Ко(с)мическая Опера, том 2 (незавершенный)

Подписи не было. Вместо нее шла короткая и корявая (видимо, писали уже на ходу) приписка: "Приходите просто так. В гости. Буду очень рад".

Значит, он все понял правильно. Молодец!

Я перевернул второй листок и присвистнул. Если это — "стандартная сумма", пора бросать основную работу. По крайней мере, и на "Литтон" хватит и еще останется.

Спрашиваю у Эд:

— Не хочешь прогуляться?

Рыжик сначала кивает, и только потом спрашивает:

— А куда?

— Кто-то недавно жаловался на старый комм... Кто бы это мог быть? Не помнишь?

Радостный визг:

— Ты купишь мне "хамелеончик"?

— Куплю. Прямо сейчас.

В чем Эд не откажешь, так это в умении сложить "два" и "два". И получить при этом не только "четыре", но число "пи".

Дочь вдруг посерьезнела:

— А откуда у тебя деньги?

— Заработал. Ты же этого хотела, верно?

— Да, хотела. Но...

Откуда эта неуверенность?

— Ты тогда так злился...

— Вовсе нет.

— Злился.

— А я говорю, нет.

— А я говорю, злился!

— А я...

— Что за шум, а драки нет? — Полюбопытствовал просачивающийся в квартиру Амано. — Ты когда-нибудь научишься закрывать дверь?

— Между прочим, последним вошел не я, а она.

— Значит, наследственность берет свое, — глубокомысленно заявил наш биолог.

— Какая наследственность?!

— Твоя, разумеется.

— Ты же прекрасно знаешь, что...

— Знаю. Но то, что вижу, доказывает обратное. Стоило ребенку вернуться в семейное лоно, как все дурные наклонности оказались на поверхности.

— Хочешь сказать, с тобой она была ангелом?

Амано ослепительно улыбнулся:

— Ну, ангелом, не ангелом, а...

— Тогда забирай ее обратно! Дарю!

Напарник опешил:

— Как это?

— А вот так! А я буду свободным самостоятельным мужчиной, который... — Почему-то вспомнилось предложение Свенссона. А может, просто захотелось выпить. — Который может проводить свое время так, как захочет.

— Ты на что это намекаешь?

— Я не намекаю. Я говорю прямо. Арривидерчи, рагацци (7)!

И я выскочил на лестницу. Вслед неслись удивленно-гневные вопли: удивление принадлежало Амано, гневом заведовала Эд, оставшаяся без обновки.

Конечно, я вернусь. И конечно, буду вести себя скучно и примерно. Но письмо Иржи переполнило меня счастьем, как мальчишку. Я все сделал правильно. И это поняли. А самое главное, у меня ПОЛУЧИЛОСЬ. Значит, может получиться и в следующий раз. Нет, получится наверняка!Глава 7 2 мая

"Мексиканский Негодяй" (Крутой Перес) — другие главы. Эту — иначе.

(Амано Сэна)

Предварительное слушание дела "Альберто Перес против Федерации", к сожалению, протекало без нашего участия. Из-за чего, и почему "к сожалению" — об этом мы поведаем не сейчас, зато немало. А пока, дождавшись опергруппы и ненавязчиво передав на руки коллегам зловредного гипнотизера (а может быть и великого первооткрывателя неуловимых пси-волн — кто знает), я согнал всех обездоленных студентов в кабинет, отведенный мне для практикума по валеологии. И долго, долго их... нет, не пытал, конечно, но изучал всесторонне!

Молодежь несколько удивилась неожиданному уходу пожилого препода прямо с лекции (наши ребята не стали афишировать ни предъявляемое д-ру Пересу обвинение, ни мою скромную роль в событиях). Но, разумеется, обрадовалась, не сопротивлялась моим требованиям, и вообще вела себя активно и жизнерадостно. Некоторые дамы — так даже слишком. Бледности и заторможенности, настороживших меня в Иржи Томеке, у этой веселой оравы не наблюдалось и в помине. Получив по комму подтверждение того, что "провожатые" на всякий случай уже высланы, я умыл руки и распустил галчат по домам.

