Ко(с)мическая Опера, том 2 (незавершенный)

— К сожалению, нет.

— Но это поправимо? — не думал, что его может встревожить такая ерунда.

— Боюсь, что тоже нет. — я снова покачал головой. — А в чём дело-то?

Отец нахмурился. Я отошел от него и плюхнулся на диван.

— Ну же? — Тамико заняла мое место рядом с папой и положила подбородок ему на плечо. — то-сан (8)?

— То-то и оно, что то-сан! — привычно огрызнулся отец, неравнодушный к звукам родной речи в устах отпрысков.

— Аната (9), что на тебя наехало? — возмутилась доселе не участвовшая в семейной разборке мама. — Ну поменял мальчик цвет глаз, что с того?

— Для тебя — ничего. — отец вздохнул снова. — Ладно, сын, плохо я тебя учил, наверно. Помнишь поговорку — "Пока глаза мои черны!"?

Я пожал плечами — помнил, разумеется. Аналог высказывания "Покуда я жив!". Занятно, а я даже не размышлял в этом направлении. Отец, меж тем, продолжал.

— Ты ж смотри, поосторожней теперь... с судьбой не шутят!

— Пап, да ты, никак, суеверен? — я рассмеялся. — Думаешь, на одном лишь основании утраты моими гляделками исконно черного цвета за мной явятся синигами (10) и уволокут в царство мертвых как уже состоявшийся труп?

— Не шути с таким! Синигами — не синигами, а судьбу искушать не след!

Я в который раз мысленно порадовался, что не успел проболтаться, чьими стараниями приобрел статус покойничка. Хм, дважды покойничка (потому-то отец так и нервничает), если вспомнить год полной темноты тогда, десять лет назад. Интересно, благодаря кому я выберусь на свет в этот раз? И выберусь ли...

* * *

... В стылую тьму (лишь теперь я ощутил, как она холодна и чужда мне, и это стало первым шагом навстречу жизни) явилось что-то тёплое — как детская ладошка. Но творила эта ладошка что-то невообразимое. Я возмущенно заорал и... очнулся, ощутив, что кто-то настойчиво копошится у меня на груди. Вскрикнув уже наяву, я резко сел, только после этого осознав себя на больничном ложе. В комнате было пусто. "Кошмар", — решил я — и снова почувствовал шевеление. Вскочил. Датчики, к которым я был подключен, оторвались от кожи с противным звуком отлипающей пиявки — никогда не ставил, но ассоциация возникла явственная. Мир и сам по себе казался пронзительно-чётким, даже излишне резким, как перешарпленная целлография. Разум подмечал каждую деталь — такого за мной обычно не водилось.

Я рванул через голову больничную рубаху, одновременно отметив, что она мягкая и довольно свежая, и содрал ее с себя, оставив запутавшееся коготками существо копошиться в белом ворохе. Опасливо водрузил скомканную ткань на тумбочку, совсем не торопясь высвобождать неведомую тварь. Что же это такое, и где я? Больница, судя по всему. Бежевые стены, койка, приборы жизнеобеспечения. Небольшая комнатка-бокс. Ну, по крайней мере, не похоже, чтобы надо мной проводили бесчеловечные эксперименты. Довольно уютно, и свежо, форточка приоткрыта, и в нее просовывается цветущая ветка, будто пушистая лапка, предлагающая помощь.

— Никто моего шушпанчика (11) не ви... ? Ой! — расстройство в детском голосе сменилось на испуг.

Я лихорадочно зашарил по кровати в поисках чего-нибудь, накинул найденное легкое одеяло на себя и обернулся.

В дверях (зачем в палатах для безнадёжных коматозников встраивают бесшумные двери? Чтобы не разбудить ненароком? О, а откуда я знаю..?) стоял, изучая меня удивленным раскосым взглядом чернявый малыш дет девяти. С большушей клеткой в руках и тоже в больничной робе, как и я. Был. Кстати, о робе и клетке!

Я ободряюще улыбнулся парнишке и потянулся к своим пожиткам. Шушпанчик уже выбрался на полированную поверхность тумбочки и намеревался улизнуть восвояси.

