Это было на первом году службы, через два года после смерти жены. Где угодно, хоть на столе патологоанатома, хоть в крематории — но не в больнице! И вот привык, захожу — даже не вздрагиваю, грубое животное. Только настроение портится и голова начинает болеть. Впрочем, она и не переставала.

Пациентка отделения усиленной терапии (я так и не понял, в чём состояло усиление последней — разве что в слишком тугой дверной пружине) не встретила нас радостной улыбкой, что, впрочем, нисколько не удивляло. Диагноз, прописанный в истории болезни Екатерины Миллер (сорок семь лет, оператор робототехники на заводе комплексных полимеров), гласил — нервное расстройство в тяжёлой форме. Несколько расплывчато, не так ли? То ли будет через окно от нас выпрыгивать, то ли душить кинется. На всякий случай я опередил Моргана — что было не сложно, ибо он как раз пытался не дать двери зажрать край куртки — и занял место на соседней кушетке, в непосредственной близости от жертвы, как нам было заявлено, "гипотетического покушения на убийство". Я хочу сказать, что с большой долей вероятности наш приход сюда — лишь дань традициям, предписывающим сначала принимать показания, и только после этого — убеждаться в неадекватности дающего их человека. Проржавевшая железная логика системы правоохранения. Впрочем, проверим.

Равнодушный взгляд неподвижно лежащей на койке немолодой коротко стриженной женщины остановился сначала на мне, но уже через секунду отправился в странствие по направлению к моему напарнику — устало и так медленно, что я буквально ощущал его как луч бледного разреженного воздуха. Наконец, Морган попал в его поле, и тут зрачки пострадавшей расширились:

— Ты?! Что с моими детьми? Как они?

Морган не ответил, видимо, потрясённый не меньше меня; тогда больная попыталась резко принять сидячее положение, сделала рывок, но бессильно обмякла на кровати. Странно — это анальгетики у них такие стойкие или наркоз? Оно, конечно, к лучшему, но...

— Ты же обещал о них позаботиться! Ты же обещал!!!

От крика у меня заложило уши, и я едва услышал слова Моргана:

— С ними... всё в порядке, успокойтесь. С вашими детьми всё в порядке.

Вот ведь умница! Быстро сообразил, я уж испугался, что придётся вмешаться. Бедная женщина! Обозналась, хотя... стоп! Какие дети? У неё их отродясь не было — по крайней мере, в Архиве ни собственных, ни приёмных не зафиксировано.

— Точно? — её лицо доверчиво посветлело.

— Да, леди. — подтвердил и я.

Взгляд женщины теперь уже буквально перепрыгнул с места на место, и она пристально уставилась в моё лицо. В слегка замутнённых карих глазах появилось недоверие. Хм, кажется, я зря встрял.

— А вы откуда знаете?

— Он нам помогает, — спокойным тоном сообщил Кейн. Лицевые мускулы госпожи Миллер тотчас же расслабились.

— Хороший мальчик, дай тебе бог здоровьичка! — она попыталась поднять руку — наверно, чтобы перекрестить кого-то из нас, и, похоже, не меня, но шевельнулась только кисть. Уж не паралич ли у неё?

— Всё хорошо, — снова успокаивающе произнёс Морган. — Я ведь пообещал.

Я обернулся к нему, и тут до меня начало доходить, что ситуация — сложнее, чем я предполагал. Не похоже, что это целиком и полностью — импровизация со стороны моего напарника. Если бы только знать, что их связывает, откуда Морган знает эту женщину и что за обещание ей дал — я чувствовал, что нахожусь вне фокуса событий, и это мне не нравилось. Ну уж нет — если Морган в курсе чего-то, неизвестного мне — то пусть берет инициативу в свои руки, в конце-то концов! А не выжидающе смотрит на меня. Сейчас как ляпну что-нибудь... Ладно, я предупредил!

— Знаете, — я слегка улыбнулся, — мы пришли вас навестить и уточнить ряд вопросов, чисто формальных. Но сначала — как вы себя чувствуете?

Лицо Екатерины Миллер вновь приобрело отстранённое выражение. Да что же это такое?! Я, конечно, не столь самоуверен, и не считаю себя верхом обаяния — но почему мои невинные поползновения к вежливости воспринимаются так негативно?

— Да, как вы себя чувствуете? — продублировал реплику мой друг, и лицо женщины словно преобразилось, в глазах загорелись надежда и мольба.

— Я не могу пошевельнуться, миленький! Скажи мне, что со мной? Ты ведь знаешь, скажи мне правду. Я парализована? Совсем?

Морган, наконец, преодолел расстояние от входной двери, на которую опирался в процессе всего диалога, и пристроился рядом со мной.

— Я уверен, — осторожно начал он, — это пройдёт. Обычный наркоз.

— Правда? — больная снова взглянула на него, как на святого, исцеляющего одним лишь присутствием.

— Конечно!

— Дай-то бог... — она вздохнула, но, кажется, уже облегчённо. Ну надо же! Почему она ему так доверяет?

— А пока я хочу, — продолжал тем временем мой напарник, — чтобы вы попытались вспомнить, что произошло с вами три дня назад.

— Три дня? — недоумённо поднятые брови. Можно подумать, её тогда и на свете не существовало...

— Именно. Что такое с вами стряслось, что вы оказались здесь?

Мо, ты рискуешь! А если она считает, что ты и сам должен это знать?

— Три дня назад... — повторила госпожа Миллер. — Я не могу припомнить.

— Но... позвольте! Когда вы пришли в сознание, то первым делом сообщили медсестре, что вас пытались убить!

Чёрт, Морган, ну кто так снимает свидетельские показания?!?

— Правда? — наверно, это её любимое словечко. — Я не помню. Убить? Да кому я нужна?

И действительно — кому нужна одинокая женщина средних лет, заводская рабочая? Вот только...

— Морган, — шепнул я, намеренно избегая обращаться к потерпевшей напрямую, — Может быть, удастся восстановить последние события?

— Мисс Миллер, — послушно транслировал мой партнёр, — перед тем, как вы попали сюда — что вы помните, последнее?

— Я... — женщина сосредоточенно наморщила лоб, и даже прикрыла веки. — помню, была на работе... да, точно, работала сверхурочно... Поговорила с Тамаркой, та была только за...

Я мысленно присвистнул. Ох, и накроем мы этот завод, если данный факт подтвердится и не будет иметь под собой достойных оснований! На такого рода предприятиях, наоборот, руководство призвано следить за рабочим графиком трудящихся, не покладая рук, если можно так выразиться! Да и какая может быть работа сверх нормы для одного-единственного человека, управляющего, скажем, конвейером? Нет, это либо весь цех по авралу надо выгонять, либо не затеваться с глупостями. В любом случае, интересная история.

— И что было, когда вы закончили работу? — спросил Морган.

— Ой, я вспомнила! — вдруг вскрикнула наша собеседница. — Я же её не закончила, со мной произошёл несчастный случай!

Мы вопросительно воззрились на говорящую. Та, видимо, перебирала в памяти происшедшее, причём скорее с интересом и радостью, нежели с более мрачными переживаниями, более соответствующими, на мой взгляд, случаю. Впрочем, удивляться тут нечему — классический стресс. Трясти её потом начнёт — может быть, даже не сегодня. Хотя, что-то меня в том, как она излагает свою историю, нервирует.

— Я... неверную команду задала, да, точно. Ошиблась, и задела манипулятором пластиковый контейнер, тот при падении меня и накрыл — пустой, наверно, был. Но всё равно, он же тяжеленный! И как не раздавил, слава те, Господи!

Ладно, всё проверим. Хотя в истории болезни внешних повреждений не значилось, только сердечный приступ и это самое нервное расстройство. Наверно, контейнер при падении на неё опрокинулся и даже не задел — а вот перепугаться она успела. Но почему несчастная тогда не может шевелиться, неужели ещё и инсульт? В истории про это не упомянуто.

Ладно, на завод всё равно ехать, проверим и обстоятельства получения производственной травмы, и многое другое.

— Вот как... — похоже, мой напарник пришёл к той же мысли. — Значит, ваши слова о том, что кто-то на вас покушался..?

— Не знаю, и откуда у меня в голове такое взялось! Наверно, всё эти детективы, будь они неладны — больше всего люблю смотреть про убийства, кражу драгоценностей — вот, видимо, в мозгах что-то и повернулось. Хорошо, хоть сейчас опомнилась — а то и не представляю, что со мной бы сталось! Наверно, так люди с ума и сходят...

Да-да, и на таких вот людей детективы с триллерами и рассчитаны, это точно. Потому что, если у тебя самого жизнь — сплошной триллер, то на ночь будешь смотреть исключительно школьные комедии, ей-ей!

— Видите, не зря мы вас навестили, — не удержался я, попытавшись тоже внести свою лепту в расследование. В ответ собеседница нахмурилась. Нет, над этим определённо стоит поразмыслить. Потом.

— Пожалуй, мне пора откланяться, — я поднялся. — Желаю вам скорейшего выздоровления, мисс Миллер, от всей души!

Дождавшись аж целого кивка, я вышел в коридор, и, буквально через полминуты, ко мне присоединился Мо.

— Чем сердце успокоилось?

— А? Да собственно, мы тоже попрощались... она просила меня прийти ещё... ну, и про детей снова вспоминала.

— Я тоже о них вовек не забуду, — пробормотал я. — Какие дети, Мо? Я часом решил, что ты вознамерился не останавливаться на достигнутом и открыть детский дом...

Ирония моя произвела на напарничка удручающее впечатление — впрочем, как и всегда. Тем не менее, событиями трёхдневной давности он со мной поделился без долгих уговоров — сказывалось наше с ним примирение накануне. Вот, что значит хорошо поскандалить! Выволочка на обед — спокойствие на ужин, надо запомнить. Если после такого обеда будет, чем и из чего ужинать, конечно....

— Странная всё же история, правда? — я дослушал повествование Моргана до конца. — Такое совпадение, конечно, в твоём амплуа — но как-то чересчур. И дети эти... несуществующие.

— И завод, — добавил Кейн.

— Что... завод? — я почувствовал подвох. Завод не мог не существовать, я лично его видел и, что гораздо хуже, обонял! Это совсем недалеко от Моргана, между прочим. Как и больница. Что, в общем-то, вполне естественно.

— Выходной у них в тот день был, вот что. Это только у нас суббота рабочая, мы же — не нормальные люди.

— Действительно. — Какой же я тупой сегодня! Правда, речь шла о сверхурочной работе — но я ведь наивно полагал, что она попросту задержалась в один из рабочих дней. А в субботу... А вахта, а кто ради одного человека цех открывать будет, да и зачем? А на массовые нарушения трудового кодекса — это ж какое хамство надо иметь? Хотя, всякие могли быть обстоятельства...

— Посетим завод? — вздохнул я.

— Знаешь, езжай-ка ты домой, я сам. — неожиданно предложил Морган.

— Ты чего?

— А ты лицо своё давно видел? Бледное, как у вампира с абстинентным синдромом. И такое же доброе...

Недолгий экскурс в глубины собственного воображения ввёл меня в слегка истерический смех, а посему на том и порешили. Ну да, какое уж тут обаяние, вон и пациентка при взгляде на меня как-то терялась, а я-то думал... Хотя, меня можно было бы извлечь, например, как козырный туз, с целью запугивания руководящего состава завода сложных полимеров. Тем не менее, на моё великодушное предложение воспоследовал лаконичный совет — валить лесом пить кровь молоденьких девственниц. Совет я нарушил. Конечно же, я пошёл спать. А девицы... что девицы? Их и так мало.

И вообще, зачем мне какие-то там девственницы сомнительной репутации, да к тому же из лесу, когда у меня есть такой внимательный напарник? Вот, из кого кровушки-то попью, вволю... ха-ха-ха..!Глава 2

(Морган Кейн)

— Предъявите пропуск!

Строгий окрик заставил меня остановиться чуть резче, чем это происходит в спокойной обстановке, и шедший сзади и чуть справа человек со всей дури съездил своим плечом по моему. Треснувшая кость словно ждала этого момента: только-только утихшее нытье разгорелось с новой силой. А мой невольный "обидчик" тем временем совершенно спокойно миновал заводскую проходную. Собственно, я мог бы рвануть следом и, если бы повезло, успеть до застопоривания турникета в положении "закрыто". Если бы повезло... Хм. Нет, это не мой случай, а потому все, что остается — выдохнуть негодование вместе с парой-тройкой тихих ругательств и вступить в переговоры с террори... С вахтером.

Любопытный профессиональный клан, между прочим. Да, именно клан, поскольку неважно, из какой местности ты родом, чем убивали время твои далекие и не очень предки, на что по цвету похожа твоя кожа... в общем, биометрика и прочее не имеют ровным счетом никакого значения: если по состоянию души ты вахтер, то рано или поздно окажешься на упомянутой должности. Далеко ходить не будем: у нас в Управлении вахта положена, как обязательная составляющая структуры организации с многоступенчатыми уровнями секретности, но при этом администрация, не желая раскошеливаться на привлечение профессиональных охранников, придумала чудный ход: назначать на дежурства офицеров из Отдела Внешней Безопасности. Проще говоря, тех, кто обеспечивает безопасность стратегически важных объектов. Хотя... Последним из таковых оказался почему-то торгово-развлекательный центр, в который любит наведываться треть руководящего состава Управления со своим чадами и женами. Парни из ОВБ отрывались по полной программе в течение месяца, занимаясь обучением тамошних охранников, точнее, охранниц, а мы все вздохнули свободно, пока на проходной дежурили по жребию представители всех остальных Отделов. Нет, лично я в "вытягивании соломинок" не участвовал. Потому, что организатор затеи — начальник Общего Отдела, чернокожий майор с трудно произносимой фамилией Нгемвамбва сказал сразу: "Я работаю в Управлении. Я с удовольствием работаю в Управлении. Я люблю свою работу в Управлении. И я хочу приходить на свою работу и работать, а не ждать каждую минуту, что потолок обрушится на мою седую голову!" Выслушав столь трагическую тираду, Барбара не стала настаивать, и я был освобожден от трудовой повинности на вахте. Разумеется, счастливее всех оказался Амано, который автоматически тоже избежал суточного бдения на проходной. А вот Паркер одну из "соломинок" все же вытащил и... Ой, лучше даже не вспоминать его дежурство: клоун, он и есть клоун. Причем, если учесть, что пошутить он норовил в основном со "своими" — ну, не пропускать, например, на ходу придумывая нелепые, но выполняющиеся причины (а как не придумать, если он прекрасно знает, что мы не всегда успеваем сдать табельное оружие в Арсенал?). Так вот, что касается служебного "мармона": с неразряженной обоймой он считается оружием, а с разряженной получает статус "предмета, участвующего в производственном процессе". И Джей, зараза, заявил, что не пропустит в здание Управления вооруженного человека — есть такое правило, не скажу, что глупое, но, как видите, временами доставляющее значительные неудобства. Обычно никто не обращает внимания, но прицепиться можно, чем блондин и воспользовался. А у меня в то утро было настроение... Точнее, настроения не было вовсе. Поэтому я достал "мармон" и произвел быстрый и точный расстрел огромной люстры, висящей в парадном холле (она готовилась по бухгалтерии к списанию, и за ее порчу платить уж точно не понадобилось бы). Было весело. Всем. Кроме меня и Джея, который потом лично сметал в совочек осколки хрусталя. Я, в свою очередь, получил нагоняй от тетушки... вместе с досрочным зачетом по стрельбе. Так что, не бывает худа без добра.

К чему это я? Ах да, к тому, что Паркер в глубине своей проказливой души оказался одним из клана вахтеров, главная задача жизни которых состоит вовсе не в том, чтобы не пропускать кого-то куда-то, а в том, чтобы доказать, что они могут это сделать. Не пропустить.

— Пропуск! — грозно повторила выдающаяся дама. То есть, дама, выдающаяся вперед массивной грудью.

— Простите, но человек передо мной прошел без предъявления, и вы...

— Его-то я знаю, а тебя, парень, впервые вижу!

Гениальный ответ, верно? "Знает". И не допускает мысли, что внешность, как и другие параметры биометрики, легко поддается подделке, обманывающей даже электронику. Впрочем, возможно, у этой женщины нюх, как у собаки, и она... Ой, не туда мои мысли повело, не туда.

— Мне необходимо поговорить с кем-нибудь из руководства. Это возможно?

— По поводу?

— Простите, но причина моего визита вас не касается.

Маленькие глазки сощурились, полностью исчезая в складках век:

— А я вот сейчас полицию вызову!

— Не надо.

Женщина торжествующе подалась вперед, ожидая стать хранительницей тайны моего пришествия на завод комплексных полимеров, но триумф был недолгим, потому что я продолжил фразу:

— Я и есть полиция.

Конечно, она не поверила сразу — пришлось лезть в карман за "идиоткой" (3) — новым чудом изобретательской мысли, превратившим стандартную карточку удостоверения в мультимедиа-проектор, при необходимости устраивающий целую презентацию для благодарных зрителей путем рисования в воздухе красивых картинок.

Вахтерша оказалась зрителем не то, что благодарным, но еще и не пуганым, и, преисполнившись благоговения... нет, не передо мной, а перед прогрессом техники, даже попросила повторить. На бис. Я повторил, чертыхаясь, но исключительно сквозь зубы, чтобы не портить впечатление. Теперь придется всю ночь заряжать аккумуляторы... А, ладно! Зато в кабинет к главному инженеру меня и пустили, и проводили. До самых дверей: наверное, чтобы не сбежал по дороге.

* * *

Услышав, какая неприятность привела меня на завод, главный инженер — дяденька преклонных лет (судя по всему, того же года разработки, что и конвейерные линии), покачал головой, повздыхал, а потом, справедливо заметив, что в день происшествия предприятие не работало, а следовательно, несчастный случай на производстве произойти не мог, развел руками. Мол, и рад бы помочь, да нечем. Я тоже повздыхал, покивал в ответ, сославшись на то, что "работа такая" и что "нужно опросить возможных свидетелей", после чего мне было предложено переговорить с мастером смены, в которую работала мисс Миллер. А уже мастер смены посоветовал в качестве наиболее полного источника информации о личной и общественной жизни потерпевшей ее коллегу по работе и подругу, Тамару Русанову.

Означенная дама — в той же мере непрезентабельная, как и мисс Миллер, только не коротко стриженая, а вся в мелких кудряшках, обнаружилась в подсобке, на так называемом перекуре. Никогда не понимал прелести вдыхания внутрь гадостного дыма, впрочем... Возможно, если бы мое детство прошло не на орбитальных базах, я бы в юности и пристрастился к курению, а так... Не выношу, когда рядом курят. Но на какие только жертвы не приходится идти во имя всеобщей безопасности! Жаль только, что эти жертвы остаются незамеченными... Начальством при выписывании премии, например.

— Расскажите, пожалуйста, о мисс Миллер.

— Чего именно вам рассказать? — устало уточнила госпожа Русанова.

И в самом деле, чего? В смысле, что я хочу услышать?

— Например, как она работает.

— То есть? — Женщина сделала затяжку.

— Она — хороший работник?

— Почему бы вам не пойти с этим вопросом к начальству?

Разумное предложение. Но список поощрений и взысканий меня не волнует.

— Простите, я неточно выразился. Как она относится к работе? Работает с удовольствием или же...

Тусклые серые глаза взглянули на меня с жалостью:

— А вы работаете как? С удовольствием?

Я задумался, потом честно ответил:

— Нет. Но хорошо проделанная работа приносит мне удовлетворение.

Русанова помолчала, потом спросила:

— "Хорошо проделанная" — для кого?

— Для всех.

— Так не бывает.

— Бывает. Правда, очень редко... Но бывает.

Окурок отправился в ведро.

— Значит, и Катьке должно быть хорошо от вашей работы?

Я оперся плечом здоровой руки о стену.

— Надеюсь, что ей будет хорошо. В любом случае, сделаю все, что от меня зависит.

— Зависит... — тяжелый вздох. — Да от вас-то, почитай, ничего зависеть и не может.

Так, процесс пошел. Не люблю ни вызывать людей на откровенность, ни слушать потом эти самые откровения, но работа обязывает.

— У мисс Миллер были проблемы?

— Только вот в таком тоне не говорите! — вскинулась Русанова. — Катька еще богу душу не отдала!

— Простите... Значит, у нее есть некоторые проблемы. Какого характера? Личные или...

— А как черту-то провести, где личное, а где нет? — серые глаза стали еще печальнее.

— Думаю, ничего проводить мы не будем — незачем. Если мои фразы вас раздражают, прошу прощения: это стандартные формулировки, неудачные, но именно те, которые я должен изложить в отчете. Как и ответы на них. Поэтому, если что-то в моих словах покажется вам... неуместным, перефразирую. Согласны?

Она пожала плечами, закуривая новую сигарету.

— Итак, что вызывало у мисс Миллер бесп... Нет, не буду спрашивать. Просто расскажите, что сочтете возможным.

— Да ладно вам... Извините, что сорвалась. Просто для вас-то это работа, а мы с Катькой подруги, и когда о ней так сухо говорят...

— Понимаю. У нее были причины для беспокойства?

— А как и у всех нас, здесь работающих. Молодость давно прошла, с семьей не получилось, карьера не сложилась... А ведь она даже училась. На инженера. Только на последний семестр денег не хватило: матери срочно надо было операцию делать. А потом ухаживать... Вот Катька и бросила учебу.

— Вы давно знакомы?

— Лет пятнадцать уже. Вместе сюда пришли работать.

— На работе не было... Каких-то несчастных случаев? Я имею в виду, с мисс Миллер?

Русанова выдохнула колечко дыма, которое я проводил восхищенным взглядом.

— Нет, она ни разу по производственной страховке не лечилась. Как-то раз упал контейнер... Но рядом с ней, даже не задел. Правда, Катька потом рассказывала, что ей почти месяц снилось, как ее этим контейнером накрывает. Страшно, говорит, было — аж жуть!

— Мисс Миллер увлекается детективами?

— А вы разве не увле...

Она осеклась и хихикнула:

— О чем я только, дура, говорю? У вас этих самых детективов и в жизни хватает! Да, Катька любит почитать. И я люблю. Нам на работу через весь город ехать на монорельсе, так что времени хватает на "книжку-малышку". И детективы читаем, и про любовь, конечно.

Кстати, о любви:

— Вы сказали, что личная жизнь у мисс Миллер не сложилась?

— Ага. Встречалась с парнем еще во время учебы, да он, как узнал, что она в рабочие пошла, сбежал. Были потом еще двое, с завода, да тоже не сошлись характерами.

— У мисс Миллер есть дети?

— Откуда ж им взяться?

— Ну, холостая жизнь вовсе не означает отсутствия детей. Значит, не было...

Странно. Откуда тогда взялась навязчивая идея?

— А она детей любит, — внезапно добавила Русанова. — Очень. Хотела родить, да не получилось: вроде, какая-то патология чего-то там. А приемных без мужа взять не позволят.

Очень верное замечание: именно по этой причине Адвента и проходила по документам, как моя родная дочь, а не приемная — кто бы позволил удочерение молодому человеку, только-только ставшему совершеннолетним, не имеющему семьи, образования и работы? Да никто. Зато иметь собственных детей не возбраняется. Даже если ты "сделал" их еще в нежном возрасте... Бред. Несовершенство законодательной системы, которым можно пользоваться. При необходимости.

— Скажите, раз уж вы с мисс Миллер близкие подруги, то выходные дни, наверное, часто проводите вместе?

Кудряшки утвердительно качнулись.

— А в ту злополучную субботу... Что происходило и происходило ли?

— Да как обычно: встретились, поболтали, сыграли партию в "Бинго", потом зашли перекусить в кафешку, знаете, на городской ярмарке, а потом я ушла.

— Примерно в котором часу и по какой причине?

— Да около четырех было уже... Мне мой позвонил и начал ныть, что некормленый и неухоженный. Пришлось вернуться домой: хоть и плохонький мужик, а лучше, когда он есть, чем когда его нет.

Русанова вздохнула, то ли вспоминая свои неудачи, то ли сожалея о неудачах подруги.

— Понятно... Когда вы расставались, мисс Миллер чувствовала себя хорошо?

— Вполне. Усталая только была, ну это понятно: за два выходных после трех 12-часовых смен подряд отдохнуть трудно.

— Еще раз приношу извинения, что оторвал вас от работы и... от отдыха.

Я повернулся, собираясь уходить, но меня задержал вопрос:

— Как она?

— Мисс Миллер? Неплохо.

— Вы ее видели, да?

— Так же близко, как вижу вас. Она немного расстроена, но это неудивительно: требуется время, чтобы организм справился с последствиями внешнего воздействия. Пусть даже выдуманного.

— Считаете, что она... того? — Русанова покрутила пальцем у виска.

— Вовсе нет. Пока я могу утверждать лишь то, что мисс Миллер — взрослая женщина, подвергающаяся постоянным стрессам, работающая далеко не в щадящем режиме, остро переживающая нереализованные стремления и надежды.

— А попроще?

— Ей всего лишь нужно отдохнуть. Пойти в салон красоты, купить красивое платье, подцепить в баре мужчину на одну ночь — и полностью расслабиться. Раз уж то, о чем мечталось, не сбылось, стоит поискать другую мечту.

Серые глаза посветлели:

— А ведь вы совершенно правы, детектив. И когда Катьку выпишут, я прослежу, чтобы она именно так, как вы советуете, и поступила!

* * *

Другим всегда легко советовать, верно? Ну я и набредил... Самому стыдно. Платья, бары, мужчины. Куда лезу со своими представлениями о "женском счастье"? Надеюсь, мисс Русанова не станет посвящать свою подругу в личность кретина, предложившего программу действий по расслаблению, иначе... Она и так смотрит на меня странным взглядом паломника, добравшегося до Мекки, чем начинает здорово раздражать мои бедные нервы. Кстати, вопрос: почему? Имею в виду не проблемы своих нервов, а странное поведение незнакомого человека.

Непонятненько... Впрочем, эту загадку можно оставить "на сладкое", а сейчас меня ждет мое наилюбимейшее занятие. Отчет о проделанной работе. Точнее, о том, как я упомянутую работу пытался проделать.

Я извлек из плоской коробочки универсального записывающего устройства — в просторечии, "урод (4))" — карту памяти (не с первой попытки, потому что действовать приходилось в основном левой рукой), и, загнав ее в считыватель, вывел на экран монитора видеопоток моих теплых бесед на заводе — для наглядности, если что забуду. Правда, все аудио и видеоматериалы так и так будут приложены к отчету, но статуса улик и свидетельств не получат ввиду большой вероятности подделки. Поэтому, как и в старые добрые времена, значение имеет только бумажка, заверенная подписью. Живой и подлинной, то есть, с использованием всевозможных биометрических подтверждений. А для расследования большое значение имеет личное мнение дознавателя, построенное на документальных фактах, кои прилагаются к делу в ужасающих воображение количествах. Например, если в ходе следствия боком упоминается какой-либо вид общественного транспорта (к примеру, тот же монорельс), будь любезен приложить справку о расписании движения, его выполнении в означенный день и ценах на билеты, причем с печатями и подписями, которые придется выбивать у начальника транспортного департамента... Головная боль гарантирована, в общем. А ведь мне надо будет еще провести официальные допросы всех "участников", начиная от соседа, обнаружившего беспамятное тело мисс Миллер на заднем дворе пансиона, и заканчивая врачами и прочим персоналом больницы, имевшими несчастье заниматься потерпевшей. Завтра займусь — сегодня уже просто не успею: мне бы предварительный отчет сварганить и получить у женщины (если она настаивает) официальное заявление на расследование. Очень надеюсь, что его не последует, потому что дело... Ломаного гроша не стоит.

Что у нас имеется? В 17 часов 30 минут Мирко Живович, возвращавшийся домой, обнаружил свою соседку, Екатерину Миллер, без сознания покоящуюся в кустах жасмина, произрастающего во дворе пансиона. Попытки самостоятельно привести женщину в чувство успеха не имели, посему была вызвана "скорая", которая прибыла на место в 18 часов 16 минут. Таким образом, в себя потерпевшая пришла уже в больнице, и сразу по пришествии объявила, что ее пытались убить. Врач приемного отделения, не намеревающийся ждать, пока пациентка станет более-менее вменяемой, отправил сообщение в полицию — мол, сами с ней разбирайтесь. Из местного отделения полиции дело поступило в Управление, а конкретно — легло на стол Барбары, потому что фигурирующий в показаниях завод считается стратегическим объектом, и происходящие в его пределах коллизии необходимо разбирать офицерам, имеющий соответствующий допуск... Насколько понимаю, в качестве объекта промышленного шпионажа завод комплексных полимеров представляет интерес разве что для мэрии, давно желающей его снести, а освободившийся земельный участок продать подороже, благо место почти в пригороде, природа под боком, можно построить коттеджный поселок для обеспеченных людей. Это сейчас из-за близости завода цены на квартиры низкие, а когда завода не станет... Кое-кто серьезно обогатится, а я буду вынужден искать новое место жительства... Хм, отвлекаюсь. Непорядок.

Итак, дело поступило в распоряжение тетушки, а та, ни секунды не сомневаясь, повесила его на меня. Впрочем, понимаю, почему: когда я добрался до рабочего кабинета, обнаружил на двери листок клейкой бумаги с каракулями Джея: "Ждите нас на рассвете". Чуть ниже на том же листке рукой Доусона было приписано: "Не раньше ланча, леди и джентльмены". Так что, вполне возможно, парням повезло еще меньше, чем мне.

Преступление и его состав? Отсутствуют. Внешних и внутренних повреждений в организме потерпевшей не обнаружено. Было слегка повышено содержание сахара в крови, но и оно пришло в норму спустя сутки. Налицо только путаница мыслей, но и она, насколько могу судить, очень даже обоснована.

Женщина, занятая довольно тяжелым трудом. Личная жизнь отсутствует — чтение дешевых книжек и задушевные беседы с подругой не в счет. Имели место расстроенные чувства, пусть, довольно давно, но в памяти откладывается все — по себе знаю. Плюс стрессовая ситуация, по свидетельству мисс Русановой, вызвавшая нервное потрясение, разумеется, никем не леченное. Плюс три двенадцатичасовых смены подряд: могло примерещиться все, что угодно — хоть черти, хоть ангелы, хоть инопланетные захватчики. Поэтому требовалось совсем чуть-чуть: аллерген в пище или питье, кратковременная вспышка эмоций (например, хамство официанта), слишком долгое нахождение на солнце, да мало ли что еще! Важно другое: возникла та самая капля, которая переполнила чашу. В результате — шоковое состояние, сопровождающееся... Нет, не буду называть ЭТО галлюцинациями. Скорее, фантомные воспоминания, образованные из собственных несбывшихся фантазий, прочитанных книг и пустой болтовни знакомых. А поскольку у мисс Миллер явный провал в памяти, освободившееся место поспешили занять вымыслы, похожие на правду и тем чрезвычайно опасные. Можно только надеяться, что когда амнезия пройдет, вернувшиеся реальные воспоминания вытеснят весь этот мусор... А ведь мне в схожей ситуации, можно сказать, повезло: ничего не стал придумывать, чтобы заполнить пустоту. Наверное, потому что фантазии у меня... не особенно.

Заверещал комм. Я остановил просмотр примерно на середине записи моей беседы с мисс Русановой и ответил:

— Слушаю.

— Ты вообще где? — вопросил недовольный голос Адвенты.

— У себя.

Дочь одарила меня тяжелым вздохом:

— И как обычно, не в себе... А я по десять раз пытаюсь дозвониться.

— Что случилось?

— Случилось? У тебя опять с памятью плохо?

— Эд, я...

— Ты же говорил, что сегодня мы побудем вместе, сходим куда-нибудь, я тебе расскажу... меня же в лагерь отправляют! На три недели! Скоро! Правда, занятия там тоже будут, а жаль... Ты меня слушаешь? Или тебе не интересно?

Последняя фраза прозвучала угрожающе, и я поспешил ответить:

— Конечно, интересно!

— Неужели? В субботу вечером тебе было не до разговоров, все воскресенье ты обследовался, в понедельник полдня угробил на какую-то ерунду, после которой вернулся вообще без мысли в глазах... И сейчас где-то болтаешься!

Права, чертовка. За прошедшие три дня мне так и не удалось выкроить время на семейный досуг. Сначала Ванда углубленно изучала состояние сосудов моего головного мозга, потом проводила инструктаж, как эти самые сосуды оберегать от повреждений. Лекция сопроводилась практическими занятиями для закрепления материала — распитием коньяка, то бишь. Хорошо еще, Эд не упрекает меня в том, что к концу воскресенья я был малость "на бровях". А в понедельник... Стоял в очереди, чтобы оплатить услуги врачей. Поскольку больница — муниципальная, платить надо было в муниципальном же банке, точнее в его отделении, расположенном неподалеку. Разумеется, не я один нуждался в переводе денег на счет комитета здравоохранения мэрии: в замызганном холле толклась масса народа. А окошечко приема платежей работало в единственном экземпляре. Если же еще учесть, что большинство клиентов банка норовило заполнять квитанции прямиком в живом диалоге с кассиром, а не заранее... Чудо, что я вообще дождался своей очереди, а не плюнул, и не ушел...

— Я не "где-то". Я на работе.

— Вот я и спрашиваю, почему? Ты же собирался только сходить проведать напарника!

— Видишь ли, мне пришло распоряжение от Барбары, и я... Сейчас допишу отчет и буду свободен. Только надо еще заскочить в больницу.

— А почему всем этим не может заниматься дядя Амано? — совершенно справедливо и разумно поинтересовалась Эд.

— Потому что дядя Амано болен и в своем нынешнем состоянии годится только для запугивания подозреваемых, и уж ни в коем случае ни для работы со свидетелями.

— А для составления отчета?

— Подозреваю, что этот процесс не доставляет ему удовольствия и в обычное время, а сейчас...

— Да чем он болен?

— У дяди Амано сотрясение мозга, — терпеливо пояснил я.

— По твоему, это не совмещается с работой?

— По медицинским показателям, да.

— А по этим самым показателям тебе больничный не положен?

— Ну...

— Я, конечно, не спец в ваших делах, но мне почему-то кажется: если полицейский не может держать в руке оружие, его на расследования не отправляют, — Эд проявила недетскую осведомленность.

— Причем здесь это?

— Ты еще скажи, что печатаешь сейчас двумя руками!

Я промолчал. В самом деле, стукаю одной левой. И наловчился настолько, что на конкурсе пианистов-инвалидов вышел бы в десятку сильнейших.

— Да еще вся спина в заплатках, — дочь нанесла последний удар, заставивший меня подозрительно прищуриться:

— А ты откуда знаешь? Подглядывала, пока я принимал душ?

— Э...

Последовала пауза, надеюсь, больше смущенная, чем насмешливая, и я невольно пожалел, что комм не передает картинку.

— Давай договоримся: я сейчас сворачиваю писанину, и встречаемся прямо в больнице, а оттуда уже куда-нибудь пойдем. Согласна?

— Только без всяких "случайностей"!

* * *

До больницы дочь добралась быстрее меня (что и неудивительно: всего-то квартал надо было пройти), и встречала своего непутевого отца сурово скрещенными на груди руками и хмурым взглядом. Который, правда, несколько смягчился, когда я вручил Эд эскимо.

— Только не думай, — зловеще напомнило чадо, вгрызаясь в шоколадную глазурь, — так просто не отвертишься. Еще купишь мне...

— Непременно куплю! — пообещал я. — Мне осталось совсем крохотное дело — на пять минут, а потом я буду полностью в твоем распоряжении.

— Ну-ну, — сузила глаза Эд. — Посмотрим-посмотрим.

С пятью минутами я погорячился: мисс Миллер как раз находилась на очередном осмотре у врача, и мне предложили подождать в приемном покое, к торжеству Адвенты, которая даже не опустилась до ехидных слов, ограничившись ангельской улыбкой. Чувствую, "разведут" меня на всю мою зарплату. Будущую. За год...

— О, соседушка! Какими судьбами? — громыхнуло сзади.

Потирая слегка оглохнувшее ухо, я повернулся, чтобы оказаться нос к носу с Олафом Свенссоном, в ногах которого толклись трое малышей.

— Э... по работе. А вы?

— А меня жена отправила: прививки, говорит, надо детям сделать.

— Но, кажется... Здесь ведь не все они? — я еще раз пересчитал мельтешащую внизу почти со скоростью света детвору.

— Конечно, не все! — подтвердил Олаф. — Мне больше трех не доверяют. Не услежу.

— Пожалуй.

— Кстати! Не присмотришь за близнецами? — широко улыбнулся Свенссон. — Я сейчас младшего к врачу поведу, а они пока с тобой побудут? Идет? Или ты торопишься?

— Да я, собственно...

— Ну и лады! Держи!

Мне в колени ткнулись двое карапузов с одинаковыми белобрысыми затылками, а папаша подхватил третьего и рванул в кабинет, из двери которого выглянула медсестра со строгим: "Следующий!".

Адвента уже не улыбалась, а еле сдерживала смех. Мне же было вовсе не смешно, поскольку свенссоновские малыши оказались настолько подвижными детьми, что пришлось напрячь все внимание и употребить все имеющиеся силы для своевременного вытаскивания детей из-под колес каталок и ног пациентов.

Радовало одно: ожидание мисс Миллер прошло совершенно незаметно, и, честно говоря, я пропустил тот момент, когда она появилась в приемном покое. Зато ее вопль был слышен, наверное, всем в округе:

— Дети!

За воплем последовал обморок. Не знаю, что могло так напугать женщину, но не моя же потрепанная персона в компании малолетних бандитов, устроивших догонялки, и бандитки отнюдь не малолетней, но с удовольствием присоединившейся к общему веселью и нарезающей круги наравне с близнецами!