Позвонил Моргану. Парень — умница, среагировал как надо, хотя излишне резво, на мой взгляд. Не следовало вызывать опергруппу и брать нашего "мексиканского негодяя" — ох, не следовало! Оцепить студенческую стоянку — да, а вот заходить дальше... Хотелось бы все-таки поймать Переса на горячем. С другой стороны — не поймаешь вовремя — неизвестно, сколько трупов ляжет потом на твою совесть, и так не самой первой свежести. Так что оспорить действия напарника я не возьмусь. Пусть Барбара оспаривает, на то она и шеф.

А вот Паркер — балбес. Как всегда. Исключения — не в счет. Ну, я хочу сказать, что техник он талантливый, системщик — вообще от бога, да еще и изобретатель... но те несколько месяцев, пока Рэнди, его постоянный партнер, что-то ловил на старушке Земле, а сам Паркер был передан в напарники мне, оставили в моей душе неизгладимые воспоминания. Не стершиеся даже с заменой его на Моргана. О чем? О совместной оперативной работе, как ни странно. Так вот, наш белокурый ангелочек, видите ли, не хотел навязчиво приближаться к охраняемому субъекту! Мог бы и понавязываться — чьё это обыкновение, в конце-то концов?

Раздражённый, звякнул Джею, высказался, отправил в помощь "провожающим". Едва ли его услуги понадобятся, но путь учится быть ненавязчивым. Нет, это не мстительность, это курсы повышения квалификации.

Связался с полковником фон Хайст, доложил свою точку зрения на итоги дела. На том конце виртуального провода им, этим итогам, тоже не слишком обрадовались. Впрочем, Управление никогда не лезло в область судопроизводства — не будучи затронутым непосредственно. Так что Барбара, лишь для порядка посомневавшаяся в наших умственных способностях и профпригодности, довольно быстро сменила гнев на отсутствие такового и даже освободила меня и подоспевшего племянника от служебных обязанностей. На весь остаток дня, я имею в виду. Морган поплелся домой, заявив, что он де все это время безбожно недосыпал. Я внял намёку и повременил сообщать Эд, что двери отчего дома снова для неё открыты. Как оказалось, напрасно — когда-нибудь мой альтруизм меня сведёт в могилу...

Дождался окончания Доусоновской пары и на перерыве осчастливил его радостной вестью. Тот потопал домой к... Моргану — то есть, туда, где сам Мо не живет, а проживают Рэнди с сестрой Кейна, Ли. В общем, свалил, весело мурлыкая под нос. Счастливчик.

Провёл намеченное занятие с другим курсом — от обязанностей преподавателей следовало избавляться постепенно. Мы заранее обговорили этот момент с начальством — не следовало раскрывать карты Управления раньше времени, мало ли, что. А исчезновение доктора Переса и трёх молодых преподавателей разом — это и есть "раскрывать карты". И вообще, до зачета — всего четыре учебных часа, как-нибудь дотянем. Мне даже понравилось. Наверно. Некоторые аспекты.

После чего мне не оставалось иного, как отправиться домой. На душе было как-то неспокойно — стандартный финал большинства нудных и изматывающих заданий, во время которых долго ожидаешь, сомневаешься, там ли ищешь и того ли ждешь, после чего события разворачиваются столь стремительно, что твой разум успевает осознать, что всё — кончено — а сердце и прочие более медлительные органы — нет. Душа, видимо, тоже прячется где-то между печенкой и селезенкой...

По дороге домой вспомнил и включил личный комм, намертво вырубленный в университете. Перед тем, как войти в семейную обитель, заглушил мотор и немного посидел, не думая ни о чем и глядя на свинцовую тучу, нависшую над садиком Тами. Все мысли проходили через мозг транзитом, не задерживаясь ни на миг в этом отвратительном и негостеприимном, по-видимому, месте. Наконец, набрался сил, чтобы бодрой походкой вползти в дом.