Аккуратно взял зверька на ладонь. Никогда не держал в руках живого шушпана! Редкий одиночный зверек, водится в пустынях на южном полушарии, и мало, кем приручается. Поди ж ты. Говорят, его и увидеть — удача.

— Твой? — я завернулся в одеяло понадежнее и присел на кровать — голова отчего-то закружилась, а мир стал терять свою четкость. Знаком подозвал ребенка поближе и передал беглеца законному хозяину.

— Да, спасибо! Шу, как ты мог?! — Зверёк был ласково оглажен по золотисто-бежевому боку, строго — по носу, и деловито засунут в клетку. — Бессовестный, будешь спать теперь только под замком! И как ты вообще сюда просочился? Знаешь, я его со вчерашнего вечера ищу, ночь не спал. А ты... вы проснулись — я и не ожидал!

Какая детская непосредственность!

— Я и сам не ожидал, — улыбнулся я. — А мы, выходит, знакомы — с моей стороны заочно?

Мальчик моргнул.

— Ты же знаешь, кто я, да? — вопрос следовало перефразировать.

— Вас вся больница знает, — гордо ответил тот. — Вы "японский юноша, который в коме", из 34.

Ага, надо же — насчет комы я просто не в бровь, а в глаз попал! А по поводу себя у меня как-то и вопросов не возникло...

— А ты?

— А я из 30/а, кардио-этой — короче, у меня сердце. — малыш вздохнул, но в голосе его проскользнули скрытые нотки гордости. — Только я лечусь, очень стараюсь поправится побыстрее, чтобы домой уехать! Так на улицу хочется! Сегодня совсем тепло, мамка сказала. А у нас дома — мы из Юффы — еще морозы, но я потерплю, я знаешь... знаете, какой стойкий!?

Эх, дети-дети...

— Угу. Как зовут шушпанчика, я понял. А тебя самого?

— Очень похоже, — хихикнуло дитя. — Шунь. Как древнего правителя (12), между прочим!

— Во как! — я решил обязательно разузнать о таком великом человеке, но чуточку позже. — Слушай, а ты не знаешь, из-за чего я сюда..?

Но тут нас прервали. Набежали дежурные медсёстры, встревоженные сигналом с пульта, три ополоумевших практиканта, следом за ними едва ли не на рысях примчались два доктора, и в палате стало не продохнуть от расспросов. Вызвали родных. А затем я вспомнил, по какой причине здесь очутился, и пожалел, что не остался в небытии навсегда. Но пути обратно уже не было, и пришлось как-то справляться.

Наверно, мне было бы гораздо тяжелее, если бы не частые визиты веселого Шуня Вэй со зверьком, приносящим удачу. Шу был амнистирован и вернул себе привилегию спать в постели хозяина — до тех пор, пока не потерялся снова. Но искали и нашли мы его уже вдвоем. С Шунем, который сам выбрал жизнь — зверька, который позволил сделать этот выбор и мне.

Моя семья и они — вот, кто стали первыми кирпичиками в фундаменте той жизни, что я решил отстраивать для себя заново. Завершил образование, защитился досрочно и принял предложение тогда еще майора фон Хайст перейти в оперативный отдел из научного, где по совместительству уже числился сотрудником. Роль была кардинально новая, тем и привлекла. А еще она позволяла порвать с университетом и кругом прежних знакомых, что для меня в тот момент тоже было немаловажно. А уж когда Барбара стала поручать мне задания не совсем для дебилов, и загоняла до полусмерти, выбив все посторонние мысли из головы — вот тогда я и понял, что доблестно служить Отчизне — прекрасный выход для человека, у которого, кроме этой Отчизны, мало, что осталось. Ведь семья — это тоже ее часть. А встретить новую любовь — я не просто в это не верил, я этого не хотел.

Что до Шуня, то его выписали почти одновременно со мной, и здоровый и счастливый, он вернулся в свой родной город, а наши пути — разошлись.

* * *

— Совсем они вас загоняли! — с негодованием воскликнула мама, чем пресекла пронесшуюся в моей голове цепочку ярких образов. — И вид у тебя какой-то усталый, к тому же.