А когда мисс Миллер усилиями медсестры пришла в себя, никакой речи о несчастном случае или покушении уже не было: женщина не меньше моего удивилась, услышав пересказ своих же фантазий. Зато выяснилось, что она попросту почувствовала себя плохо ("Наверное, голову напекло, детектив") и потеряла сознание. А значит, можно с чистой совестью отправить несостоявшееся дело в архив. Сразу после того, как закончу описание всех проведенных процедур и... Выполню пожелания Эд. А начать придется с прослушивания восторженного рассказа о летнем лагере...

Через порог квартиры поздно вечером переступал уже не я, а измотанное непосильным физическим и моральным трудом тело, потому что "семейного досуга" не получилось: Олаф, осчастлививший своих детей прививками, настоял на том, чтобы выпить за их здоровье (иначе, уверял, ничего не привьется). Мы отправились в ближайшее увеселительное заведение — на городскую ярмарку, где и провели чудные часы в одновременных попытках уследить за шкодливыми малышами, принять на себя воодушевление Адвенты, в кои веки дорвавшейся до аттракционов, и потешить самих себя кружечкой пива... В результате перегруза впечатлениями мозг подарил мне полную красочных и беспорядочных сновидений ночь. И снились мне комплексные полимеры (хотя даже под пытками не придумаю, как они выглядят), женщины в процессе нервного срыва и "кровавые мальчики"... Точнее, мальчик был один, до странности похожий на моего напарника, но при этом с белым лицом, красными глазами и длиннющими клыками, которыми он звонко щелкал, ухитряясь при этом плотоядно облизываться...Глава 3

Дитя Пришествия

(Рэндольф Доусон) 20 апреля

Погожий апрельский денёк. Немножко ветренный и с редкими хохолками облачных сливок на небе. Снега уже нет и в помине, и даже от луж город почти просох. В редких водяных зеркальцах, кое-где поблёскивающих на мостовой, играют в прятки солнечные зайчики. Ныряют — и тут же выныривают в соседних. Наверно, это водно-солнечные зайцы... Надо будет на выходных покататься с Ли на катамаране...

Вы не находите логику между тем и этим? Наверно, вы не влюблены, сэр. Или леди.

Улыбаясь своим мыслям, я возвращался в Управление с заслуженного обеденного перерыва. Солнце провожало меня до самого входа, то и дело подмигивая мне с улицы, пока я шёл на своё рабочее место. Кто-то предусмотрительно распахнул все форточки, и шаловливый сквознячок то флиртовал с тюлевыми занавесками, то бросался бежать по коридору наперегонки с моими сослуживцами, то и дело выворачивавшими навстречу мне из-за скругленных поворотов, которыми так богато наше здание. Все улыбались друг другу — наверно, не я один ждал весны с таким нетерпением — обменивались приветствиями и расходились каждый по своим делам. Рабочий день продолжался, и, против обыкновения, довольно активно. Управление словно очнулось от зимней спячки — в каком-то смысле, так оно и было. Правда, лично на мне никаких сложных и срочных заданий не висело, а потому...

Моё расслабленное, благодушное, погружённое в какие-то полуосознанные мечтания существо наслаждалось последними минутами ленивого спокойствия, не подозревая о краткости оных. Ведь именно в этот день состоялось первое пришествие в Управление по делам безопасности и т.д. Федерации Адвенты Фредерики Кейн.

Не успел я нажать на входную кнопку в дверях нашего отдела (никак не могу привыкнуть к результатам недавнего косметического ремонта), как оная дверь распахнулась, и в мой живот врезалось нечто маленькое, но довольно увесистое — вероятно, вследствии высокой скорости своего перемещения. Устояв перед ударом молота о наковальню, я обнаружил себя удерживающим под мышки на весу верещащий громким высоким голосом объект неопределённого пола, но вполне определенно — подросткового возраста. Бронзовая (или загорелая?) кожа. Глаза серые, нос вздёрнут, волосы рыжие и короткие, причёска также лишена половых признаков.

— Как это понимать? — строго вопросил я.

— Отпустите! — объект попытался вырваться. Я не позволил: до пола — сантиметров тридцать, а на ногах у ребёнка — ролики, вдруг не удержит равновесия? — Я к капитану Кейну!

— К Моргану Кейну? — удивился я. Хотя... — Как зовут?

— Кого? А, меня! Адвента Кейн! Поставьте меня на место! — последующее было произнесено уже умоляющим голосом.

— И где же оно..? — хмыкнул я, но просьбе внял, прислонив пришелицу к дверному косяку. — Мне думается, в Управлении не место столь юным особам.

— Я звонила тёте, и она разрешила! — моя собеседница обиженно насупилась. Ну, раз звонила... Да и в любом случае...

— Ладно, разберёмся. Проходи. — Я жестом указал гостье, на какой стул приземлиться, и обнаружил, что, кроме нас, в отделе — шаром покати. — Кстати, а в комнату-то ты как попала? Только не отвечай, что посредством роликов, это я и сам вижу.

Нарушительница смущенно поковыряла палас кончиком вышеупомянутого спортснаряжения. Надо же, в детстве у меня были почти такие же, без всех этих новомодных наворотов. Много ли чести в том, чтобы парить над землёй на антигравах или нестись по ней со встроенным движком, безо всяких мышечных усилий? Хотя, поди это объясни какому-нибудь современному чаду...

— Вообще-то, у вас было открыто! Честное слово!

Я мысленно сделал себе зарубку на память о выволочке виновнику. Наверняка, это Джей, в его стиле. Амано отвратительно автоматичен в подобных вещах, а Морган... тот, скорее, закрыл бы дверь так, что никто её потом не откроет, а не наоборот. К слову о Мо — а где он, простите, пребывает?

— Ты звонила отцу? — поинтересовался я у девочки.

— Ну естественно, — взмахнула руками та. — Абонент вне чего-то там... себя, наверно! Хорошо, хоть тётю вызвонила, она и говорит — мол, я на вахту в Управление позвоню, рассказала, где это. Ключ-то я не брала, от дома. Сказала, чтобы я ждала папу здесь, а сама она, если что, подъедет только к вечеру, не раньше. А с ним — не соединяется!

— Как обычно, — я вздохнул. Лиона тоже периодически мне дозвониться не может, и распекает потом, на чём свет стоит. Какая-то идиотская проблема совместимости "штатских" номеров и наших. Причём — со сравнительно недавнего времени. Пару месяцев назад нам такая, извините, лажа, и в страшном сне бы не привиделась. Отдел научных разработок, отдел техподдержки — все на еженедельных планёрках божатся, что уже почти справились, иногда даже налаживают связь и на самом деле... но по истечению дня или двух ситуация возобновляется. Паркер носится с идеей-фикс, что это взлом нашей цифровой базы номеров... но на встречное предложение начальства взять на себя расследование реагирует неадекватно. Впрочем, кто бы настаивал, и кто бы в это верил!

Я набрал номер со своего. После пары гудков и звуков соединения ответом меня явилось раздражённое рычание: "Пер-резвоню!", и сигнал окончания связи. Лаконично, однако!

Адвента вопросительно глянула на меня. Я поскрёб подбородок. Аврал — дело обыденное, как ни парадоксально это может прозвучать.

— Он перезвонит. Наверно, что-то важное. — я попытался ободрить похмурневшию девчонку. — Хочешь чаю? Снимай ролики и куртку.

— Я вообще есть хочу. — Слегка огрызнулась та. — Только вернулась.

— Откуда? — я нажал на кнопку электрического чайника. Кофе да чаёв у нас навалом, в вот чего посущественнее... Кажется, Амано утром складировал в стол шоколадку. Нет, сгрыз — а обертку, кстати, не выбросил. Я задумчиво повертел в руках комм. Позвонить на вахту, договориться с Льюисом? Только вот он один там сидел, так что на угол за пирожками выскочить не сможет. Или Паркеру? Ага, у Моргана заначен пяток сушек. И это не будет даже воровством. Хотя Паркеру всё равно позвоню, чуток попозже... Или ещё кому...

— Да из лагеря. Спасибо. Хотя больше было похоже на санаторий, если честно. Медосмотры всякие дураф-ф-фкие... — юная леди вгрызлась в затвердевшее хлебо-булочное изделие, не дожидаясь, пока вода закипит. Кстати, мне тоже не стоит доводить дело до щелчка кнопки, ибо то звуковое сопровождение, которым наш незабвенный Джей снабдил сей аппарат на прошлой неделе, для нежных девичьих ушей не предназначено. И мне уже начинает казаться, что для моих — тоже. Это он после единственного визита к Мо нахватался, и с тех пор регулярно меняет "пластинки" — каждый раз на более пошлые и незастольные. Лучше б хакера своего вымышленного ловил, ей-богу!

Я заварил оолонг, из Амановых запасов. Тоже еще любитель чаёв всех видов и оттенков...

— И что там с тобой делали, в этом лагере?

— Офдоравливали. — кроха сглотнула, передёрнула плечами и явно что-то процитировала: — Вывоз детей в весенний оздоровительный лагерь с целью повышения их... нашего иммунитета и общей витаминизации организма.

— И в чем сия витаминизация проявлялась?

— Ну, овощи-фрукты всякие, прямо из сада. Сон на свежем воздухе — кстати, пришлось от москитов постоянно мазаться, а действовало это на одного из трёх... Купались, загорали. Видите? — она задрала рукав свитерка, продемонстрировав янтарно-бронзовую кожу. — Если бы не постоянные осмотры да анализы...

Ну да, обычные вещи, нас тоже так вывозили, хотя и без перегибов в медицинском отношении. Подбирали привычный климат, но в другом полушарии, на "летней параллели". Правда, сам я впервые попал в подобный лагерь, будучи слегка постарше, ибо до четырнадцати лет обитал на Земле, а там подобные мероприятия как-то не прижились. А зря — помню, приятно было окунуться в лето тогда, когда взрослые не дождались еще и первых весенних листьев. И хвастаться загаром и комариными укусами — точь в точь, как это делает сейчас моя собеседница...

— И костёр жгли? — с некоторой ностальгией спросил я. Хотя костров в моей биографии было предостаточно и по выходу из подросткового возраста — вспомним хотя бы наши с Амано походы. Вот уж когда я оторвался по полной — за все детские годы, проведенные в затхлых коробках городов нашей прародины. Да, всем радует предстоящая в сентябре свадьба, но с походами на год-другой придется завязать. Хотя Лиона — с нее станется и...

Ответ мне услышать не довелось, ибо дверь широко распахнулась, и наша тихая компания пополнилась субъектом моих недавних сетований. А именно, системным администратором всего комплекса оперативных отделов и самым никудышным оперативником из всех, мне знакомых. То есть, моим напарником Джеем Паркером. Хотя, говоря о никудышности... Как он умудряется ходить, не топая? Ведь нинзи в роду у малого не водились — я вспомнил слова Амано. Причины для жалоб у того самые веские. Ведь именно на капитана Сэна и ведёт охоту наш милый друг, пользуясь всеми приёмами мира животных: ожиданием в засаде, бесшумным подкрадыванием, напрыгиванием из-за угла и т.д. Наверно, на нём же он и натренировался...

— Девочек водим, пока никто не смотрит? Маленьких?! — с порога выпалил наш технический гений.

— Угу, — флегматично подтвердил я. С Паркером лучшая защита — не нападение, а контрнападение, если такое вообще бывает. — Поэтому я попрошу тебя немедленно оставить нас наедине, и вернуться с парой... нет, тремя пирожками и пакетиком супа или лапши.

— Вот это — разврат, так разврат! — ухмылка Джея стала шире, а вот к выходу он не продвинулся.

— Паркер. Живо. За едой. Заранее благодарен, сэр.

Системщика как ветром сдуло.

— Его ум не слишком гибок. — пояснил я Адвенте. — И мыслит преимущественно в одной плоскости. Но он добрый, честно-честно.

Та хихикнула:

— И симпатичный! А ещё он похож на А... капитана Сэна.

— Чем?! — я изумился. У несчастного ребёнка — инверсия цветового восприятия?

— Характером.

— А-а... Есть такое дело, только — строго между нами — капитану Сэна знать об этом не обязательно.

— Он обидится?

— Скорее, расстроится.

— Они не ладят, да? — догадалась девочка.

— Ну, у них имеется ряд не очень серьёзных разногласий. — дипломатично заметил я. Не объяснять же невинному созданию (сколько лет девчушке? Двенадцать, кажется?) что у двух мужчин могут быть сложные и замысловатые отношения. Точнее, не могут быть, потому что наличествует некоторое несовпадение в сексуальных предпочтениях, вот несчастному Паркеру и приходится всячески третировать...

(!!! Вставить про Паркера подробности. Что А. не уважает его из-за непрофессионализма, а напрасно, рассказать финал истории с роботом, и про часы и ручку Паркер — в общем, то, что вырезали из 1 тома.)

— У нас с папой тоже... ряд разногласий.

— То есть? — я налил чаю и себе.

— Мог бы и позвонить. Знал ведь, что я сегодня прилетаю!

— И не встретил? — я нахмурился.

— Ну-у... — девочка замялась. — Вообще-то, мы прилетели раньше, на целых два часа. Другим рейсом. Но побеспокоиться-то заранее можно было? Родитель, как-никак...

— Видишь ли... У нас тут такая работа. И со звонками дребедень полнейшая.

— Да знаю я. И всё равно. — тихо, но упрямо произнесла она.

Я хотел было попытаться оправдать друга, чувствуя, тем не менее, что на эмоциональном уровне моя собеседница — в своём праве, но тут вернулся запыхавшийся Паркер. Но помешало нам не это.

Помешало нам то, что это был не только Паркер.

Мне показалось, что нашо скромное пристанище почтило своим присутствием добрая половина Бюро. Ибо Джей, по одним ему, Джею, понятным соображениям, не пошёл за покупками в ближайший магазинчик, а отправился клянчить продукты по другим отделам, под лозунгом "Подайте на пропитание незаконной дочери сэра Рэндольфа Доусона!". Разумеется, подали многие, но при этом все решили то ли поглазеть на "дочь", то ли убедиться, не разыграл ли их первый шутник Управления. Адвенту тут же затискали две пожилые дамы из бухгалтерии — одна принялась выспрашивать ребёнка о возрасте, явно ориентируясь на уровень четырёхлетнего малыша с отставанием в развитии, а вторая — разогревать что-то съестное в нашей ультраволновке. Но если бы только дамы... На стол — сначала мой, а затем — аманов, посыпались всевозможные бутерброды, упаковки печенья, конфеты, пара яблок и даже персик. Видимо, наш быстроногий друг пробежался по всем кабинетам — поток людей не иссякал, все толпились и задавали вопросы разной степени глупости. На которые отвечать пришлось мне, разумеется. Разобравшись с организованной моим напарником сенсацией, я с благодарностью выставил за пределы нашей комнаты всех кормильцев, а также любопытствующих и тех, кто просто мимо проходил, оставив лишь Джея и виновницу торжества. Запер дверь и в изнеможении прислонился к косяку...

— И пока всё это сам не... съешь, будешь сидеть здесь, под домашним арестом! — закончил я гневную отповедь Паркеру.

— Есть, сэр! — тот послушно вгрызся в один из бутербродов.

— Именно есть! И ничего другого — слышишь?

Адвента прыснула. В дверь позвонили.

— Господи, неужели новая волна? — простонал я. — Открывай! — я подтолкнул Джея в спину.

— Кто там? — осторожно спросил он.

— Это ещё что за новости? Чего вы заперлись? — за дверью раздался недовольный голос Амано. Джей подпрыгнул.

— Паркер! — от моего голоса Джей подпрыгнул снова. — Посмотри мне в глаза. Ты меня понял? Сейчас ты откроешь дверь и ничего не будешь делать, слышишь?

— Вы чем там занимаетесь?! — тот же голос из-за двери.

— Паркер, ты правильно меня понял? — повторил я с нажимом.

— Да, сэр. — и уже громче: — Иду-иду!

— Так, и что тут происходило? — медленно осведомился капитан Сэна, очертив взглядом пространство помещения. — Привет, Эд!

Малышка кивнула в ответ, не выпуская принесённого кем-то бифштекса изо рта. Вот это я понимаю, правильная жизненная позиция.

— Небольшой наплыв посетителей с гуманитарной помощью, коллега. — пожал плечами я.

— То-то все носятся по Управлению, как в... спину укушенные, дважды чуть с ног не сбили. — пожаловался Амано.

— А где папа? — Адвента... то есть, Эд, наконец, прожевала жёсткий кусок.

— И, кстати, да. Аудитории интересно. — поддакнул я.

— Минуточку. — Амано взглянул на часы. — Вообще-то, по моим прикидкам, уже в аэропорту. Эд, ты почему не сообщила, что прибудешь раньше? — пальцы его, тем временем, уже набирали номер.

— Так до вас не дозвонишься! — обиженно воскликнула девочка.

— Факт, господа, — кивнул я. — Вспомните сами.

— Нет, это уже переходит все границы! — непонятно, к чему именно относилась реплика Сэна. То ли к сказанному мной, то ли к комму, который явно отказывался соединять его с напарником. Вероятно, ко всему сразу. — Абонент недоступен! Бред какой-то, я же со своего комма на его звоню, как такое может быть? Как так можно работать, не представляю?!

— Гм... — мы оглянулись на Джея, уже умостившегося на своё коронное место перед лучшим компьютером отдела и, судя по всему, запустившему какую-то программку. — Постой, Амано, не отсоединяйся.

— Что там? — я шагнул к партнеру и заглянул через его плечо. Скачущие по монитору сигналы, может быть, о чём-то повествовали Паркеру, но лично мне напоминали энцефалограмму белки в колесе и вечноживую игру "Тетрис" одновременно.

— Странные помехи... Вот, здесь — видите?

— Ну, скажем так, смотрим. — Всем составом, включая Эд, мы сгрудились возле сисадмина.

— И какая же, не побоюсь этого слова, свинья, балуется с нашей связью? — чуть ли не по складам бубнил себе под нос гений, в то время, как его пальцы самозабвенно вальсировали по клавиатуре. — Только смотри, Амано, не отключайся. Вот придурок, неужели он не соображает, что так долго никто не дозванивается..?

Полчаса мы простояли, затаив дыхание и ничего не понимая. За это время Эд успела познакомиться с командой захвата, за которой мы погнали ребёнка в соседнее крыло — благо, заблудиться у нас довольно сложно, основной коридор один, и опоясывает здание Бюро Управления по периметру. Доверять моему комму мы не рискнули, а, надев ролики, Эд унеслась, подобно ветру. Ещё через час оная команда захвата, отправленная по вычисленному нами с Джеем адресу, приволокла пред наши очи побледневшего молодого человека, абсолютно не скрывающего свою причастность к творившемуся беспределу. И даже не пытающегося оправдаться, что меня, следует заметить, несколько удивило. Хотя при такой поимке с поличным добровольное признание не столь и важно.

Связь, конечно же, восстановилась. Полагаю, Паркер получит премию и благодарность по рабочей части — и не зря. Заслужил. Но не удивлюсь, если лично от полковника фон Хайст он заработает ещё и нагоняй — мол, мог бы и раньше вычислить злоумышленника. Впрочем, сам Джей уверял, что прибегал к тому же методу и ранее, и чётких сигналов не отловил — вроде как, когда баловник зарвался, два "наших" комма дали эффект резонанса или что-то подобное этому. Всё равно, от Барбары нашему ленивцу тот ещё резонанс будет, чувствую. Но, пока шефа нет...

К тому моменту, когда приехал Мо, мы уже успели и искупаться, и просохнуть в лучах джеевой славы. Так что увести домой сытую, гордую и успевшую полюбиться всему Управлению наследницу нашему другу было ой, как непросто...Глава 4

"Хочешь заработать, спроси меня — как!"

(Морган Кейн, 24 апреля)

Следственное Управление, Третий Корпус,

Утро рабочего понедельника

"— Отмечен рост количества самоубийств на 0,03%... — монотонно бубнит специально приглашенный гость нашего обычного еженедельного шоу. То бишь, установочного совещания в понедельник утром. Совещания, на которое обязаны являться все, без исключений. Уважительной причиной отсутствия считается только скоропостижная кончина. Например, по причине самоубийства.

— Есть мнения по этому поводу? — интересуется Барбара, окидывая взглядом поверх очков, наши вялые и совершенно не настроенные на работу лица.

— Весеннее обострение, — пожимает плечами Амано.

— Уверены, капитан?

— Конечно, мэм. Как и всегда в это время.

— Ну-ну, — тетушка на какое-то время возвращается к прослушиванию статистической сводки.

Амано пытается заглянуть в листок, на котором я сосредоточенно вывожу колонки цифр.

— Ты чем занят? — шепот почти в самое ухо.

— Отстань!

— Мо, не темни! Опять какую-нибудь глупость задумал?

— Я же сказал: отстань!

— Господа офицеры! — Барбара грозно возвращает очки на место. — Я допускаю, что некоторым из вас, в частности — свежеиспеченным отцам-одиночкам, позволительно иногда отпускать свои мысли в сферы, не совместимые с работой, но... Подчеркиваю: только ИНОГДА! Капитан Сэна, капитан Кейн: будьте любезны не мешать всем остальным выполнять рабочие обязанности!

Все остальные — Джей, Рэнди и парочка девиц из смежного Отдела, прикрепленных к нашему на время очередного аврала — перевели свои возмущенные взоры на нас с Амано. Впрочем, вру: взоры были скучающие и безмерно уставшие. Собственно, планерки ни у кого и никогда не вызывали энтузиазма. А в Отделе Специальных Операций сие еженедельное развлечение имело только один результат: зевоту, отягощенную полной потерей интереса к работе. На ближайшие пять дней.

— Продолжайте, лейтенант, — милостиво разрешила полковник фон Хайст молоденькому представителю Информационного отдела, и тот, покорно переведя дух, продолжил свою надоедливую лекцию об увеличении количества преступлений на какие-то доли процента.

Я тоже вернулся к цифрам. Своим.

— Что ты все-таки карябаешь? — Амано придвинулся неприлично близко и почти уже навис надо мной.

— Считаю, — я закрыл исписанный листок ладонью.

— Что?

— Сколько средств могу потратить на себя.

— И что выходит?

— Что буду должен.

— Кому?

— Себе, конечно же!

— То есть? — Амано недоуменно понизил голос.

— Не хватает денег.

— На что?

— На жизнь.

— А куда ты их деваешь? — вполне закономерным вопросом напарник навлек на себя кару в виде лекции не менее нудной, чем та, что доносилась со стороны нашей начальницы:

— Квартплата — раз. Питание — два. Одежда и туалетные принадлежности — три. Проценты по долгу — четыре. Оплата колледжа — пять... Не хватает. Придется экономить. Только надо выбрать, на чем...

— Всем спасибо, все свободны! — прямо над нашими затылками провозгласила Барбара.

Наша четверка облегченно вздохнула (давно и хорошо отрепетированным хором, чем всегда вызывала зависть у случайных свидетелей), и начала расползаться по кабинетам, но я был лишен такой радости, как возможность пристроить пятую точку на любимый стул, потому что тетушка сладко улыбнулась:

— Мистер Кейн, задержитесь на пару слов.

Когда дверь закрылась за последним из утомленных слушателей, Барбара присела на стол передо мной и спросила:

— Как Эд себя чувствует?

— Нормально, — процедил я сквозь зубы.

— Она соблюдает режим? Спит не меньше восьми часов?

— Даже больше.

— Ты ее хорошо кормишь?

— А как же! К Рождеству можно будет зарезать. Вместо индейки, — сообщаю. Без тени улыбки. — Дожить бы только.

Барбара хмурится:

— Это несмешная шутка.

— А я не шучу.

— Морган, сейчас, когда ты стал...

— Еще вопросы есть? — резко прерываю поползновения женщины, не обзаведшейся собственными детьми, прочитать мне наставления по уходу за ребенком.

— Не груби! — вяло огрызается тетушка, все мысли которой поглощены состоянием душевного и телесного здоровья моей... м-м-м-м, малолетней дочери.

— Я могу идти?

— Да. На все четыре стороны! Только не забудь взять у информационщиков распечатку по несчастным случаям за последний месяц.

— Для чего?

— По твоему усмотрению. Можешь сходить с ней в туалет, если не придумаешь других способов использования, — мило разрешает Барбара.

— Выполню Ваши инструкции в точности, мэм! — я откозырял и покинул кабинет со всей возможной поспешностью.

Да, жизнь, определенно, не желала становиться лучше. Если месяца три назад, худо-бедно, я еще интересовал свою тетушку, как личность, то с появлением Адвенты, персона по имени "Морган Кейн" постепенно переставала существовать, как самостоятельное образование. "Как Эд поживает?... А что вы делали на выходных?... Как учеба?... Слушай, в "Эрроу" завезли такие чудесные костюмчики для подростков — твоей будет в самый раз!... А чем она интересуется? Не хочет заняться рисованием? А вышиванием? Может быть, у нее есть склонности к техническим наукам?..." И так далее, и тому подобное. С утра до вечера. По тысяче раз на дню. Со всех сторон. До полного моего изнеможения.

Информационный отдел я покинул, находясь уже даже не на стадии закипания, а основательно перекипев, потому что в какой-то момент все его сотрудницы стали казаться мне отражениями друг друга, а их реплики слились в нечто единое и неделимое, как кекс изюмом утыканное именем "Эд". Короче говоря, на очередном вопросе то ли о самочувствии, то ли об увлечениях маленького чудовища я вырубился и пришел в себя лишь, когда начальница отдела, изобразившая на своем немолодом лице неподдельно искреннее сочувствие, шикнула на подчиненных и предложила им вернуться к работе, а мне торжественно вручила папку с разноцветными листками. Почему разноцветными? А мода такая пошла: по каждому района города представлять информацию на бумаге "своего" цвета. В принципе, это — весьма здравая идея: не нужно ломать голову и лезть в начало или конец распечатки, чтобы понять, о каком участке идет речь. А какие чудные праздничные гирлянды получатся из этих распечаток...

Что-то я не о том думаю. И делаю, надо сказать, не то. Совершенно. По крайней мере, строчки букв на экране имеют очень даже интригующий смысл. Для того, кто их прочтет, конечно же.

— "Я, Морган Дэниел Уоллес Кейн, находясь в здравом..." — спешу свернуть окно документа, пока Амано не дошел до сути текста, над которым я корпел всю вторую половину дня. Слава богу, мой напарник не сделал соответствующего вывода из вступительных слов, потому что его внимание отвлекло на себя нечто другое.

— Дэниел? — капитан Сэна примостился на краю моего стола в лучших традициях Джея Паркера. — Это как понимать?

— Как хочешь.

— Это шутка? — голубые глаза подозрительно вспыхнули.

— Нет.

— Тогда что?

— Мое имя.

В самом деле, мое. Только — второе. И я совершенно не хочу рассказывать, что оно означает. Точнее, что оно значит. Для меня...

До сих пор не могу понять причин, заставивших отца настоять на том, чтобы я, при получении общегражданского удостоверения личности, добавил к уже имеющемуся имени еще парочку. Или, вернее, имя и фамилию. Уоллес — девичья фамилия моей матери. А Дэниел... Просто ее звали Даниэла. Кстати сказать, "дочурку" мою тоже наградили запасным именем Фредерика. Можно сокращать до "Фред", при надобности — если надоест "Эд". Хотя — одна холера, по моему скромному мнению.

Что же касается моего второго имечка... Я не протестовал, только слабо удивился, а потом привык и почти забыл. И не пользовался. Но завещание, чтоб вы знали, принято излагать от наиполнейшего из полных имен...

— А почему мне о нем ничего не известно?

— Потому! Тебе, вообще, много чего обо мне неизвестно!

— Например? Только не лелей надежду, что я остаюсь в неведении относительно цвета твоего нижнего белья, — лучезарно улыбнулся Амано.

— Причем тут белье? Да и... — запоздало соображаю, о чем идет речь, и не могу удержаться от встречного вопроса: — А ты-то откуда знаешь?!

— Разведка доложила, — довольное подмигивание.

— Разведка? — начинаю понимать. Ох, и дождется она у меня... Кто? Разведка эта самая. Рыжая и зубастая не в меру. — С какой радости ты обсуждаешь с Эд такие...

— Интимные подробности? А с кем ей, бедняжке, еще поговорить? Только с добрым и понимающим дядей Амано!

Добрым, значит? Понимающим? Надо полагать, к тому же, заботливым и щедрым: неделю назад я уже высказывал свое отрицательное отношение к поглощению ребенком конфет в предложенном "дядей Амано" количестве, но, по обыкновению, мои благие намерения были восприняты, как посягательство на свободу личности, а не как забота о здоровье и... положительном балансе банковского счета, потому что лечить столько (и — таких!) зубов будет не просто накладно, а разорительно.

— Что вы еще обсуждали? На каком боку я сплю?

— На животе ты спишь, — незамедлительно следует поправка. — Или на спине. Когда с дивана сползаешь.

Продолжать разговор не имело смысла: мой "чайник" снова начинал закипать, а при отсутствии воды, как известно, нагревательные элементы имеют свойство перегорать. Вот и я, вместо того, чтобы сгореть окончательно, предпочел ретироваться с поля боя, на котором в очередной раз потерпел сокрушительное поражение. Что самое обидное, получив удар не только с фронта, но и с тыла. Правда, запал и желание отчитать малолетнюю доносчицу слегка сникли, пока я добирался до дома. Чтобы разгореться с новой силой, когда Эд встретила меня в дверях вопрос:

— Ты купил комм? Я же просила!

— Что просила купить? — мысли спутались окончательно.

— Комм! Такая штучка, с помощью которой можно общаться на расстоянии! — недовольно пояснила девчонка.

— Я знаю, что это такое... А разве у тебя его нет? — честно говоря, до сих пор не нашел времени и необходимости выяснить, какими вещами располагала моя дочурка.

— Есть.

— Тогда зачем...

— Но это же прошлогодняя модель!

Слово "прошлогодняя" было озвучено таким презрительным тоном, что даже круглому идиоту стало бы ясно: старое — значит, плохое. Круглому. Идиоту. Но не мне:

— И что с того? Он работает?

— Да, — нехотя признала Эд. — Но глючит!

— Неправда, уже нет.

— Ты не понимаешь! В классе у всех новенькие "Литтоны", с панелями-хамелеонами... да такой и потянет всего каких-то сто двадцать монет! — продолжала изливать свое негодование малявка, а у меня в голове явственно раздались щелчки калькулятора.

Сто двадцать монет. За квартиру я плачу тридцать, потому что дочка адмирала пока оставила вторую часть жилплощади за собой, хоть и не появляется на улице Строителей. Месяц обучения в колледже стоит сто восемьдесят, поскольку включает в себя питание и внеклассные занятия. На продукты приходится тратить от пятидесяти до ста монет в месяц. Плюс расходы на шмотки, да еще кое-какие мелочи... Остатки съедает долг, который мне никто не думает списывать. Итого, чтобы купить дочке комм, мне нужно откладывать не менее десяти монет с каждой зарплаты. Тогда через год я смогу...

— Извини, у меня нет сейчас таких денег.

— А они у тебя вообще, есть? — с ехидцей осведомилось чадо.

— Нет.

— Так заработай!

Хороший совет. Дельный. Но не тогда, когда получаешь его от ребенка, навязанного неумолимыми обстоятельствами, а не стремлением продолжить род. Тем более, род — не мой.

— Ты же знаешь, Эд, сколько я получаю в Управлении.

— Так найди дополнительный заработок! — мой противник не желал идти на компромисс. Ни в какую.

Я развернулся, распахнул дверь и сделал шаг на лестничную клетку. Вслед прозвучало слегка испуганное:

— Ты куда?

— Искать.

— Что? — к испугу примешалось удивление.

— Дополнительный заработок! — отрезал я и захлопнул за собой дверь.

Господи, ну чем я заслужил такое наказание? За что, господи? Почему, едва мне удалось отвязаться от воспоминаний юности, ты снова обрушил на меня все то же самое? Нет, даже хуже. Если сестры выросли и стали вполне самостоятельными и обособленными членами общества, то Эд останется моей дочерью до самой... Ну да, до гробовой доски. Вот только, доски чьего гроба? Ее? Сильно сомневаюсь. Скорее, моего. А что, это идея: уйти в мир иной. Желательно, путем "несчастного случая", с заранее заключенным на кругленькую сумму страховым договором. Чего-чего, а вариантов "несчастий" я сегодня начитался вдоволь. Проблема только одна: страховку мне ни одна здравомыслящая компания не подпишет. А посему прощаться с жизнью — практически бессмысленно. Самое большее, что могу сделать, это поручить Эд заботам отца и сестер. То бишь, бросить на произвол судьбы, потому что отец будет посвящать работе еще как минимум лет дцать своей многогранной жизни, а Мэг и Лиона... Им самим надо будет думать о детях. После того, как сделают карьеру, для чего имеются все возможные и невозможные предпосылки. А значит, существование девочки не принесет им ничего, кроме неуместных, а потому неприятных забот. Вкупе с вечной злобой на меня нехорошего, решившего сбежать от ответственности. Да, с какой стороны ни взглянешь, виноват только я. И в прошлом, и в настоящем, и в возможном будущем. Даже силы спросить: "За что?", и те иссякают. Медленно, но верно. А теперь еще этот комм треклятый...

Ну откуда мне взять деньги? Не спорю, жалование в Управлении изрядное. Вполне достаточное для беспечной жизни. При двух условиях. Первое: что вы не обременены неожиданно появившимся ребенком. Второе: что у вас за душой нет долгов. Для меня эти условия не выполняются ни в малейшей степени. Ох, милая, ты даже не представляешь, как мне больно! Да хоть сотню таких коммов купил бы, только чтобы ты была счастлива, но... Помимо маленьких радостей есть еще и большие заботы. Очень большие, но совершенно непонятные юному сознанию, которое еще не знает, что такое "обязанность", "долг", "целесообразность" и прочие скучные, но необходимые во взрослой жизни вещи. Плохой отец тебе достался, девочка. Глупый и нищий. А еще совершенно не способный найти с тобой общий язык. Вон, Амано сразу нашел, о чем поболтать, чем повеселить, что предложить в качестве развлечения. И на Рэнди ты сразу же повисла — впрочем, Доусон на всех действует, как хороший транквилизатор. А я... Не умею. НИ-ЧЕ-ГО. Господи, ну зачем ты вообще позволил мне жить на этом свете? Время идет, но лучше-то не становится. Только-только начал привыкать к мысли, что можно ни на кого не оглядываться и делать все, что на ум придет, и тут — на тебе! История повторяется. И второго раза я, пожалуй, не выдержу. Слишком болезнен был первый. Слишком много ущерба нанес, как теперь понимаю. И снова вернуться к... Нет, даже думать не хочу!

Может, и правда, лучше сдать малышку с рук на руки родственникам? И ей будет легче, и им... с моим-то исчезновением?...

Что мне советовала сделать Барбара еще утром? Посетить туалет. Правда, распечатки я с собой не прихватил, но дело к большому белому другу у меня есть, и очень даже безотлагательное, потому что...

В чем нуждаются мужчины, превысившие норму потребления пива? Правильно, в визите в одно милое прохладное место, где журчит вода. Вот туда я и отправился, наглотавшись дрянного эля в забегаловке под блеклой вывеской "У Джо". А может быть, на ней значилось: "У Энди". Не помню. Собственно, я и не присматривался — просто зашел в первое попавшееся на пути питейное заведение, оказавшее благоприятное воздействие на мои расшатанные нервы почти полным отсутствием посетителей. Сначала мне было все равно, есть в зале люди или нет, но, спускаясь на полуподвальный этаж, я прикинул: чем меньше клиентов наверху, тем больше шансов на свободный доступ к местной сантехнике.

Мое соображение двигалось в правильном направлении: в туалете не было никого, кроме...

Примерно полминуты я смотрел "в глаза" направленному на меня стволу дамского "мармона", а в стремительно пустеющей голове трепыхалась только одна мысль: бог услышал мои мольбы, и сейчас мы с миром распрощаемся.

Страха не было: чего мне бояться? Даже завещание написал и подписал. Правда, вариантов было несколько, и отдельные отличались некоторым... легкомыслием, но они есть, и выбрать приемлемый — дело тех, кто соберется меня хоронить. А следом в голову пришла еще одна мысль: если меня убьют, есть шанс подпасть под "смерть при исполнении", а это обеспечит Эд пожизненной пенсией. Поэтому я повнимательнее взглянул на "мармон" в подрагивающих пальцах и посоветовал их владельцу:

— Целься чуть выше и правее, чтобы попасть наверняка.

Стрелок — молодой светловолосый парень, судя по внешнему виду, студент — почему-то всхлипнул и затрясся еще сильнее, но выстрела так и не произвел, чем, признаться, весьма меня огорчил.

— Какие-то проблемы?

— Не подходи, я... я... я буду стрелять! — выкрикнул блондин.

— Я именно на это и рассчитываю.

— На что? — в карих глазах помимо отчаяния появляется растерянность.

— На твой выстрел.

— П-почему?

— Видишь ли, я, в некотором роде, совершенно не прочь умереть. Сегодня — особенно. И если ты поможешь мне в этом неблагодарном деле, буду считать, что не зря открыл утром глаза.

— А? — парень окончательно перестал понимать, что происходит, а я, пользуясь паузой, подошел поближе.

— А с предохранителя почему только наполовину снял?

— Э? — по степени осмысленности реплик этот молодой человек мне кого-то очень и очень напоминает.

— В таком положении твоя "пушка" не выстрелит. В лучшем случае, поцарапает, как котенок. Надо отвести во-о-он ту скобу назад до упора.

— Да? — недо-убийца озадаченно начал рассматривать агрегат в своих руках.

— Ты стрелять-то умеешь?

— Умею! — заявление слишком категоричное, чтобы обращать на него внимание. Потому что тот, кто на самом деле "умеет", никогда не бывает уверен в себе на все сто.

— Ну да, ну да... А кого здесь отстреливать собрался? Разве что, тараканов, но лично я пока ни одного не видел.

— Я хотел... — осечка и долгая пауза, сопровождающаяся почему-то виноватым взглядом. Кажется, понимаю, в чем дело.

— Собирался сам отправиться на тот свет?

