Живи да радуйся. Только коготки Озерейки входили все глубже, хотя и совсем не больно. Жизнь была полна хлопот, к тому же оказалось,что в Озерейке живет довольно много тех,кто попал под ней в плен в начале февраля. Двенадцать в Южной, один в Северной Озерейке, двое в Глебовке и три в Абрау -Дюрсо. Мне говорили, что Иван Никульшин из третьей роты жил в Широкой балке, но как на грех никак не было повода туда попасть, а он сам в Озерейку носа не казал. Так что у нас образовался клуб десантников-озерейцев. Но встречались мы в обязательном порядке только 4 февраля и 27 августа. 4 февраля-понятно почему, а 27 августа была сформирована 255 бригада,в рядах которой мы прибыли сюда и получили, кого чем оделила судьба.В другое время -как получится,у всякого свои дела.Еще озерейцев отличало подчеркнутое неучастие во всяких официальных мероприятиях в Новороссийске по случаю годовщин борьбы за город.В 1966 году город был награжден орденом,в 1973м— стал Городом -Героем.А мы туда не ездили,чтобы не быть 'чужими на этом празднике жизни'.Так в городе бывали, и по магазинам, и на базаре, и у родных и знакмых, но не 16 сентября и не вечером 3 февраля. Нас там забыли. В том числе и то, что Куникову и куниковцам тяжело было бы удержаться, если бы все немцы и румыны, что на нас давили в окрестностях Озерейки, оказались в Станичке на сутки раньше и навалились уже на них. А так они поздно добрались до города, когда уже пришло подкрепление на будущую Малую землю. Памятники им строились регулярно. Хотя и нашим ребятам из 142 го и танкового батальона в конце-концнв тоже поставили. Вот нашему комбату Олегу Ильичу Кузьмину даже кенотафа не досталось.Мы пока скрипим,но и наше время придет.Хорошо бы разрешили похоронить всех нас возле памятника десанту.Но даже если не разрешат-лежать мне в Озерейке, которая меня притянула и не отпустила.А где конкретно: на кладбище, на берегу, в воде речки Озерейки,в конюшне, где немцы расстреляли полсотни наших пленных ребят, на горке или под ней-какая разница?

6. Заплыв вдоль набережной.

Егор привалился к стене склада. Глаза при этом закрылись сами, без всякого участия сознания. Но оно не отключилось сразу и не потянуло в темную пелену сна, а дало совсем немножечко времени, чтобы поразмыслить, что есть и что будет. Этому учил дядька Савватий, где только не воевавший, что обязательно нужно знать и делать на войне. Дома, вне службы, можно и по-другому, и даже ничего не делать. Савватий это называл солдатской диспозицией— у генералов и офицеров диспозиция другая и заботы тоже. Итак, на сегодняшний вечер, его диспозиция такова: он сидит на складе, на Каботажном молу, и ощущает, что сидеть там осталось не очень долго, пока склад не снесут артиллерией или танками. Патронов к автомату почти триста, патронов к парабеллуму четырнадцать, гранат две (противотанковых ни одной), пожевать хватит еще на сутки, если не бороться с желанием есть как ни в чем не бывало, воды чуть больше полфляги, индпакетов два. Удержаться на молу вряд ли получится, если немцев никто больше не отвлечет. Прорваться к своим— до Малой Земли километра с три, до цемзаводов, где продолжаются бои, напрямую километра два водной глади, вокруг бухты-еще больше. В порту бой еще идет, там, где высаживались другие десантные отряды, может, до них прорваться и получится. Есть еще шанс, что этой ночью высадят подкрепление. Пока же, раз спать дают, то можно и поспать. Но это длилось недолго, хотя кто знает, сколько точно-трофейные часы при высадке разбились. Оказывается, командирская диспозиция была такая же, то бишь надо прорываться.