Как оказалось, конденсировал я их не напрасно. Еще только переступив порог и заслышав знакомый низкий голос, я уже знал, что покой мне только снится. Впрочем, помедлив еще минутку, я понял, что поспешил с выводами. Нет, он мне и сниться не будет! За отсутствием сна как фазы жизнедеятельности. Потому что вместе с отцом приехала и мама.

Я сделал глубокий вдох, как при нырянии, вошел в комнату и обнял родителей. Разумеется, искренне.

* * *

Моя матушка меняет цвет волос так же легко, как кэйланский хамелеон — цвет, а Тами — бойфрендов. То есть, как только понадобится или захочет перемен. Отец иногда дуется: "Хоть что-то, женщина, ты можешь оставить в себе постоянным?" На что мама отвечает, что ей вполне достаточно и неизменной любви к семье, и отец затихает, нежна гладя ее по округлому плечу. В этом вся суть их отношений, выраженная двумя словами — идеальная пара. Смотришь и понимаешь — тебе так не свезёт. Больше.

В самых моих первых воспоминаниях мама — ярко-рыжая красавица, с синими, почти как у меня сейчас, глазами и персиковой кожей. Впрочем, сестра утверждает, что её самое раннее впечатление о Наталье Амано — как о жгучей брюнетке. Тут уж Тамико видней, у неё два года форы...

Но сейчас моя мать почти такая же огненно-рыжая, как тогда. Только волосы короче. Лёгкая сеточка морщинок под глазами — всё, чему она позволяет говорить о своём возрасте. Именно позволяет — чтобы не выглядеть на фоне моего солидного отца совсем уж девчонкой. А еще она убеждена, что жить следует согласно тем годам, на которые себя ощущаешь — даже, если можешь выглядеть моложе. Тем избегая проблем, связанных с несоответствием степени зрелости сознания и внешнего вида тела. Впрочем, о последнем моя матушка заботится, как никто другой — тут, я полагаю, никакая философия и здравый смысл не могут противостоять женской натуре. Да и то сказать — бывшая спортсменка, мастер в двух видах спорта. Каких? Не слишком женских. Туризм и карате. И авантюристка — каких белый свет не видывал! И вечный источник оптимизма для всей семьи, а также личность, притягивающая всякие случайности и дурацкие ситуации так, как не возмечтать никакому Моргану Кейну!

Говорят, многие знакомые удивлялись романтическому выбору, сделанному моим отцом, строгим и собранным, немного жёлчным главой PR-отдела крупной компании (а впоследствии — её владельцем) Амано Наоэ, который, только недавно отойдя от дел, стал носить что-то, кроме официальных костюмов с непременным галстуком. Мама, наверно, была самой неподходящей претенденткой на роль хозяйки в семье Амано — веселая девчонка, на пятнадцать лет младше своего мужа. Она "не соответствовала" — что и сообщил папе его двоюродный брат, коллега по работе. Больше он у отца не работал — сразу же уволился после того, как сняли гипс. Вот так мой отец первый раз чуть не расплевался с нашей многочисленной родней, преимущественно земной. А второй раз был на свадьбе, когда мама откаблучила... впрочем, это отдельная тема, для совсем иного настроения.

Мама постоянно откаблучивает, откалывает, влипает и вляпывается! Говорю ж, мой напарник по сранению с ней — адекватнейшее существо, действующее строго по правилам, а не спонтанно, и... Да что там говорить! Вы только вслушайтесь! Наоэ Амано (если на общепринятый манер), Наталья Амано, Тамико — и та Амано! А я — как подкидыш, Амано Сэна, капитан Сэна. Как вы думаете, чьими стараниями?

Конечно, все дороги ведут в Рим, а все сверхстранные ситуации в доме Амано — к моей матушке, Наталье Амано. Которая, как вы, наверно, догадываетесь, отнюдь не японка. Разумеется, мой отец и не ожидал от нее знания всех тонкостей нашей культуры, воспитания и так далее. Он человек разумный и никогда не принуждал её к слепому следованию традиций своей нации. Кстати, нам с сестрой тоже прививали только всё самое целесообразное, а прочее — я бы сказал, факультативно. Другое дело, что нам самим было всё интересно — хотя бы просто знать о том, чему мы не собирались следовать. Наверно, именно потому, что никто никого не принуждал.