— Ну... да, — смущенное признание.

— А почему выбрал именно такой способ?

— А чем он плох?

— Грязный, — я передернул плечами. — Раны некрасивые. Уж лучше воспользовался бы "колесами". Например, упаковка гилицина по пятьдесят миллиграммов дает надежный результат при минимуме побочных эффектов.

— Ты собирался... именно так?

— Нет. Мне подходят не все лекарственные средства. И для жизни, и для смерти. Так будешь стрелять или нет?

— Ну... — напряженное раздумье, закончившееся совсем неожиданным вопросом: — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что либо ты стреляешь, и я упокаиваюсь, либо... Все-таки, отолью. Уж извини, терпеть больше не могу.

— Ага... Пожалуйста.

— Разрешаешь?

— Ну... э... да.

Я занялся делом, завершению которого никоим образом не способствовало внезапно проявившееся со стороны парня любопытство:

— А почему ты хочешь умереть?

— Что значит, почему? Есть причины.

— Какие?

Я застегнул брюки и хмуро ответил:

— Разные.

— А все же?

Доверчивость карих глаз подкупала. Не настолько, конечно, чтобы вызвать меня на откровенность, но... Почему бы и нет, собственно?

— Когда живешь один, без любимого человека, без средств к существованию, с кучей неоплаченных долгов и ребенком на руках, поневоле начинаешь думать о выходе из тупика. Но ты, при всем уважении, вряд ли столкнулся с такими же проблемами... И тем не менее, собирался покончить с собой. Можно спросить, по какой причине?

— Я тоже... без любимого... любимой.

— Она умерла?

— Она меня бросила.

Печально. Но разве смертельно? Помнится, я пережил несостоявшийся роман с мисс Манчини. Правда, пришлось мне трудновато, но... Справился. Кое с чьей помощью, разумеется, а не самолично. Если парень из-за такой малости хочет приставить дуло к виску... В самом деле, весеннее обострение.

— Скажешь, ерунда? — он словно почувствовал мой невысказанный скепсис, и в звонком голосе явно проступили нотки враждебности.

— Нет, не скажу. Сам таким был. И в тот момент свое разочарование ерундовым вовсе не считал.

— Был? — новый виток любопытства.

— Ну да. Она не захотела иметь со мной дела. А всему виной была нелепая случайность... Впрочем, все самое важное в жизни происходит случайно.

— А ребенок, о котором ты говорил... Это ее?

— Нет.

— Понятно, — с важным видом кивнул парень, хотя ровным счетом ничего не понял из моих слов.

— Я, пожалуй, пойду. Всего хорошего!

— Подожди! — меня остановил именно тон этого короткого слова. Тон, в котором, кроме просьбы, присутствовала мольба.

— Чего тебе?

— Ты сказал... у тебя трудности с деньгами?

— В общих чертах, да.

— Я... я могу тебе помочь.

— Дать в долг? Спасибо, не надо. Отдавать будет нечем.

— Не в том смысле... — он мучительно подбирал слова. — Я хочу предложить тебе работу.

— И какую же? Прости, пожалуйста, но ты ровным счетом ничего не знаешь обо мне и...

— Ты можешь быть моим дворецким.

— Кем?! — я подумал, что ослышался.

— Дворецким, — беспомощно улыбнулся парень.

— Э...

— Эта должность просто так называется, а на деле... мы просто будем много времени проводить вместе.

— Любопытно... И почему ты считаешь, что я подхожу, чтобы... проводить время с тобой?

— Потому что... Ты не такой, как все.

Парнишка зрит в корень. Если бы он только догадывался, насколько я "не такой"! Сбежал бы подальше. Или застрелился, чтобы не мучиться.

— Это не повод для предложения работы.

— Да, но... Мне показалось... на миг...

— Что именно?

— Мы могли бы стать друзьями.

— И поэтому ты не нашел ничего лучшего, как предложить мне место своего слуги? — не могу удержаться от ухмылки. Парень пристыженно молчит, отведя глаза, и мне становится его жаль. В самом деле, по моей вине он все еще жив, и теперь... просто не знает, что делать дальше! А раз так, значит, я снова провинился. Перед кем? Перед собой и господом богом. А вину надо искупать. Да и, чего греха таить? Дополнительный заработок не помешает.

— Друзьями, говоришь? Посмотрим. Сначала попробуем наладить отношения типа "работник-работодатель".

Он несмело поднимает взгляд.

— П-правда? Ты... согласен?

— Скажем так, у меня выбор невелик. Но учти: я мало смыслю в услужении. А еще у меня есть дочь, за которой тоже нужен присмотр.

— Это не проблема! — беспечный взмах рукой. — В доме места для всех хватит! Вот только...

Легкая тень омрачила засиявший было надеждой взгляд.

— Что — только?

— Есть одно препятствие.

— Какое?

— Дама, отвечающая за порядок...

Препятствие, в самом деле, оказалось существенным. Но не таким уж непреодолимым, как считал Иржи (как он сам мне назвался). Хотя внушительные габариты и сурово сдвинутые брови Мартины Каммингс — женщины лет средних, но всего лишь по количеству, а не по содержанию — могли испугать, кого угодно. Не имевшего никогда дела с моей тетушкой, конечно.

Когда не слишком высокая, но компенсирующая недостающую длину шириной, коротко стриженая брюнетка рявкнула: "Имя?", я машинально вытянулся в струнку (жалея, что нет каблуков, которыми можно было бы щелкнуть) и, выпятив подбородок, отчеканил:

— Дэниел Уоллес, мэм!

Глаза мисс Каммингс заметно потеплели.

— Служил?

— Как все, мэм! Сверхсрочную!

— Род войск?

— Пехота, мэм, батальон связи!

— Пехота, это правильно, парень... Жаль, что не в штурмовых отрядах, конечно, но без связи воевать тоже не с руки.

Уж не знаю, похвалили меня или осудили, но расположение грозного представителя местной службы безопасности было завоевано. То есть, я взял первую высоту, а укрепился на ней, когда, не задумываясь, ответил на вопрос: "Выпиваешь?":

— Бывает, мэм. Но свою норму знаю.

Мартина долго и пристально на меня смотрела, видимо, проверяя, не дрогну ли я под прицелом ее взгляда, потом вынесла вердикт:

— Годится.

И шагом, больше всего напоминающим строевой, удалилась в расположение своей части... Тьфу! В дом, то есть. А Иржи восхищенно присвистнул:

— Надо же! Ты ей понравился.

— Это так сложно?

— Это — невозможно!

Я подавил усмешку. Эх, парень, как мало ты видел, если мой любительский спектакль произвел на тебя впечатление...

А впрочем, я почти и не играл. Самую малость, если только. Да и то, больше вспоминал, чем придумывал. Верится с трудом, но мне довелось несколько месяцев провести в регулярной армии. Исключительно благодаря моему везению, конечно же: всего-то и было нужно, что передать пакет документов по пути на каникулы, а получилось... На вербовочном пункте решили, что я горю желанием служить в войсках Федерации и, недолго думая, запихнули меня на первый же попавшийся транспорт, уходящий к базе "Антея" в системе Сирин-5. Разумеется, я протестовал, но с имеющимся даром убеждения не был способен даже подтвердить, что за стеклами иллюминаторов небеса черные, а не голубые. А поскольку документы у меня были изъяты еще офицером-вербовщиком, пока Барбара (приложив немалые усилия и освежив большую часть своего нецензурного лексического запаса) меня разыскала, я успел очень даже много узнать об армейской жизни. Достаточно много, чтобы отчет о вынужденном прогуле занятий составил страниц четыреста убористого текста...

Кстати, он до сих пор стоит у тетушки в кабинете на одной из книжных полок. Ждет своего часа, потому что на него уже давно заключен контракт с одним из самых известных издательств, которое спит и видит, чтобы закончился "срок давности" на мои... мемуары. Вот только не знаю, в какой серии буду издавать: "Юмор" или "Хоррор"...

Войти в квартиру мне не удалось. То есть, я все-таки оказался внутри, но не "своим ходом", а втащенный Амано и припертый им же к стене так плотно и больно, что сразу начал сожалеть о возвращении. И о том, что Иржи не выстрелил.

— Что это такое?! — прямо мне в нос ткнулся лист бумаги.

— Откуда я знаю...

— А кто знает?! Ты же это сочинял! И подписывал, как ни странно! — гневно провозгласил капитан Сэна.

— Ах, это... — слегка отстранившись, я пробежал глазами первые строчки. — Ну, я. И что?

— Как это, что?! С какого перепуга ты начал писать завещания?

— Вообще-то, этим документом должен располагать любой взрослый и здравомыслящий...

— Вот именно! — утвердительный кивок. — Взрослый и здравомыслящий человек. Но в этой комнате я не вижу никого, кто подошел бы под это определение!

— А мы в коридоре стоим, если ты не заметил. И потом... Себя тоже взрослым не считаешь?

Предполагать, что Амано не считает себя здравомыслящим, я не стал. Мало ли что? Может и обидеться.

— Какая разница? Лучше скажи, на кой черт ты написал завещание?

— А если со мной что-нибудь случится? — пытаюсь воззвать к голосу разума своего напарника. Получается плохо, судя по недоверчивому взгляду. — Должен же я позаботиться о ребенке?

— О ребенке?! Хорошо, что вспомнил! Да она чуть от страха не умерла, когда увидела.

— А копаться в моих вещах я никому не разрешал, — строго щурюсь на испуганно замершего у противоположной стены рыжика.

— Слава ками, что она копалась! — Амано был иного мнения о неблаговидном поступке чужого отпрыска. — А если бы...

— Если бы — что? — перевожу взгляд на напарника.

— Если бы... Ты же не сказал, куда... — на несколько секунд красноречие оставляет капитана Сэна, позволяя мне немного передохнуть и собраться с силами для контратаки:

— Я-то, как раз, сказал! И предельно коротко и ясно.

— Но...

— Помнится, именно вы, мисс, предложили мне отправиться на поиски дополнительного заработка, верно?

Робкий кивок рыжей головы.

— Так вот, хочу сообщить... Я его нашел.

— Кого? — пока еще плохо слаженный, но начинающий распеваться хор.

— Заработок! В связи с чем нам предстоит переезд на новое место жительства. И вам, мисс, лучше начать укладывать вещи. Живо!

Эд сорвалась с места и исчезла в спальне. Амано посмотрел на меня не то, что озадаченно, а, прямо скажем, с опаской:

— И чем ты собираешься зарабатывать? А, главное, каким образом намерен совмещать это с основной работой?

— Пока точный круг обязанностей не определен, но... Есть очень хороший шанс взглянуть изнутри на одну любопытную вещь.

— Какую?

— Изменение количественного соотношения между разными способами самоубийств по сравнению с прошлым годом. Даже с несколькими годами.

— А оно есть?

— Очень на то похоже.

— И в чем состоит?

— Видишь ли... Если раньше процент самоубийц, пользующийся в осуществлении своего печального дела таблетками и разными видами оружия, был стабилен, то в этот сезон в моду почему-то вошли "несчастные случаи": судя по сводкам, только за прошедшую неделю четыре из семи случаев суицида ознаменовались ДТП и прочими приятными неожиданностями, изрядно искалечившими психику случайных свидетелей. Причем, подавляющее большинство последних "прыгунов" — молодые люди студенческого возраста.

— И когда ты это заметил? — совершенно серьезно спросил Амано. — До написания завещания или после?

— Не запоминал. Просто порядок цифр показался мне странным и... Я, все же, по статистике специализировался, а не по биологии и медицине.

— И это оказалось не менее полезным... — задумчиво нахмурился напарник. — Значит, решил подобраться поближе к проблеме?

— Ну да. Ближе, чем можно было желать: буду присматривать за одним богатым студентом.

— Студентом? Где ты его нашел?

— В туалете, — честно признался я.

Почти минуту Амано молчал, стараясь сохранить спокойное выражение лица, но не выдержал таки и расхохотался:

— Как это на тебя похоже!

— Между прочим, я ему жизнь спас!

— Он что, тонул там?

— Почему — тонул? Он...

— Я готова! — наше общество увеличилось на одну девочку и один чемодан, своими размерами напомнивший мне мисс Каммингс.

— Хорошо... Я сейчас тоже соберусь.

— С мыслями? — ехидное предположение со стороны капитана Сэна.

— Будешь издеваться, уволюсь, так и знай!

— Да разве я издеваюсь? Я стараюсь тебе помочь. Изо всех сил, между прочим!

— Оно и заметно. И лучше бы ты эти силы употребил на что-то другое, нежели пригвождение меня к стене!Глава 5

Сказочки для детишечек

(Амано Сэна)

30 апреля — 1 мая

"... Эриксонианский гипноз, в отличие от обычного, можно применять без ведома пациента, что, разумеется, налагает ряд этических ограничений на личность медик-к-к..?"

Судя по внезапно раздавшемуся над ухом лёгкому сопению, кое-кто точно так же, без моего ведома, проскользнул в кабинет и присоединился к чтению, пристроившись на широкую ручку кожаного кресла, в котором я восседал. Я домучал заключение до конца — оставалась всего пара абзацев — сохранил файл в папку с оптимистичным названием "Suicide" и обернулся к Эд.

— А кого ты собрался гипнотизировать? Меня? — поинтересовалась та.

— Нет, конечно. Хотя в воспитательных целях было бы и...

— Папика? — "осенило" Адвенту.

— Вот ещё чего не хватало! — я подумал, что Морган в последнее время и так уподобился сомнамбуле. Работа — двадцать четыре часа в сутки, можно сказать. Ну, никто не заставлял. — Я вообще никого гипнотизировать не намерен.

— А зачем тогда читал?

Я внимательно посмотрел на девочку — поймёт или не поймёт — и решил сделать попытку. Объяснить, что именно меня беспокоит в деле, над которым наше Управление бьется почти неделю. А почему бы и нет? Хотя бы сам разложу информацию по полочкам... а может, и устами младенца кто-нибудь подскажет, в какую сторону копать. В любом случае, Эд не болтушка... иногда.

— Я занимаюсь одним расследованием...

— И папа — тоже? — перебила меня Эд.

— Конечно. И, может быть, прямо сейчас. Потому я тебя к себе и пригласил, как ты помнишь.

Эд благодарно потерлась щекой о моё плечо. Уговоры Моргана, при всей справедливости моих доводов, всегда были делом непростым. Согласие я извлёк, только когда пообещал, что жить мы пойдём к Тамико, и за Адвентой будет тщательный уход, а, главное, присмотр — в то время, как у самого Моргана будут свободны руки (и прочие части тела). И когда Эд подтвердила эту просьбу торжественным обещанием ангельского поведения. Чему никто из нас не поверил, естественно, ибо таких чудес просто не бывает. А что касается проживания — я всяко собирался жить у Тами, ибо во время авралов и на себя готовить-то некогда, а у сестры — целый штат кухарок.

Каких авралов? А вы когда-нибудь параллельно с детективным расследованием читали лекции в вузе почти через десять лет после того, как благополучно забыли все те знания, которые принято называть образованием? На свежую голову-то всякий сможет, а поди вспомни всю эту биоритмологию, режимы дня для разных типов телосложения, психотипов, групп крови и прочих общностей, разделенных по всем мыслимым и немыслимым критериям... в общем, всё то, что составляет нынешнюю валеологию (5). Так ведь не только вспомнить надо, а еще и составить программу лекционных и практических занятий, и преподать все это оболтусам самого разного (подчас и превышающего мой) возраста, свято уверенным в том, что от сессии до сессии живут студенты весело, и о здоровье не заботятся. Пришлось закопаться в старые конспекты, всё ещё не выброшенные сестрой, и прописаться в Галанете на каждый вечер после возвращения из университета. А учитывая, в каком состоянии я стал приходить домой после того, как девицы с курса Иржи Томека... эх, ну надо ж было ляпнуть, что в случае общей подавленности организма интенсивный секс положительным образов сказывается на здоровье! По окончанию пресловутого занятия пол-курса, ревниво отпихивая друг друга локтями и шпильками, призналось в страшной депрессии и потребовало у меня дополнительных практикумов... наедине, разумеется. Приравнивая отказ к нарушению клятвы Гиппократа. А о моём здравии они подумали? Да, я сказал, интенсивный — но не чрезмерный же! Их же там — шестьдесят рыл на курсе! Ну, делим напополам — немногим легче! Тем более, подошли не только девушки...

Спасибо хоть, сегодня праздник, но знали бы вы, насколько мне хватило вчерашних, гм, экзерсисов! Да и отдохнул я, прямо скажем, сомнительно — весь день просидел в сети.

Хорошо Доусону, ведёт себе скучнейший факультатив по политологии, на который почти никто не ходит, да и те, кто ходят — мирно лежат и спят. А Паркеру — вообще рай, на его спецкурсе по компьютерной безопасности — только парни, группа небольшая, так что никакая чрезмерность Джею не грозит. Правда, он не знает, что несколько человек я к нему таки направил — так сказать, по культурному обмену...

И всё-таки наш бывший препод по физиологии человека и валеологии, Александр Аствацетурович (нежно именовавшийся студентами Ацетил Салицилычем), мог бы гордиться моими остаточными знаниями и усердием! Конечно, никто не запретил бы мне халявить, не готовиться к занятиям и молоть всяческую чушь... но ведь люди потом будут пользоваться этими знаниями! И, если политология этим трагикам до одного места, то здоровье какими-нибудь дурацкими рекомендациями загубить бы ребяткам не хотелось. Вот и сижу вечерами да ночами — то на биолого-медицинских сайтах, то вот как сейчас, в психологию ударился. И последнее имеет отношение не только к завтрашней лекции по физиологическим проявлениям устойчивости/неустойчивости нервной системы, но и...

— Видишь ли, Эд, мы столкнулись с неоднозначной ситуацией.

— А попроще можно?

— Извини, постараюсь. Нам дали одно дело (точнее, мы сами в него вляпались, с подачи твоего отца), которое, может быть, вовсе и не дело.

— А?

— А нормальный процесс. Видишь ли, некоторые молодые люди, по не слишком понятным причинам, решили свести счеты с жизнью. Всякими способами, не буду перечислять...

— Ну почему же... — глаза малышки восторженно загорелись.

— Потому что. — Сурово отрезал я. — Ничего привлекательного в этом нет — вот, почему. Важно другое — большинство способов как бы замаскированы под несчастный случай.

— То есть они не хотели, чтобы все знали, что они... это... как сказать... самоубились?

— Да кто их знает, чего они хотели! Их друзья все наперебой утверждают, что никаких очень уж серьёзных душевных травм — ну, причин для самоубийства, проблем там всяких нерешаемых — у них не было. Так, сущие пустяки, как у любого из нас.

— А почему люди вообще это делают?

— Много разных поводов. Но главная причина, настоящая — когда нет надежды. Если есть хоть какой-то шанс, что все изменится к лучшему, люди обычно хватаются за него, как за спасительную нить. — Я вздохнул.

— А всё-таки, какие именно проблемы должны быть, чтобы человек..?

— Например, одиночество. Когда ты один, и вроде бы рядом — столько лиц, а на самом деле — нет никого. Изо дня в день, из года в год. Или кто-то был, но теперь его нет. И другого такого ты не найдёшь, да и не заменит он. — я решил перейти со скользкой для меня темы на другую, но не успел.

— Ты про себя?

Я умолк.

— Ну, про свою... жизнь?

Кому-то язык оборвать мало!!! И этот кто-то — вовсе не рыжая пройдоха, балансирующая на ручке моего кресла!

— В некотором смысле. Но могут быть и другие поводы для...

— Подожди. Расскажи, как...

— ДТП. Этого с тебя хватит! — наверно, я слишком резок, но ничего не могу поделать.

— Да я не про... это, дядя Амано! — всполошилась Эд. — Я про... как познакомились? Чем она так тебе понравилась? Она ведь звездой была, певицей — да? Поэтому?

Так-так, кажется, наша малышка вошла в возраст, когда начинают интересоваться подобными вопросами. А я-то боялся! Знаю, глупо и стыдно — но я до сих пор не могу говорить о той аварии.

— Небось, уже приглядела кого? — я парировал вопрос вопросом. — В школе?

— Ну... есть немного... — важно ответила та.

— Расскажешь? — прищурился я.

— Баш на баш!

— Ну ладно. — я снова вздохнул. — Если кратко (время-то уже позднее), то познакомились мы в университете. Учились на одном курсе. Но я её еще на подкурсах приметит — такая... даже не знаю, мне она показалась ужасно загадочной! — я улыбнулся воспоминаниям.

— Это была любовь с первого взгляда! — торжественно вынесла вердикт девочка.

— И да, и нет. Ну, то есть, она мне понравилась, но казалась такой отстраненной, далекой от всего, может быть, даже высокомерной Я о ней совсем ничего не знал. Сидел на парах с одним из приятелей, она — одна. И никогда не пропускала лекций. Ну, я тоже редко это делал. Поэтому и рискнул попросить её конспект. Я тогда как раз родителей провожал в космопорт, они на Землю возвращались, так что причина была уважительной, о чем я ей и рассказал. И тут выяснилось, что она увлекается японской культурой. Я не знал, честно! Оказывается, она — представь себе — просто стеснялась сама подойти ко мне и повыспросить то, что её интересовало. А её столько всего интересовало, о! Она даже язык учить пыталась!

— Вот тут ты и попал... — с умудренным видом подытожила Адвента.

— Угу. А еще выяснилось, что она стихи пишет — и такие красивые! Но не на японском. На японский уже я переводил, караоке-перевод, так называемый. Это когда сохраняешь размер, ударения, расположения рифм — в общем, сложно, но интересно.

— Так ты еще и поэт? — прищурилась малышка.

— Уже нет. Так вот, три месяца спустя мы поженились, через месяц после ее дебюта на местном радио. Тогда j-music только входил в моду. Мы успели всего три песни подготовить, перед тем, как всё случилось. Прожили полгода. Всё.

— Нет, — вздохнул ребёнок. — Песни он мне, пожалуй, переводить не будет, у него по родной речи устойчивая двойка. Да и я стихов не пишу. Но он мне рисунки зато сканировал! — она гордо задрала подбородок.

— Какие рисунки?

— Как какие? Мои, конечно!

— Я и не знал, что у тебя это серьёзно! А покажешь? Только не сейчас, завтра.

— А я уже Тамико...-сан показывала, она... похвалила. — с некоторой долей робости пробормотала Эд. Ну да, моя сестра кого хочешь выдрессирует! К тому же...

Я фыркнул. Кажется, догадываюсь, о каких художествах речь. Не далее, как на днях моя сестренка устроила среди домашней прислуги настоящий геноцид — по поводу исчезновения невыносимо-дорогой ширмы, выполненной в каком-то традиционном стиле. Не разбираюсь в них. Когда именно оная ширма перестала попадаться на глаза — никто припомнить не мог. Девочки переворошили весь интерьер, и только по возвращению Эд из школы (её привозил личный шофер Тами) выяснилось, что похищенное находится у малютки в комнате, в которую, разумеется, никто не входил — ибо невежливо. Зачем она совершила кражу столь странного предмета обихода, выяснилось тут же. Говорят, мою сестренку едва не хватил удар — от сдерживания эмоций. Тамико у нас воспитанная, не в пример мне. Но вся ее сдержанность (совершенно поверхностная, такой темперамент, как у Тами, еще поискать надо!), казалось, вот-вот испарится при виде другой поверхности, цвета слоновой кости, с коротенькой цепочкой иероглифов в углу, отныне измененной до неузнаваемого состояния. На вопрос, неужели нельзя было попросить альбом для рисования, слегка смущённая вандалка ответила, что альбомов у неё хватает, а на ширме она хотела изобразить нам что-нибудь на память, в знак благодарности — всё равно, вон, сколько пустого места пропадает! И подарить при расставании. Сюрприз, так сказать. Я искусств этих не видел... ну, скажем так, из-за затянувшихся дополнительных занятий. Но рассказала мне об этом Маю, одна из горничных — а у неё великолепный дар повествователя. А теперь оказывается, что Тамико понравилось...

Хотя — ведь не зря же позавчера, по словам всё той же пронырливой Маю, Тамико приглашала к Эд какую-то знакомую-искусствоведа. Не исключено, правда, что в глубине души сестренка лелеяла надежду узнать у этой своей Сандоры-тян (6), как можно избавиться от следов творчества Адвенты на злосчастной ширме. А, может, и взаправду решила развивать ребенка, пока девочка в подходящем возрасте. Кто её знает, мою Тамико. Жаль, этот театр я тоже не застал.

— Тогда точно надо посмотреть! — решил я и зевнул. — Но завтра! Все, марш спать!

— А самоубийства!? — заныла Эд.

— Ну хорошо, — смягчился я. — Самоубийства — и спать. На чем я остановился?

— А ты и не начинал... — девчонка снова подкатилась под бочок. Тоже мне, сказка на сон грядущий!

— Кажется, я говорил о том, что поводов для суицида может быть много, а причина преимущественно одна — отсутствие надежды. Когда ты неизлечимо болен и страдаешь. Когда ты потерял кого-то, ближе себя самого, или его никогда и не было. Когда ты чувствуешь, что твое существование приносит всем окражующим лишь горе. Кстати, — я поспешил внести уточнения — Последнее присуще не слишком наблюдательным и чрезвычайно пессимистичным людям, ведь обычно хоть кому-то ты — да дорог. Не бывает такого, чтобы никому.

— Мне иногда кажется, — прошептала Эд, — что мой папа так считает. По поводу себя.

— О чём я и говорю. Хотя это ж слепым, простите, надо быть! Сестры его обожают — я недавно был в гостях у Рэнди... помнишь Рэнди Доусона? Так Лиона, невеста Рэнди и сестра Мо, очень даже своего братца любит, можешь мне поверить. Да и сам Рэнди... и я... и даже Паркер! А уж тетя Барбара... наверно, потому от него и требует порой невозможного.

— И я. — пискнула Адвента.

— А ты — прежде всех. — серьезно поддакнул я. — Только не забывай давать ему об этом знать, и пусть наш разговор останется между нами, договорились? Весь разговор.

Девочка часто-часто закивала.

— Итак, снова, в который раз, возвращаемся к самоубийствам. Я хотел сказать, что те парни и девушки, которые за последние два месяца стали совершать самоубийства (немного жертв всегда были, но не столько же... да еще и среди учащейся молодежи, у которой все разочарования впереди), не имели веских причин для этого. И, более того, двоих успели "откачать". Спрашивали потом — зачем ты это сделал, кретин? Сами удивляются, говорят — да все в порядке было... один экзамен не сдал, второй... второго девушка бросила, так если бы еще давняя и горячо любимая, а то так, едва знакомы были. Это у него как раз твой отец живет, присматривает за ним. Потому что первый, который с несдачей, через неделю внезапно повторил свою попытку... на этот раз — успешно.

Я перевел дух.

— О как... — уважительно сказала Эд. — Так папа его пытается уберечь, выходит?

— Ну, насколько выходит, пока сложно судить. — я поморщился. — Мы же даже не уверены, что за этим что-то кроется. Если бы все случаи не косили под ненамеренную смерть, мы бы и не заинтересовались... А то какое-то завидное постоянство — все "самоубиваются", как ты выразилась, через "случайные" ДТП, отравление газом, бытовое поражение электрическим током и т.д. Попаданий под машины и автокатостроф — больше всего.

А, главное, где искать? Какое-то химическое воздействие, вызывающее подавленность, нервозное состояние, и импульсивное желание покончить со всем, даже из-за крохотной неприятности? Вроде, нет — проверяли, ничего сходного в организмах не нашли. Физическое? Ну там, электромагнетизм какой-нибудь, излучение? Вроде тоже нет, все фоны в норме. Ни в какие секты и тайные общества тоже никто не входил. Я уже начинаю грешить, не поверишь, на гипноз!

— Это когда считают до ста, и человек начинает лаять, как собака? — удивилась Эд.

— Ну, можно же заставить не только лаять. Наверняка можно дать установку, скажем, добравшись до дому, лечь в ванну и якобы случайно уронить туда включенный фен. Учти, Адвента, я тебе этого не рассказывал — и, бога ради, не вздумай ни с чем таким экспериментировать!

Дождавшись клятвенных заверений, я продолжил:

— И, что более нам подходит, заставить можно незаметно. То есть человек не будет помнить, что его гипнотизировали, просто потому, что не будет об этом догадываться. Методик — уйма, вплоть до того, что можно рассказывать историю, потом прервать ее на самом интересном месте (но не резко, а плавно, тут нужен недюжинный дар рассказчика), начать другую историю, прервать и ее, начать третью... все истории должны быть длинными и требующими внимания. Тут разум слушателя и начинает буксовать — переполняется таким избытком информации, которую надо удерживать в голове, ибо подсознательно человек рассчитывает на окончание всех трех историй. Он впадает в своего рода транс, когда и можно внушить все, что угодно. Потом рассказчик, скажем так, закрывает "матрешки" — сначала завершает третью историю, потом вторую, а затем — и первую. Человек помнит лишь эти три (или более) сюжета, и не помнит ни о состоянии внушаемости, в которое они его ввергли, ни, тем более, о том, что ему было приказано в этом состоянии. Вот так. Или, введение в транс посредством дыхания. Когда встраиваешься в такт дыхания пациенту, некоторое время дышишь с ним с одинаковым ритмом и глубиной, а затем гипнотизер меняет свой ритм дыхания, а гипнотизируемый под него подстраивается, незаметно для себя самого. Как только начинаешь "вести" собеседника — а всё это обычно делается в процессе разговора о чем-то — он твой. То же самое делается посредством изменения позы, но... с помощью такого гипноза исподтишка можно разве что вынудить клиента купить ненужную вещь, к примеру. Или начальство — изменить отношение к какому-то человеку или идее. Но заставить студента броситься под первую попавшуюся тачку — это, знаешь ли, перебор! Это ж надо превозмочь все барьеры самосохранения, которые у нас, поверь мне, Эд, очень сильны. Ты не спишь еще?

— Ты меня загипнотизи-и-ировал... — малышка широко и сладко зевнула. Да, с зубами определённо придется что-то решать — не надо быть специалистом по внеземным расам, чтобы понять, откуда такие зубки. Разве что, решат, что она — вампир. Час от часу не легче.

— Настолько, что до постельки сама не добредёшь? — ехидно вопросил я.

— Ну, если кто-нибудь всё равно меня донесёт... — зачем напрягаться самой?

Несгибаемая логика. Ох, и огребет же кто-то от этой детки по полной программе, лет эдак через десять. А то и раньше.

Я вздохнул, перекинул через плечо немедленно ожившую егозу, и, сопровождаемый хохотом и пинками босых пяток в спину, покинул бывший отцовский кабинет.

Универ, 2 мая

Как бы я хотел быть детективом из дурацких земных боевиков, которые так любят крутить по Cosmo-TV! Иметь ограниченный ряд подозреваемых, ограниченные мотивы — и не столь ограниченные способности. Ибо в последнее время мои способности только и делают, что демонстрируют свою ограниченность.

С другой стороны — что мы имеем? Три солидарных вуза — то есть, имеющих, по сути дела, единый преподавательский состав. Возьмем, к примеру, доктора технических наук Рут Бэллмэн. Официально приписана к университетской кафедре элементарной механики политехнического факультета, где я имею честь находиться, но читает "выездные" лекции не только на других факультетах, но еще как минимум в одном из вузов. И так — почти все. Народ курсирует с факультета на факультет, с кафедры на кафедру, из вуза в вуз. Почти всех студентов, преподавателей и прочий персонал можно считать так или иначе причастными не к одному самоубийству, так к другому. Единственный плюс во всем этом — то, что народа так много и он столь часто меняется, что хорошо знают только своих. Так что прикрытие у нас — не подкопаешься. Но тут же поджидает и минус. Никто никого не знает — никто ничего не замечает.

Теперь жертвы.

ДТП, четыре трупа. Но не возле танка, а возле банка, потому что все — учащиеся единого планетарного института бизнеса и права, три парня и одна девушка. Ничего общего между собой у несчастных не было — двое слегка знали друг друга, но не более того. Все — в разное время.

Шесть трупов. Три — ДТП, два — отравления газом, один "фен в ванной". Все — парни, кроме последнего случая. Наиболее подозрительно лично для меня то, что "газовики" покончили с собой в один день, одинаковым способом. С разницей примерно в час. Учились на одном курсе в разных потоках, друзьями не были, врагами тоже — почти не общались. Ни общей компании, ни общих увлечений — два одиночки. В злосчастный день посетили три лекции, потом разошлись на семинары и физподготовку. Вернулись домой по окончанию занятий, примерно одновременно, дальше ясно. Эти все — из высшего колледжа при институте военных сил Федерации. Там половина наших университетских преподает, преимущественно, экономику, социологию и право.

И, наконец, альма-матер. Всего два трупа и одно неудачное самоубийство, предотвращённое Морганом. Что позволяет "надеяться" на продолжение. А поскольку один из студентов, паренек с юридического факультета, сделал вторую попытку после того, как первая сорвалась, неудивительно, что за Иржи Томеком мы наблюдаем непрерывно. Благо, такая оказия! Жертва второго суицида — девушка с экономического факультета. Что слегка сужает круг подозреваемых — как видите, затронуты социальные специальности, никаких биологов, химиков и физиков, а также никаких филологов с искусствоведами. Это позволяет надейться, что тенденция все-таки есть, просто мы ее не видим за множеством связанных с делом лиц.

А лиц, повторяю, до чёрта. Если, скажем, подозревать лекторов — то общими для этих вузов и кафедр является добрый десяток курсов и спецкурсов, которые мы все, разумеется, отслеживаем. Пока без толку. А если это не лектор, а какой-нибудь уборщик? Аналитики в отделе с ума сходят, пытаясь проследить за всеми перемещениями персонала с одного рабочего места на другое. Или студент? А если виновника нет, и причина самоубийств — какое-нибудь излучение, например? Тогда мы носим воду решетом. И упорно ведь носим — то и дело связываемся с Управлением да друг с другом, вываливая груду бесполезной информации. В теорию гипноза верю, похоже, только я. Паркер разрабатывает как раз таки гипотезу излучения, вынуждая меня на всех практикумах к тщательным замерам всевозможных биоритмических показателей студентов — что, впрочем, вполне согласуется с программой курса. Ну, почти. Что думает Рэнди — не знаю. А Моргану, похоже, вообще не до теорий. Слушает мои откровения по комму и только мычит в ответ. А размышлять кому прикажете?

Давайте хоть, поставим все точки над j...

— Ама-а-но-сэнсе-ей!

Ну вот, стоить вспомнить — он и нарисовался!

— Чего тебе, Джей без точки? — я оглянулся по сторонам, убедившись, что в университетском коридоре мы одни. Вторая пара только началась, у Рэнди как раз спецкурс, а мы свободны — потому и топчемся на месте встречи, которое изменить нельзя.

— Почему без точки? — Джей заинтересованно уставился во всеобщее расписание занятий.

— Потому что именно до нее мы пока не дожили... — туманно пояснил я. — Каковы успехи?

— Это я у тебя хотел спросить.

— Да нормальные у них показатели, обычные, сколько можно твердить! Томек — тот вообще, здоров, как слон — только образ жизни ведет чересчур бурный. Кстати, он сейчас — там.

Я ткнул в направлении 304 аудитории, где шла лекция по социологии. Одна из множества "подозрительных", ибо входила в программу обучения всех несчастных самоубийц, и, похоже, была всеми ими прослушана. Кроме самого Томека, разумеется. Что сильно выбивает мои рассуждения из колеи.

— А что там у него? — полюбопытствовал Паркер, несмотря на приверженность враждебной теории. Мы в свое время сошлись с коллегами на том, что будем делать то, что можем — то есть, искать тенденцию, которую сможем увидеть с нашего шестка. А именно — наблюдать за студенческим и преподавательским составом, поелику это в наших силах.

— Социология чего-то там. Врубай. — последнее я пробормотал шепотом.

Судя по застывшему сосредоточенному выражению на лице Джея, не отводившего взгляда от расписания, парень последовал моему совету. Навесить не без помощи Моргана на Томека жучок проблем не представляло. Как я понял, основной трудностью было заставить парня посещать все занятия. Вот что значит — неистребимый студенческий инстинкт самосохранения: чует, что от лекций может исходить угроза, и отлынивает при всякой возможности. Хотя, думаю, он и без угрозы отлынивает. Я таким разгильдяем не был, честное слово!

Отстранённость довольно долго не сходила с физиономии Паркера, я даже забеспокоился. Подождав, пока в аудиторию зайдет кто-то безнадежно опоздавший, я спросил:

— Что там?

Вопрос остался проигнорированным. Я пихнул Джея под ребра, довольно чувствительно.

— Больно же!

— Мне — тоже, от любопытства. Рассказывай давай, что там вещают.

— А, воду льют, преимущественно. Еще и слышно с пятого на десятое, куча шума — этот мальчик, наверно, на галёрку приткнулся. Надо чувствительность прибора понизить, а уровень звука уси...

— Но хоть что-нибудь ты расслышал?

— Да куча бреда, по-моему. Про важность диалогов с общественностью, правильное построение соцопросов — зачем это техникам, не могу понять?

— Так университетское образование. — я вздохнул. Такими темпами мы все самое интересное пропустим. Напроситься, что ли, на следующую "подозрительную" лекцию? Хотя, в свою очередь, это будет подозрительно уже с нашей стороны.

Наши тягостные сетования прервала внезапно распахнувшаяся дверь 304 аудитории и фигура Иржи Томека, возникшая на пороге. Мы замерли. Джей лениво обернулся к расписанию. Томек мягко закрыл за собой дверь и направился прочь из трясины социологии.

— Сбегаете с лекции, молодой человек? — я слегка посторонился, тем не менее, ожидая, что наш подопечный остановится — как-никак, я преподаватель.

— На свежий воздух... — раздался довольно приглушенный ответ. Ну, все может быть. После той пьянки, которая, по словам моего напарника, вчера происходила в доме этого юноши, свежий воздух куда как предпочтительнее скучной лекции.