А куда? Слева вода, а за ней Западный мол, где еще хуже, чем у нас. Это если с того места, где он сейчас. Если пойти налево от корня мола, то сразу же густое минное поле-это уже известно и подорвавшие на нем уже были. Справа-снова акватория порта. Сзади-снова вода. Летать не обучен, рыть тоннель под бухтой-тоже идея так себе. Но у командовавшего ротой лейтенанта Антонова(он и всеми остальными командовал, кто из батальона высадился на этот мол, потому, что комбат Кузнецов из строя вышел.) возникла идея перехитрить немцев и прорываться не прямо по берегу и не вплавь через бухту напрямик, а вплавь, но вдоль берега. Так не нарвемся на минное поле, потому что немецкие противопехотные мины морской воды не выдержат.

Дело за 'малым'— доплыть до своих.

Маршрут выбран такой— вдоль площади с памятником освобождения города от белых до холодильника и лесной пристани, а дальше уже по суше— к своим. Наши высаживались на Элеваторную пристань, возможно, где-то рядом тоже. Высадка шла еще в темное время, в дыму и огне, потому и оказались здесь, на Каботажном молу, хотя у Егоровой роты по планы участок был возле холодильника. Вообще Егор ни тогда, ни после в новороссийских пристанях не очень разбирался, ибо было их, наверное, больше десятка. Импортная, куда в итоге высадили третью роту-на другой стороне города. Его вторая-на Каботажную, Первая— на Элеваторную. Даже птичьего лета меж ними больше километра. А всякие там Старопассажирские и наливные пристани— пусть в штабе разбираются, где они и сохранились ли.

Конечно, тут Егор был в корне неправ, потому что одно дело-высаживаться на Импортную, чья длина 225 метров и ширина 85, и совсем другое дело— на деревянную эстакаду лесной гавани длиной 226 и шириной 13 метров, а уж удерживаться там -еще большая разница. Деревянную конструкцию немцы и поджечь могут, им-то портовые сооружения уже ни к чему.

Но у Егора голова была занята тем, как ему приготовиться к заплыву, и к тому, как быстро вступить в бой после этого, оттого он ошибался, да и не только в размерах пристаней. Кое-что пришлось оставить, как ни жаль табака, например, но трофейный кисет из прорезиненной ткани пойдет для сохранения документов.Вообще-то Егор не знал, что это точно кисет, но именно так его использовал. Оставшиеся сухари легли в котелок и осталось надеяться, что морская вода в него не просочится. За невскрытую банку американского паштета беспокоиться было нечего-ну хоть за что-то не надо... Во второй, трофейный, котелок пошел запас автоматных патронов, завернутый в запасные портянки. Туда все не поместилось, но куда уж денешься. Егор подумал и отхватил угол немецкой плащ-палатки.Основная ее часть пойдет в качестве большого узла за спиною, и в ней будет автомат и патроны к нему, а отрезанная малая часть, после некоторого окультуривания подвешена на шее в виде подобия кобуры, и в ней лежать парабеллуму и обеим гранатам, так что, может, туда вода не сильно быстро пройдет и удастся быстро же оттуда вынуть и порадовать немцев или румын пулей или гранатой. За водонепроницаемость получившегося были сомнения, но не класть же гранаты и пистолет в котелок и греметь ими при гребках. Что остается-сделать так и понадеяться. Белье и обмундирование закутают автомат как дополнительная преграда воде, хотя и сомнительная. Но уж выбирать не из чего. Тельник придется отправить туда же. Егор думал, что его голый торс в темноте виден хуже, чем одетый-ведь для того и приняли такие рубахи в полоску, чтобы их на фоне паруса различать лучше, чем однотонные рубахи того же цвета, что и сам парус. Теперь надо найти местечко посветлее и зашить эту 'кобуру'. Вагон на путях совсем догорел, поэтому дополнительного света от него не было. Придется светом ракет пользоваться и подсвечивать полуразряженным фонариком. Ему немного повезло, под рукой что-то зашуршало, и что-то оказалось немецким пакетом из целлофана. Надпись он понять не смог, но запахом испортившейся пищи из пакета не тянуло, значит, какой-то порошок был в нем, но без запаха. Егор вывернул пакет и как мог убрал его остатки из стыков. При надувании пакет воздух держал, вот туда и пойдет пистолет. А материал пакета послужит очередным заслоном против воды и его же при нужде ногтем разорвать можно. Хорошая находка, теперь еще бы неплохо и фляжку немецкую найти, и не пустую, а с кофе хотя бы. Но спасибо судьбе и за это.