Имя первого сына было, пожалуй, единственным камнем преткновения двух культур. Отец, конечно, хотел японское — и настоял на своём. Не знаю даже, какое хотела мне дать сама мама — важно то, что она с его доводами согласилась. И всё бы было складно и ладно, если бы...

... отца не коммандировали на Землю. Отъезд он оттянул, насколько смог, дождавшись моего рождения, но далее ему пришлось предоставить заботы о маме и двухлетней Тами родне по материнской линии и её подругам. Собственно, больше здесь было и некому, отцовское семейство после грандиозной свадьбы к нам не казало носу ни разу. Оправившись от родов, матушка гордо сообщила на Землю, что выбранное отцом имя торжественно введено в базу — с чем и впрямь не следовало тянуть — и она, мама, ждёт возвращения папы с нетерпением, чтобы уже в узком кругу отметить событие. В общем, каким-никаким церемониям она научилась, следует отдать ей должное. А вот мышление перестраивалось не так просто.

Вообразите себе ужас и даже гнев моего отца, когда по возвращению он узнал, что и в электронной базе данных нашей милой родины, и в рукописной метрике я числюсь как Сэна Амано, а не как Амано Сэна! То ли шаблон был европейский, с фамилией, следующей за именем, а она ввела японскую, обратную последовательность... то ли наоборот... но, таким образом, потенциальный наследник семьи сделался чужим. И обжалованию приговор не подлежал — слишком поздно спохватились. Если бы мама хоть проверила... Судя по рассказам отца, он чуть с горя не развёлся. Хотя, думаю, это преувеличение — он ведь в маме души не чает... да и в нас с сестрой — тоже, так что остаться без наследства мне не грозило, в любом случае...

Так что, говоря об отношениях между родителями — раз они не расстались сразу после моего рождения, то, ясное дело, их удел — любить друг друга вечно. Почему я так говорю? Потому что, по заверениям обеих сторон, инцидент с именем их сына был единственным, пошатнувшим незыблемость семьи.

Такая вот забавная история. Земная родня, конечно, в такие подробности не посвящена, незачем давать им повод для лишнего злословья. А вот Моргану я как-то рассказывал — то ли повеселить его пытался, то ли — доказать, что не один он такой балда, есть личности и похлеще... Тем более, что он упорно именовал мою сестру Тамико Сэна, следовало провести разъяснительную работу...

Теперь вы начинаете, наверно, понимать, какое чудо пришло в мою тихую, мирную жизнь! Нет, я безмерно обожаю родителей, и маму — в частности, но один лишь звук её голоса ввёл мой измотанный организм в состояние стресса. Он, организм, понял, что сейчас его будут целовать и тискать — и, разумеется, не ошибся.

— А ну, поворотись-ка, сынку! — ироничный голос отца вырвал меня из материнских объятий. Я внял просьбе.

— Это что за новомодное веяние? — папа склонил голову набок и поправил очки, внимательно вглядываясь в моё лицо. — С чего это ты решил линзы носить? Тоже зрение посадил? Или весь в мать?

Я понял, к чему отец клонит. Нынче стало популярно экспериментировать с цветом глаз — дополнять пигменты более или менее стойкими. Операции сии вроде как считаются безопасными, но... Отец настолько всему этому не доверяет, что даже не стал корректировать свое зрение, когда оно стало падать — удовольствовался стабилизацией.

Я честен с родителями.

— Да так, рабочий момент. — я поморщился, махнул рукой и полез обниматься с отцом. Не расскаживать же им, насколько этот момент был рабочим на самом деле, и про сверхсовременный метод изменения цвета радужки, изобретенный моим почтеннейшим напарником.

— Так это линзы? — отец просветлел ликом и снова пристольно вгляделся в мою физиономию.