Проводив взглядом Томека, я направил Джея с жучком проследить за оным, а сам занял позицию у ближайшего окна, выходящего как раз на университетский дворик, с рядами машин, припаркованных на прилегающей к нему небольшой автостоянке. Держа в пределах видимости и аудиторию 304. Мало ли, кто еще и нее выскочит. И, как оказалось, не напрасно.

Но пока события развивались вдалеке от моей персоны.Глава 6

Репортаж с места военных действий

(Морган Кейн)

30 апреля

— Осторожнее, мисс, молю всеми святыми! Это настоящий богемский хрусталь, и его стоимость вычтут из моего жалованья!

— Ты такой мелочный, Дэниел... Это всего лишь стекляшка...

Ай. Ой. Не успел...

Дзыннь. Бокал, выскользнувший из шаловливо разжавшихся пальчиков, грянулся о мраморные плитки, устилающие пол. Разумеется, разбился вдребезги. Белокурая Аннабель Брайтон, сокурсница Иржи Томека, девица восемнадцати лет (и слава богу, что восемнадцати, а то у меня были бы все шансы получить срок за совращение малолетних), спелая и сочная, как клубника, которая давно уже покинула вазочку и разбрелась по полу... В общем, Аннабель икнула, глупо улыбнулась и повисла на моей шее, окончательно утратив один из основных признаков человека, т.е., способность находиться в вертикальном положении.

Хорошо, что бокал был предварительно осушен, иначе мы рисковали поскользнуться на луже сладкого и, соответственно, липкого ликера и рухнуть прямо в хрустальные осколки. Не знаю, кто как, а я, мельком просматривая произведения массового искусства эротического содержания, не вижу ничего заманчивого в отношениях полов на... полу.

Придерживая развеселившуюся донельзя студентку, усаживаю ее на ступеньки парадной лестницы особняка Иржи. Вечеринка идет полным ходом, но несколько выше над уровнем земли — на втором этаже, что с моей скромной точки зрения не просто глупо, а несказанно опасно. Впрочем, что возьмешь с молодежи? Они еще недостаточное количество раз возвращались домой в подпитии, чтобы точно знать свои пределы. Я свои знаю, почему и не пью ликеры. Как бы в меня не пытались их влить.

Считается, что форма вообще и военная в частности существенно повышает в женских глазах притягательность субъекта, ее носящего. Как выяснилось, униформа обладает точно таким же действием. Притягивает. Юных студенток, конечно, но на безрыбье...

Когда я первый раз завел монструозный "ротшильд" семьи Томеков на стоянку у университета, рейтинг Иржи, и так весьма интересного и обеспеченного молодого человека, прямо-таки зашкалил. Что делает с мужчинами красивая и дорогая машина? Сводит с ума. А что она же делает с женщинами? Нет, вы не правы: женщины в уме как раз не повреждаются. Напротив, они начинают строить коварные планы по овладению движимым имуществом хотя бы на короткое время и на правах аренды. Так что, Иржи наличие личного шофера и машины принесло еще большую популярность. Мне тоже кое-что перепало. По крайней мере, вечером первого же дня моей "службы" выяснилось, что обжиматься и целоваться юные дамы предпочитают не только на заднем сиденье и не только с хозяином... Неопытность студентки возмещали энтузиазмом, и одна из сокурсниц Иржи, кудрявая хохотушка Франческа, едва не довела до греха, причем и в прямом, и в переносном смысле: когда решила провести тактильное исследование моего... м-м-м, скажем, моего бедра, потому что дальше продвинуться не успела. Сама при этом сохраняла ангельски-невинное выражение лица, особенно, когда полицейский, остановивший машину за "неритмичное движение, способное внести существенный риск в процесс дорожного движения", интересовался причинами резких остановок и троганий. Как мы отболтались? Уже не помню, потому что в тот самый момент у меня в мозгу трепыхалась всего одна мысль, зато счастливая: "Как хорошо, что Эд ЭТОГО не видит!"

Да, повезло, что дочурку взял к себе на время расследования дядя Амано, приведя неопровержимые доказательства благости своего деяния. Я не протестовал, хотя и немного обиделся, видя, с какой радостью Эд уцепилась за предложение пожить у моего напарника. Честно говоря, собирался заняться строительством нормальной семейной жизни, но... Очень скоро понял: не здесь и не сейчас, потому что мой моральный облик бодро катился по наклонной. Нет, не так: падал, причем помогал себе стремиться вниз, энергично маша крыльями.

Сказать, что мне было неприятно, значит, соврать. Но удовольствие тела (до которого я старался все же никого не допускать) без удовольствия духа... Я же не мальчишка, который приходит в восторг от любого одобрительного женского взгляда! Странно, раньше не чувствовал свой возраст, а теперь вдруг понял: старый я и скучный. Излишне правильный, наверное. Нет, чтобы веселиться, пользуясь представившейся возможностью... Амано, кстати, веселится. Вовсю. Уверен, что и Джей с Рэнди от него не отстают. Но им проще, они все-таки назначены на временные должности аспирантов или кого-то там еще, близкого к студенческому возрасту и мироощущению, а я нахожусь, мягко говоря, совсем с другой стороны.

Хотя, Барбара была в восторге. От истории о встрече в туалете. По крайней мере, когда я быстренько по комму рассказал тетушке о происшедшем и открывающихся перспективах, она мигом переиграла план следствия и велела мне, не медля ни минуты, брать приступом особняк Томека. Я и взял. А когда вечером еще и явился пред взыскательные очи мисс Каммингс — местной домоправительницы, постриженный почти в полном соответствии с уставом, то есть, коротко и строго, выписанный мне кредит доверия со стороны бывшей воительницы пополнился значительно. Правда, пришлось выдержать такой утомительный процесс, как подгонка униформы, но по завершении, глядя в зеркало на результат стараний парикмахера и портного, я думал: а на кой черт служу в Управлении? Мне бы в кадровые офицеры податься, раз уж форменная одежда так украшает...

— Мр-р-р-р... — Зазывно (как ей казалось) зашуршала мне на ухо Аннабель.

И почему молодые девушки так стараются повиснуть на мужчине, почти вдвое старше себя? Если бы знал, во что выльется моя авантюра, боюсь, отказался бы, даже не ввязываясь. Дружеские попойки — это одно. Но попойки с участием девушек... А, ч-ч-черт!

Укусила, стерва. А пальчиками уже шарит где-то у меня за пазухой. Пальчиками, измазанными в клубнике... Домоправительница меня убьет!

— Мисс, вам нужно пойти освежиться. Немедленно и основательно.

Дотащить девицу до гостевой спальни. Уложить, пресекая попытки устроить из постели "гнездышко для двоих". Ослабить застежки, завязки, шнурки и прочие снасти, удерживающие на упругом девичьем теле вечернее... хм, наверное, все же, платье, хотя больше походит на набор купальников, надетых на разные части тела. Погасить свет и на цыпочках убраться подальше от комнаты, из которой еще четверть часа будет раздаваться невнятное бормотание типа: "Где ты прячешься, шалунишка?". Ввалиться в кухню, плотно прикрыть за собой дверь, убедиться, что преследование отсутствует и, наконец-то, передохнуть.

Мисс Каммингс, попыхивая сигарой, смерила меня оценивающим взглядом:

— Сколько смен одежды вам требуется на день, сержант?

— В полевых условиях довольно и одной, мэм, но в казарменных...

Мой унылый вздох заставил Мартину улыбнуться и приглашающе махнуть рукой в сторону стенного шкафа, в котором, помимо всего прочего, была разложена еще и униформа. Я благодарно кивнул, стащил перепачканную розовыми пятнами рубашку и спешно облачился в новую, хрусткую и свеженькую. Китель все это время дожидался меня на стуле, так что не успел пострадать в боях за честь и достоинство Дэниела Уоллеса.

— Кофе?

— Да, благодарю вас. Было бы совсем неплохо.

Домоправительница зазвенела туркой, а пока ароматный напиток варился, невзначай заметила:

— С вашим появлением, сержант, этот дом прямо-таки ожил.

— Не слишком ли? — Усомнился я. — По-моему, прежняя спячка была... безопаснее.

— Безопаснее — да. А вот что касается счастья...

— У мистера Томека есть проблемы?

— Угу. Одна большая проблема. Большие деньги.

— Разве это проблема?

Она хохотнула, разливая кофе по чашкам:

— Так думает только тот, у кого денег нет. Вот, как вы, сержант.

— И все же, почему вы так говорите? Перед Иржи открыты любые возможности, только шагай вперед и ни о чем не беспокойся... Что же не так?

Мисс Каммингс уселась за стол и, прежде чем ответить, окутала себя облаком сигарного дыма.

— Да беда в том, что он не знает, куда шагать. С родителями видится только под Рождество да на день рождения, по комму — и того реже... Ни сестренок, ни братишек, с детства живет, как в оранжерее. Вроде и хочет выйти наружу, а как? Не научен. И в универе хоть все и знали, что парень богатый, а никто не торопился познакомиться поближе. До того самого дня, как появились вы, сержант.

В самом деле? Мое нелепое присутствие в чужой жизни изменило последнюю до неузнаваемости? Что же выходит, именно я притянул к Иржи всех этих молодых людей и девчонок? Но как? Чем? Не понимаю. Правда, в любой толпе любого народа я неизменно оказываюсь центром... По большей части неприятностей, конечно, но в данном конкретном случае... Хм. Неужели на что-то сгодился?

Пытаюсь одновременно глотнуть кофе и улыбнуться. Получается плохо, еще и потому, что визжит мой личный комм. Оглашенный... Кому я понадобился, на ночь глядя? Если Амано — убью, пусть так и знает!

— Да?

— Привет, па! Что делаешь?

Адвента. Редька хрена не слаще.

— Готовлюсь отойти ко сну.

Домоправительница фыркнула и сделала затяжку. Глубокую.

— Не, погоди, пожалуйста!

— Что случилось?

— Ничего страшного, не волнуйся!

— Когда мне говорят "не волнуйся", я начинаю именно волноваться. Выкладывай!

Наушник ответил неуверенным сопением.

— Эд, я жду.

— Тут к тебе сегодня... То есть, к нам... Но поговорить с тобой ...

— Не мямли! Я ни слова не разбираю.

— Учительница придет, вот.

— Какая учительница?!

— Ну... моя. То есть, знакомая Тамико...сан. Она вроде как ведет уроки по этому... изобразительному искусству. Ей понравилось, как я рисую, и она хочет поговорить с тобой.

— На предмет?

— Чтобы ты согласился.

— На что?

— Чтобы я училась... рисованию и всякому такому.

Уф-ф-ф-ф... Еще одна проблема на мою голову.

— А ты сама что скажешь?

— М-м-м?

— Тебе нравится рисовать? Ты хочешь этим заниматься?

Молчание.

— Эд, мне нужно знать твой ответ.

— Ну... Вообще, нравится. И учительница хорошая.

— Если я правильно тебя понял, то должен дать согласие?

— Как хочешь.

— Эд, выбери сама, пожалуйста, или одно или...

— Спокойно ночи, па!

Конец связи. Ну и что прикажете делать?

Домоправительница ободряюще улыбнулась:

— Дети все такие. Все оставляют на откуп родителям, а сами потом обижаются.

Динь-дон. Входной звонок. Что Эд говорила? Учительница рисования? О боже... На ходу застегивая китель, я выскочил в холл, в котором уже толпились вяло держащиеся на ногах участники вечеринки. Раскрасневшиеся и довольные времяпрепровождением студенты приветствовали меня нестройным хором невнятных возгласов и с интересом уставились на входную дверь, которая моими усилиями распахнулась, впуская на порог...

Только не это. Только не. Только...

* * *

За прошедшие месяцы она ничуть не изменилась. По крайней мере, я помнил ее именно такой, с легкой растерянностью в золотисто-карих глазах, с блестящими гладко уложенными черными волосами и с тенью печали на загорелом лице. Алессандра Манчини собственной персоной. Учительница моей дочери? Бред. Но реальный, как вижу собственными глазами.

Униформа и короткая стрижка если и изменили мой облик, то не настолько, чтобы доктор изящных искусств не смогла опознать в открывшем ей дверь человеке своего обидчика, почти кровного врага: карие глаза расширились, брови сдвинулись и...

— Что вы здесь делаете, де...

Она собиралась произнести слово, способное испортить все на свете. Но не успела, потому что я рванул ее за талию к себе и утопил "-тектив" в поцелуе. Горячем, уж точно.

Сзади зааплодировали, а кто-то даже начал подбадривать меня в том смысле, что "продолжай". Алессандра попыталась вырваться из моих объятий, и пришлось сжимать ее сильнее, чем полагается в любовной игре, сжимать до тех пор, пока сопротивление не прекратилось вовсе. Уловив удобный момент, я оторвался от пахнущих карамелью губ, сообщил присутствующим в холле, что "это пришли ко мне", и, не отпуская далеко талию донны Манчини, захлопнул дверь, оставив студентов в доме, а себя и неожиданную визитершу на улице.

— Вы... что вы себе позволяете? Вы пьяны?

— Нет, донна. По крайней мере, не настолько, чтобы не отвечать за свои действия.

— Если вы понимаете, как себе ведете, вы... Вам должно быть стыдно!

Смотрю в карие глаза и думаю о шоколаде. С жареными орешками. Горьком, тягучем, бодрящем. Строгая прическа опять растрепалась, а моя рука так и продолжает лежать на гибкой талии, хотя по всем законам жанра я должен получить уже с десяток гневных пощечин.

— Простите, донна. Я должен был так поступить. Вы, совершенно ненамеренно, вмешались в следственный процесс и могли создать определенные трудности, объявив во всеуслышание мою настоящую должность. Прошу прощения, но единственным способом избежать...

Хрясь! Без пощечины все же не обошлось. Но дочь страстной Италии удовольствовалась одной, вместо продолжения избиения холодно и, как мне показалось, обиженно, заявив:

— Вы еще тогда говорили, что не имеете привычки лгать, детектив. Я верно помню? Так вот, лучше бы вы лгали! Лучше бы вы сказали, что поцеловали меня потому, что вам этого захотелось, а не рассказывали о "следственном процессе" и прочей ерунде!

Я отвел взгляд.

Да, лучше бы солгал, лучше бы притворился пьяным и... Но кто сказал, что я не хотел ее поцеловать?

Алессандра поправила слегка помятый жакет, посмотрела на мою униформу и, поджав губу, спросила:

— Вы исполняете в этом доме роль дворецкого?

— Вроде того.

— Тогда извольте проводить меня к отцу Адвенты Фредерики Кейн.

— Это моя дочь.

— Я не...

Она осеклась, вдумалась в совпадение фамилий и растерянно провела пальцами по высокому лбу.

— Адвента — ваша дочь?

— Именно.

— Но как это...

— Возможно? Вполне. Что вас удивляет?

— Вы не похожи на женатого человека.

— А кто утверждал, что я женат?

— Но не вдовец же!

— Нет. Адвента мне не родная дочь. И она об этом знает, не волнуйтесь.

Карие глаза непонимающе смотрели то на меня, то на покрытый тугими почками розовый куст.

— Я бы никогда не подумала...

— Что я способен кого-то усыновить или удочерить?

Алессандра тряхнула головой:

— Нет, детектив, я вовсе не это хотела сказать. Вы не похожи на семейного человека. Да и, насколько я знаю, для полицейских и полная семья очень часто является обузой, а ребенок без матери...

— Так сложились обстоятельства. Но вы ведь пришли говорить не об этом? Эд сказала, что вам понравились ее рисовальные работы. Они настолько хороши?

— У девочки несомненный талант к изобразительному искусству, — донна Манчини с заметным облегчением перешла на уверенный "учительский" тон. — Пока рано говорить о гениальности, но если приложить усилия к развитию имеющихся способностей, Адвента может добиться значительных высот, особенно в дизайне.

— Значит, ей стоит заняться рисованием?

— Да, было бы желательно.

— Хорошо. Я подпишу все необходимые бумаги. Завтра. Или послезавтра. Простите, но пока следствие не закончено, мне трудно выкроить свободное время.

— Понимаю.

Она замолчала.

Дверь дома распахнулась под натиском нескольких молодых тел. Не знаю, что ожидали увидеть гости Иржи, но скорее всего, не спокойный разговор: раздались разочарованные возгласы, и шумная компания снова вернулась в дом. Алессандра проводила студентов странным взглядом, в котором мне почудилась легкая зависть.

— Еще раз простите, донна. Мне пора возвращаться к своим обязанностям.

— Да, конечно.

— Вас проводить?

— Не нужно, я на машине.

— Тогда позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Я коротко поклонился и повернулся, берясь за дверную ручку.

— Мы еще увидимся, детектив.

Ее голос не спрашивал, а утверждал.

— Разумеется, донна. Но несколько позже.

— Я буду ждать.

Шорох шагов по песку. Мой взгляд, провожающий фигурку в элегантном костюме от одного пятна света, разлитого фонарем, до другого. И непонятное чувство, то ли сдавливающее грудь, то ли раскрывающее ее настежь. Она будет ждать? Она. Будет. Ждать.

* * *

2 мая

Иржи прислонился лбом к прохладному стеклу машины, и не думая вылезать.

— Сэр, вам пора на занятия.

— Мне плохо...

Если учесть, сколько было выпито вчера в честь праздника, могу только посочувствовать. Но как незнание законов не освобождает от ответственности, так и отсутствие привычки пить не служит оправданием плачевного состояния, в народе называемого "бодун".

— Мне очень жаль, но занятия на время похмелья никто откладывать не станет. Тем более, что первой пары у вас и так не было.

— Слушай, а может, ну их? — Иржи воззрился на меня, как на ангела-спасителя. — Лучше поедем куда-нибудь, посидим на солнышке, а?

— В вашем состоянии солнышко как раз противопоказано, а вот тихая тень аудитории — самое то.

— Ты зануда, Дэниел.

Гордо киваю:

— Да, сэр.

— Мне не встать... — продолжил нытье Иржи.

— Я помогу вам добраться до корпуса. Если пожелаете. Но боюсь, моя помощь будет воспринята окружающими, как свидетельство вашей слабости, что, в свою очередь, приведет к...

— Можно попроще? — Умоляюще взглянули на меня.

Соглашаюсь:

— Можно. Если ты хочешь выглядеть крутым, то должен делать вид, что все не просто замечательно, а лучше не бывает. Это всегда вызывает уважение. Ну и зависть, конечно, тоже, но с завистниками мы справимся.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Иржи заметно повеселел.

— Хорошо, уговорил. Пойду на лекцию о чем-то там. Хотя я ее уже слушал...

— Как это? В твоем расписании она не повторяется.

— Да я не успел сдать зачет и поехал в политех искать препода, а тот был занят... В общем, пока его ждал, решил, чтобы не терять время, послушать что-нибудь занимательное. Так что, сейчас мог бы спокойненько расслабляться, а не...

— Марш в аудиторию!

— Мало мне было одного командира дома, — пробурчал Иржи, вываливаясь из машины. — Теперь целых двое завелось...

Ворча и стараясь шагать твердо, он поплелся по аллее к корпусу универа, а я, закрыв за Томеком дверцу машины, прислонился к капоту, подставляя лицо весеннему солнышку.

Прошло уже больше недели с того дня, как Отдел начал операцию под кодовым названием "Малохольные самоубийцы". Впрочем, это название фигурировало исключительно среди своих, а официальное, как водится, оставалось неведомым до тех пор, пока не настанет пора писать отчет. Вот тогда и узнаю все подробности, а особенно — как проводили время мои коллеги. Свои "приключения" придется излагать предельно сжато, иначе у Барбары появится новая любимая рассказка на ночь. Хотя, чего мне стыдиться? На девичью честь не покушался (не буду никого обвинять, но создалось стойкое впечатление, что объект покушения давно отсутствовал), морды подвыпившим молодым людям не бил (а иногда следовало, но было признано нецелесообразным ввиду большого количества выпитого, что, как известно, сводит эффект воспитательной работы к неудовлетворительному минимуму). В общем, вел себя образцово-показательно, но не упускал возможности расслабиться. Пока свободен от семейных обязанностей и от присутствия в непосредственной близости друга, уверенного в собственной правоте двадцать четыре часа в сутки. Нет, это замечательное качество, не спорю! Но такое утомительное... Для меня.

Из раздумий меня вывел противный сигнал рабочего комма. Амано, легок на помине.

— Твой Томек свалил с лекции, идёт к тебе.

— Спасибо, так и знал. — Меланхолично поблагодарил я бдительного напарника.

А он ведь где-то там, в аудиториях. Учит кого-то чему-то. И научит, что характерно. Но от причин роста самоубийств мы оба по-прежнему далеки, как от Млечного Пути. Болтовня с преподавателями и студентами в официальной обстановке ничего не дала, а в неофициальной... Компания, собирающаяся в доме Иржи каждый вечер, определенно не собиралась умирать. Даже не помышляла о скором уходе из жизни. Правда, университет еще оставался не охваченный волной "прыгунов", но все факты говорили о том, что и здесь, в стенах высокой науки скоро должна начаться эпидемия.

И ни одного признака, черт подери! Все веселы, довольны собой и жизнью, даже Иржи заметно изменился... Кстати, вот и он. Не слишком ли рано вернулся? Как-то он странно выглядит... Наверное, действительно, перепил вчера. Надо показать парня врачу.

Я сел за руль и включил двигатель. Помигал фарами, посигналил, но Иржи так и остался стоять на краю тротуара в сотне шагов впереди "ротшильда", словно ничего не видел и не слышал. Совсем плохо, бедному... Ладно, подъеду поближе.

Трогаюсь, черепашьим шагом преодолеваю расстояние между собой и Томеком. Когда остается не больше двух метров, Иржи вдруг поворачивает голову и смотрит. На машину. Таким взглядом, словно только этого момента и ждал, а потом... Кидается навстречу лакированному капоту с явным намерением закончить жизнь под рамой антигравов.

Как мне удалось переключиться на задний ход и заставить машину отпрянуть от парня, не знаю. В общем-то, можно было этого и не делать: скорость-то аховая, и кроме пары синяков следов бы не осталось, но рефлексы сработали быстрее сознания. Поэтому Иржи, не ожидав такой "подставы", гася инерцию своего рывка, упал на капот и съехал по гладкой крышке на асфальт.

— Цел?

Голубые глаза хлопнули ресницами. Взгляд медленно сфокусировался, вздрогнул, узнал меня, присевшего рядом на корточки...

— Что случилось?

— Я бы тоже хотел это знать.

Иржи недоуменно потер лоб ладонью.

— Не понимаю...

— Ты бросился под машину.

— Зачем?!

— Зачем это обычно делают люди? Чтобы умереть.

— Но я не хочу умирать!

— Верю. И все же, ты был не в себе... Кстати, а почему ты так рано вернулся?

— Я же говорил: уже слушал эту лекцию.

— Она настолько неинтересна, что ты решил дождаться ее окончания на воздухе?

— Нет, очень интересна, только...

— Что "только"?

— Мне вдруг стало плохо. Голова... Виски сдавило, сильно-сильно. И в глазах стало как-то мутно.

— Раньше с тобой такого не случалось?

— Вроде нет... Хотя...

Иржи задумчиво сдвинул брови.

— Хотя?

— В тот раз голова тоже немного болела. Но сразу прошла.

— В тот раз?

— Ну да, когда я первый раз слушал лекцию...

Так. Кажется, причину мы нашли. Я поднялся на ноги, засунул в ухо наушник комма и вызвал Барбару.

— Срочно прошу оцепление. Третий корпус университета. Чтобы ни одно транспортное средство не попало внутрь, иначе... Да, иначе будут жертвы. Через пять минут? Годится.

Томек подозрительно посмотрел на меня с асфальта.

— Ты что, из полиции?

— Вроде того. Управление Службы Безопасности. Капитан Морган Кейн.

— Ты... Так все это было обманом?

Да, парень, так оно и было. И я понимаю, какие чувства сейчас теснятся в твоей груди. Но черт подери, ты можешь проклясть меня, но ты жив, и сотни молодых людей тоже останутся живы. А это — главное.

— Вам сейчас придется пройти медицинское освидетельствование, а потом я отвезу вас домой. Счет за униформу, питание, коммунальные услуги и прочее выпишите на свое усмотрение. Все расходы будут оплачены казначейством.

— Значит, ты только притворялся?

Если скажу "нет", разве он поверит? А сказать "да" не позволяет совесть или что-то еще. И я молчу, слушая далекий сигнал полицейский сирены...

* * *

3 мая, после этого Эд — на операции

— Вот как было здорово! — Закончила свой рассказ о каникулах в доме дяди Амано моя дочь.

— Рад за тебя.

— А ты чем занимался?

— Работал.

— И все? — Недоверчиво щурится Эд.

— Что еще я мог делать?

— А почему мисс Манчини на следующий день после встречи с тобой вела себя странно? Ты ее обидел?

— Нет... Надеюсь, что нет. А почему ты говоришь, "странно".

— Ну... — Девчонка задумалась, вспоминая. — Все время о чем-то думала, а когда к ней обращались, вздрагивала и таращилась, как будто никого не узнает. А еще улыбалась. Иногда.

Хм, действительно, странно. Но над причинами загадочного поведения учительницы подумаю в другой раз. А пока придумать бы, где взять деньги на новый комм для Эд...

— Эй, сосед! Тебе письмо принесли, внизу оставили, я и думаю: захвачу, мне ж все одно по дороге, — возвестил из дверного проема Олаф Свенссон, к счастью, так и не вспомнивший мой кулак, перед Рождеством отправивший докера в нокаут. А ведь вполне милый человек оказался... Только выпить любит.

— Спасибо.

— Да не за что! Ты это, заходи, если надумаешь...

— Кто пишет? — Сунула любопытный нос Эд.

— Сейчас посмотрю.

На конверте обратного адреса указано не было. Марка тоже отсутствовала, значит, доставили с курьером. Занятно...

Внутри была только бумага. Два листка, один потоньше, другой потолще.

"Я знаю, что вы не захотите принимать эти деньги просто так, поэтому официально заявляю: это ваше жалованье за десять дней работы. Сумма стандартная за такого рода услуги, можете проверить. То, что вы для меня сделали, все равно нельзя оценить. Но на одну благодарность вы все-таки согласитесь. На одно слово. Спасибо."

Подписи не было. Вместо нее шла короткая и корявая (видимо, писали уже на ходу) приписка: "Приходите просто так. В гости. Буду очень рад".

Значит, он все понял правильно. Молодец!

Я перевернул второй листок и присвистнул. Если это — "стандартная сумма", пора бросать основную работу. По крайней мере, и на "Литтон" хватит и еще останется.

Спрашиваю у Эд:

— Не хочешь прогуляться?

Рыжик сначала кивает, и только потом спрашивает:

— А куда?

— Кто-то недавно жаловался на старый комм... Кто бы это мог быть? Не помнишь?

Радостный визг:

— Ты купишь мне "хамелеончик"?

— Куплю. Прямо сейчас.

В чем Эд не откажешь, так это в умении сложить "два" и "два". И получить при этом не только "четыре", но число "пи".

Дочь вдруг посерьезнела:

— А откуда у тебя деньги?

— Заработал. Ты же этого хотела, верно?

— Да, хотела. Но...

Откуда эта неуверенность?

— Ты тогда так злился...

— Вовсе нет.

— Злился.

— А я говорю, нет.

— А я говорю, злился!

— А я...

— Что за шум, а драки нет? — Полюбопытствовал просачивающийся в квартиру Амано. — Ты когда-нибудь научишься закрывать дверь?

— Между прочим, последним вошел не я, а она.

— Значит, наследственность берет свое, — глубокомысленно заявил наш биолог.

— Какая наследственность?!

— Твоя, разумеется.

— Ты же прекрасно знаешь, что...

— Знаю. Но то, что вижу, доказывает обратное. Стоило ребенку вернуться в семейное лоно, как все дурные наклонности оказались на поверхности.

— Хочешь сказать, с тобой она была ангелом?

Амано ослепительно улыбнулся:

— Ну, ангелом, не ангелом, а...

— Тогда забирай ее обратно! Дарю!

Напарник опешил:

— Как это?

— А вот так! А я буду свободным самостоятельным мужчиной, который... — Почему-то вспомнилось предложение Свенссона. А может, просто захотелось выпить. — Который может проводить свое время так, как захочет.

— Ты на что это намекаешь?

— Я не намекаю. Я говорю прямо. Арривидерчи, рагацци (7)!

И я выскочил на лестницу. Вслед неслись удивленно-гневные вопли: удивление принадлежало Амано, гневом заведовала Эд, оставшаяся без обновки.

Конечно, я вернусь. И конечно, буду вести себя скучно и примерно. Но письмо Иржи переполнило меня счастьем, как мальчишку. Я все сделал правильно. И это поняли. А самое главное, у меня ПОЛУЧИЛОСЬ. Значит, может получиться и в следующий раз. Нет, получится наверняка!Глава 7 2 мая

"Мексиканский Негодяй" (Крутой Перес) — другие главы. Эту — иначе.

(Амано Сэна)

Предварительное слушание дела "Альберто Перес против Федерации", к сожалению, протекало без нашего участия. Из-за чего, и почему "к сожалению" — об этом мы поведаем не сейчас, зато немало. А пока, дождавшись опергруппы и ненавязчиво передав на руки коллегам зловредного гипнотизера (а может быть и великого первооткрывателя неуловимых пси-волн — кто знает), я согнал всех обездоленных студентов в кабинет, отведенный мне для практикума по валеологии. И долго, долго их... нет, не пытал, конечно, но изучал всесторонне!

Молодежь несколько удивилась неожиданному уходу пожилого препода прямо с лекции (наши ребята не стали афишировать ни предъявляемое д-ру Пересу обвинение, ни мою скромную роль в событиях). Но, разумеется, обрадовалась, не сопротивлялась моим требованиям, и вообще вела себя активно и жизнерадостно. Некоторые дамы — так даже слишком. Бледности и заторможенности, настороживших меня в Иржи Томеке, у этой веселой оравы не наблюдалось и в помине. Получив по комму подтверждение того, что "провожатые" на всякий случай уже высланы, я умыл руки и распустил галчат по домам.

Позвонил Моргану. Парень — умница, среагировал как надо, хотя излишне резво, на мой взгляд. Не следовало вызывать опергруппу и брать нашего "мексиканского негодяя" — ох, не следовало! Оцепить студенческую стоянку — да, а вот заходить дальше... Хотелось бы все-таки поймать Переса на горячем. С другой стороны — не поймаешь вовремя — неизвестно, сколько трупов ляжет потом на твою совесть, и так не самой первой свежести. Так что оспорить действия напарника я не возьмусь. Пусть Барбара оспаривает, на то она и шеф.

А вот Паркер — балбес. Как всегда. Исключения — не в счет. Ну, я хочу сказать, что техник он талантливый, системщик — вообще от бога, да еще и изобретатель... но те несколько месяцев, пока Рэнди, его постоянный партнер, что-то ловил на старушке Земле, а сам Паркер был передан в напарники мне, оставили в моей душе неизгладимые воспоминания. Не стершиеся даже с заменой его на Моргана. О чем? О совместной оперативной работе, как ни странно. Так вот, наш белокурый ангелочек, видите ли, не хотел навязчиво приближаться к охраняемому субъекту! Мог бы и понавязываться — чьё это обыкновение, в конце-то концов?

Раздражённый, звякнул Джею, высказался, отправил в помощь "провожающим". Едва ли его услуги понадобятся, но путь учится быть ненавязчивым. Нет, это не мстительность, это курсы повышения квалификации.

Связался с полковником фон Хайст, доложил свою точку зрения на итоги дела. На том конце виртуального провода им, этим итогам, тоже не слишком обрадовались. Впрочем, Управление никогда не лезло в область судопроизводства — не будучи затронутым непосредственно. Так что Барбара, лишь для порядка посомневавшаяся в наших умственных способностях и профпригодности, довольно быстро сменила гнев на отсутствие такового и даже освободила меня и подоспевшего племянника от служебных обязанностей. На весь остаток дня, я имею в виду. Морган поплелся домой, заявив, что он де все это время безбожно недосыпал. Я внял намёку и повременил сообщать Эд, что двери отчего дома снова для неё открыты. Как оказалось, напрасно — когда-нибудь мой альтруизм меня сведёт в могилу...

Дождался окончания Доусоновской пары и на перерыве осчастливил его радостной вестью. Тот потопал домой к... Моргану — то есть, туда, где сам Мо не живет, а проживают Рэнди с сестрой Кейна, Ли. В общем, свалил, весело мурлыкая под нос. Счастливчик.

Провёл намеченное занятие с другим курсом — от обязанностей преподавателей следовало избавляться постепенно. Мы заранее обговорили этот момент с начальством — не следовало раскрывать карты Управления раньше времени, мало ли, что. А исчезновение доктора Переса и трёх молодых преподавателей разом — это и есть "раскрывать карты". И вообще, до зачета — всего четыре учебных часа, как-нибудь дотянем. Мне даже понравилось. Наверно. Некоторые аспекты.

После чего мне не оставалось иного, как отправиться домой. На душе было как-то неспокойно — стандартный финал большинства нудных и изматывающих заданий, во время которых долго ожидаешь, сомневаешься, там ли ищешь и того ли ждешь, после чего события разворачиваются столь стремительно, что твой разум успевает осознать, что всё — кончено — а сердце и прочие более медлительные органы — нет. Душа, видимо, тоже прячется где-то между печенкой и селезенкой...

По дороге домой вспомнил и включил личный комм, намертво вырубленный в университете. Перед тем, как войти в семейную обитель, заглушил мотор и немного посидел, не думая ни о чем и глядя на свинцовую тучу, нависшую над садиком Тами. Все мысли проходили через мозг транзитом, не задерживаясь ни на миг в этом отвратительном и негостеприимном, по-видимому, месте. Наконец, набрался сил, чтобы бодрой походкой вползти в дом.

Как оказалось, конденсировал я их не напрасно. Еще только переступив порог и заслышав знакомый низкий голос, я уже знал, что покой мне только снится. Впрочем, помедлив еще минутку, я понял, что поспешил с выводами. Нет, он мне и сниться не будет! За отсутствием сна как фазы жизнедеятельности. Потому что вместе с отцом приехала и мама.

Я сделал глубокий вдох, как при нырянии, вошел в комнату и обнял родителей. Разумеется, искренне.

* * *

Моя матушка меняет цвет волос так же легко, как кэйланский хамелеон — цвет, а Тами — бойфрендов. То есть, как только понадобится или захочет перемен. Отец иногда дуется: "Хоть что-то, женщина, ты можешь оставить в себе постоянным?" На что мама отвечает, что ей вполне достаточно и неизменной любви к семье, и отец затихает, нежна гладя ее по округлому плечу. В этом вся суть их отношений, выраженная двумя словами — идеальная пара. Смотришь и понимаешь — тебе так не свезёт. Больше.

В самых моих первых воспоминаниях мама — ярко-рыжая красавица, с синими, почти как у меня сейчас, глазами и персиковой кожей. Впрочем, сестра утверждает, что её самое раннее впечатление о Наталье Амано — как о жгучей брюнетке. Тут уж Тамико видней, у неё два года форы...

Но сейчас моя мать почти такая же огненно-рыжая, как тогда. Только волосы короче. Лёгкая сеточка морщинок под глазами — всё, чему она позволяет говорить о своём возрасте. Именно позволяет — чтобы не выглядеть на фоне моего солидного отца совсем уж девчонкой. А еще она убеждена, что жить следует согласно тем годам, на которые себя ощущаешь — даже, если можешь выглядеть моложе. Тем избегая проблем, связанных с несоответствием степени зрелости сознания и внешнего вида тела. Впрочем, о последнем моя матушка заботится, как никто другой — тут, я полагаю, никакая философия и здравый смысл не могут противостоять женской натуре. Да и то сказать — бывшая спортсменка, мастер в двух видах спорта. Каких? Не слишком женских. Туризм и карате. И авантюристка — каких белый свет не видывал! И вечный источник оптимизма для всей семьи, а также личность, притягивающая всякие случайности и дурацкие ситуации так, как не возмечтать никакому Моргану Кейну!

Говорят, многие знакомые удивлялись романтическому выбору, сделанному моим отцом, строгим и собранным, немного жёлчным главой PR-отдела крупной компании (а впоследствии — её владельцем) Амано Наоэ, который, только недавно отойдя от дел, стал носить что-то, кроме официальных костюмов с непременным галстуком. Мама, наверно, была самой неподходящей претенденткой на роль хозяйки в семье Амано — веселая девчонка, на пятнадцать лет младше своего мужа. Она "не соответствовала" — что и сообщил папе его двоюродный брат, коллега по работе. Больше он у отца не работал — сразу же уволился после того, как сняли гипс. Вот так мой отец первый раз чуть не расплевался с нашей многочисленной родней, преимущественно земной. А второй раз был на свадьбе, когда мама откаблучила... впрочем, это отдельная тема, для совсем иного настроения.

Мама постоянно откаблучивает, откалывает, влипает и вляпывается! Говорю ж, мой напарник по сранению с ней — адекватнейшее существо, действующее строго по правилам, а не спонтанно, и... Да что там говорить! Вы только вслушайтесь! Наоэ Амано (если на общепринятый манер), Наталья Амано, Тамико — и та Амано! А я — как подкидыш, Амано Сэна, капитан Сэна. Как вы думаете, чьими стараниями?

Конечно, все дороги ведут в Рим, а все сверхстранные ситуации в доме Амано — к моей матушке, Наталье Амано. Которая, как вы, наверно, догадываетесь, отнюдь не японка. Разумеется, мой отец и не ожидал от нее знания всех тонкостей нашей культуры, воспитания и так далее. Он человек разумный и никогда не принуждал её к слепому следованию традиций своей нации. Кстати, нам с сестрой тоже прививали только всё самое целесообразное, а прочее — я бы сказал, факультативно. Другое дело, что нам самим было всё интересно — хотя бы просто знать о том, чему мы не собирались следовать. Наверно, именно потому, что никто никого не принуждал.