— К тому же, — передразнил отец, — Тамико сообщила нам, что ты стал проживать отдельно. Фирменный отцовский стиль — сначала разобраться со всеми сомнительными моментами в поведении чад, а затем, не забивая головы спорами и разногласиями, радоваться семейному теплу. Мудро, не правда ли? Но влипать в домашние разборки, вот так, с разбегу, даже не пообедав...

— Ну, брат ведь — уже самостоятельный мужчина, со взрослыми интересами... — виновато, но с торжествующими нотками в голосе запротестовала Тами. Ябеда. Хочет, чтобы я вернулся в родные пенаты. Фигушки. Я показал сестре язык. И почему рядом с родителями всегда чувствуешь себя ребенком?

— Со взрослыми? — иронично поднял брови отец. И глаза, и брови, и волосы у него черные, только последние слегка поседели за то время, что они с мамой прожили на Земле. Тами очень на него похожа — гораздо больше, чем я. Ну да это естественно. Особенно теперь.

В ответ на отцовскую инсинуацию я переполз на диван к маме, агукнул и потребовал соску. И погремушку. Тамико тотчас же добавила к списку горшок, матушка — ремень, отец на провокацию не поддался.

— Касательно взрослых, — он выделил это слово, — интересов. Есть кто-нибудь..?

Он подмигнул, вызвав у меня рефлекторное закатывание очей к небу, как у лягушки, когда она проглатывает пищу. Только этой самой пищей я чувствовал себя самого — нет, ну грызли бы сестрицу, она старше, а замужем не была ни разу! В отличие от меня. Ну, вы поняли, о чем я, не надо ухмыляться.

— Да так, несерьёзно, по мелочи. — я попытался отмахнуться, как обычно. В последнее время я вёл ну прямо таки аскетичный образ жизни. Студентки не в счет — это и есть несерьезно. — Работа, то да сё...

И, конечно же, судьба не выбрала лучшего момента для того, чтобы в комнату, как есть, на роликах (сколько раз Тами ей запрещала, да без толку!) не ворвалась малютка Адвента Фредерика. И не застыла, глядя на полный зал гостей.

Глаза отца, довольно узкие, округлились.

— По ме-е-елочи? — он перевел взгляд на меня, потом снова на Эд, затем вновь на... Видимо, пытался вычислить возраст малышки и получаемое в уме число не экспонирода его сына в достойном свете. То есть, возраст был на порядок меньше того, при котором девочку именуют девушкой, и это моего отца не устраивало.

— Здрасьте. — слегка ошалело пискнла Эд.

— Привет, присоединяйся. — Я хлопнул лажонью по дивану рядом с собой. — Только без роликов, во имя всего святого! Как там школа, на месте? Что-то ты рано.

Тамико хихикнула. Отец побледнел. Видимо, вообразил во всей красе заголовок в газете: "Школьница-любовница! Исповедь молодого извращенца из хорошей семьи." Мама молча наблюдала за нами — и это к лучшему. Хотя уж кому, как не ей, знать, что самое очевидное объяснение — не самое вероятное. Если бы папа не был в таком ступоре, он и сам бы догадался. Хотя всем родителям свойственно быть уверенными, что их дети непременно пустятся во все тяжкие, стоит им ослабить уздечку своей опеки...

— Последний урок отменили, — не очень достоверно соврала Эд.

Тамико быстрым взором окинула настенные часы.

— Скорее уж, целых два. — промурлыкала она.

Отец покосился в направлении дочери. Мысль о том, что старшая сестра не только в курсе преступной связи брата, но ещё ему и потворствует, видимо, тоже его не утешала.

— А с физкультуры меня отпустили по... объективной причине. — хитрюга состроила умильное личико Тами и маме, — Ну, вы меня понимаете, как женщины женщину!

Ничего я не понимаю! И не потому, что мужчина! Ну нет у нее месячных, и еще года два не будет! Врушка. Впрочем, тут я опровергнуть ее слова не смогу при всем желании. Тоже по объективной причине.