Людей на прорыв набралось больше сотни, поэтому спускать их в воду пришлось двумя группами, одна из которых спускалась по осыпи стенки аж со стороны западного мола и потом обплывала саму Каботажку. Егор был в другой группе, и он их ждал, держась одной рукой за остаток отбойного бруса, а второй поднимая узел с вещами и оружием над уровнем воды. Под ногами шесть метров глубины-вспомнился рассказ Толи Чижова, который перед десантом говорил про это, благо до войны ему приходилось заходить в порт и на Каботажке разгружаться. Еще гле-то на другой стороне бухты уголь для судна грузить. А какая же глубина будет дальше, вдоль площади? Там вроде бы причалов нет, а раньше даже купальни для народа были. Может, где-то удастся пристроиться и передохнуть. Сам километр, как он прикидывал, Егор бы проплыл, если просто раздеться и плыть, а вот с грузом-кто его знает, никогда не пробовал. Пехоту-то до войны обучали форсировать мелкие речки, сделав себе поплавок из плащ-палатки, набитой сеном, но километровой ширины случаются только весьма немаленькие реки, вроде Днепра или Днестра. Врядли ли на это пехотные офицеры рассчитывают, что их взвод возьмет и Днепр переплывет с налета на пузыре с сеном, вот какую-то Сухую Нетечу-это можно или колхозный пруд. Егор отвлекся на размышления и почти пропустил сигнал движения синим фонарем. 'Сомнения прочь, уходим в ночь!'-пришло в голову. Ишь ты, почти что стих родился!

Вода уже успела остыть, но все равно теплее, чем в Волге, Оке и Кубани летом. Если в Волге он купался еще в детстве и мог неправильно вспомнить, то в Кубани-всего год назад. Правда,еще потом придется мокрому идти по воздуху и не замерзнуть, воздух-то остывает быстрее, чем вода. Плыли группами, одни ближе к берегу, другие дальше, ну и было прямое указание-не сможешь дальше, плыви к берегу, там можешь отдохнуть и попробовать заново, но пока на сушу не лезь, чтобы не подорваться и всех не демаскировать. Если не сможешь совсем, то даже 'Варяга' пой про себя, отправляясь в гости к Нептуну. Это будет последнее, что ты сделаешь для товарищей-не выдашь их громким поведением.

Пока же было относительно тихо. Война никогда не спит, и полной тишины близ места боев почти что не бывает, но сильно гремело лишь на заводской стороне. Еще активно работали немецкие пулеметы где-то справа от них, на пристанях, но что там творится -отсюда было не понять. На оставшейся позади Каботажке с интервалом в несколько минут рвались мины, да и с трехэтажного дома постреливал немецкий же пулемет. Ему изредка отвечало наше прикрытие из складов, чтобы показать, что мы еще здесь, и, дескать, попробуйте сунуться. На площади с обелиском регулярно взлетали ракеты, но немецкий наблюдатель, запускавший их, халтурил, и оттого освещался берег, а не вода. Ну и тем лучше.

Гребок левой, гребок правой, и ногами тоже, пока плыть получалось, хотя груз на спине давил, да и удерживать пистолет в чехле приходилось зубами, что не добавляло удовольствий, но до сольного пения 'Варяга' было пока далеко.

Берег в городе и под городом был не очень хорошим для купания, сплошные камни разного размера, о них и ногу порезать можно, и поскользнуться на водорослях, но здесь такого быть не должно.

Хотя в воде могут валяться остатки утопшего катерка или сброшенной в воду береговой конструкции, а железо режет ногу не хуже острых камней. Но нет на Черном море акул, которые на попавшую в воду кровь приплывают и лакомятся тем, из кого она вытекает. Здешний катран вообще для человека безопасен. Мысли о всякой ерунде вроде катрана помогали терпеть и держаться, хотя и мышцы стали уставать, и шею прямо-таки свело из-за неудобного удержания свертка в зубах, и морская вода во рту не радовала. но добрались до набережной близ холодильника Лейтенант Антонов раньше разъяснил, что она сплошь железобетонная, а до нее -ничем не укреплена, просто береговой откос и все. И темные кубы здания холодильника в темноте проступали.