Имя первого сына было, пожалуй, единственным камнем преткновения двух культур. Отец, конечно, хотел японское — и настоял на своём. Не знаю даже, какое хотела мне дать сама мама — важно то, что она с его доводами согласилась. И всё бы было складно и ладно, если бы...

... отца не коммандировали на Землю. Отъезд он оттянул, насколько смог, дождавшись моего рождения, но далее ему пришлось предоставить заботы о маме и двухлетней Тами родне по материнской линии и её подругам. Собственно, больше здесь было и некому, отцовское семейство после грандиозной свадьбы к нам не казало носу ни разу. Оправившись от родов, матушка гордо сообщила на Землю, что выбранное отцом имя торжественно введено в базу — с чем и впрямь не следовало тянуть — и она, мама, ждёт возвращения папы с нетерпением, чтобы уже в узком кругу отметить событие. В общем, каким-никаким церемониям она научилась, следует отдать ей должное. А вот мышление перестраивалось не так просто.

Вообразите себе ужас и даже гнев моего отца, когда по возвращению он узнал, что и в электронной базе данных нашей милой родины, и в рукописной метрике я числюсь как Сэна Амано, а не как Амано Сэна! То ли шаблон был европейский, с фамилией, следующей за именем, а она ввела японскую, обратную последовательность... то ли наоборот... но, таким образом, потенциальный наследник семьи сделался чужим. И обжалованию приговор не подлежал — слишком поздно спохватились. Если бы мама хоть проверила... Судя по рассказам отца, он чуть с горя не развёлся. Хотя, думаю, это преувеличение — он ведь в маме души не чает... да и в нас с сестрой — тоже, так что остаться без наследства мне не грозило, в любом случае...

Так что, говоря об отношениях между родителями — раз они не расстались сразу после моего рождения, то, ясное дело, их удел — любить друг друга вечно. Почему я так говорю? Потому что, по заверениям обеих сторон, инцидент с именем их сына был единственным, пошатнувшим незыблемость семьи.

Такая вот забавная история. Земная родня, конечно, в такие подробности не посвящена, незачем давать им повод для лишнего злословья. А вот Моргану я как-то рассказывал — то ли повеселить его пытался, то ли — доказать, что не один он такой балда, есть личности и похлеще... Тем более, что он упорно именовал мою сестру Тамико Сэна, следовало провести разъяснительную работу...

Теперь вы начинаете, наверно, понимать, какое чудо пришло в мою тихую, мирную жизнь! Нет, я безмерно обожаю родителей, и маму — в частности, но один лишь звук её голоса ввёл мой измотанный организм в состояние стресса. Он, организм, понял, что сейчас его будут целовать и тискать — и, разумеется, не ошибся.

— А ну, поворотись-ка, сынку! — ироничный голос отца вырвал меня из материнских объятий. Я внял просьбе.

— Это что за новомодное веяние? — папа склонил голову набок и поправил очки, внимательно вглядываясь в моё лицо. — С чего это ты решил линзы носить? Тоже зрение посадил? Или весь в мать?

Я понял, к чему отец клонит. Нынче стало популярно экспериментировать с цветом глаз — дополнять пигменты более или менее стойкими. Операции сии вроде как считаются безопасными, но... Отец настолько всему этому не доверяет, что даже не стал корректировать свое зрение, когда оно стало падать — удовольствовался стабилизацией.

Я честен с родителями.

— Да так, рабочий момент. — я поморщился, махнул рукой и полез обниматься с отцом. Не расскаживать же им, насколько этот момент был рабочим на самом деле, и про сверхсовременный метод изменения цвета радужки, изобретенный моим почтеннейшим напарником.

— Так это линзы? — отец просветлел ликом и снова пристольно вгляделся в мою физиономию.

— К сожалению, нет.

— Но это поправимо? — не думал, что его может встревожить такая ерунда.

— Боюсь, что тоже нет. — я снова покачал головой. — А в чём дело-то?

Отец нахмурился. Я отошел от него и плюхнулся на диван.

— Ну же? — Тамико заняла мое место рядом с папой и положила подбородок ему на плечо. — то-сан (8)?

— То-то и оно, что то-сан! — привычно огрызнулся отец, неравнодушный к звукам родной речи в устах отпрысков.

— Аната (9), что на тебя наехало? — возмутилась доселе не участвовшая в семейной разборке мама. — Ну поменял мальчик цвет глаз, что с того?

— Для тебя — ничего. — отец вздохнул снова. — Ладно, сын, плохо я тебя учил, наверно. Помнишь поговорку — "Пока глаза мои черны!"?

Я пожал плечами — помнил, разумеется. Аналог высказывания "Покуда я жив!". Занятно, а я даже не размышлял в этом направлении. Отец, меж тем, продолжал.

— Ты ж смотри, поосторожней теперь... с судьбой не шутят!

— Пап, да ты, никак, суеверен? — я рассмеялся. — Думаешь, на одном лишь основании утраты моими гляделками исконно черного цвета за мной явятся синигами (10) и уволокут в царство мертвых как уже состоявшийся труп?

— Не шути с таким! Синигами — не синигами, а судьбу искушать не след!

Я в который раз мысленно порадовался, что не успел проболтаться, чьими стараниями приобрел статус покойничка. Хм, дважды покойничка (потому-то отец так и нервничает), если вспомнить год полной темноты тогда, десять лет назад. Интересно, благодаря кому я выберусь на свет в этот раз? И выберусь ли...

* * *

... В стылую тьму (лишь теперь я ощутил, как она холодна и чужда мне, и это стало первым шагом навстречу жизни) явилось что-то тёплое — как детская ладошка. Но творила эта ладошка что-то невообразимое. Я возмущенно заорал и... очнулся, ощутив, что кто-то настойчиво копошится у меня на груди. Вскрикнув уже наяву, я резко сел, только после этого осознав себя на больничном ложе. В комнате было пусто. "Кошмар", — решил я — и снова почувствовал шевеление. Вскочил. Датчики, к которым я был подключен, оторвались от кожи с противным звуком отлипающей пиявки — никогда не ставил, но ассоциация возникла явственная. Мир и сам по себе казался пронзительно-чётким, даже излишне резким, как перешарпленная целлография. Разум подмечал каждую деталь — такого за мной обычно не водилось.

Я рванул через голову больничную рубаху, одновременно отметив, что она мягкая и довольно свежая, и содрал ее с себя, оставив запутавшееся коготками существо копошиться в белом ворохе. Опасливо водрузил скомканную ткань на тумбочку, совсем не торопясь высвобождать неведомую тварь. Что же это такое, и где я? Больница, судя по всему. Бежевые стены, койка, приборы жизнеобеспечения. Небольшая комнатка-бокс. Ну, по крайней мере, не похоже, чтобы надо мной проводили бесчеловечные эксперименты. Довольно уютно, и свежо, форточка приоткрыта, и в нее просовывается цветущая ветка, будто пушистая лапка, предлагающая помощь.

— Никто моего шушпанчика (11) не ви... ? Ой! — расстройство в детском голосе сменилось на испуг.

Я лихорадочно зашарил по кровати в поисках чего-нибудь, накинул найденное легкое одеяло на себя и обернулся.

В дверях (зачем в палатах для безнадёжных коматозников встраивают бесшумные двери? Чтобы не разбудить ненароком? О, а откуда я знаю..?) стоял, изучая меня удивленным раскосым взглядом чернявый малыш дет девяти. С большушей клеткой в руках и тоже в больничной робе, как и я. Был. Кстати, о робе и клетке!

Я ободряюще улыбнулся парнишке и потянулся к своим пожиткам. Шушпанчик уже выбрался на полированную поверхность тумбочки и намеревался улизнуть восвояси.

Аккуратно взял зверька на ладонь. Никогда не держал в руках живого шушпана! Редкий одиночный зверек, водится в пустынях на южном полушарии, и мало, кем приручается. Поди ж ты. Говорят, его и увидеть — удача.

— Твой? — я завернулся в одеяло понадежнее и присел на кровать — голова отчего-то закружилась, а мир стал терять свою четкость. Знаком подозвал ребенка поближе и передал беглеца законному хозяину.

— Да, спасибо! Шу, как ты мог?! — Зверёк был ласково оглажен по золотисто-бежевому боку, строго — по носу, и деловито засунут в клетку. — Бессовестный, будешь спать теперь только под замком! И как ты вообще сюда просочился? Знаешь, я его со вчерашнего вечера ищу, ночь не спал. А ты... вы проснулись — я и не ожидал!

Какая детская непосредственность!

— Я и сам не ожидал, — улыбнулся я. — А мы, выходит, знакомы — с моей стороны заочно?

Мальчик моргнул.

— Ты же знаешь, кто я, да? — вопрос следовало перефразировать.

— Вас вся больница знает, — гордо ответил тот. — Вы "японский юноша, который в коме", из 34.

Ага, надо же — насчет комы я просто не в бровь, а в глаз попал! А по поводу себя у меня как-то и вопросов не возникло...

— А ты?

— А я из 30/а, кардио-этой — короче, у меня сердце. — малыш вздохнул, но в голосе его проскользнули скрытые нотки гордости. — Только я лечусь, очень стараюсь поправится побыстрее, чтобы домой уехать! Так на улицу хочется! Сегодня совсем тепло, мамка сказала. А у нас дома — мы из Юффы — еще морозы, но я потерплю, я знаешь... знаете, какой стойкий!?

Эх, дети-дети...

— Угу. Как зовут шушпанчика, я понял. А тебя самого?

— Очень похоже, — хихикнуло дитя. — Шунь. Как древнего правителя (12), между прочим!

— Во как! — я решил обязательно разузнать о таком великом человеке, но чуточку позже. — Слушай, а ты не знаешь, из-за чего я сюда..?

Но тут нас прервали. Набежали дежурные медсёстры, встревоженные сигналом с пульта, три ополоумевших практиканта, следом за ними едва ли не на рысях примчались два доктора, и в палате стало не продохнуть от расспросов. Вызвали родных. А затем я вспомнил, по какой причине здесь очутился, и пожалел, что не остался в небытии навсегда. Но пути обратно уже не было, и пришлось как-то справляться.

Наверно, мне было бы гораздо тяжелее, если бы не частые визиты веселого Шуня Вэй со зверьком, приносящим удачу. Шу был амнистирован и вернул себе привилегию спать в постели хозяина — до тех пор, пока не потерялся снова. Но искали и нашли мы его уже вдвоем. С Шунем, который сам выбрал жизнь — зверька, который позволил сделать этот выбор и мне.

Моя семья и они — вот, кто стали первыми кирпичиками в фундаменте той жизни, что я решил отстраивать для себя заново. Завершил образование, защитился досрочно и принял предложение тогда еще майора фон Хайст перейти в оперативный отдел из научного, где по совместительству уже числился сотрудником. Роль была кардинально новая, тем и привлекла. А еще она позволяла порвать с университетом и кругом прежних знакомых, что для меня в тот момент тоже было немаловажно. А уж когда Барбара стала поручать мне задания не совсем для дебилов, и загоняла до полусмерти, выбив все посторонние мысли из головы — вот тогда я и понял, что доблестно служить Отчизне — прекрасный выход для человека, у которого, кроме этой Отчизны, мало, что осталось. Ведь семья — это тоже ее часть. А встретить новую любовь — я не просто в это не верил, я этого не хотел.

Что до Шуня, то его выписали почти одновременно со мной, и здоровый и счастливый, он вернулся в свой родной город, а наши пути — разошлись.

* * *

— Совсем они вас загоняли! — с негодованием воскликнула мама, чем пресекла пронесшуюся в моей голове цепочку ярких образов. — И вид у тебя какой-то усталый, к тому же.

— К тому же, — передразнил отец, — Тамико сообщила нам, что ты стал проживать отдельно. Фирменный отцовский стиль — сначала разобраться со всеми сомнительными моментами в поведении чад, а затем, не забивая головы спорами и разногласиями, радоваться семейному теплу. Мудро, не правда ли? Но влипать в домашние разборки, вот так, с разбегу, даже не пообедав...

— Ну, брат ведь — уже самостоятельный мужчина, со взрослыми интересами... — виновато, но с торжествующими нотками в голосе запротестовала Тами. Ябеда. Хочет, чтобы я вернулся в родные пенаты. Фигушки. Я показал сестре язык. И почему рядом с родителями всегда чувствуешь себя ребенком?

— Со взрослыми? — иронично поднял брови отец. И глаза, и брови, и волосы у него черные, только последние слегка поседели за то время, что они с мамой прожили на Земле. Тами очень на него похожа — гораздо больше, чем я. Ну да это естественно. Особенно теперь.

В ответ на отцовскую инсинуацию я переполз на диван к маме, агукнул и потребовал соску. И погремушку. Тамико тотчас же добавила к списку горшок, матушка — ремень, отец на провокацию не поддался.

— Касательно взрослых, — он выделил это слово, — интересов. Есть кто-нибудь..?

Он подмигнул, вызвав у меня рефлекторное закатывание очей к небу, как у лягушки, когда она проглатывает пищу. Только этой самой пищей я чувствовал себя самого — нет, ну грызли бы сестрицу, она старше, а замужем не была ни разу! В отличие от меня. Ну, вы поняли, о чем я, не надо ухмыляться.

— Да так, несерьёзно, по мелочи. — я попытался отмахнуться, как обычно. В последнее время я вёл ну прямо таки аскетичный образ жизни. Студентки не в счет — это и есть несерьезно. — Работа, то да сё...

И, конечно же, судьба не выбрала лучшего момента для того, чтобы в комнату, как есть, на роликах (сколько раз Тами ей запрещала, да без толку!) не ворвалась малютка Адвента Фредерика. И не застыла, глядя на полный зал гостей.

Глаза отца, довольно узкие, округлились.

— По ме-е-елочи? — он перевел взгляд на меня, потом снова на Эд, затем вновь на... Видимо, пытался вычислить возраст малышки и получаемое в уме число не экспонирода его сына в достойном свете. То есть, возраст был на порядок меньше того, при котором девочку именуют девушкой, и это моего отца не устраивало.

— Здрасьте. — слегка ошалело пискнла Эд.

— Привет, присоединяйся. — Я хлопнул лажонью по дивану рядом с собой. — Только без роликов, во имя всего святого! Как там школа, на месте? Что-то ты рано.

Тамико хихикнула. Отец побледнел. Видимо, вообразил во всей красе заголовок в газете: "Школьница-любовница! Исповедь молодого извращенца из хорошей семьи." Мама молча наблюдала за нами — и это к лучшему. Хотя уж кому, как не ей, знать, что самое очевидное объяснение — не самое вероятное. Если бы папа не был в таком ступоре, он и сам бы догадался. Хотя всем родителям свойственно быть уверенными, что их дети непременно пустятся во все тяжкие, стоит им ослабить уздечку своей опеки...

— Последний урок отменили, — не очень достоверно соврала Эд.

Тамико быстрым взором окинула настенные часы.

— Скорее уж, целых два. — промурлыкала она.

Отец покосился в направлении дочери. Мысль о том, что старшая сестра не только в курсе преступной связи брата, но ещё ему и потворствует, видимо, тоже его не утешала.

— А с физкультуры меня отпустили по... объективной причине. — хитрюга состроила умильное личико Тами и маме, — Ну, вы меня понимаете, как женщины женщину!

Ничего я не понимаю! И не потому, что мужчина! Ну нет у нее месячных, и еще года два не будет! Врушка. Впрочем, тут я опровергнуть ее слова не смогу при всем желании. Тоже по объективной причине.

— Папа не звонил? — я решил закругляться с шутками. К сожалению, вопрос мой возымел эффект, обратный успокоительному. Видимо, в разуме Амано Наоэ, повидавшего в жизни всякого, всплыл еще и образ мрачного отца-сутенера, позволяющего растлевать родимое чадо за жалкие гроши. По крайней мере, потом, когда я интересовался, чего же он себе навоображал, истины я так и не узнал, а жаль.

Терпение отца лопнуло.

— Сын! Не соблаговолишь ли ты, наконец, нас познакомить и выполнить тем долг хозяина дома? — рявкнул он. Адвента, сбросившая к тому времени коньки и уютно примостившаяся между мной и мамой, сжалась. И матушка, конечно, не выдержала.

— Аната, всё в порядке! — она ободряюще приобняла девчонку за плечи. — Я уверена, Аманушка всё нам сейчас объяснит — правда, милый? А ты будешь смеяться — как всегда. Ну, а в крайнем случае... — она замялась, формулируя некую тревожную мысль, — В крайнем случае леит через пять девочка подрастет, и они смогут пожениться!

Падение отцовских очков на пол и синхронные конвульсии его отпрысков были ответом этому заманчивому предложению.

* * *

Когда все разрешилось, объяснилось, успокоилось, а запах валерианки из зала — выветрился, Эд оценивающе осмотрела меня и заявила:

— Но насчет пяти лет я ещё подумаю! Если, конечно, дядя Амано будет мне верен и не очень состарится!

Я чуть было не начал нервно икать, представив себе реакцию Моргана на одну лишь возможность заключения подобной помолвки, но, задержав дыхание, промолчал. Не говорить же мне малявке, что пятилетнее воздержание — самый верный гарант моего преждевременного увядания?

— И правда, — закивал мой мстительный отец, — Было бы неплохо, чтобы такая резвушка, как ты, присмотрела за сынулей на старости лет!

Мама, хохотнув, взъерошила его седеющую шевелюру. И подмигнула Адвенте:

— Вот видишь, все согласны!

Все? Все?!? Я не согласен! Юмор юмором, но.. Чем они, вообще, забивают девчонке голову?! А если она всерьез вознамерится..? Нельзя ж так травмировать психику подростка!

— Не думаю, что отец Эд согласится. — постарался я урезонить разбушевавшегося в гостиной демона матримональности.

— Папик? Да я его на раз уломаю! — Эд в порыве упрямства, смешанного с энтузиазмом, частенько упускает из вида, нужна ли ей цель, к которой она стремится. — Могу хоть сейчас звякнуть!

— Не надо!!!

Перед моим внутренним взором восстал кошмарный образ разбуженного подобным заявлением Моргана Кейна, и я понял, что в этом случае мне не спастись. Но помощь пришла с той стороны, откуда я ее не ожидал. Никогда в жизни. Ни при каких обстоятельствах.

Мой рабочий комм запиликал, и замигал экранчиком — видео-сообщение. От Джея Паркера. И в этот миг я и понял, что пробил его звездный час. Главное, не дать ему об этом догадаться, иначе это сильно приблизит мой смертный...

Глава 8 2 мая, 17.00

(Джей Паркер!!! — вместо Моргана, как Рэнди был вместо Амано)

про странный голос и заявления Амано, с/у, резты заседания суда — или про последнее в след..

Глава 9 10 мая.

Амано — заседание суда, если не поместится. Помнить, что Эд УЖЕ на операциях.Глава 10

Вперед, на курорт!

(Морган Кейн) (29 мая)

Дополнить тем, что Эд только выписали, а операции делали месяц!

Лето!

Барбара довольно улыбнулась и вальяжно расположилась в кресле, услужливо выдвинутом Рэнди на середину комнаты.

— Двери прикрыли? Никто не подслушивает, убедились?

— Да. А зачем такая таинственность? — запоздало поинтересовался Паркер.

— Затем, — промурлыкала полковник фон Хайст, смеживая веки, словно пришла на прием к модному массажисту, а не в рабочий кабинет, где имеют обыкновение проводить некоторую часть суток четверо молодых людей. Молодых людей — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Так, например, одно из почетных мест в комнате занимает платяной шкаф, в котором мой напарник держит обширный гардероб на все случаи жизни. Впрочем, эти самые "случаи", судя по стоимости и фасонам костюмов, непременно должны происходить на великосветских приемах, и никак иначе. По крайней мере, лично я не представляю себе, куда еще можно отправиться в белоснежном смокинге или шерстяной тройке, вышедшей из под иглы популярного в этом сезоне кутюрье.

Джей Паркер тоже обзавелся собственным шкафом, но отнюдь не для хранения в нем сменной одежды. Для чего же тогда, спросите? Ох, давайте оставим эту тему, ладно? Джей у нас очень ярко ориентирован в голубой тональности межличностных отношений. Поэтому, самое безобидное, что прячется на полках его недвижимости, это журналы специфического содержания. Нет, я их не смотрел! Ни втихаря, ни открыто! Не смотрел! Меня... скажем так, заставляли. Причем организатором сей забавы выступил отнюдь не Паркер, а совсем наоборот. Хотя, с нашей первой встречи меня гложут смутные подозрения, что Амано ничего не имеет против расширения жизненного опыта и в этой сфере. Или уже давно его расширил. До немыслимых пределов. Ну скажите на милость, что увлекательного в том, чтобы смотреть, как человек смущается и чувствует себя неловко? А вот некоторые находят в этом особенную прелесть... Бака. Дождется, что начну отпускать шуточки по поводу соответствия цвета его глаз и наклонностей. Правда, после этого и мне тоже придется расширяться. Куда получится.

Рэнди вернулся в Отдел сравнительно недавно, и так уж вышло, что его рабочее место было занято мной. Поэтому пришлось притащить еще один стол, и, слава богу, мне Доусон эту работу не доверил, памятуя о совместно проведенных годах учебы. Учитывая, что стол надлежало тащить из подвала на второй этаж, а лифт в это время, разумеется, не функционировал, Рэнди только кротко вздохнул и сказал: "Знаешь, Мо, я, пожалуй, сам справлюсь. А то собирай тебя потом по кусочкам... Или стол, что еще хуже." Осознав, что меня по степени полезности поставили на второе место после предмета мебели, я обиделся и несколько дней старался с Доусоном не разговаривать. Правда, выдерживать бойкот очень трудно, особенно когда его виновник — практически жених моей младшей сестры... В общем, рабочее место было оборудовано и немедленно захламлено сувенирчиками с Земли, пончиками и снимками Лионы в фас, профиль, полный рост и не обремененной одеждой.

Что же касается моего стола... Там, где из-под вороха бумаг и дисков проглядывает некогда лакированная поверхность, она щедро залита кофе. Да, я все время его проливаю. А что делали бы вы, если в тот самый момент, когда чашка поднесена к губам, сзади раздается воинственный вопль Паркера, знаменующий явление моего напарника, а потом начинается их любимая утренняя беготня по кабинету? Преимущественно, через меня. В конце концов, перестану устраивать кофепитие по утрам. И по вечерам — тоже. Да и нельзя мне кофе употреблять в больших количествах. Так что, буду вести здоровый образ жизни...

Добавьте к описанной картинке папки с делами, разложенные (или, что вернее, упавшие) повсюду, не исключая подоконников и пола, огрызки букета, который Амано намеревался подарить очередной "новой знакомой" (Джей закатил сцену ревности и самым наглым образом погрыз цветы), пару пакетов с сухими полуфабрикатами (это я в обед пробежался по окрестным магазинам)... Вот так мы и живем. Уютно и мило. Когда начальница в гости не приходит.

— Что-то серьезное, мэм? — подаю голос, потому что не в силах больше выносить довольство, разлитое на лице Барбары. Я, между прочим, домой хотел сбежать пораньше, а не тетушкины улыбки коллекционировать.

— Как сказать... — новая пауза, сопровожденная мечтательным взглядом.

Амано кашлянул:

— Хотелось бы все-таки узнать, в чем дело.

Синие глаза полковника фон Хайст лукаво вспыхнули.

— О, Вы, капитан Сэна, узнаете это лучше других!

Мой напарник посуровел лицом, потому что начинал догадываться: ничего приятного из визита Барбары не намечается.

— Ох... — тетушка выдохнула и выпрямилась в кресле. — Приступим! Нам... точнее, вам, мальчики, предстоит заняться одним милым пустячком. Сущей безделицей.

— А конкретнее? — Амано напрягся еще больше.

— Есть такой маленький городок на побережье... Ла-Вилитта. Знаете?

Популярный курорт? Еще бы! И похоже, все, кроме меня, знакомы с ним лично.

— Так вот, в этом городе сама атмосфера располагает к тому, чтобы заключать браки, потому что местечко, прямо скажем, райское! Однако... — Барбара сделала зловещую паузу. — Черти добрались и сюда. Один черт, который обожает резать глотки счастливым молодоженам. Вот этого чертяку нам и нужно отловить и препроводить в места, не столь отдаленные.

— И в чем подвох? — кошусь в сторону напарника, который и рад бы задать такой вопрос, но не рискует еще больше привлекать внимание полковника.

— Подвох? А с чего Вы взяли, капитан Кейн, что в моих словах кроется нечто... большее, чем сказано?

— Мэм, при всем моем уважении...

— Ладно, не буду темнить. Пикантность ситуации заключается в том, что маньяк преследует пары исключительно нетрадиционной ориентации.

Джей хихикнул. Амано — тоже, причем несколько, как мне показалось, нервно. Рэнди пожал плечами:

— Ну и что?

— Как вы понимаете, господа офицеры, в таких делах надежнее всего ловить на живца, — Барбара скрестила руки на груди и окинула нас торжествующим взглядом.

На живца? Вот как... Кажется, понимаю, куда клонит тетушка. Понимаю и радостно заявляю:

— О, так это как раз по адресу! У нас и пара имеется, совершенно чудесная!

— Это какая же такая пара? — Амано нехорошо суживает голубые глаза.

— Ну как же? Ты и Джей. Изобразить влюбленных вам — раз плюнуть!

— Вот что я тебе скажу, Мо... Нет, лучше сначала в коридор выйдем.

— Не путай! — я покачал пальцем. — Не я и ты, а ты и Джей! Так что, если вам нужно потренироваться, возьми в коридор его.

— Я сейчас возьму... я так сейчас кого-то возьму и... — Амано начал подниматься со стула, но строгий окрик Барбары вернул моего напарника на место:

— Я еще не закончила, капитан!

— Да, мэм, — судя по взгляду, грядущий вечер грозил превратиться для меня не просто в избиение, а в "нанесение тяжких телесных повреждений".

— Капитан Кейн абсолютно прав в том, что касается выбора кандидатур.

— Что значит, прав?! — вспылил Сэна.

— Вам с Паркером, действительно, ничего не стоит сыграть влюбленную парочку.

— Позвольте! Раз уж Вы твердо решили отправить туда меня, мэм, то хочу напомнить, что моим напарником является вовсе не Джей! И потому...

— На время проведения операции я, так и быть, позволю вам поменяться напарниками, — милостиво разрешила Барбара.

— Но почему Морган не может...

— Вы как себе ЭТО представляете, капитан Сэна? — тетушка спустила очки на кончик носа.

Амано задумался, видимо, вспоминая опыт посещения в моем обществе одного примечательного заведения. На красивом лице отразились некоторые сомнения, но упрямство пересилило здравый смысл:

— Ничего, как-нибудь справится! Я же не переживу Джея!

— Переживете, капитан. Полагаю, Паркер, вы понимаете всю ответственность и серьезность происходящего?

Джей понимал. Но на его цветущем лице долг боролся с предвкушением. Боролся и проигрывал, разумеется.

— Но ведь есть еще Рэнди... — взмолился Амано, и тут уже полковник не выдержала:

— Вы прямо как девица из закрытого пансиона, капитан! Доусон совершенно не подходит для таких дел и...

— И вообще, я — человек почти семейный, — поддакнул Рэнди.

— Я — тоже, — довольно улыбаюсь. — И, как отец, должен блюсти свой моральный облик.

— Моральный... Аморальный! — прошипел мой напарник. О, простите: теперь уже напарник Джея.

Когда я подхватил сумки, собираясь отчалить домой, Барбара, заглянувшая в опустевший кабинет (Амано сбежал первым, под наши с Доусоном аплодисменты и насвистывание свадебного марша, следом за ним увязался, естественно, Джей, а вскоре и Рэнди откланялся, предоставив мне разгребать ворох мусора на полу, в котором непременно надо было найти командировочные удостоверения, чтобы успеть заполнить их до закрытия бухгалтерии), спросила:

— Проводишь меня до машины?

Поскольку тон вопроса больше соответствовал приказу, я покорно направился следом за тетушкой.

На служебной стоянке было не просто малолюдно и маломашинно, а совсем пусто. Ах да, лето же началось, и все, кому удалось не попасться на глаза начальству, норовят смыться с работы раньше положенного времени.

Барбара задумчиво облокотилась на бок "ровера" и констатировала:

— А ты, все-таки, злой мальчик.

Снова-здорово!

— В каком смысле?

— Напарника, можно сказать, бросил на произвол судьбы, и радуешься.

— А как же? Сделал гадость — сердцу радость! — гордо продекламировал я.

— Тебе его совсем не жаль?

— Жаль? Тетушка, неужели, мир перевернулся? Да не съест его Джей! Разве что, покусает чуть...

Барбара усмехнулась:

— Сам, небось, вздохнул с облегчением, когда понял, что тебе в этом спектакле не участвовать?

— Ну да. И потом, мне некогда — у меня дома чадо. Голодное, кстати.

— Чадо. Да... — тетушка снова замолчала.

— Ты что-то хотела мне сказать?

— В некотором смысле, — рука Барбары скользнула в карман пиджака и вынырнула обратно с несколькими листками пластика. — Держи!

Хмуро изучив билеты (до Ла-Вилитты и обратно), я обратил внимание на одну странную деталь: оба проездных документа были выписаны не на мое имя.

— Как сие понимать?

— Рейс в полночь.

— И?

— И тебе надо многое успеть до отъезда. Например, разобраться с вот этим. — рядом со мной на сиденье плюхнулась компактная мыльница. Не та, в которой мыло, разумеется. Зачем — можно не спрашивать, кто ж упустит такие снимки... Но... я снова перевёл взгляд на билеты...

— Мне?

— А кому же? — удивилась Барбара.

— Но... В билете указано не мое имя.

— Это все, что ты заметил? — ехидно прищурились синие глаза.

— А что еще... — с ужасом опускаю взгляд к кусочку пластика.

А. О. У. Ы. Что за черт?!

— Это шутка?

— Нет.

— Но каким образом...

— Ты не представляешь, каких высот достиг научный прогресс, Мо! Только не волнуйся, никаких пластических операций мы тебе делать не будем: обойдемся подручными средствами... Надеюсь, ты еще не забыл, как ходил вместе с Лионой по магазинам?

Я покраснел. Потом побледнел. Если до этого момента оставалась слабая надежда, что от тети укрылась одна из самых страшных тайн моей юности, то теперь можно было убедиться: Барбаре известно все. Абсолютно все. Даже капризы моей сестренки, которая, дорываясь до покупок, норовила обосноваться в примерочной на целые сутки. Собственно, именно поэтому и... Когда я высказал свое неудовольствие и предложил помочь, Лиона — уже умеющая вить веревки из меня за неимением других парней под рукой — радостно приняла мое предложение. Чем все закончилось, думаю, понятно? Пользуясь тем, что размеры у нас почти одинаковые, сестренка заставила меня примерять отобранные ею наряды. Ей, видите ли, со стороны лучше виделось. Угу. Моя сторона, как водится, никого не интересовала...

В себя я не пришел даже по выгрузке из машины у дома Барбары. Только когда за моей спиной захлопнулась дверь тетушкиной квартиры, мысли в голове кое-как начали складываться в слова.

— Тетя...

— Никаких отговорок.

— Но я не могу...

— Можешь.

— У меня не получится...

— Получится.

— Это глупо...

— Это гениально.

— Никто не поверит...

— Поверят, все поверят... Марш в ванную, и займись выведением растительности!

— Тетя...

— Или тебе помочь? — грозно вопросила Барбара.

Я поперхнулся и отправился по указанному адресу.

На мое счастье, инструкция на средствах для депиляции была бы ясна даже полному кретину. А для тех, кто все-таки не понимал, что к чему, прилагались картинки, красочно изображающие процесс во всех деталях. Я сделал паузу только один раз, поинтересовавшись:

— Ты хочешь, чтобы волос не было...

— Везде!

— То есть? — я содрогнулся.

— На руках, на ногах, на груди, в конце концов!

— Это еще зачем? Я не собираюсь обнажаться перед кем-то...

— А вдруг, понадобится?

— Э... Лучше бы не понадобилось.

Справившись с первой проблемой на пути изменения внешности, я — при непосредственном участии тетушки — перешел ко второй: косметическим процедурам, маникюру и макияжу, благо, и в этом деле опыта хватало. По большей части, визуального, конечно, но и его оказалось достаточно, чтобы изобразить вполне сносное личико.

При виде предлагаемой к ношению одежды я взвыл. В полный голос. На что Барбара спросила:

— Не нравится? Надо было взять юбку?

— Нет... Не надо было...

Костюм был брючный — и на том спасибо! Но он был... Ох. На дворе у нас лето, помните? Вот и одежда была вполне летняя. И жакетик-болеро, и широкие брюки были из чего-то невесомо-кружевного. Сомневаюсь, что буду чувствовать себя в этом "одетым". Очень сомневаюсь...

— И не забудь изучить инструкцию к той мыльнице — зачем-то напомнила тётушка перед уходом.

Позже я понял, зачем.

Счастливо избегнув трех возможностей "познакомиться" с представителями сильного пола, я добрался до своего места в экспрессе и рухнул в объятия мягкого кресла.

Ну, Барбара, ну стерва! Да, не могу спорить: план гениальный. Маньяк, специализирующийся по парам "голубой ориентации", вряд ли обратит внимание на даму, которая будет ошиваться поблизости и не менее маниакально запечатлевать триумфальные мгновения жизни своего "племянника". Никакого риска для моей персоны, да, к тому же, оправданность любого действия. Но почему нельзя было для этого пригласить специалистку, в конце концов?! Потому что я, по словам тетушки, "лучше всех знаю ужимки и прыжки этих голубей, а подстраховать парней, все же, надо"? Вот уж счастье привалило, ничего не скажешь! И вообще, их там пол-Управления подстраховывает.

Эй, дядя, не надо на меня так коситься... Кому сказал, не надо! Ой. Он собирается пересесть ко мне. Нет. Только не это. Нет. Не-е-е-е-е-ет...(а не было ли там дальше еще текста, про Эд?)

Глава 11

Служебный Роман (30 мая)

(Амано Сэна)

Перед вывеской которого уже по счёту ювелирного магазина я резко затормозил, причём не только себя, но и устремившегося было вовнутрь со скоростью пули Джея.

— Этот — последний. — я постарался сделать свой взгляд максимально угрожающим.

— А мне казалось, это тебе все кольца не по нраву, милый... — тоном невинной овечки проблеял мой временный напарник и ещё более временный наречённый.

— Из тех, что выбираешь ты — да, все. — отрезал я. Если бы вы видели те варианты, что привлекали внимание Паркера, то, полагаю, тоже бы не захотели тратить на них деньги! Пусть и не свои, а с карточки, предоставляемой экономическим отделом Управления в подобных случаях.

— Какой ты разборчивый, — мечтательно протянул в ответ мой истязатель.

— Ну да, — вздохнул я, — Ведь, в конце концов, женитьба — такое ответственное решение, а обручальные кольца...

— Остаются на всю жизнь! — закончил мою вполне тривиальную мысль счастливый жених.

Я не стал разубеждать этого мечтателя, а также толпу возможных свидетелей в обратном, ответив на это лишь раздражённым распахиванием входной двери. Я бы даже сказал, дверищи. Во всех нормальных магазинах — автоматические, а тут, видимо, дань традиции и возможности проявить галантность по отношению к будущему спутнику или спутнице жизни.

В Ла-Вилитте подобных лавочек — прорва. Сам по себе городок — приморский, но небольшой, чистенький и уютный, удобно расположенный в трёх с половиной часах езды от столицы, и окружённый романтическим ареолом последнего приюта для новобрачных до осуществления их роковых планов. Нет, похоже, в свои без малого тридцать лет я всё еще морально к этому не готов. И уж точно никогда не буду готов связать себя такими узами с самым гнусным извращенцем нашего отдела — ни в тридцать, ни в шестьдесят! Одна поездка сюда вдвоём чего стоила...

Свадебные бубенчики, подвешенные над дверным проёмом, зазвенели, словно осколки разбитых надежд. Сколько магазинов обошли — и повсюду это мерзкое звяканье. И во всех среди украшений и, в частности, колец с изрядным отрывом доминируют обручальные, разных видов и размеров. Сколько вариаций можно, оказывается, вообразить на тему обычного гладкого ободка вокруг пальца — даже и не предполагал. Однако Арнольд Коллинз, наш зам. главного бухгалтера, в процессе выдачи упомянутой ранее карточки слёзно просил разорять любимую организацию в меру и с умом. Впрочем, приобретение сверхдорогих колец не входило и в мои планы. Не то, чтобы я так уж скорбел душою о благосостоянии Управления — скорее, предпочитал потратить отведённые нам финансы на что-нибудь более приятное, нежели наше липовое прикрытие. В качестве моральной компенсации. А уж аргументировать жизненную важность этого самого "приятного" я сумею, будьте спокойны!

А вот Джей, похоже, моих рассуждений не разделяет... Поэтому, нежной, но твёрдой рукой оттащив его от витрины изделий из адамантина, да ещё и с кселлианскими бериллами, я уверенно направил нашу пару к другой — той, в которой кольца искрились не столь ярко. Содержимое последней тоже ни в коем случае не могло считаться недорогим — но мои страдания, я считаю, и так слишком велики, чтобы дополнять их безвкусной дешёвкой! Которую и покупать-то придётся, отводя глаза от негодующих лиц девушек в очаровательных кружевных платьицах. Кстати, довольно славненьких девушек... Эх, что за судьба-то нелепая!

Ну и ладно. Позориться — так с шиком и блеском. Пусть не кселлианским — но вполне соответствующим образу двух влюблённых с социальным и финансовым положением изрядно выше среднего. Которое, кстати, характеризовало и объединяло всех жертв нашего маньяка или кто он/она/оно там у нас. Кроме этого факта, покупки колец здесь, в Ла-Вилитте, а также факта игнорирования однополых женских пар общих элементов в двух убийствах и одном покушении мы не нашли.