— Папа не звонил? — я решил закругляться с шутками. К сожалению, вопрос мой возымел эффект, обратный успокоительному. Видимо, в разуме Амано Наоэ, повидавшего в жизни всякого, всплыл еще и образ мрачного отца-сутенера, позволяющего растлевать родимое чадо за жалкие гроши. По крайней мере, потом, когда я интересовался, чего же он себе навоображал, истины я так и не узнал, а жаль.

Терпение отца лопнуло.

— Сын! Не соблаговолишь ли ты, наконец, нас познакомить и выполнить тем долг хозяина дома? — рявкнул он. Адвента, сбросившая к тому времени коньки и уютно примостившаяся между мной и мамой, сжалась. И матушка, конечно, не выдержала.

— Аната, всё в порядке! — она ободряюще приобняла девчонку за плечи. — Я уверена, Аманушка всё нам сейчас объяснит — правда, милый? А ты будешь смеяться — как всегда. Ну, а в крайнем случае... — она замялась, формулируя некую тревожную мысль, — В крайнем случае леит через пять девочка подрастет, и они смогут пожениться!

Падение отцовских очков на пол и синхронные конвульсии его отпрысков были ответом этому заманчивому предложению.

* * *

Когда все разрешилось, объяснилось, успокоилось, а запах валерианки из зала — выветрился, Эд оценивающе осмотрела меня и заявила:

— Но насчет пяти лет я ещё подумаю! Если, конечно, дядя Амано будет мне верен и не очень состарится!

Я чуть было не начал нервно икать, представив себе реакцию Моргана на одну лишь возможность заключения подобной помолвки, но, задержав дыхание, промолчал. Не говорить же мне малявке, что пятилетнее воздержание — самый верный гарант моего преждевременного увядания?

— И правда, — закивал мой мстительный отец, — Было бы неплохо, чтобы такая резвушка, как ты, присмотрела за сынулей на старости лет!

Мама, хохотнув, взъерошила его седеющую шевелюру. И подмигнула Адвенте:

— Вот видишь, все согласны!

Все? Все?!? Я не согласен! Юмор юмором, но.. Чем они, вообще, забивают девчонке голову?! А если она всерьез вознамерится..? Нельзя ж так травмировать психику подростка!

— Не думаю, что отец Эд согласится. — постарался я урезонить разбушевавшегося в гостиной демона матримональности.

— Папик? Да я его на раз уломаю! — Эд в порыве упрямства, смешанного с энтузиазмом, частенько упускает из вида, нужна ли ей цель, к которой она стремится. — Могу хоть сейчас звякнуть!

— Не надо!!!

Перед моим внутренним взором восстал кошмарный образ разбуженного подобным заявлением Моргана Кейна, и я понял, что в этом случае мне не спастись. Но помощь пришла с той стороны, откуда я ее не ожидал. Никогда в жизни. Ни при каких обстоятельствах.

Мой рабочий комм запиликал, и замигал экранчиком — видео-сообщение. От Джея Паркера. И в этот миг я и понял, что пробил его звездный час. Главное, не дать ему об этом догадаться, иначе это сильно приблизит мой смертный...

Глава 8 2 мая, 17.00

(Джей Паркер!!! — вместо Моргана, как Рэнди был вместо Амано)

про странный голос и заявления Амано, с/у, резты заседания суда — или про последнее в след..

Глава 9 10 мая.

Амано — заседание суда, если не поместится. Помнить, что Эд УЖЕ на операциях.Глава 10

Вперед, на курорт!

(Морган Кейн) (29 мая)

Дополнить тем, что Эд только выписали, а операции делали месяц!

Лето!

Барбара довольно улыбнулась и вальяжно расположилась в кресле, услужливо выдвинутом Рэнди на середину комнаты.

— Двери прикрыли? Никто не подслушивает, убедились?

— Да. А зачем такая таинственность? — запоздало поинтересовался Паркер.

— Затем, — промурлыкала полковник фон Хайст, смеживая веки, словно пришла на прием к модному массажисту, а не в рабочий кабинет, где имеют обыкновение проводить некоторую часть суток четверо молодых людей. Молодых людей — со всеми вытекающими отсюда последствиями.