Раз сигнала дудкой нет, значит, опасности тоже, поэтому группы с четными номерами, и Егорова тоже, отплывают к набережной холодильника и там, возле нее, пока устраиваются, не выходя из воды. А нечетные пойдут сразу на эстакаду лесного порта. Устроились возле осыпи разбитого бомбой участка, кому не хватило места там-те на торчащем из воды кузове грузовика. Им хоть рукой можно подержаться за твердую опору.

Пересчитали друг друга-нету одного, Ивана Коростелева. Егор его знал еще с Темрюка, он до того был пулеметчиком на тральщике, правда, дальше их пути разошлись, аж до мая этого года. Иван вроде как хорошо плавал, что же с ним такого случилось? Нет, зачем о плохом думать, может, он пристроился где-то у берега, передохнет и догонит.

С другой стороны лесного ковша приплыл связной, передал приказ переплывать на ту его сторону, и что слева там как раз сильно побиты бревна эстакады, проще будет на них залазить. Передал и поплыл к следующей группе. Ну и они поплыли. Перемахнуть ковш совсем не сложно после пройденного пути, вот залезать-уже сложнее. А еще сложнее идти, балансируя по бревну в темноте. Станет мокрая босая нога неудачно, и полетишь из черноты ночи в черноту воды метров так с десяти. Есть и менее высокое место, но и по нему идут другие братишки. А тут наши артиллеристы устроили немцам побудку и стали бить по окрестностям площади с обелиском, там ,наверное,какая-то цель есть. С одной стороны это хорошо, немцам будет не до них, а с другой снаряд отклонится и грохнется неподалеку. Или просто обстреляли площадь, потом изменили прицел и целик и навели шороху правее от прежней цели. Толчок воздухом от недальнего взрыва-и кто-то грохнется и станет жертвою собственной артиллерии. Егор этого опасался, но так не случилось, дошел до конца эстакадного кошмара,чьт-то руки его поддержали, голос слева шепнул: ' Ходи левее, там будочка порепаная, заляжь за нею и готовься к делу.'

Чем Егор и занялся, борясь с холодом и отвратительным вкусом во рту. Потом не выдержал, прервался и прополоскал рот из фляжки. Стало немножко легче, но дрожь тела все усиливалась, и он снова подумал о трофейной фляжке, в которой не только кофе, но и порция рома или чего там немцам дают алкогольного. Вода путь нашла, пришлось натягивать влажное обмундирование на влажное тело, а вот пистолет и гранаты сухонькие, отчего пусть немцы плачут, ибо убивать их будут не голыми руками. Автомат он, насколько получилось, обтер запасными портянками, вот с патронами к нему -это уж как вышло. Патроны во втором котелке остались сухими, и сейчас Егор их спешно менял в обоих рожках. Те, что в диске, что были в рожках и еще горсть-пока сомнительные, а сомнительных, получается, половина. Тогда надо думать не только о фляжке, но и о немецком оружии, потому что выйдут они, скорее всего, к другому нашему десанту, а там с патронами тоже будет не досыта.

Свои оказались в полукилометре от них, на Элеваторной пристани. Предыдущие две были совершенно изуродованы, но почти четырехсотметровая Элеваторная легко не поддалась, и строения на ней, хоть и был побиты снарядами, но держались. Там сидела своя первая рота, батальонные разведчики, а также пулеметчики из пульроты. Ну и товарищи по несчастью из пограничников, их было взвода с два, наверное. Командовал лейтенант Мурашко, потому что прежний ротный получил пулю еще на борту катера.Кажется, его фамилия была Андрющенко, или как-то похоже.Немцы их блокировали,но наученные горьким опытом,быстро отказались от попыток спихнуть десантников в море.А теперь,после прорыва с Каботажной,спихнуть вообще не выйдет,если пехотой.Танки-кто его знает. Рычание их моторов и работу танковых пушек слышно было справа, там, где сидели наши в Клубе Моряков, и спереди, в районе вокзала. Сюда они пока не совались.