Способы совершения? Выстрел из бесшумного ...... — в первом случае; брошенное оружие нашли на полу прямо в зале для торжественных церемоний. С учётом того, что перепуганные родня, гости и случайные присутствующие перемешались в создавшемся хаосе, как им было угодно, и вообще носились по залу в страшной панике, место нахождения оружия и место, где преступник его отбросил, едва ли даже приблизительно совпадали. Не говоря уже о том, что все желающие наверняка успели ретироваться до появления полиции. Которая, конечно же, стала разрабатывать версию личных мотивов, в чём на том этапе расследования винить её было нельзя.

Во втором случае, новобрачные были отравлены традиционно подаваемым сразу после завершения священного обряда шампанским. То, что бокалы эти всегда с огромной помпой вносят в зал служащие Дворца Бракосочетания (сих заведений — два на маленькую Ла-Вилитту, и репутация обоих пострадала), лично меня навело на здравую мысль о трудовом кризисе в рядах работников ЗАГСа. О несчастном преступнике, давно уже возненавидевшем свою работу и, наконец, решившемся выразить протест. Я даже проникся тяжестью данной психологической травмы! Барбара, тем не менее, мою свежую гипотезу с негодованием отвергла. Я мог бы решить, что она окончательно сменила свой фирменный цинизм на романтичность и сентиментальность — если бы не её ужасный, бесчеловечный поступок в моём отношении, ставший причиной создавшейся ситуации!

— Я хочу это! — жарко прошептал тем временем мне на ухо Джей. На ухо — но одновременно и на весь магазин. Умеет, собака...

— А по-моему, оно слишком... — я замялся, пытаясь определиться со словами. В принципе, получше, чем то, во что Паркер тыкал ранее... гораздо лучше, памятуя о первых попытках выбора им символа нашего "союза душ и тел". За самый первый раз я и впрямь едва не задушил тело Паркера. Кто вообще мог разработать такую похабщину? Впрочем, на каком-то заводе эту идею кто-то ещё и реализовал... И наверняка найдётся тот, кто не постесняется это надеть. Впрочем, вот он, последний — стоит рядом и делает умильные глаза. Да, всё-таки постепенно он начинает приобретать толику вкуса... или попросту просёк мой. Вот так люди и притираются друг к другу... Боги, что я несу?! — Найти бы более традиционную модель, без сердечка и вставочек...

Я попытался нашарить на многочисленных подложках это самое "более традиционное", но безуспешно — мода на витиеватые украшения оказалась в самом разгаре.

— Хотя насчет псевдоплатины ты прав... — должен же я в чём-то соглашаться со своим псевдовозлюбленным, для приличия? Тем более, что вышеназванный металл куда дороже и привлекательнее платины земного происхождения. Какой-то новомодный сплав, кажется. В рекламах где-то мелькал. А вообще, какая разница — всё равно по успешному завершению операции нам эти побрякушки сдавать в Управление. Зато в случае неудачи нас могут в них похоронить, так что налицо стимул не покупать, что попало!

— Ах, дорогой, хоть в этом мы определились, — промурлыкал в ответ Джей. Гнусный подлиза! Пытается быть паинькой (ещё бы, памятуя наш уговор по пути в Ла-Вилитту и ряд сделанных мной обещаний!), ни в чём не противореча, предоставляя варианты на моё окончательное суждение в надежде, что сердце моё сначала удовлетворится этой маленькой победой, а затем он — её последствиями. Как же! Не дождёшься! Буду мурыжить тебя до самого начала нашего бракосочетания, так и знай! Хотя... Не послужит ли это усилению его радости — вон, какой вид-то у парня счастливый, так бы и убил. Впрочем, на это у него есть шанс и без моей помощи — равно, как и у меня. А если мы в таком темпе пробегаем до начала церемонии, то в самом Дворце у нас никаких сил противодействовать насильственному прерыванию жизни не останется. Нетушки. Как уже было сказано, эта лавка — последняя, и точка! Погибать при таких обстоятельствах — что скажет папа о непутёвом сыне? Что весь в маму?

— Так мы решили или нет? — позволил себе прервать мои колебания косвенный предмет оных.

— А, чёрт с тобой! — провозгласил я, тут же вспомнив, что эти слова не относятся к разряду уместных в данный момент. — Ради тебя, дорогуша! Конечно, если размеры наши есть, — последний шанс на отступление. Дур-рацкое сердечко! Идиотский камень!

— Есть-есть! — Одна из продавщиц, брюнеточка с задорной чёлкой и изумительным бюстом, уже давно крутилась неподалёку, ловя каждое наше движение. — Все размеры, от пятнадцати и...

— И старше, — брякнул я. Девушка посмотрела на меня с лёгким недоумением, но промолчала. Джей хихикнул. Можно подумать, пятнадцать — это про него! Извращенец. — Это точно не женская модель?

— Точно-точно! — снова включилась продавщица. — Они все унисекс, и...

— Можно померять? — я решил быть максимально необщительным, дабы, упаси ками, не перейти на обычный для меня, но губительный для нашей легенды флирт. Вот так и возникают нездоровые установки социума по поводу лиц нетрадиционной ориентации и общения с ними. Из-за таких, как я. Эх, пустячок, а настроение поднимает!

Нам вручили два кольца — идентичных, но с разницей в размер. Подавив в себе сильное желание процитировать неприличную в данном контексте загадку про ножницы, я глупо хихикнул (вышло почти как у Паркера) и натянул изделие на безымянный палец, в глубине сознания ужасаясь собственным действиям. Даже холодом от него каким-то веяло, не иначе, как могильным! Девица тем временем что-то щебетала по поводу колец верности, устойчивости нашего брака и тому подобное. Что, церемония уже началась и сезон охоты на новобрачных объявлен открытым? Может, сейчас на нас каменный блок и попытаются уронить, как в третьей попытке убийства, к счастью, не удавшейся? Вот расплатимся, выйдем — и поминай, как звали! Не заметил, кстати, был ли над входом балкон. Плохо. Впрочем, в способах убийства злоумышленник пока не повторялся. И не могу сказать, что меня это успокаивает!

Я торопливо снял кольцо и принялся крутить его на кончике пальца.

— Ну что, котик, тебя нравится? — снова не выдержал Джей. Я укоризненно глянул на него — предупреждал же, без сюсюканья — и буркнул:

— Невыразимо! А тебе подходит?

— Да!

Удержавшись на этот раз от "Черт с тобой", я демонстративно полез за карточкой, тотчас же всеми порами кожи ощутив приступ неземной любви как со стороны "жениха", так и со стороны девушки. Дожился. Симпатичная девица одобряет мою женитьбу на другом. Только вслушайтесь! На другом! Куда катится мир? Куда качусь я?!

— Ну что, покатили? — я вздрогнул и судорожно кивнул. Отвратительно, он уже и в мысли мои вторгается. Интересно, убийца будет нас изводить одновременно и по очереди? И, если второе — то кого первого?

— Наконец-то! — Джей, аки гриф с небес, следил за манипуляциями второй продавщицы, светлой шатенки с милым округлым личиком, упаковывающей нашу покупку в коробочку, в десять раз превышающие размеры самого ювелирного изделия. — Я уже по счёту сбился, который это магазин за сегодня...

— Восьмой? — сам же усомнился я.

— Давай посчитаем, — оживился Джей, обрадованный моим смирением. — Собственно, "Ла-Вилитта", "Ожерелье Фрейи", "Семь Планет" (13), потом еще куча этих — "Сапфир", "Изумруд", "Адамант"...

— И всё без толку, — подытожил я минералогические мемуары Паркера.

— Вообще-то, "Ла-Вилитта" и "Семь Планет", а ещё "Кселлия" — это всё наша сеть, — обронила обслуживавшая нас девица, не прерывая работу с нашим банковским счетом.

— Надо же... — мы с напарником переглянулись. Кольца первой и третьей пары были куплены именно в "Ла-Вилитте", видимо, крупнейшем из магазинов данной сети и, по моим впечатлениям, самом понтовом в городишке. А вторая пара приобрела их в "Семи Планетах". Эти два места мы посетили в первую очередь, и даже планировали купить кольца в одном из них — если бы не вкус возлюбленного (но не мной) Джея. Я так опешил, что, стыдно признаться, забыл про всё на свете. Единая сеть, значит. Единый владелец — или, скажем, главный менеджер... Да кто угодно, хоть одна из девиц или все девицы оптом! А что, слаженный рабочий коллектив — вместе обслуживают клиентов, вместе их убивают... вместе пьют за упокой! Чем не повод для корпоративной вечеринки? Хотя, пожалуй, рановато я выстраиваю умозаключения — в той же "Ла-Вилитте", к примеру, делается половина покупок, ничего удивительного, что две пары колец — оттуда. И всё же очень удачно, что мы сделали свой выбор в магазине этой сети, очень неплохо... Или не удачно — это как посмотреть. Надо по выходу связаться с Францем Руже, ответственным за информационную часть операции.

— Не заполните ли анкету? — девушка вернула мне карточку, а вместе с ней протянула наладонник и стило. — Если можно, для статистики, всего пять пунктов, это очень быстро!

Я взглянул на экранчик. И понял, что, похоже, получил подтверждение своей гипотезе и ответ на один из важных в этом деле вопросов. А именно — как преступник выходил на своии жертвы. Осталась самая малость — определить, кто из нескольких десятков людей, имеющих доступ к анкетам, мог иметь (или не иметь) мотивы для злоупотребления данной информацией с личными целями. А также иметь возможность убивать разнообразными методами. Или поручать это другим.

Говорю ж — сущие пустяки!

* * *

Вообще-то, волноваться особенно не о чем. "Огневое" прикрытие нам обеспечили — будь здоров. Среди гостей, в оркестре, среди персонала ЗАГСа — повсюду свои люди. Надеюсь, они не будут уж слишком отвлекаться от своих обязанностей ради последующей красочности описаний происходящего своим приятелям из Управления? Собственно, среди гостей вообще нет ни одного стороннего человека, и, ежели кто лишний появится — будет первым кандидатом на отлов. С другой стороны, не каждая гомосексуальная пара вызывала интерес преступника. Впрочем, в свете тщательно заполненной мною анкеты едва ли он нами побрезгует. Или она. Отравление испокон веков считалось женским методом. Может, у какой барышни муж неожиданно сменил ориентацию и сбежал с любовником, причём её. Что, мне кажется, особенно обидно... А может, это вовсе и не женщина — тот каменный блок-то сдвинуть не каждому мужику было под силу. А кто-то его ещё и запёр туда, на второй этаж. Из служащих ни один, разумеется, появления этой каменной дуры не заметил... По-моему, булыжник на голову выходящим — не самый точный и надёжный способ убийства, особенно, если надо пришибить двоих сразу. Потому и не сработал — видимо, злоумышленник пытался не угробить распорядителя, забежавшего поперёд пары в пекло. Будем делать вывод, что посторонних он оберегает. Какой милый человек!

Конечно, если переживать ситуацию эмоционально — мерзкое дело. Наверно, в глубине души потому я и согласился им заниматься... хотя, кабы меня ещё и спрашивали! Люди на пике счастья, сердца воссоединились навеки, тру-ля-ля — и тут бац, и на торжественной ноте всё обрывается. Откуда такая ненависть? Из зависти? Хорошо ещё, что убивали двоих. Даже в первом случае — по очереди, но двоих. Остаться живым в подобной ситуации — врагу не пожелаешь, уж я-то знаю. Хотя, с другой стороны, если выжить, как это сделал я — к смерти отношение будет уже не то. К собственной, конечно. Так что весь мой мандраж связан даже не столько с чувством самосохранения, сколько с ужасающей перспективой успешного завершения церемонии вкупе с поцелуем жениха. Да, я не трус, но я боюсь! Это же будет самая хитовая видеозапись в истории управления на ближайшие пять лет! Не хочу, не хочу, не хочу! В своем роде, это и есть инстинкт самосохранения!

— Нервничаешь, любовь моя? — ехидное замечание Джея контрастирует с сияющим взглядом. Который, в свою очередь, контрастирует с моим, исполненным воистину погребальной мрачности. Ему что, невдомёк, что нас могут отсюда вынести вперёд ногами? — Все невесты перед свадьбой нервничают, не волнуйся!

— И с какого пуха я — невеста? — демонстративно отворачиваюсь, заодно рассматривая "гостей". Двое из отдела B, двое — из C, инструкторша по рукопашному бою — в роли матери Джея. Ничего себе, теща! Зашибет не глядя, знаю по собственной шкуре... Правда, судя по размерам букета в руках моего "отца", спрятал он в него не меньше, чем стационарный ракетомет войск особого назначения, так что еще неизвестно, чья сторона возьмет... Свидетели. Ну, и ещё пара лиц. Все свои, в общем. Хотя...

Незнакомая женщина, тоже с букетом, сразу же привлекла моё внимание. Я напрягся — этого лица я не знал. В принципе, немедленного выстрела можно было не опасаться — слишком мало в зале народа, да и церемония ещё не началась, убийца же ни разу не приступал к действиям, пока брак не был формально заключён. На всякий случай я всё же слегка сместил тело, заслоняя Джея. Как говорится, хороший-плохой — а свой, родной. Главное, не стоит говорить это самому Паркеру, иначе последствия будут самыми...

Дама медленно приблизилась, и тут мне сделалось жарко. По настоящему. Ибо лицо её, несмотря на косметику, при ближайшем рассмотрении напомнило мне кое-кого настолько сильно, что я усомнился в незыблемости статуса Джея Паркера как первого извращенца отдела. Джею такое и не снилось...

Ах, какое всё ажурненькое-полупрозрачненькое! Просто ням! И прическа на высоте — такие кудряшки серебристые, лак с блёстками; на ушах, похоже, клипсы — не замечал, чтобы раньше они были проколоты. Вполне спелая дамочка, хотя и не слишком фигуристая (стоп, а откуда это?), но очень даже ничего! Не на шпильках, конечно, но каблучок — и тот наличествует. Я в шоке... Я в тяжёлом, необратимом шоке... Ками-сама, этим папарацци бы на неё попристальней взглянуть, а не меня украдкой щёлкать! Хотя — похоже, до некоторых уже дошло... Ну, эти целлы я из вас выбью любой ценой!

Я встретился с гламурной красоткой взглядом и, желая развеять даже тени сомнений, полез за дорогущей цацкой, временно заменяющей мой комм, после чего набрал быстрый вызов. Дама тотчас же принялась копаться в сумочке. Ну, зараза... Не понимаю только, зачем этот шекспировский театр! Ладно, не сейчас же спрашивать. Я быстро отменил вызов, поймал на себе взгляд Моргана и приветственно улыбнулся.

— Так вы приехали?!! Тётя Мотя!

Паркер выглянул у меня из-за плеча и ахнул. Даю зуб — такой тёти Моти у него отродясь не было! Именно мой "суженый" должен был "заценить" шутку, как никто другой — при его-то многочисленной еврейской родне! Что, не знали? Полное имя у нашего чуда — ни много, ни мало — Джебраил Адам Паркер. Правда, не в настоящий момент; да и я сегодня — тоже не Сэна Амано, а...

— Дорогие молодожёны, — заструился медовый голос из динамика приёмного зала, — Амон Фицпатрик и Глеб Серовский, мы приглашаем вам пройти в Зал Бракосочетаний!

Национальность и имена мы, разумеется, сочинили себе сами. Не знаю, насколько я похож на ирландца, но, говорят, это самая синеглазая из земных наций. Паркер же пошёл по пути наименьшего сопротивления, прикинувшись русским, каковых большинство.

Мы последовали радушному приглашению и прошли в зал. Он меня не порадовал. Нет, убранство — по первому разряду, но... Вот с того балкончика, если что, нас можно расстреливать хоть по одиночке, хоть группами. Надеюсь, наше "прикрытие" это учло. Еще надеюсь, они не рассчитывают только на сэйфы (14), надетые нами под пиджаки. Знание того, что первую пару убили выстрелом в голову, как-то не греет... А брачующиеся, вокруг голов которых искрится нечто, по форме напоминающее нимб — не самая популярная картина сих мест.

* * *

— А теперь, пожалуйста, подпишитесь здесь и вот здесь. Сначала, — небольшая заминка, — вы!

Лёгкий кивок в мою сторону подтвердил в глазах собравшихся мой статус главы будущей семьи. Меня и допрашивали первого. Это я о стандартной процедуре, сводящейся к вопросу: "Вы точно не передумали?" Конечно, нет! Я всегда был против, слышите — всегда!

— Милый, подписывайся, наконец! — и без того невеликое терпение Паркера за сегодняшний день дало трещину. Ага, ты у меня ещё света белого не взвидишь, обещаю! Хотя, признаюсь чистосердечно — я с самого начала не верил клятвенным заверениям Джея, истово божившегося всю дорогу, что наш с ним поцелуй будет лишь выглядеть таковым. Со стороны выглядеть. Ага, как же... Не-на-ви-жу. Джея, свадьбы, работу и свадьбу с Джеем по работе. И кольцо это. Быстрей бы уже его содрать с себя — как раскалённое, зараза! Ладно — раньше сядешь — как известно, раньше ляжешь. Это я про "в могилу", а не то, о чём некоторые могли помыслить в своём неразумии.

Перевернув ручку пишущей стороной, я аккуратно засвидетельствовал смертный приговор некоему Амону Фицпатрику, да будут к нему милостивы все божества древней Ирландии оптом и в розницу! Джей, недолго чинясь, быстро намалевал какую-то закорючку рядом. Электронную регистрацию мы прошли ранее, но традиция есть традиция — особенно в нетрадиционных случаях.

Снисходительно выслушав последующие благопожелания — я очень рассчитывал, что они не сбудутся — мы развернулись к толпе, столь же флегматично приняли поздравления "родных и близких". После чего уже единым фронтом выплыли в холл, где нервничала следующая пара. А вот нам нервничать по-настоящему только предстояло. Нет, ну везёт же некоторым, у которых — невеста, да ещё и такая прехорошенькая! Все невесты в свадебных платьях выглядят лучше, чем при жизни. В отличие от женихов. И чего мне так не повезло, даже само слово какое-то мерзкое — "же-них". Почти, как "му-у-ж". А уж словосочетание "мой муж"... Тьфу!

У самого выхода из ЗАГСа наша группа перестроилась в шеренги, и мы с Джеем оказались в первом ряду, с "родителями" по бокам. Надеюсь, снаружи охрана тоже не дурака валяет? Хотя бы каменюки можно не опасаться?

— А вы куда, тётя Мотя? — нахмурился я, когда напарник попытался пробиться к двери перед моим носом. Не будь рядом возможных посторонних, я сформулировал бы свой вопрос иначе: "А сэйф на тебе, баклан?" Довольно рискованно в данной ситуации пытаться нас опередить, не будучи защищённым даже от выстрелов. А откуда на нём сэйф... Интересно, она у него таки накладная? Ох, ну всяко не настоящая!

— А память о вас, ненаглядных? — приторное выражение лица и вынутая из чехла мыльница не предвещали ничего хорошего.

— Вечная... — буркнул я тихонько. Морган услышал.

— А как ж, родные мои, как же иначе!

Видать, Барбара надоумила. Интересно, придёт парню в голову продать каждый целл с нами на фоне надписи Дворец Бракосочетания "Ла-Вилитта", скажем, монет за 100? Или уже пришло?

— Я заплачу в два раза больше, если ты спрячешь аппарат, — прошипел я сквозь зубы, пытаясь не выпустить Кейна наружу. У тяжёлых, якобы дубовых дверей уже начала образовываться пробка.

— Но я... — в голосе парня послышалась неуверенность.

— А я — втрое, так что снимай, тётя, снимай! — Паркер всем телом вклинился между мной и Кейном, повиснув на моих плечах в своей характерной манере. И не стряхнёшь ведь! Пока я нежно отстранял своего вечного противника, его "подзащитная" успела ретироваться. Ладно, сейчас вы у меня все... Я принял позу леди, заставшей любимого спаниеля на ещё более любимой клумбе за типично собачьим занятием, и, рявкнув во всеуслышанье: "Сегодня ты спишь отдельно, ясно?!!", с недовольно-царственным видом распахнул дверь. Вообще-то, это должны были сделать свидетели, но мы столько времени перетягивали её на себя, что вовремя они не сориентировались. Поначалу остолбеневший от моего заявления Джей тотчас же возник рядом.

Яркий летний свет ударил по глазам сквозь листву растущего неподалёку дерева и ослепил нас. Адаптировавшись, мы увидели, что народа на тенистой площадке перед ЗАГСом меньше не стало. Но это единственное, что мы успели увидеть, потому что...

О том, что произошло дальше, рассказывать гораздо дольше, чем это заняло времени в действительности. Откуда-то сбоку и немного сверху посыпалось что-то твёрдое и маленькое — наподобие града. Я попытался совершить уклонительный манёвр, с одновременным притягиванием к себе одной рукой Джея и падением нас двоих на землю, другой же рукой надеясь прикрыться от кары небесной. Не знал я, что христианские учения могут быть столь буквально и доходчиво изложены...

На земле мы очутились чуть быстрее, чем я планировал — одной ногой я споткнулся об отполированную ступеньку, вторая поскользнулась на треклятых шариках. Лестницу мы преодолели на бреющем полёте, завершив наш путь у ног очередной влюблённой пары, только готовящейся к семейным узам. Раздались крики возмущения и смех. Идиоты, им это кажется игрой!

Очумело крутя головами, мы всё же не торопились явить себя миру из-под пышных юбок невесты, прекрасно нас защищающих от дальнейших нападений. Девушка, как ни странно, хихикала и не особенно сопротивлялась. Один из шариков, на которых я так лихо проехался, докатился почти до моего носа. Похож на жёлтую горошину. Капсула? Интересно, это взрывчатое вещество или яд тактильного действия? А ведь преступник ни разу ещё никого не взрывал, об этом следовало догадаться! Но тогда... Я заозирался по сторонам, пытаясь локализовать источник опастности и найти место подальше от капсул, усеявших землю вокруг нас, и тут до меня дошло, что шум и суматоха уже некоторое время как отдалились от нашего места падения.

— Поймали? — осведомился я у туфельки тёти Моти, небрежно раздавившей одну из капсул. С момента падения не прошло и половины минуты.

— Э... ну, наверно... да, поймали... Но...

Так... А это ещё с какой стати? Когда моя вторая половина говорит через паузы и мемекает на каждом слове, это значит только одно: что-то наш трагик учудил. То есть, всё вернулось на круги своя.

* * *

— Ты мог хоть словечком намекнуть, что у тебя в руках не мыльница?! — жалобный вопрос с моей стороны.

— А можно было и догадаться. Будто ты не знал, что я не умею снимать.

Ну да, знал. Но рассудком понять не могу, как можно не уметь нажать кнопку на простейшем механизме. Или не хотеть этого, что вернее. Еще при совместном отдыхе на Юме я убедился в нежелании напарника увековечивать себя на целлах, которых нормальные люди с курортов привозят сотнями. Лично я привожу их сотнями с походов, и имею несколько иные представления о целях сьёмок и ценности кадра — но я не нормальный человек. Обычно же типовые снимки "Маша на камне, Маша под камнем" вызывают у обывателя ностальгию и душевный трепет. Морган тоже явно не обыватель, ибо отказывается и снимать, и быть объектом съёмок. Надо будет расспросить его на досуге, чем вызвана такая антипатия к созданию собственных подобий.

Хотя, если уж хобби Кейна для меня до сих пор — тайна за семью печатями, то что уж говорить обо всём остальном. Вот лет эдак через сто... Я застонал. Посетители кафешки (с угадайте, каким названием? Правильно, "Ла Вилитта"!), куда наша четвёрка завалила после получения подтверждений об окончании миссии, обернулись. Я демонстративно застонал громче.

— Больно? — участливо и слегка виновато спросила меня Эд. Ну да, "наша четверка" — это в данном случае мы с Паркером, и Морган с семейством. Кстати, Джей, после публичного заявления о том, что ужин де — семейный, был моим волевым решением отселён за дальний угол стола, где на данный момент и предавался печали о недолговечности своего джеева счастья.

— Больно? — саркастически повторил я. — Стараниями некоторых...

— Не моими, а ступенькиными, — заявила поборница добра и справедливости с педантизмом, достойным лучшего применения. — Горох — он разве твёрдый?

— На себе бы сначала попробовала, — строго заметил Мо. — Или на Джее.

— А почему чуть что, сразу Джей?! Я что, крайний?

— В данном случае — определённо. — я смерил разделяющее нас расстояние. — Причём, надолго.

Перевёл взгляд на Моргана. Нет, ну не дети ли? Одной фразы на ушко, скажем, в момент поздравления, было бы достаточно, чтобы я всё понял и не мешал миссии напарника. Хотя... Объяснить про экспериментальный детектор про-активации зарядов в двух словах — едва ли по силам капитану Моргану Кейну. Ну, хоть намекнуть как-то можно было, чтобы я без помех выпустил испытателя из ЗАГСа и повременил с собственным торжественным выходом и выходом Джея. Без чьих стараний создание прибора, разумеется, не обошлось — вот, что бесит меня более всего! Ведь знал же, мерзацец — или хотя бы догадывался — ну чего стоило осведомить и меня? Мол, отдел научных разработок делает фиговину, распознающую и локализующую наличие готовых к использованию зарядов в определённом радиусе. Любых зарядов, или практически любых. Но используемых в конвенционном вооружении — всяко. Так что, угрожай нам хоть бомба, хоть выстрел — Морган мог распознать это предварительно, и сообщить оперативной группе внутри здания или снаружи оного.

Барбара, как водится, в своём репертуаре — любит убивать двух зайцев. И задание, за выполнение которого руководство даст много вкусного, и испытательный полигон. Племянника, опять же, лишней опасности не подвергла. Ай да шеф, ай да умница! Если бы не эти балбесы...

— Ты понимаешь, — я обратился к Паркеру уже со всей серьёзностью, — Что твоя игра в тайны — да-да, и твоя тоже, Морган — подвергла нашу операцию риску? И наши жизни, кстати, тоже. Подумайте над этим, когда будете готовиться к разговору с полковником фон Хайст.

Удовлетворившись наведённым ужасом, я решил ковать железо, пока горячо, и резко обернулся к Эд.

— Теперь ты.

— А что — я? — пискнула та в ответ.

— Какой..., — я пропустил чуть не сорвавшуюся с языка метафору, — идиот надоумил тебя покушаться на нашу жизнь посредством гороха?

Взгляд широко-раскрытых серых глазищ сиганул в сторону. Так-так, очная ставка...

— Морган? Я вас внимательно!

— Я про рис ей рассказывал, рис! Понял? И даже не помню, когда.

— Я думала, тебе, дядя Амано, будет приятно! Это же целе... циримониально, вот!

— Приятно быть побитым каменьями, тьфу, то есть, горохом? И как рис трансформировался в горох, скажи на милость?

— Я искала рис в мешочках! Но его не было!

Я закатил глаза, представив себя убитым мешком с рисом, метко брошенным мне в висок юной партизанкой, замаскировавшейся в кроне ближайшего к Дворцу Бракосочетаний дерева. И как её охрана не углядела? Или, наоборот, углядела? Кто из Управления не знает юную, но внушающую большие надежды (а лично мне теперь — опасения) Адвенту Кейн?

— Зачем в мешочках?! Если ты о восточном свадебном обряде, то кидают немножко риса, россыпью под ноги. А не мешок на голову, да с размаха!

— А в мешочках что? — озадаченно вопросила меня Эд. — Я же чётко помню, что...

— А в мешочках — фасоль. Точнее, бобы. — наставительно ответил Мо. — На празднике весны, бесов отгонять. Ты всё перепутала!

— Не учи ребёнка плохому! — дернулся я, вообразив на этот раз свой череп, раздробленный увесистым кульком с фасолью. Дочурка Моргана — существо доброе, маленьким мешочком не ограничится... — Адвента, милая, не надо фасоли, и риса не надо, я вообще больше не женюсь... кстати, а почему всё-таки горох, а?

— Так не было риса в мешочках. А до вашего выхода час оставался, где их искать? А рис скучный. Зато горошек — такой красивый, разноцветный — почему вы его не используете вместо риса, он же куда как наряднее смотрится?

— Это идёт вразрез с традицией, — пробормотал я, представив себе хрупких японок в белых свадебных одеяниях, счастливо улыбающихся под гороховым ливнем. Иногда в нём мелькали мешки с рисом, и ряды новобрачных редели с каждым успешным попаданием.

— Зато мой горошек вас уберёг! — задрала нос маленькая нахалка.

На этот счёт возразить мы ничего не могли. Не рассказывать же ребёнку об экспериментальном детекторе? Да и тестирование — дело не секундное, надо было проверить несколько настроек, для разных типов зарядов, и дождаться вывода сигнала на экранчик. Морган был на предпоследней позиции, когда выскочили мы с Джеем. Преступник, имя которого лично мне ничего не сказало — какой-то служащий средней руки в, как мы правильно и догадались, сети ювелирных магазинов "Ла Вилитта", наверняка, считающий себя ущемленным в каких-то своих правах — не растерялся. В чём мы ошиблись — это в способе совершения убийства, ничего оригинальней обычного ...бластера... злоумышленнику на сей раз в голову не пришло. Наверно, после неудачи с каменной плитой. Как он её туда впёр — вот, что мне интересно... Впрочем, узнаем из отчётов, когда-нибудь.

Но, если бы не наше своевременное падение — кто знает... Головы-то не защищены. Впрочем, они явно не являются для нас жизненно-важными органами, судя по всему... Как и руки. "Пришью-ют", — так говаривал наш зав. хирургией на подкурсах.

Кстати, о руках. Я полюбовался напоследок на сияние псевдоплатинового ободка и, не скрывая облегчения, потянул за него. Долой ненавистные узы! Но не тут-то было... Кольцо, свободно надевавшееся и снимавшееся при примерке, теперь не продвигалось дальше костяшки. Палец, что ли, распух, на нервной почве? Бред какой-то. Я стал вращать кольцо. Морган и Эд понимающе переглянулись, и даже Джей, осознав, что над столиком повисла гнетущая пауза, рискнул преодолеть запретное расстояние, понаблюдал на мои манипуляции и... хихикнул.

— Ну? — угрожающе вопросил я, нутром чуя подлянку.

— Это же псевдоплатина.

Как будто мне это о чём-то говорило.

— И что?

— Последний писк моды, вечные обручальные кольца! Девушка ведь предупреждала — я даже удивился, что ты не против. И обрадовался...

— Вечные..? — оторопело повторил я.

— Ты же химик, должен знать — новый материал, деформируется при нагревании до температуры тела, сокращает связи между молекулами, и т.д. Помнишь, какие они ледяные были, когда мы их меряли? Как из морозильника. Собственно, из него самого. Нам и контейнер для них специальный выдали — или ты и этого не заметил? А потом колечки резко погорячели — это, потому что энергия выделялась...

— Так. Ладно. А снять-то их как? Охладить?

— Ты не понял, — мягко и ласково, будто смертельно-больному человеку, улыбнулся мне Джей. Они вечные. Деформация необратима, дорогой мой супруг!

Необратима... Мерзкое кольцо, которое я ещё и не могу снять! А я... я ненавижу Джея Паркера, дурацкие цацки, но вдвойне — те дурацкие цацки, которые не снимаются! А уж дурацкие неснимающиеся цацки, навеки меня связывающие с Джеем Паркером... О...

Снимите его с меня, кто-нибу-у-удь!!!Глава 12

Возражений нет!

(Морган Кейн) 30 мая

— Знаешь, о чем я думаю всякий раз, когда вижу в твоем исполнении поглощение пищи? — Спросил я у Эд, наворачивающей из вазочки очередную порцию мороженого.

— Ну? — Немногословно поддержало беседу мое чадо, благоразумно решив расходовать энергию челюстных мускулов на единственно полезное и приятное занятие. На жевание, то есть.

— Я думаю о том, что во время весенней диспансеризации тебе вшили еще один желудок. А может, и не один...

Рыжеволосая девчонка не оценила юмор, но обижаться не стала: напротив, отложила в сторону ложечку и состроила серьезную физиономию.

— Мне ничего не вшивали. Мне...

— Извини, я, как всегда, сморозил глупость.

Конечно, скорее — удаляли. Понимаю, что все операции были произведены безболезненно и аккуратно, но реабилитационный период никуда не девается, верно? Сколько помню собственные встречи с работниками скальпеля, удовольствия не получал. Ни малейшего. А ребенок в самом нежном возрасте вообще должен был...

— Ничего страшного. Я привыкла.

"Привыкла"! И когда только успела, спрашивается? Весь последний месяц я видел ее только по выходным... Своим выходным, разумеется, потому что по рабочим дням мне попросту не хватило бы времени съездить в клинику за город, вернуться и выспаться, чтобы следующим утром быть бодрым и готовым к несению службы. А потом добрая тетя Барбара (сжалившись надо мной, не иначе) обещала пристроить дочурку своего сводного племянника в летний лагерь, за что от меня будет огромное "спасибо"... Всем. И Барбаре, и Адвенте, которая согласилась предоставить "папочке" время на размышление и осознание. Правда, не уверен, что упомянутое время будет потрачено мной с пользой: как и все нормальные люди, всегда откладываю "думы о вечном" на потом. Уже один раз дооткладывался... Хорошо еще, все закончилось... приемлемо. Эд вроде не особенно переживает, что оказалась приемной дочерью. Вроде... Откуда я могу знать точно? Ну да, дурачится, увлекается сладостями, пытается кокетничать с мальчиками, но кто знает, что творится на самом деле в этой рыжей головке? Я бы, наверное, узнав, что мой отец мне вовсе не отец, был бы потрясен. Сильно. Хотя, признаться, бывали моменты, в которые до боли хотелось не иметь ничего общего с Ричардом Кейном. Но в любом случае, мой отец — завидный отец, а вот я... Шут гороховый. Клоун-неудачник. Особенно сегодня...

Счастливые молодожены отбыли в столицу еще последним дневным экспрессом, а мы с Эд остались ждать ночного. И тому была даже не одна причина.

Во-первых, наблюдать трагическую мину на лице Амано было забавно только первые несколько минут, а потом стало чертовски жаль. И напарника, и Джея, который, хоть и покривлялся, пользуясь сложившейся ситуацией, но быстро угомонился, погрузившись в физико-химико-биологические раздумья о том, как поступить с кольцами и пальцами. Я предложил метод простой и действенный. Отрезать. На что мне посулили отрезать не только пальцы, а еще кое-какие части тела... Язык, к примеру.

Во-вторых, сверхстойкая косметика, навязанная мне Барбарой (а также прочие внешние воздействия, противные моему естеству), обещала продержаться по меньшей мере до полуночи, а то и дольше, и в таком виде возвращаться домой, а особенно — на улицу Строителей, показалось мне смерти подобным. Даже допустив, что останусь неузнанным... Попасть на следующий день под обстрел шуток и скабрезностей насчет позднего визита зрелой женщины? Нет уж. А к Барбаре раньше утра тоже соваться нельзя: личная жизнь и все такое. Поэтому все, что я мог себе позволить — это слегка изменить костюм: избавиться от ажура в верхней части, приобретя вполне скромный, под горлышко, топ с короткими рукавами и жакет, под который совершенно чудно поместилась наплечная кобура. Если учесть вынужденно приобретенные выпуклости, то присутствие оружия вообще не бросалось в глаза, а айдишка заняла место на подкладке внутреннего кармана — как раз на уровне рукоятки "мармона". Так что теперь, престарелые извращенцы, держитесь: женщина сможет за себя постоять!..

— Извини.

Адвента устало вздохнула и подперла испачканный в мороженом подбородок рукой.

— Может, хватит?

— М-м-м?

— Тебя поэтому так и называют?

— Как называют? И почему "поэтому"?

— Мо. Потому что все время мычишь.

Дать бы ей затрещину, право слово! Ненавижу эту кличку, прицепившуюся ко мне еще в юности с подачи тетушки и при полном одобрении всех папиных знакомых. Вот сейчас возьму и...

Возьму салфетку и, привстав и перегнувшись через стол, вытру разноцветные капельки со светлой кожи.

— Ешь аккуратнее.

— Ты обиделся, да? — Хлопнуло ресницами чадо.

— С чего ты взяла?

— Ну, ты когда обижаешься или злишься, становишься таким... строгим.

Настал мой черед уныло водружать подбородок на руку. Строгим... Проявление заботы — и даже не столько о приличиях, сколько об особе, не слишком-то их соблюдающей, и меня уже обвиняют.

— Я вовсе не строгий.

— Ты бы себя в зеркале видел! — Фыркнула Эд. — Такой мрачный, хоть сейчас снимай в ужастике про старинные замки и привидения.

— И на какую роль ты меня определяешь? Привидения?

— Не-а, — чуточку подумав, сообщила дочь. — На роль борца с привидениями.

— Это еще почему? — Подвох чувствовался, но я решил выяснить все подробности.

— Потому что от тебя все привидения разом разбегутся! — Счастливо улыбнувшись, просветила меня Адвента и вернулась к сражению с мороженым, которое было донельзя близко к тому, чтобы капитулировать.

Мрачный, да? А ведь есть, с чего быть мрачным. Еще при посещении обители брачующихся я почувствовал себя как-то странно, но, пожалуй, только сейчас смог толком понять, что меня расстроило.

Свадьба расстроила. Точнее, само действо и его смысл. Положим, фарс в исполнении Амано и Джея изначально не мог вызвать ничего, кроме смеха, но даже они выглядели торжественно и... заманчиво. А уж красивые пары вокруг часовни! Пышные юбки белоснежных платьев, россыпи цветов в затейливо уложенных локонах, счастливые улыбки, элегантные фраки, блеск колец... Чем дольше я смотрел на все это, тем яснее понимал: у меня ТАК не будет. Возможно, вообще не будет. Никогда. Какая женщина согласится разделить судьбу с неудачником, постоянно попадающим в дурацкие ситуации с риском для жизни, своей и окружающих, что особенно печально? Да, Адвенте было бы неплохо расти в полной семье, тем более, что материнской ласки девочка лишена с самого рождения, но... Жениться по расчету я не могу хотя бы потому, что расчет будет присутствовать только с моей стороны, а этого мало для заключения брачного контракта. А жениться по любви... Еще более невероятно. К тому же, любовная лихорадка родителей — не самая лучшая обстановка для воспитания ребенка. Взрослого ребенка. Нет, не буду об этом думать, потому что любовь мне не грозит! Мне грозит кое-что похуже...

Если о существовании дочери (пусть и приемной, разницы в документах — никакой) я узнал на тридцать первом году жизни, то кто поручится, что не сегодня — завтра выяснится, что у меня имеется и супруга? Вполне реально. Зная Барбару и, что самое главное, своего отца, допускаю самое страшное. И если пока таковое не случилось, тем хуже. Для меня. Потому что оказаться перед фактом женитьбы черт знает на ком (надеюсь только, не на "собрате" Джея — это было бы обидно) не хочется. Ричард Кейн может не особенно следить за личной жизнью своих дочерей (хотя знаю: проверял кандидатуру жениха Мэг досконально, так же, как и избранника Лионы, хотя в случае Доусона сама мысль о подобной проверке выглядит кощунственной), но любое мое поползновение в сторону самостоятельного создания семьи, чувствую, будет пресекаться. С особой жестокостью. А что, если...

Что, если появление в моей жизни Адвенты и было единственной уступкой отца? Мол, вот тебе сразу ребенок, без супружества и прочих треволнений, бери и радуйся! А Ричарду Кейну и прочим — спокойнее. Значит, появись необходимость в обеспечении ребенка матерью, будут предприняты все меры и...

— Можно, я задам тебе вопрос?

Эд недовольно оторвалась от лакомства, намереваясь рассказать, в каких местах она видела мои вопросы, но, встретившись со мной взглядом, проглотила возражения. Вместе с мороженым.

— Какой вопрос?

— Серьезный.

Тревоги в серых глазах стало больше. Гораздо больше. Не любит серьезные вопросы? Я тоже. Не люблю. Ни отвечать, ни задавать. Но иногда это необходимо.

— Ну?

— Скажи, ты хочешь, чтобы у тебя была мама?

Адвента поперхнулась (хотя вроде бы было нечем) и уставилась на меня с таким выражением лица, как будто на моем месте сидел призрак.

— Ты что, собрался жениться?!

— Нет, но...

— Уф-ф-ф-ф! А я уже испугалась!

Я недоуменно посмотрел на переводящую дыхание девчонку.

— Испугалась?

— Ты это... больше так не делай, ладно?

— А что страшного в моем вопросе? Он вполне невинен и...

Адвента укоризненно качнула головой:

— Еще спрашивает, чего страшного! Нет уж, не надо мне какой-то новой мамы! Тебя вполне достаточно.

Конечно, не надо. Она же считает, что ее "мать" от нее отказалась. Бросила, что называется. На произвол судьбы и мои хрупкие плечи.

— Ты не понимаешь. Я хотел сказать...

Но объяснить, насколько девчонка ошибается в своих выводах, не удалось, потому что откуда-то сверху раздалось:

— Можно к вам присесть?

Голос был мужской, хоть и по-юношески звонкий. А еще он показался мне несколько... нетрезвым. Спорить с человеком в подпитии — последнее дело, и я ответил:

— Присаживайтесь. Только не на колени!

Очередная попытка пошутить с треском провалилась: опустившийся на стул между мной и Эд парень растерянно расширил глаза:

— Колени?

— Не обращайте внимания... Просто вырвалось.

Адвента хихикнула, впрочем, постаравшись проделать это совсем незаметно для незнакомца. Я обвел взглядом почти полностью пустой зал кафе, в котором мы дожидались часа ночи и последнего экспресса. Если в распоряжении больше десятка совершенно свободных столиков, зачем тащиться в самый угол и пристраиваться к двум дамам, занятым беседой? Хм, "дамам"... Эд еще далеко до возраста гордого обладания этим званием, а мне... Тем более далеко. Хорошо, что свет — приглушенный, смягчающий контуры: в вечернем освещении мне не шибко грозит "половая идентификация", но это же не значит, что...

— Разрешите узнать, что заставило вас сесть за наш столик?

Незнакомец, теребящий шейный платок свадебного костюма, взял на размышление никак не меньше минуты, но все же разродился объяснением:

— Понимаете, я сегодня женюсь...

— Об этом можно догадаться, — кивнул я. — Это единственная причина?

— Причина? А, причина... Простите, что помешал.

Парень снова поднялся на ноги, но при этом выглядел таким несчастным, что пришлось схватить его за рукав:

— Не торопитесь. Раз уж подошли... Вы нам вовсе не помешали.

— Правда? — В тумане светлых глаз появилась надежда.

— Правда. Нам вообще не помешает компания, чтобы скоротать время в ожидании рейса... Значит, вы женитесь?

— Да, через полчаса.

— Судя по вашему виду, свадьба вас не радует. Позволите узнать, почему? Или это секрет?

— Секрет? Нет никакого секрета... — Тонкие длинные пальцы взъерошили и без того растрепанные темно-каштановые волосы. — Я ее не люблю.

— А она вас?

— И она меня — тоже.

Обычная картина, между прочим. А вы думали, большинство браков заключается по любви? Враки. Только считанным счастливцам удается связать себя супружескими узами в порыве страсти. Но надо же поддерживать беседу, раз сам на нее напросился?

— Тогда зачем вы женитесь?

Парень вздохнул. Горестно-горестно.

— Потому что у наших родителей совместный бизнес.

— И конечно, они желают, чтобы он стал еще... совместнее?

— Конечно.

— Ничего не могу сказать дурного о намерении ваших родителей.

Светлые глаза обиженно блеснули:

— Вы тоже считаете, что это правильно?

— Для бизнеса? Несомненно.

— А для нас?

— Возможно, и для вас. Или... У вас есть возлюбленная?

Он слегка покраснел.

— Нет. Пока нет.

— Так о чем вы жалеете? Ваша невеста привлекательна?

— О да!

— Тем более нет повода переживать. Вам все равно придется искать общий язык, так почему вы думаете, что не сумеете ее полюбить?

— Но...

Я откинулся на спинку стула и самым мягким тоном, на который был способен, начал терпеливо объяснять:

— Сегодня, как и сотни лет назад, люди не могут существовать только за счет эмоций и чувств. Нужно работать и зарабатывать деньги. На жизнь. Поверьте, тому, кто начинает с нуля, куда горше, чем вам. И, кстати, если здание брака не покоится на материальном фундаменте, он очень часто и быстро рушится... Конечно, есть исключения. Но их мало. Не переживайте, все наладится!

— Стерпится-слюбится, да? — Уныло переспросил парень.

— Вовсе нет. У вашего брака есть цель, причем тут терпение? Вам прежде всего нужно будет заниматься делами, входить в курс семейного бизнеса и все такое прочее... А когда освоитесь, вот тогда и будете думать о чувствах и отношениях. И потом... Если вы к тому моменту станете хорошим партнерами в деле, кто помешает вам стать таковыми и в любви?

— Вы думаете?

— Обязательно, так и случится. Не верите? Что мешает вам хотя бы попробовать?

— Я...

— Слушай, что говорят умные люди.

Наша компания увеличилась еще на одного человека.

Она, и правда, была хороша. Даже очень. По крайней мере, рядом с не слишком интересным парнем такая невеста смотрелась совершеннейшей принцессой. Стройная, элегантная, носящая белое платье с достоинством, которое больше подошло бы деловому костюму. Пожалуй, она постарше жениха. Ненамного, но заметно. Что ж, тем лучше. Для него.

— Кэрол...

Девушка строго сдвинула брови:

— Я ищу его везде, а он... Много выпил?

— Совсем чуть-чуть! Я...

Парень запоздало сообразил, что все еще сидит, вскочил и судорожно начал поправлять одежду.

— Идем уже! Или ты передумал?

Жених посмотрел на меня, словно ища поддержку. Я одобрительно улыбнулся и кивнул:

— В самом деле, вам пора. Желаю счастья!

— Подождите... Можно пригласить вас на церемонию?

Не скажу, что столь неожиданный поворот поставил меня в полный и беспросветный тупик, но удивил уж точно.

— Меня?

— И вашу дочь, разумеется!

— Молодой человек! — Я тоже почувствовал настоятельную потребность подняться на ноги. — Вам не кажется, что...

— И я прошу, — вступила в переговоры невеста. — Вы окажете нам честь, если согласитесь.

— Честь? Не слишком ли поспешные выводы вы делаете в моем отношении?

— Вы отказываетесь?

Кажется, я ухитрился обидеть сразу обоих брачующихся. Нехорошо. В конце концов, что я теряю? Они теряют больше: если выяснится, что среди гостей церемонии был человек столь сомнительного вида и поведения... Не хочется никого компрометировать.

— Боюсь, ваши гости не будут в восторге...

Невеста (Кэрол, если я правильно запомнил) улыбнулась:

— Не волнуйтесь. Кроме вас и двух свидетелей никого не будет.

— Не хотите привлекать внимание к свадьбе?

— Да, не хотим. Раз уж родители так сильно желают нас поженить, мы договорились, что в саму церемонию они не станут вмешиваться... Надеюсь, поводов для отказа больше не осталось?

— Ну правда, давай сходим посмотрим! — Заканючила Эд.

— Тебе было мало одной свадьбы?

— Меня же внутрь не пустили! А я хочу посмотреть! Ну, давай, сходим!

— Ладно, так уж и быть. Все равно, у нас еще уйма свободного времени... Только горохом никого не посыпай, хорошо?

* * *

Часовня располагалась недалеко от облюбованного нами кафе и, что немаловажно, не слишком далеко от вокзала, а опаздывать к отправлению экспресса я не собирался. Я вообще никуда никогда не опаздываю. Есть шанс, что и на встречу с собственной смертью явлюсь раньше дамы и буду вынужден ждать. Хорошо бы, ждать пришлось подольше...

Эд была в восторге. Особенно от того, что умиленной непосредственностью моей дочери служитель часовни отыскал где-то мешочек с самым настоящим рисом. Я хотел было выразить сомнение в том, что молодоженам понравится вытряхивать из-за шиворота (а в случае невесты — из декольте) белые зернышки, но девчонка выглядела по-настоящему счастливой. Такой счастливой, что все возражения испарились сами собой. Хочет побаловаться? Бога ради. К тому же, брачующиеся, вроде бы, согласны быть засыпанными с ног до головы: по крайней мере, жених повеселел и приободрился, а невеста улыбается почти так, как и должна улыбаться девушка в самый главный день своей жизни.

Гостей не было. Ни одного. Свидетели — парочка старичков, явно подрабатывающих на пенсии, благодушно слушающих священника. Самое настоящее венчание оказалось, кстати. Должно быть, в семьях молодых чтили не только деловые, но и прочие традиции. Жаль, что у меня не было настоящей камеры для съемок, потому что витраж с Девой Марией над головами стоящих у алтаря был чудно хорош. А тихая музыка и мерное колыхание язычков пламени на десятках свечей создавали обстановку настолько романтическую, что хотелось прослезиться. До того самого момента хотелось, когда дверь часовни распахнулась.

Вошли трое. И хотя один из них был в костюме, подобающем жениху, двое других — мордатые верзилы, никоим образом не подходили на роль невесты. Да, собственно, и не планировались, как выяснилось минутой позже. Потому что невеста уже имелась. Вот только у алтаря она была не одна.

— Майкл?

Даже в рассеянном свете стало заметно, что Кэрол побледнела. И с каждым шагом, приближающим пришельца — высокого смазливого брюнета — к алтарю, становилась все белее и белее, пока шелк подвенечного платья не стал казаться грязно-серым рядом с нежными щеками.

— Ты... Зачем ты здесь?

— Не догадываешься? — Криво усмехнулся незваный (и, судя по всему, нежданный) гость.

— Тебе нечего здесь делать! — Подал голос жених. Подал нервно, но твердо.

Брюнет смерил соперника уничижительным взглядом:

— Это кто еще тявкнул? Даю бесплатный совет, Крис: убирайся отсюда, и чем скорее ты это сделаешь, тем больше у тебя шансов уйти на собственных ногах.

Один из верзил, занявший позицию у прикрытой двери, злорадно осклабился. Видимо, уже прикидывал, как будет ломать парню ноги.

Невеста поспешила отвлечь внимание на себя:

— Майкл, право, не надо...

— Чего не надо?

— То, что было между нами, больше не может продолжаться. Ты же согласился, что мы должны прекратить отношения!

— Ну да, согласился. ТЕ отношения. Но я ничего не говорил о новых.

— Новых? Что ты имеешь в виду?

Кажется, в голосе Кэрол появился неподдельный ужас.

— Что имею, то и... Ты не захотела оставаться моей любовницей, значит, будешь женой!

— Майкл, это невозможно!

— Почему же? — Брюнет взял девушку за подбородок. Жениху это не могло понравиться и не понравилось, но сказать что-то против, когда в пяти шагах с хрустом разминает суставы громила, Крис не решился. — Кто нам помешает? Мне здорово повезло, что вы устроили из свадьбы тайну: и свидетелей-то нет...

Я наклонился к сидящей рядом Эд и строгим шепотом велел:

— Сиди спокойно! Если будут стрелять, падай на пол.

Девчонка вздрогнула, но скорее понятливо, чем испуганно, а я покинул скамью и направился по проходу — поближе к виновникам неприятностей.

— Кажется, празднество откладывается? А я так хотела повеселиться...

— Это еще кто? — Спросил у Кэрол брюнет.

Та попыталась пожать плечами:

— Наша... знакомая. Общая.

— Ах, знакомая... Вот что, тетя: шли бы вы подальше отсюда!

— Какой невоспитанный молодой человек... Ужасные манеры. Просто ужасные. И куда только смотрели ваши родители? Неужели они не замечали, как своим попустительством разрушают юную душу? Право, следовало бы пожурить их... — Ну вот, теперь все цели стоят на разных линиях. Замечательно.

— Заткнись!

— М-м-м?

Брюнет зло сплюнул на пол.

— Я уже сказал: вон отсюда!

— Как нехорошо грубить женщине, особенно старше вас по возрасту...

— Старше? Так вам помочь убраться? — Он кивнул верзиле рядом с собой. Тот охотно двинулся в мою сторону, чего позволять было нельзя.

— Ой, бретелька съехала! Надо поправить.

Я кокетливо улыбнулся, запуская руку под жакет. Обратное движение извлекло на свет божий "мармон". Посланный, чтобы проводить меня до дверей верзила замер, а его коллега напрягся. Брюнет тоже смутился, но не настолько, чтобы оставить свои намерения вмешаться в чужую жизнь. Могу понять, почему: в свете свечей оружие не выглядело устрашающим, хотя и на дамскую игрушку не походило.

— Что это значит? — Спросил Майкл.

— А то и значит. Меня пригласили на бракосочетание, и я хочу убедиться, что оно состоялось. Но не с твоим участием. Забирай своих собачек и иди домой, в постельку.

— Ты не будешь стрелять!

— Да неужели?

— Это же храм!

— Который ты осквернил своими действиями. Думаю, матерь божья не будет на меня в обиде за восстановление справедливости.

— Ты блефуешь!

— Хочешь проверить?

Он, и вправду, захотел. Точнее, один из его подручных. Тот, что стоял за моей спиной, у дверей. Захотел — и с воем покатился по полу, схватившись за простреленное колено.

Брюнет задохнулся от злости, но не собирался сдаваться:

— Я сейчас вызову полицию и...

— И что?

— Ты пожалеешь!

— О чем? — Я распахнул жакет, демонстрируя мерцающую айдишку. — А знаешь, давай наперегонки? На чей вызов полиция откликнется быстрее? Проверим?

Он помертвел лицом, сглотнул и, бочком-бочком, поторопился убраться прочь. Помогая тащить раненого. Я дождался, пока дверь закроется, и повернулся к брачующимся. "Мармон" убирать не стал: мало ли что?

— Надеюсь, других претендентов на вашу руку нет?

Кэрол покачала головой:

— К счастью. Вы... простите за беспокойство. Я не думала, что он так поступит.

— Да какое беспокойство? Ерунда. Можете считать это моим свадебным подарком. Подходит?

— Конечно! — Наконец-то улыбнулась невеста. — Наверное, это самый оригинальный подарок, какой только может быть. Спасибо вам!

— Да не за что, собственно... В конце концов, это — моя работа.

— Помогать жениться и выходить замуж?

Я вспомнил события дня и невольно хмыкнул.

— И это тоже.

— Тогда позвольте сказать: вы очень хорошо справляетесь со своей работой!

Хорошо ли? Сомневаюсь. Но мне, в самом деле, удалось сегодня кое-что сделать. И повисшая на моем локте счастливая и гордая своим отцом (в кои-то веки!) Эд — лучшее тому доказательство.

А рис мы вытряхивали из одежды все вместе...Глава 14

(Телега)

(Морган Кейн) 3 июля

— Ты собираешься заночевать в кабинете? — Полу-ехидно, полу-участливо осведомился Амано ровно через пять минут после официального окончания рабочего дня.

— Нет! — Огрызнулся я.

Вопрос, конечно, сам по себе был вполне безобиден, и при должной степени непредвзятости мог расцениваться, как искренняя забота о напарнике, если бы... Если бы не два "но". Несмотря на то, что шесть часов уже пробило, никто из Отдела и не подумал покинуть сие благословенное место, дарующее материальные блага в виде заработной платы: Рэнди торопиться было некуда в силу того, что Лиона в городе отсутствовала, а Джей перекладывал листы бумаги с одного края стола на другой, причем делал это с явным выражением недоумения, переходящего в обиду. Наверное, что-то потерял. И скорее всего, это "что-то" было никак не меньше годового абонемента на посещение специальных мероприятий клуба "Синие сумерки". Нет, я там не бываю! И не был никогда! Зато с тамошним бухгалтером знаком хоть и только по комму, но ближе, чем с собственной дочерью, потому что счета за расходы на развлечения Джей ухитряется подсунуть в кипы авансовых отчетов, Барбара, не глядя, визирует их к оплате, а я вынужден придумывать невероятные нелепости, чтобы оправдать посещение Паркером заведения с определенной репутацией. Хорошо хоть, миссис Олденбаум (после третьей нашей беседы разрешившая называть себя просто "Сара") вошла в мое положение и охотно консультирует. Охотно потому, что у нее три дочки на выданье (о чем я был поставлен в известность почти сразу же после того, как уверил собеседницу в своей нормальной ориентации). Хотя, всесторонне обдумав ситуацию, потом не раз жалел: надо было прикинуться Джеевым дружком — и хлопот было бы меньше...

— А почему? — Продолжил раскачиваться на стуле Амано.

Поскольку акробатикой он занимался прямо перед моим столом, пришлось-таки оторвать взгляд от монитора, потому что постороннее мельтешение на периферии зрения приводит только к одному — к головной боли. Правда, общение с напарником иногда имеет своим результатом то же самое.

— Потому!

Мой ответ не отличался информативностью, и капитан Сэна, совершенно не удовлетворенный услышанным (а может, и чем-то еще не удовлетворенный — откуда мне знать?), продолжил допрос:

— Дома что-то случилось? Поссорился с Эд?

— С чего ты взял? — Настал мой черед растерянно хмурить брови.

— Если семейный человек не спешит после работы домой, это означает, у него что-то не ладится. Дома. — изрек Амано с хорошо поставленной интонацией психотерапевта, увещевающего пришедшую на прием жену не отказывать мужу в исполнении супружеского долга.

— Гениальный вывод! Но совершенно неправильный.

— Правда?

— Правда.

— Так в чем дело?

Я откинулся на спинку стула, с сожалением посмотрев на строчки незаконченного отчета.

— У меня много работы.

Голубые глаза наполнились укором:

— Какой работы? Мы же все закончили!

— Мы — да. Я — нет. Чувствуешь разницу?

— Не-а.

— А может, ты сам напишешь отчет? — Вкрадчиво поинтересовался я.

Мои слова вызвали на лице напарника выражение крайнего отвращения к предложенному занятию.

Я вздохнул:

— Вот именно. Так что, буду сидеть, пока хотя бы треть текста в комп не загоню.

Амано измерил взглядом высоту стопки вещественных доказательств и черновиков отчетов о следственных мероприятиях, живописно залитых кофейными пятнами и испещренных следами джема. Да, того самого, который норовит вытечь из пончика со стороны, совершенно противоположной той, в которую впиваются зубы.

— Здесь на неделю хватит.

Я, в свою очередь, произвел рекогносцировку поля предстоящего сражения.

— Нет, управлюсь быстрее. Посижу пару часиков после работы... Три дня, не больше.

Напарник задумчиво почесал подбородок.

— А зачем тебе сидеть здесь?

— То есть?

— Ты же можешь совершенно спокойно заниматься тем же самым дома!

— Как это?

— Возьми "раскладушку".

Возникшая после слов напарника пауза завершилась моим тяжелым вздохом и одновременным смешком Джея, наконец, оставившего поиски вчерашнего дня. Амано сравнил нашу реакцию, ни к какому выводу не пришел и потому спросил:

— Есть проблемы?

Я снова промолчал. Джей хихикнул еще противнее, а Рэнди обратил в нашу сторону рассеянный взгляд, поясняя:

— Нет у нас больше "раскладушки".

— Как нет? — Опешил Амано.

— Сломалась.

— КАК?!

Могу понять недоумение напарника: "раскладушка" — миниатюрный портативный компьютер с виртуальными устройствами ввода-вывода (проще говоря, в сложенном состоянии их нет, а в разложенном — есть) — сломаться не способна ввиду плавающей структуры электронной начинки. По этой же причине она не может разбиться или получить иное механическое, электромагнитное, оптическое и какое-там-еще-только-можно-придумать повреждение. Немудрено, что короткий ответ Рэнди поверг Амано в полнейший шок.

— Как она могла сломаться?!

— У Мо спроси, — посоветовал Джей, справившийся с приступом смеха.

Голубые глаза напарника уставились на меня с крайним интересом.

— Ну и?

— Она... упала.

— И что?

— И сломалась.

— Она не может сломаться от удара! Она вообще не может сломаться!

— Так считалось...

— Хочешь сказать, совсем не работает?

— Э... работает. Но по-своему.

— Например?

— О, если хочешь узнать подробности, обратись к специалисту! — перехватил инициативу беседы Джей.

— Хорошо, послушаем специалиста, — согласился Амано, не сводя, впрочем, напряженного взгляда с моего лица.

Паркер, довольный тем, что его хотя бы будут слушать, растекся в медоточивых разъяснениях:

— Традиционный диалог с операционной системой состоит из вопросов и подтверждений, не так ли?

— Ближе к делу.

— Что обычно спрашивает система, когда ты задаешь ей то или иное действие?

— Короче, Паркер!

— Она спрашивает: "Вы уверены?", — Джей сделал многозначительную паузу, чем еще больше разозлил моего напарника:

— Хватит тянуть кота за хвост! Ты что, на Мики тренируешься в свободное от работы время?

— Твою бы энергию, да в... — мечтательно начал Паркер, но был безжалостно оборван:

— Еще один экивок, и будешь лишен слова!

— Хорошо, хорошо... Итак, система спрашивает: "Вы уверены?" и предоставляет на выбор два варианты ответа — "да" и "нет". А что происходит, когда ты выбираешь ответ?

— Паркер, не выводи меня!

— Если выбираешь "да", действие выполняется. Если выбираешь "нет", соответственно, ничего не происходит. В обычной системе. А наша "раскладушка" теперь реагирует очень... своеобразно.

— А именно?

— Во-первых, она предоставляет только один вариант ответа. "Да".

— И что в этом страшного?

Паркер захлебнулся смехом, и эстафету перехватил Доусон, бесстрастно продолживший:

— Когда на вопрос: "Вы уверены?" отвечаешь "да", система выдает сообщение: "А я — нет!".

Амано открыл рот, потом закрыл.

— Догадываешься, от кого машинка могла этого нахвататься? — Торжествующе вопросил Джей.

— Можно подумать, я один на ней работал! — Не выдерживаю, вклиниваясь в разговор. — Все отметились!

— Каким образом? — Осторожность в голосе Амано перешла все разумные границы.

— Каким, каким... А экран, осыпающийся лепестками сакуры при каждом выходе из приложения? А заставка непристойного содержания, возникающая по поводу и без повода? А регулярный вопрос, звучащий с истинно лондонским акцентом: "Не пора ли нам выпить чашечку чая?"

Амано сидел с отрешенным лицом и молчал, только плечи под пиджаком тихонько вздрагивали. Минуту, другую.

— А-а-а-а-а-а!

Мой напарник сполз со стула на пол, утирая катящиеся по щекам слезы. К бурному веселью присоединились было Рэнди и Джей, но явление в дверях кабинета Барбары быстро заставило парней вспомнить, что рабочий день давно закончился, и, стало быть, нужно брать ноги в руки, пока тебя самого шеф не прихватила за шиворот и не бросила на очередное расследование.

Короче говоря, через считанные секунды после того, как шпильки полковника фон Хайст выбили дробь на паркете нашей комнаты, в этой самой комнате из всего Отдела остались только мы с Амано. Я — потому что работы на мне висело выше крыши. Капитан Сэна — потому что никак не мог справиться со смехом и вернуть своим движениям должную координацию.

— Что вас так развеселило, детектив? — Мягко спросила Барбара.

Амано фыркнул, всхлипнул, кашлянул, и махнул рукой, предоставив объяснения мне. Чем я и занялся:

— Известие о помешательстве "раскладушки".

— Это смешно? — Приподняла бровь тетушка.

— Ахм... А разве нет? — Обрел дар речи и вертикальное положение Амано.

— Приведение казенного имущества в негодность карается административным взысканием в виде штрафа, — процитировала наша начальница. — А поскольку имущество было очень ценным, штраф будет... крупный.

Я снова вздохнул. Да уж, будет. И платить его, что характерно, придется мне, потому что крыша компьютера съехала после того, как он упал с моего стола. Ну, задел я его, случайно! Сколько раз он до этого падал — и ничего. Кто бы мог предположить такой эффект от моего участия в жизни электронных мозгов? Впрочем, случившееся удивляет только на первый взгляд и только того, кто плохо меня знает. А вот та же тетушка прекрасно осведомлена, что раз в год, примерно за неделю до моего дня рождения со мной начинают происходить странные вещи. То есть, еще более странные, чем обычно. Например, техника в эти дни близкого соседства со мной практически не переносит. Даже самая простая. Кран на кухне я вчера уже чинил. Кран в ванной сломался сегодня утром, и Эд обещала сама разобраться с сантехником. Дверной замок я просто перестал трогать, в надежде, что если не буду тыкать в него ключ, ничего и не случится. Пока ожидания оправдывались, но расслабляться не стоило: тридцать первый день рождения я буду праздновать через трое суток. Если доживу, конечно...

— Кстати, ребята из серверной просили тебя обходить первый этаж стороной, — сообщила мне Барбара.

— И как я должен попадать на работу? Через окна лезть? По стене?

— Раз уж так получается... Будешь эти дни работать "в поле".

— М-м-м-м?

— Вот, например... Вы даже не представляете себе, сколько жалоб и сообщений ежедневно приходит в Управление от бдительных граждан, — поучающе изрекла тетушка. — Сотни, если не тысячи.

— Доносы на соседей? — Уточнил Амано.

Барбара поморщилась:

— Можно сказать и так. Но каким бы грязным ни было белье, в нем могут отыскаться и ценные вещи. Так что, детективы, раз уж один из вас не в состоянии в ближайшее время пользоваться достижениями научно-технического прогресса в деле обеспечения безопасности, займетесь старым добрым патрулированием. То бишь, практическим подтверждением или опровержением настораживающих общественность фактов. Я и подборку для вас сделала. Лично.

Лично? Можно понимать двояко: "лично сделала" или "лично для нас". Ой, не люблю я такого тетушкиного настроения...

— Завтра с утра можете приступать, господа офицеры.

Папка со слегка помятыми листками, на которых что-то было нацарапано чуть ли не фломастером, осталась на моем столе, а Барбара удалилась, насвистывая нечто бравурно-строгое — то ли арию из оперы, то ли строевой марш.

Мы с Амано некоторое время смотрели на "настораживающие общественность факты", но никто не хотел первым начинать копаться в грязном белье. Наконец, я решился и сказал:

— Тебе совершенно не нужно этим заниматься. Считай, что получил внеплановые отгулы: ты же собирался поехать куда-то, на природу, что ли? Вот и поезжай. Я сам как-нибудь справлюсь.

Капитан Сэна присел на край стола и скорбно заметил:

— Именно, что "как-нибудь". А сколько всего ты успеешь за это время порушить? Нет уж, никуда я не поеду, особенно один. Вернуться на пепелище — не то, к чему я стремлюсь.

— Все не так плохо... — промямлил я.

— Конечно, — кивнул Амано. — Все еще хуже. Ладно, давай посмотрим. Что у нас тут?

Он наугад выбрал одно из сколотых скрепками "писем доброжелателя" и начал читать:

— "Начальнику Управления..." так, ерунда всякая: славословие и чинопочитание... Ага... Угу... "Спешу обратить Ваше внимание..." О, наконец-то, пошла суть! "Дом, в котором я вынуждена проводить последние годы своей жизни..." Старуха какая-то... "...заселен сплошь ненормальными людьми, представляющими опасность для окружающих. Так, на пятом этаже целой семьей проживают настоящие преступные элементы, которые иногда и по целому дню из квартиры не выходят, зато к ним ходят личность сплошь подозрительные и с большими сумками, в которых что-то звякает. Если это не оружие, то я — выжившая из ума старая кляча..." А разве нет? — обратился Амано ко мне с риторическим вопросом. Я пожал плечами, и напарник вернулся к чтению. — "На цокольном этаже два помещения вроде закрыты на замок, но по ночам в них кто-то шлепает и шуршит, а из щелей пробивается свет и пахнет какой-то химией. У меня есть подозрение, что там находится подпольная лаборатория по производству наркотиков, а сбывают их тут же, через дилера, который прикидывается консьержем..." Как ты думаешь, в этом есть хоть капля правды?

— Скорее всего, ни одной. Внизу, наверное, склад: ты же знаешь, что они товар принимают в основном по ночам... У меня в доме, например. То ли чистящие средства хранятся, то ли что-то лекарственное. Запах, конечно, есть, но не смертельный. А консьерж... Ты нашего видел? Физиономия из разряда "Разыскивается за особо тяжкие преступления", а на самом деле, милейший человек.

— М-да? — Недоверчиво хмыкнул мой напарник.

Конечно, он же мало знаком с людьми, которых я лично вижу и утром, и вечером. И, хотя не отличаюсь особой общительностью, уже успел поговорить с массой народа. И знаю, например, что Фредерик Тэмм, который следит за порядком в доме, страшен только с виду, но готов любому из жильцов помочь справиться с ремонтом прохудившейся сантехники или послесарить. А еще у него есть взрослая дочь, которая учится в университете на юриста, и он ею очень гордится. А еще...

— "На втором этаже живет пропойца, совершенно измордовавший жену и семерых детей, но та, бедняжка, боится против него и слово сказать — терпит побои, хоть под Новый Год из-за них едва не потеряла ребенка..." Милое семейство, ничего не скажешь!

— Так можно любого оговорить. Вот, если взять Свенссонов — помнишь Берти? Ну да, Олаф любит перебрать со спиртным, но если и ударит свою жену, то только в запале. Вот и тогда все случайно вышло...

— Когда? — Переспросил Амано.

— Да перед Рож...

Я замолчал, но вовсе не потому, что не хотел посвящать напарника в детали своего времяпрепровождения в конце декабря. Слишком много совпадений. Уж больно похож описываемый бдительной старушкой дом на тот, в котором снимаю жилье я...

Не дождавшись ответа, Амано снова углубился в чтение:

— "А третий этаж — ну просто рассадник греха! Вот, новый жилец, например: когда въехал, казалось, тихий и спокойный молодой человек, без вредных привычек"... Совсем как ты, кстати. И что с ним случилось? "А двух месяцев не прошло, как все свое развратное нутро показал: въезжал-то в квартиру один, и сказался неженатым, а потом откуда-то притащил девчонку и объявил своей дочерью"... Ну, точь в точь ты! "А какая она ему дочь, если он сам только-только из детского возраста вышел? Рыжая, стервозная, глазищами только и смотрит, где бы что спереть... Знаю, чем он со своей "дочерью" занимается, извращенец!"

— Дай сюда!

Я попытался вырвать бумагу из рук напарника. Безуспешно. Амано улыбнулся во весь рот, но вне пределов моей досягаемости.

— Ты чего?

— Хочу узнать, кто всю эту дрянь пишет!

— Зачем?

— Убью, к чертовой матери!

— Да брось... Дай старушке повеселиться напоследок... Так, приписка есть, в самом конце: "А еще повадился к ним ходить красавчик, у которого на роже прямо написано, что ни с кем переспать не брезгует, и, похоже, сам и организовал весь этот притон..."

К окончанию фразы из голоса напарника исчезли все интонации, кроме одной. Мрачной решимости.

— Нет, я тебе не скажу, кто она.

— Почему?

— Не хочу лишить себя удовольствия.

— Какого?

— Собственноручно прибить эту ведьму! Вот прямо сейчас пойду и...

— Нет, только завтра утром!

— Это с какой же стати я должен ждать?

— Потому что как ты не хотел возвращаться на пепелище, так и я не хочу на ночь глядя оставаться с дитем на улице: после твоего "визита вежливости" стены дома, скорее всего, рухнут.

Ночь спокойствия я выпросил. Но на следующий день...Глава 9

ДР Моргана (7 июля)

Глава 14

Звезда

(Морган Кейн) 11 июля

Каша всхлипнула в последний раз, видимо, предчувствуя свою скорую кончину в пустом желудке, и затихла, потому что я выключил плиту.

— Эд, иди завтракать!

Ни ответа, ни привета.

— Э-э-э-э-эд!

Тот же результат.

Вздыхаю и покидаю кухню, отправляясь за непослушным чадом.

Не дело, когда у отца и дочери одна комната на двоих. Даже, если они друг другу не родные. Особенно, если не родные. Но так уж получилось, что большей площадью мы не располагаем и вынуждены мириться со слишком близким соседством. Впрочем, вместе мы оказываемся на одних и тех же квадратных метрах всего пару раз в сутки, а сплю я на кухонном диванчике, поэтому совершенно искренне уверен, что не доставляю девочке особых проблем своим присутствием в квартире. Что по этому поводу думает Эд, остается целиком и полностью на ее совести. Полагаю, наши мнения не совпадают. Да и должны ли они совпадать?...

В полуоткрытую дверь можно разглядеть кровать, больше всего похожую не на место для сна, а на поле боя: я бы поразился умению дочки взборонить простынь и одеяло совершенно немыслимым образом, если бы сам не отличался в детстве таким же "талантом". А вот прибирать за ней не буду: нечего баловать. И так ни в чем отказа не знает. Ну, почти ни в чем.

Восседающая на трупах поверженных врагов (читай — на скомканном постельном белье) девчонка раскачивается из стороны в сторону, подчиняясь неведомому мне ритму. С закрытыми глазами. Вот, в чем дело... Подхожу к кровати и щелкаю пальцем по лбу под встрепанной челкой.

Серые глазищи немедленно распахиваются, награждая меня недовольно-обиженным взглядом.

— Завтракать.

Сопровождаю слова взмахом руки в сторону кухни. Эд вытаскивает бусины наушников:

— Чего?

— Тебе не пора собираться в школу?

— А... успею.

— Марш за стол!

...Эд взглянула на лужицу каши, растекшуюся по тарелке, и брезгливо сморщилась:

— Опять?

— Снова! Это полезно для здоровья.

— Угу, — на лице девочки можно было найти отражение каких угодно чувств, только не согласия с моим утверждением. — Слушай, я лучше яблоко съем, а потом в школьной столовой пообедаю поплотнее... Идет?

Искренне сомневаюсь:

— И тебе хватит яблока до самого обеда?

— А тебе хватит чашки чая и огрызка булки? — подозрительно щурится Эд.

Уела, что называется. Сидим и смотрим друг на друга. Дуемся и злимся. А еда-то стынет...

— Хорошо, давай поступим так: поделим кашу пополам, — предлагаю компромиссный вариант, но дочка проявляет явные способности к торговле:

— Ха! Пополам! Один к двум, и ни каплей больше! Ты же здоровее меня раза в два, значит...

— В меня больше влезет?

— Ну да! — победная ухмылка.

— Хорошо, согласен. Но ты съешь свою порцию всю, и без возражений!

— А ты — свою!

На том и сходимся. Несколько минут давимся полуостывшей кашей, испепеляя друг друга грозными взглядами. Потом Эд плещется в раковине вместе с грязной посудой, а я мрачно изучаю содержимое кухонного шкафа и холодильника. М-да, не густо. Надо будет что-то купить на ужин.

— Па...

— М-м-м-м?

— Переведи мне на кредитку немного, а? — заискивающий взгляд.

— Толко неделю назад переводил. Куда дела?

— Ну-у-у-у-у... Кое-что понадобилось купить, — неопределенно качнула головой девочка.

Кое-что? Наверняка, что-то совершенно бесполезное... Стоп. Знаю: последнее время Эд сутки напролет гоняет плеер — увлеклась популярной музыкой. То-то мне казалось, что количество дисков в комнате слегка увеличилось... Оказалось, что не казалось. Ладно, хоть чем-то интересуется...

— Сколько перевести?

— Ну, хоть монет двадцать, — а глаза невинные-невинные, ну чисто ангел!

— Хорошо, переведу.

— Ты у меня самый лучший! — удостаиваюсь чмоканья в щеку, и дочка, весело насвистывая какой-то дикий мотивчик, уносится в комнату.

Двадцать монет? Какая безделица... Интересно, а сколько у меня-то самого осталось?

— Можно было прикалывать чеки к квитанциям сразу? — вяло ворчу, копаясь в ворохе бумажек, которые надо приложить к отчету.

Рэнди пожимает плечами:

— Извини, как-то времени на это не было.

Вчитываюсь в содержимое одной из распечаток банковских переводов:

— А на посещение стрип-клуба — было?

— Исключительно в целях следствия! — встревает в разговор Джей.

— Ну, разумеется... Только, пожалуйста, сам пиши отчет об этом... следственном мероприятии.

— Зачем? Я тебе расскажу коротенечко, и ладно! — невинно предлагает Паркер.

— Расскажешь? — изображаю на лице полнейший скепсис в отношении удачного завершения развития событий. — Боюсь, всей моей фантазии не хватит, чтобы живописать посещение тобой сомнительных заведений. Разве только...

Ловлю предвкушающий развлечение взгляд Амано: мой напарник отлично знает, что чем длиннее становятся произносимые мной фразы, тем хуже мое настроение и тем язвительнее будут шутки, которые воспоследуют. Всенепременно.

— Разве только, ты в лицах продемонстрируешь мне, что там происходило.

— В лицах? — серые глаза Джея вспыхивают. — А что? Можно и в лицах. Особенно, если мне помогут. А начать можно с того, что...

Правая рука Паркера немыслимо плавным движением стекает по застежке рубашки, от пуговицы к пуговице, все ниже и ниже...

— Да, недаром говорят: в тихом омуте черти водятся! — ехидно звенит голос Барбары у меня за спиной.

Я выпускаю из рук бумаги, которые тут же разлетаются по полу. Джей начинает лихорадочно застегиваться. Амано давится от смеха, раскачиваясь на стуле. Рэнди взирает на весь этот бедлам со снисхождением истинного джентльмена.

— Я многого привыкла ожидать от Вас, капитан Кейн, но устроительство стриптиза прямо на рабочем месте... Право, Вы меня удивили.

— Мэм... — чувствую, как уши начинают гореть.

Тетушка расплывается в улыбке:

— Не смущайтесь, не стоит... Но в следующий раз приглашайте на представление и меня. Договорились?

Выдавливаю:

— Да, мэм.

— А зачем я, собственно, пришла? — полковник фон Хайст задумчиво возводит очи к потолку. — Вечно вы меня с мысли сбиваете...

Не знаю, что выражает в этот момент моя физиономия, но три взгляда, которые вижу, недвусмысленно свидетельствуют: и очень хорошо, что сбиваем. А то пришлось бы работать в два... нет, даже в три раза больше. Барбара хмыкает:

— Оболтусы... А я все-таки вспомнила. На вашу беду. Некая известная особа испытывает затруднения в общении с поклонниками и просит оказать ей помощь. Проще говоря, оградить от нежелательных контактов.

— Почему нас? — спрашивает Доусон. — Мы же, вроде, такими делами не занимаемся:

— Потому что я шепнула словечко нужному человеку, — пояснила тетушка. — Хотела вас, бездельников, к культуре приобщить.

— Какой культуре?

— Музыкальной.

— То есть? — теперь недоумевает Джей. — Кого охранять-то надо?

Барбара сверяется с записями:

— Госпожа Аюгава.

— Что?! — Амано подскакивает вместе со стулом. — Сама Ами Аюгава!? Первая среди равных? И кого Вы назначите?

— А никого, — пожала плечами полковник. — Завтра утром она нас посетит и выскажет свои пожелания на этот счет.

— Ух ты! — мечтательно потянулся мой напарник, когда за Барбарой закрылась дверь. — Какая честь для скромных служителей закона и порядка... Ами-сама, собственной персоной! Я не переживу такого счастья!

— Что за птица-то? — вклиниваюсь в восторженный монолог.

— Ты не знаешь?! — голубые глаза становятся почти круглыми. — Ты на какой планете живешь?

Огрызаюсь:

— На этой, если не заметно... И все-таки?

— Ами — звезда!

— Тогда надо было обращаться в обсерваторию, а не к нам.

— Ты — гнусный и серый тип, Морган Кейн! — резюмирует Амано. — Ами Аюгава — известнейшая певица.

— И хорошо поет?

— Замечательно!

— Но это еще не повод бросаться грудью на ее защиту. Лично я не горю желанием быть чьим-то телохранителем.

— Ну и не гори! — разрешает напарник. — А вот я с радостью...

Что он собирается делать "с радостью" и с госпожой Аюгавой, я не слушаю, потому что стукаю пальцами по клавиатуре, а когда принтер перестает шелестеть, беру с выходного лотка лист с только что отпечатанной надписью и иду к дверям.

— Это что у тебя? — настораживается Амано.

— Да так... объявление.

— А ну, дай сюда!

Листок вырывают у меня из рук. Капитан Сэна пробегает глазами по строчкам:

— "Эскорт-услуги. Оптом и в розницу. Только у нас и только для вас. Специальное предложение лицам нетрадиционной ориентации, а также женщинам и детям..." Ах ты, зараза!

Ладонь напарника устремляется к моей пятой точке. Уворачиваюсь, но только, чтобы натолкнуться на вновь входящую в кабинет Барбару, которая лукаво смотрит поверх очков:

— Я же просила приглашать и меня, господа офицеры!

— Куда?

— На ваши милые развлечения, конечно же!

— Но мы... Мы вовсе не...

— А зачем тогда скачете по кабинету с дикими лицами?

— Э-э-э-э...

Ну что тут скажешь?

...Стены вагона метро были увешаны плакатами с изображениями злоупотребляющего косметикой создания в развевающихся кусках ткани. Надписи свидетельствовали, что именуется сие создание Ами Аюгава, и прибыло в наш город с презентацией нового альбома. Я еще раз всмотрелся в аляповатое нагромождение цветовых пятен и вздохнул.

Кто бы мог подумать, что мой напарник увлекается попсой? Вроде, серьезный человек... А, зачем я себя обманываю? Совершенно несерьезный. Больший ребенок даже, чем Адвента, хотя и старше ее в два с лишним раза. Кажется, в психологии (или психиатрии? Никогда не мог понять разницы) такое поведение носит название "защитной реакции". Следствие психической травмы, то есть. Впрочем, не хочет быть взрослым — бога ради! Я мешать не буду. Беда в том, что и помочь-то — не в силах... Вряд ли мой внешний вид вызовет восторг у певички, которая явится завтра поутру в Отдел. Я, конечно, приложу все усилия, чтобы выглядеть достойно, но помимо усилий неплохо было бы еще располагать средствами, которых нет: очередная порция карманных денег для Эд "съела" большую часть моей заначки до аванса. Да еще продукты покупать пришлось... А жаль, что не срастется. Так бы, пользуясь служебным положением, выпросил билеты на концерт. Может быть, даже сам сходил бы. Приобщился к культуре. Тьфу! О чем я только думаю? Нет, ближайшие планы следующие: добраться домой, сварганить ужин, накормить ребенка, наесться самому (если удастся), и завалиться спать, чтобы завтра не иметь совсем уж бледный вид перед гостьей-работодательницей (которая в силу непонятных причин прямо перед началом турне уволила телохранителя, проработавшего с ней несколько лет). И перед напарником...

Двери с шипением разъехались в стороны и спустя минуту вернулись на место. Пассажиров в пустом вагоне прибавилось. На одного: субъект весь в черном, прячущий лицо за огромными темными очками и поднятым воротником куртки.

М-да, психов развелось — без счета. Положим, по нынешней погоде больше пристало носить вещи легкие и светлые, но это, в конце концов, дело вкуса. Но таскать такие очки, когда на улице темно? Интересно, что он в них видит?

Похоже, ничего: субъект неуверенно протопал через вагон, постоял немного и упал на сиденье напротив меня. Хорошо хоть, не рядом. А вдруг он пьян в доску или обкурился? Не хватало еще влипнуть в неприятности...

Выйдя на своей станции, я не сразу заметил, что странный пассажир увязался за мной, но примерно через три квартала до моего рассеянного сознания дошло: я не один бреду по темным и почти безлюдным улочкам. Использование старого трюка с развязавшимся шнурком помогло убедиться: за мной следует все та же тщедушная фигурка, что ерзала на сиденье в вагоне метро. Поскольку опасным незнакомец не выглядел, я решил прибегнуть к жестким мерам. То есть, выяснить самому, чем привлек чужое внимание.

Ускорив шаг, а потом — резко остановившись и повернувшись на 180 градусов, я строго спросил у неуспевшего затормозить или сменить направление движения, а потому — воткнувшегося в меня:

— Зачем ты за мной идешь?

Ответом послужило прерывистое сопение.

В самом деле, больной? Ну, я попал... Сейчас выяснится, что это — пациент, сбежавший из больницы, от присмотра медсестер и врачей. Хорошо, если больница была обычная, а не психиатрическая. Хотя, для меня большой разницы не будет: сначала вести беднягу в ближайший полицейский участок, а потом корпеть над протоколами. Всю ночь. Нет, так дело не пойдет!

— Или ты сейчас же говоришь, что случилось, или мы идем в полицию.

— Не... надо... В полицию...

— Тогда признавайся, зачем крадешься за мной по пятам!

— Я... Мне... — создание помолчало и вдруг выпалило: — Можно я пойду вместе с тобой?

— Куда? — опешил я.

— Это не важно... Просто... Я боюсь... Здесь больше никого нет...

Сбивчивое объяснение меня не убедило, но паренек (или девчонка: кто их сейчас разберет, да в таком камуфляже...) очень натурально задрожал, чем еще больше утвердил меня в уверенности, что с ним что-то не в порядке.

— Ну ладно, иди, — можно было отказать, но зачем? Нападать он, вроде бы, не собирался... Да и что с меня взять? Разве что, сумку с продуктами, но и там улов был бы совсем небогатый.

До дома мы так и добрались. Вместе. Я — впереди, мой попутчик — в двух шагах сзади. Остановившись у подъезда, я еще раз окинул взглядом тщедушную фигурку, вздохнул и предложил:

— Раз уж так вышло... Пошли ко мне. Ужином накормлю.

— Ужином? — создание задумалось. — К тебе? А ты не боишься... приводить в дом незнакомых?

— Не боюсь. А вот ты, вижу, до смерти боишься остаться на улице, верно? Так что, идем!

Эд стояла в прихожей, скрестив руки на груди в лучших традициях "жены, встречающей загулявшего мужа".

— Явился? Еще полчаса, и я бы начала звонить по моргам.

— Почему сразу туда? Не веришь в мою удачу?

— Где ты был-то? На часы смотрел? Скоро полночь, между прочим!

— Извини... Задержался на работе. А потом в магазин заходил...

— У нас будет ужин? — оживилась девочка.

— Будет. Макароны.

— Правда? — Эд нырнула в пакет. — Даже сыр купил? По какому поводу?

— По поводу того, что дома жрать нечего... Поставь воду, пожалуйста.

— Угу. А чего дверь не закрываешь? — справедливо озаботилась дочка.

Дверь? Ах, да...

— Чего ты там стоишь? Заходи!

Переползя с пришельца на мое лицо, серые глаза спросили: "ЭТО откуда взялось?" Я виновато пожал плечами, отвечая взглядом: "Так получилось". Эд качнула головой, выражая неодобрение, но вслух язвить не стала.

— Привет! Тебя как звать?

Создание помедлило, словно собираясь с мыслями, но все же буркнуло:

— Эм.

Патология какая-то... Эта квартира притягивает к себе все, что начинается на букву "Э": сначала — Элль, потом — Эд, теперь... Чья крыша такое выдержит?

Загрузив в себя тарелку макарон, хрупкое создание, которое оказалось-таки девушкой, и очень даже миленькой, слегка успокоилось. Всегда знал, что плотно набитый желудок благоприятно действует на состояние нервной системы! Любопытно, кто она такая? Соплеменница Амано, это точно: косоглазенькая и черноволосая, только очень уж бледная. Впрочем, я тоже загаром не блещу, так что упрекать не буду... Молчаливая, если не сказать хуже. Чего-то настолько сильно боится? Но — чего? Может, и впрямь, из лечебницы удрала? Тогда нельзя ее в квартире оставлять: а ну, как буйная? Еще Эд придушит подушкой... Нет, не придушит. Не успеет. Адвента сама, кого хочешь, придушит. Быстро и надежно...

Звонок в дверь заставил "Эм" (хоть убейте, не поверю, что это — настоящее имя) дернуться всем телом.

— Не волнуйся! Сейчас схожу, посмотрю, что там.

— Не надо! — умоляющий всхлип.

— Я же сказал: не волнуйся.

Ох, не нравится мне вся эта история... Очень не нравится. Но узнать, в чем дело, нужно: вдруг у соседей что-нибудь стряслось.

Открываю дверь.

На лестничной площадке стоит человек. Мужчина. Возраст и черты лица не разобрать, потому что экипирован он наподобие моей гостьи: очки в пол-лица и низко надвинутый козырек кепки. Телосложение... крепенькое: килограммов на пятнадцать-двадцать тяжелее меня. Совершенно незнакомый.

— Что Вам угодно? — спрашиваю, стараясь говорить вежливо и угрожающе одновременно.

Молчаливая пауза, по завершении которой правая рука мужчины совершает странное движение локтевым суставом. Я знаю только один подобный жест, но зато знаю очень хорошо и бросаю мимолетный взгляд на пальцы правой руки. Так и есть: согнуты, и явно что-то поддерживают. Что-то острое и стальное. Как ни печально, но поножовщина на лестнице в мои скромные планы на вечер не входила. Хотя бы потому, что и ножа у меня при себе нет — ближайшее лезвие находится метрах в десяти. Ой, как плохо...

Внизу хлопает дверь. Мужчина замирает на месте. К нам приближаются увесистые шаги, и я снова спрашиваю, громко и недовольно:

— Что Вам угодно?

— И верно, парняга, чего тебе нужно от моего соседа? — подхватывает папаша Свенссон, возвращающийся с работы.

Незнакомец, видимо понимая, что момент упущен, быстрой тенью скользит вниз по лестнице и, судя по звукам, покидает пределы дома. Я перевожу дух.

— Спасибо за помощь!

— "Спасибо" не булькает! — Олаф Свенссон изрекает любимую мудрость всех времен и народов.

— Э-э-э-э... У меня только пиво есть, — виновато улыбаюсь.

— Ничего, зато я не порожняком иду, — подмигивают мне.

— Проходи, — приглашаю уж совсем нежданного, но очень полезного гостя.

Оставив Олафа на кухне, захожу в комнату, чтобы увидеть забившуюся в угол "Эм".

— Он... ушел?

— Хороший вопрос. Думаю, да. Знаешь, я тоже люблю задавать вопросы, милочка. И у меня накопилось, как минимум, два. Кто — "он" и почему "он" тебя преследовал? Ну? Отвечай!

Наклоняюсь над скорчившейся у стены фигуркой. Проходит секунда, другая, и я вижу, как бледные губы начинают дрожать. Мелко-мелко.

— Да ну тебя, па! Зачем ты ее пугаешь? Она и так... нервничает, — вступается за незнакомку Эд. Женская солидарность, будь она неладна!

— Пугаю? Я, кстати, и сам только что... напугался. И хочу знать, ради чего!

— Оставь женщину в покое! — категорично заявляет дочка. — Иди к этому... своему... соседу. Вон он, уже посудой гремит!

— Я-то пойду... я так пойду... — не успеваю продолжить мысль, потому что слышу с кухни:

— Эй! Ну, стынет же!

Подарив упрямым особам женского пола взгляд, полный праведного негодования, иду на кухню. Там на столе, рядом с бутылками пива, извлеченными из моего холодильника, красуется сосуд объемом литра в полтора, наполненный чистой, как слеза жидкостью.

— Это... зачем?

— Пиво без водки — деньги на ветер! — папаша Свенссон продолжает знакомить меня с народным творчеством.

— Мне на службу завтра... — пробую отвертеться от приема спиртного. — Я много выпить не смогу...

— Да мы только пригубим! — успокаивают меня.

И мы... пригубили. Плохо помню, когда именно лег спать, зато в памяти зависло то, как Олаф — докер торгового порта — учил меня теории управления каром и погрузочным краном, а я, кажется, делился с ним тонкостями провоза контрабанды, минуя таможенный досмотр...

— Ты на работу собираешься? — Эд оттянула веко и посмотрела прямо в глаз. Мой, разумеется. Правый.

— Да-а-а-а... — головы вообще не чувствую. Да и тело — не особенно.

— Так вставай, а то опоздаешь!

Я встал. Набил несколько синяков по дороге в ванную, зато после душа слегка пришел в себя. Чтобы снова впасть в оцепенение у платяного шкафа.

— Эд, поди-ка сюда!

— Ну чего тебе, алконавт?

— Ты как с отцом разговариваешь? Никакого уважения...

— Пить надо меньше, — здраво заявила дочь.

Согласен, как никогда, но сейчас меня больше волнует нечто другое:

— Эд, где мой пиджак?

— Который?

— Их у меня всего два! Льняной, светло-голубой.

— А, этот... Я его Эм одолжила. Она не хотела в той жуткой куртке из дома выходить... Ты не волнуйся, она вернет. Завтра или послезавтра.

Вернет? О да. Как раз на мои похороны, потому что вряд ли Амано будет в восторге, если я сегодня предстану пред миром большим, чем обычно, пугалом. Ну что за невезение?! Единственный приличный пиджак... Да, боюсь, не смогу произвести впечатление на господу Аюгаву. То есть, смогу, но вовсе не то, которое должен. Ох, бедная моя головушка! Достанется же тебе... Одна только радость: болеть сильнее, чем после самогона, влитого в меня вчера папашей Олафом, не будешь. Но, думаю, напарник постарается, чтобы я прочувствовал всю тяжесть преступления, которому поспособствовала моя собственная дочь...Глава 15

Певица — продолжение 12 июля

(Глава 16)

Резервный сюжетный буфер, ничего не вставлять.

В идеале, от лица Джея (начало-середина июля.)

Глава 17 (конец июля)

"Парня в горы тяни — рискни!"

(Амано Сэна)

Внезапно полило, как из ведра, а затем началась гроза, которую мы героически решили переждать почти под самой вершиной г. Угрюмой. Молнии били рядом с палаткой, и одна едва...

— А-а-а!!!

— Эд, успокойся: туча уже уходит. Кажется. — Неуверенно выговорил Морган.

Нет, это надо рассказывать иначе!

Началась гроза, и, зная об её приближении, мы, идиоты, поставили палатку прямо на перевале, под самым скальником г. Угрюмой, до вершины которой было метров сто-двести, не больше. Понятия не имею, что толкнуло меня на подобный маразм, но, если выживу, никогда больше не буду так поступать, никогда!

Ослепительный всполох белого огня, блеснувший, казалось, совсем рядом, заставил меня выключить наладонник и, зажмурившись, присоединиться к живописной композиции из двух тел и восьми перепутанных конечностей, ранее бывшей моим напарником и его дочерью. Перепутанных и перепуганных. А каким безоблачным было начало похода...

* * *

— Папу-у-уля, ну ты же обещал! — из всех моих знакомых канючить с такой степенью противности в голосе умеют лишь Джей и Эд. И с такой эффективностью.

— Адвента, по-моему, я своё слово сказал. — Ишь, строгий какой!

— Конечно, папочка! И это было слово "да"!

— Я не обещал тебе поход!

— Ты обещал, что мы поедем за город, на природу!

— Заметь — на природу. Не на дикую природу.

— Да что в ней дикого? Вон, дядя Амано целлы показывал, и ничего там дикого нет, так... А мне нужно гармоничное физическое воспитание во время каникул!

— Угу, ремнём. А дяде Амано... Дядю Амано я бы тоже... — мечтательная улыбка.

— Ну-ну... — поощрительно улыбнулся я в ответ. Впрочем, не настолько поощрительно, чтобы суровый воспитатель ринулся реализовать своё намерение на практике.

— Можешь идти с дядей Амано! Вдвоём! — Морган аж просветлел лицом. — А что? Чего вы на меня так смотрите? Отдохнёте без меня... а я от вас... — последнее прозвучало уже гораздо тише и без особой надежды в голосе.

— Пап, ну ты же знаешь, как ребёнку моих лет нужны родительские ласка, внимание... Ты же не хочешь, чтобы я предалась пороку и стала преступницей? Ты же сам будешь вынужден меня ловить...

При упоминании порока мой друг столь внимательно глянул в моём направлении, что я почувствовал себя настоящим исчадием ада. Кстати, чем не аргумент?

— Вот-вот, как можно оставлять такую очаровательную взрослеющую девушку на моё попечение? Подумай дважды! Это ведь так опасно...

— Не для той, о ком ты говоришь, — мрачно буркнул тот в ответ. Но через час мы его, разумеется, уломали.

А чего вы хотели, в самый жаркий сезон? Даже преступность поутихла и впала в спячку — криогенную, не иначе. Такое у нас ежегодно, все привыкли. То пусто, то густо. Кто не берёт отпуск сам — тех выпинывают в него принудительно. Зато месяца через два все как оживятся... а значит, надо набираться сил заблаговременно!

Заручившись согласием и моральной поддержкой Рэнди и Лионы, я забрал их снаряжение, а потом долго учил моих будущих первопроходцев, как правильно скатывать спальник, компрессировать вещи и укладывать рюкзак. С адвентовым я поначалу намаялся и сам — он-то не туристический, а спецназовский. Зато небольшой, и, по-моему, даже поудобней наших будет. Ли сказала, что аннигилирует меня, если... Не принято такие вещи выносить за пределы базы и давать левым лицам, знаете ли.

Через три дня, закупившись некоторым количеством продовольствия (остальную часть нашего восьмидневного рациона тоже любезно предоставила морганова сестричка), мы шагали по просёлочной дороге, оставив позади цивилизацию и последний указательный знак, как одно из её проявлений. А на следующий день начался интенсивный подъём — сначала по дороге, которой вывозят лес, а затем по уже не используемой двухколейке эдак пятнадцатилетней давности. Примерно в то время территориям, куда мы направлялись, была присвоена высокая рекреационная степень, кажется, вторая, и добытчикам леса пришлось отступить к посёлку. Вырубили они по отступлению всё, что можно и нельзя. По такой жаре — и ни единого тенька. И всё равно, следы человека — куда ни глянь! Хотя дальше будет, полагаю, почище. Я надеюсь... Можно было и слетать в более отдалённый уголок планеты, но я решил для начала выбрать простенький маршрут, в более привычной климатической зоне, и поближе к населённым пунктам. Мало ли, что. Тащи потом некоторых на себе через сотни километров джунглей или пустынь!

Кого? Ну уж, определённо, не Эд. Малявка, по моим наблюдениям, сама кого хочешь потащит. Genki desu ne... (15) Вон, как выпрыгивает по лужам, некогда разработанным местной лесодобывательной техникой! И не поскользнётся ведь! Надо будет на привале ещё какую-нибудь ерунду из папиного рюкзака дочурке подложить. Что значит — это негуманно по отношению к детскому организму? Негуманно обладать такой прыгучестью!

— Долго ещё подниматься? — пыхтение сзади.

— Да с полчаса до ручья, — осторожно ответствовал я, не акцентируя внимание коллеги на том, что после ручья дорога тоже не поёдет под гору. Скорее, наоборот.

— Вы там скоро?! — звонкий голосок с высоты. Наша камуфляжная козочка-спринтер уже преодолела тягунок, и решила "подбодрить отстающих". Я взглянул на Моргана — увиденное меня не обрадовало.

— Скидывай рюкзак на обочине, прервёмся ненадолго! Слышишь, Эд?!

— Тут тени нигде нет! Я за поворот сгоняю, а вдруг? — так мы её и видели.

Минут через двадцать действительно появилась тень. От горы, через склон которой серпантином вела наша дорога. Ибо время уже сильно перевалило за полдень.

Я не знаю, почему из всех ландшафтов мне милее всего горы. Конечно, пересечённая местность наиболее труднопроходима, и постоянные подъёмы сильно выматывают, и всё же... Возможно, мне нравится разнообразие. Оно здесь во всём — даже небо редко бывает однотонным, обязательно просматривается какая-то текстура, мозаика заоблачных сводов. За каждым поворотом дороги (а петляют они здесь — будь здоров) — загадка. А по сторонам — ущелья, скалы, долины; вдалеке впереди — заснеженные пики далёкого плоскогорья Зыбь, а позади — серебряная нить реки Опалы, которую мы в самом начале путешествия, там, у посёлка, переходили по длинному и узкому подвесному мостику. Местные называют такие кладками и отстраивают заново чуть ли не каждый год, после весеннего буйства горных потоков.

В начале пути — вытоптанные дорожки, идущие через поля, заплатками разбросанные у подножия горы. Самые верхние лоскутки — в виде террас. Дальше — переплетение множества грибных тропинок на лесистом, но всё ещё почти пологом склоне, троп, то и дело пересекающих небольшую речушку, а вскоре — то один, то другой из её притоков. По Левой Опалке мы и двинулись. Немножко в обход — но всё лучше, чем топать по глинистой дороге-волоку, на которой в сезон дождей можно завязнуть по самые гланды. К ней, дороге, мы вырулили еще задолго до наступления сумерек. Первый день обошелся без переутомления — не рекомендуется с непривычки. Да и новичков такое начало похода может отвратить от идеи оного на все оставшиеся дни... а то и заставить повернуть назад, пока недалеко возвращаться. Нетушки, я их сначала заведу подальше...

Зато сегодня...

— Давайте до ручья дойдём, а? Отдохнём там по-человечески, поедим, охладиться можно, — косой взгляд в сторону Адвенты, — желающим.

— Так вода ж ледяная! — возмутилась та, наученная горьким опытом. Вчерашняя попытка купания в Опалке с треском (и визгом) провалилась. А ведь теперь мы метров на семьсот выше...

— Э-э, малыш, напрасно! Ледяная вода будет ещё не скоро! — осчастливил я остолбеневшую Эд.

— А когда?

— Через километр.

— Всего?!

— По вертикали.

— Интересная мера измерения времени, — промычал Мо.

— Ой, а вот и ручей! Дядя Амано, научишь меня в картах разбираться, как ты?

А что там уметь? На наладоннике — вообще элементарно, там даже всплывающие подсказки есть, для лиц, выдающихся в своём топографическом кретинизме. Тыкаешь стилом на значок — ага, болото, высота места над уровнем моря — такая-то. "Пометил" место на карте, где находишься, ткнул стилом в другое — сразу направление. Опять-таки, ориентируешь карту по сторонам света, как тебе удобно, разворачиваешь, укрупняешь, уменьшаешь, делаешь ремарки... Знай себе смотри на компас да по сторонам и сверяй с картой ориентиры. И свеженькие данные, позавчера из космоса! А на случай поломки техники, равно, как и её незапланированного контакта с биополем Моргана — бумажная распечатка, сделанная последним, надёжности ради. И правильно! Хотя меня наладонник не подводил ещё ни разу...

— Научу, вечером. А пока предлагаю поесть.

Что касается нашего рациона, то тут нам повезло, и даже очень. Эх, хорошо лопают эти спецназовцы! И вкусно, и все необходимые элементы присутствуют, и разбухает это добро даже в холодной воде. Хотя, конечно, в кипятке растворять — предпочтительнее. Сухого веса — минимум. Единственное "но" — очень долго на такой пище существавать не стоит, желудок разбалуется от вольготной жизни. Но ведь у нас в кулёчке, притороченном к моему рюкзаку, для этих целей имеются...

— Эд!

Рыжая вертушка тотчас же материализовалась рядом.

— Вот грибы, вот нож. Надо почистить и порезать.

Я показал, как.

— А вы?

— Я костёр развожу, а Морган полежит минут пять — и за дровами. Горелка нам ещё наверху ох, как пригодится! Да и муторно на ней грибы готовить.

— В этот раз я буду первой! — Эд умчалась к ручью, проигнорировав протянутый мною кулёк для полуфабриката. Я усмехнулся. В двух шагах от меня лежал свежеповаленный ствол сухой "сосны" (16) (уже изрядно общипанный предшествующими группами), и лучшую растопку трудно было сыскать. Я решил оставить в покое Мо, не подававшего из своего тенька признаков жизни. Хотя...

— Мо?

— Ага.... щас...

— Да нет, дров не надо. Я спрашиваю, как здоровьечко? Ничего не прихватило, дедуль?

— Всё бы вам издеваться над старым, больным человеком...

— Ясно, значит, не прихватило. — Я облегчённо вздохнул и занялся кострищем. Колышки и перекладины уже наличествовали — не мы первые здесь отдыхали — а более пяти минут на добычу устойчивого огня не понадобилось. Солнце так и палит. Дерево, белое, как кость, и звонкое от сухости, было готово вспыхнуть даже от чиха. Не то, что "бук", который я то так, то эдак улещивал ну хотя бы задымиться на месте нашей первой стоянке — там, где Эд резко передумала купаться. Обомшелый и пропитанный влагой лесных сумерек до самой сердцевины. Хотя бывало и хуже — видел я дрова, которые перед сожжением требовалось хорошенько отжать и выкрутить.

Но даже при влажных "буковых" (а это дерево и само по себе отличается особой стойкостью и твёрдостью, наотрез отказываясь загораться) дровах я победил Адвенту и Моргана в нашем соревновании. "Кто быстрее — Амано, кроющий костёр последними словами, или другая команда, впервые в жизни устанавливающая палатку?" То есть, сначала они поставили её очень даже шустро — но боком. Что, по меньшей мере, достойно восхищения — мне казалось, конструкция стоек данной модели не допускает полёта фантазии среди пользователей. Зря я так думал. Воспоминания об этих двоих с чем-то раскоряченным, высотой до колена, будет повышать моё настроение ещё долгие, долгие годы! А уж целлы... Первое, что сделаю по возвращению — сменю заставку на рабочем столе!

— Ладно, но в следующий раз победа будет за нами! — гордо фыркнула Эд, когда я поручил надзор за огнём слегка ожившему напарнику, решив ускорить процесс обработки грибной продукции посредством присоединения к оному. Чем приятны бесёнки — это сравнительно небольшим количеством "грибожителей", как моя сестра называет всяких червячков — а на самом деле, личинок комариков. А чем удобна лишняя зубная щётка — это тем, что ею в два раза быстрее обтряхивать в воде грибные шляпки, и никакая древесная труха или, хуже того, песок, не будут потом хрустеть на зубах. Почему-то я — единственный, кому пришла в голову столь немудрённая рационализаторская идея... странно.

Пообедав пюре с грибами и салатиком из лионовских тюбиков, а затем запив всё это зелёным чаем с сухариками, мы подобрели. Я щедро продлил перерыв на целый час — карта обещала всего пару-тройку часов ходьбы до места, которое приглянулось мне в качестве стоянки на эту ночь. На подъём до вершины хребта и на недолгий спуск в долину, где нас ожидали два необыкновенно холодных (о чём уже подозревала наша девочка) озера, оставался ещё день. Самый тяжёлый, пожалуй. Зато потом!!!

Остановимся у ближайшего озера. А может, у дальнего — как захотим. Три дня — на месте, погуляем по долине. Желающие — просто поматрасничают, а лично у меня — планы на съемки. Хотя половина носителя уже забита ценными кадрами — преимущественно комедийного характера. Ну, и растительностью с живностью, конечно.

Ещё день — на "сброску", то есть, выход к людям. Обычно трехдневный путь наверх преодолевается обратным ходом за день, даже меньше, аж обидно. Так хочется растянуть удовольствие прощания с понравившимися местами, а уже и внизу.

И еще один день — резервный. Так, для запаса. На всякий случай.

Остаток дня прошёл без приключений. К вечеру на небе появилась лёгкая облачность, но дурного ничто не предвещало. И вот, теперь...

Бабах!

— Мамочки!!! — взвизгнула Адвента.

— Вашу мать..! — в унисон ребёнку отозвался мой друг.

— Ками-сама!

Мы сгрудились посреди палатки, размышляя о краткости всего сущего. Мысли наши, судя по всему, текли разными руслами — но сходились в устье: не надо было ставить палатку на перевале, почти что самой высокой точке окрестностей. Даже в ливень. И вина, разумеется, была моя, целиком и полностью. Но, светлые ками, я никогда не влипал в такую грозу! Точнее, в самое грозовое облако, в котором наш доблестно-глупый отряд и имел честь теперь находиться. Как известно, внутри тучи разряды лупят во все стороны... и спасайся, кто может! Хотя правильнее притвориться ветошью — по движущейся мишени стрелять куда интереснее (17)! Хорошо хоть, металл подальше выкинули.

Нет, ну какая нелепая смерть! Пятнадцатилетний стаж походов — и вот, нате, три обгорелых тельца в палатке... впрочем, нет, полотно сгорит молниеносно. Молние-что???

Шарах! Бах!!!

— Ой-й... Чуть не ослепла... и не оглохла... кажется... — голос малышки был едва различим среди шума воды, бешено штурмующей наш тент. Кажется, некоторые капли начали пробиваться через два слоя туго натянутой ткани. Паршиво. Скоро здесь будет очень, очень мокро. А вода, как известно, способствует проведению электрического тока...

— В бога душу мать..!

— Не кощунствуй, — оборвал я напарника.

Ох, быстрей бы тучу ветром унесло — а её, как нарочно, гоняет над нами кругами.

— Может, соберёмся и переместимся пониже... куда-нибудь? — неожиданно спокойно предложил Морган.

— Упаси тебя... ками! — я кратко разъяснил законы физики участникам концерта "Гроза на Перевале. Музыка — гром. Спецэффекты — молния. Саундвуффер — дрожь земной тверди. Композитор и продюссер — анклав местных духов-человеконенавистников". Всем стало еще веселее и радостнее, Эд при очередном содрогании скалы под нами попыталась залезть (с головой) мне под одежду, но была безжалостно выдворена на отведённую ей территорию. Хотя намерения у ребёнка были самые невинные — спрятаться. Я, в свою очередь, был и сам не прочь вжаться в кого-нибудь до полного исчезновения — но Морган бы меня превратно понял, а под тентом холодно, мокро, одиноко и так страшно! Я решил воздержаться. Кстати, к слову о воздержании... Господи, я обещаю тебе, что впредь никогда...

По прошествию двух часов

Я вспомнил христианскую молитву! Слышанную единожды в жизни от бабушки по материнской линии — старушка разок за мной присматривала, во младенчестве. Я смог воспроизвести весь текст дословно! На старославянском.

Через полчаса

Я вспомнил воззвание к какому-то божеству, вычитанное в книжке. На неизвестном мне языке. Полностью и, кажется, без ошибок.

Через 15 минут

Мои спутники, оказывается, тоже его откуда-то знают. Теперь мы молимся вслух:

"A Elbereth Gilthoniel..."

Спустя 10 минут

Банзай! Помогло! Аллилуйя, lasto beth lammen!

Туча удалялась за вершину, напоследок презрительно отплёвываясь остатками молний. Что, не понравилось? Готовилось смеркаться и накрапывал дождь — не шедший ни в какое сравнение с недавним потопом. Без обсуждений мы собрали вещи, сложили мокрую обитель и ринулись по океану воды, в которое превратилась трава, в долину с озёрами. Без споров и задержек, даже не оглядываясь на негостеприимный перевал. Это нас впоследствии и подкосило...Глава 18

Поход, глазами Эд.

Глава 19

Или окончание похода, или новый сюжет, Амано. Август.

От одного из авторов.

Книга не завершена, главы не подогнаны (писались вразбивку) — и едва ли когда-либо это произойдет (если соавтор возьмется за это сам — не имею возражений). Также не возражаю против смерти моего персонажа, если это украсит сюжет. Все права передаю Рональду Уэно.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ниша в стене традиционных жилищ японцев, в которую обычно вешают свитки с изображениями или каллиграфическими изречениями, и всё такое прочее. Вот что значит, обеспеченная семья и построенный под заказ дом!

2. Характерный жест во многих видах восточных единоборств, даёт сигнал о согласии признать своё поражение и конце поединка.

3. "Идиотка" — жаргонное название служебного удостоверения, от "IDEntification OpTical CArd

4. Искаженное от "Universal Recording Device". Да, над "расшифровкой" аббревиатур поработало чье-то весьма специфическое чувство юмора...

5. Валеология — наука о том, как быть здоровыми, не доводя до вмешательства медицины. Курс обязателен для всех школ, колледжей и вузов.

6. -тян — именной суффикс, в данном контексте показывает близость отношений двух подруг, и легкое покровительство со стороны Тамико.

7. До встречи, ребята!

8. Ото-сан (сокращенно — то-сан) — отец, (яп.)

9. Anata — "ты", как ни странно, именно так правильные японские жены обращаются к своим не менее правильным японским мужьям.

10. Shinigami — дословно, боги смерти. Выполняют функцию древнегреческого Таната, но, в отличие от последнего, делят одну должность на множество частей.

11. Шушпанчик — местный вид, назван так по легендарному животному из земного фольклора конца XX в.

12. Шунь — один из величайших правителей из китайских легенд. Прославился тем, что заботился о стране больше, чем о себе. Знаменитый строитель плотин, избавивший народ от наводнений и прочих природных бедствий, но вследствие этого проскитавшийся всю жизнь.

13. Подразумеваются семь планет, известных месторождениями драгоценных камней и металлов.

14. Не сейфы, а сэйфы. Хотя слово — от того же корня. Лёгкие, гибкие — и выдерживающие удар любой силы из тех, что способно наносить конвенционное оружие Федерации, а также любой площади действия в пределах от точечного удара до размеров "жилетки". К сожалению, могут выводиться из строя определенными видами излучения, вследствие чего не пригодны для ведения массовых боевых действий. К счастью, в настоящий момент Федерация их и не ведёт.

15. "Genki" — этим японским словом описываются те отвратительно жизнерадостные, исполненные сил, удали и энергии существа, которых нормальным людям иногда так хочется убить...

16. Большинство видов животных и растений на данной планете — т.н. "аналоги", подробнее отб этом — далее.

17. Амано фигурально выражается о том, что движущийся объект притягивает электричество. Ну а что ещё остаётся, как не выражаться? Некоторые вот делают это вовсе не фигурально, ну а вы на их месте...