Виталик вел себя идеально, с вопросами не приставал, ничего не просил. Они подошли к Первой поликлинике, и, им на радость, сразу же подошла 'шестерка'. Погрузила деда с внуком, еще пяток желающих, и медленно стала карабкаться на гору к Октябрьской площади. Василий Иванович для страховки еще одну валидолину кинул под язык.

'Эк меня разбередило, тридцать шесть лет прошло, и особо не вспоминал, как комбрига тащили, а вот теперь пришло, как с гор вода. И комбрига уже давно нет. После памятной ночи и дороги в облаках и тьме ему чуть полегче стало, отошел и еще с полгода бригадой командовал. А умер, как знакомые ребята говорили, в тот год, когда Хрущева сняли, то есть, получается, четырнадцать лет как нет его. а кто куда из них делся, что тащили— кто бы подсказал?'

Таблетка раскрошилась на совершенно мелкие пластинки, и под язык пошла еще она.

Татьяна Михайловна что-то делала на кухне.

-А что вы так рано, погуляли бы еще?

-Да что-то мне нехорошо стало, сердце шалить вздумало...

-Может, 'Скорую' вызвать? Ты как сейчас себя чувствуешь?

-Не надо никакой 'Скорой', лучше прилягу, полежу. Может, даже задремлю.

-Давай, давай, Лена пошла котят смотреть, а Виталика сейчас я к его другу Марику отведу, он за ним уже прибегал, спрашивал. Вот как раз будет все тихо, полежишь, и никто мешать не будет.

Василий Иванович переоделся в домашнее и пристроился на диван в большой комнате. Сердце пока молчало. Он закрыл глаза и снова погрузился в черноту давней ночи. И снова сам выходил и комбрига вытаскивал из смертной тьмы к грядущему свету утра. Стрельба оставалась где-то сзади, а он шагал по облакам над хребтом, и его товарищи тоже.______ _____________

10. 'Пожарная команда'

Вторую половину сорок второго всем нам пришлось быть пожарными и служить в 'пожарной команде Северного Кавказа'. Есть штатные пожарные расчеты и команды, например, на артиллерийских складах. А мы были нештатными. Всегда есть нужда в тех, кто придет и вытащит ситуацию, павшую в бездну, из ее пучины, стряхнет с нее грязь, и она воссияет, и все окажется не так ...плохо, как казалось совсем недавно. Пожарной командой в Севастополе были 345 дивизия (командир Гузь, военком Пичугин) и 79 стрелковая бригада (командир Потапов, военком Слесарев)-они прибыли в смертельно опасный период декабрьского штурма и остановили удар под Мекензиевыми горами. Эту бригаду еще называли морской, и правда, ребята из нее говорили, что в ней каждый третий был флотский. И немало курсантов морских училищ. Мне рассказывали, что первый курс служил рядовыми, второй-командирами отделений, третий получил звания младших лейтенантов и стрелковый взвод под начало. Четвертый курс в бригаду не попал, они учились дальше. На июньский штурм такой команды не нашлось. Для Северного Кавказа снова нашлись две морские бригады, 1 и 2. Вот мы и три раза восстановливали положение, два раза в полосе 47 армии, и один раз в 18 армии.

Может, 'гореть дважды'-это про Шапсугскую? Когда мы уже ушли в тыл, то пришлось возвращаться. Пока нас не было, там ситуация изменилась радикально. Нет, мне это не защитается, восстановливал положение батальон майора Бундюка, по номеру 322, а не наш. Ударил и отбил у румын изрядную часть захваченной ими высоты. Они зацепились за северные ее скаты, но вершина осталась за нами. Вот когда 322 батальон ушел и передал оборону пехоте— кто ведает, удержали ли они ее снова. Нагляделись на это, когда пришлось брать снова потерянный колхоз Первый Греческий и Красную Победу. Под Туапсе тоже так вышло, бригада Красникова восстановила положение, что 395 дивизия упустила в бездну, а потом подошли мы и снова те самые высоты брать начали, все три штуки, что та же дивизия снова отдала. А в горах тот, кто владеет высотой, тот и кум королю, а, может, и сам король. Что это означает-вот пример. В Новороссийске была батарея Зубкова, неофициально называемая 'Городской регулировщик уличного движения'. Выше нее — горы высотой до 700 метров, на которых сидят наши НП, и им даже без бинокля хорошо видна большая часть города. Поэтому по всем лакомым целям вызывается огонь батареи. Жаль только, что пушка ее двести тысяч стоит, и ресурс ствола не безграничен, поэтому не по всякому шевелению открывается огонь. И любой повоевавший скажет, что, когда господствующая высота у противника, как тогда несладко жить под прицелом с нее.

Да, славы это прибавляет. Бригада за свои подвиги стала Краснознаменной, ходили даже слухи, распускаемые штабными писарями, что ее представляли к званию гвардейской, награды получали и командиры, и рядовой состав. Но у этой монеты есть и оборотная сторона. От тебя начинают много ожидать, даже больше, чем ты сам можешь, ибо привыкли, что ты делаешь невозможное. И 'пожарная бригада' бросается в пламя войны.

И здесь, на Эльтигене, мы снова 'пожарный батальон', резерв командования. Мы уже удержали прорыв немцев и румын в поселок и продолжаем быть готовыми к этому снова. Не впервой.

Наверх, о товарищи, все по местам!

Последний парад наступает!

Врагу не сдается наш гордый 'Варяг'...

И мы не сдадимся.

11. Федор Чинякин и снайперы.

-Федь, а Федь! Твоя очередь рассказывать!

-Неужто моя?

-А то чья же? Игорь уже отстрелялся, а машина все еще не едет. Так что не прикидывайся, что ни сном, ни духом, и валяй.

-И про что же вам рассказать? А, расскажу я вам, как мы весною снайперов били.

— Мухобойкой или газетой?

— Полтора наряда вне очереди!

— Есть, товарищ страшный матрос, полтора наряда вне очереди!

— Э, Федя, не нарушай Устав, он старший матрос, ты старший матрос и оба без должности, нет у тебя права взыскания накладывать. И своими полуторами нарядами не надейся отвлечь внимание. Выкладывай свой рассказ про снайперов.

-Было это дело на улице Кооперативной.И служил тогда в роте Степан Степанов, который был до того осторожным, что перед тем, как голову из траншеи высунуть, всегда поднимал бескозырку или каску. Ничего в нее не прилетит, тогда и сам высовывался и смотрел, что ему надо. Над ним уже шутить перестали, как вдруг в одно тихое утро поднимает он свою бескозырку, и в нее ударяют две пули. Степа аж побелел, представив, что было бы с ним, если бы не его привычка. А мы крепко призадумались, потому как раньше нас немцы снайперами не баловали, а румыны тем более.

-Ну почему, у нас в седьмой бригаде, помню, Ной Адамия пару немецких снайперов оприходовал.

Народ пару минут вспоминал, где кто воевал, и как, и все же пришел к выводу, что до этого года снайперы у немцев встречались редко.

Федор Чинякин продолжил прерванный рассказ.

-Ротный про это услышал и велел поменьше без нужды высовываться, засекать, откуда гады стреляют. Ну и добавил, что попросит командование подбросить хорошего волкодава, чтобы этих вот задавить.

Мы меж собой толковали, кого пришлют— Кучмиенко или Малова, а сами смотрели, где немцы сидят. В тот день они сидели в двухэтажном доме через квартал, на верхнем этаже.

На следующий день их у нас не было, может, отдыхали, а, может, пошли охотиться ближе к морю, на участок четырнадцатого батальона, благо тамошний лучший снайпер в госпиталь попал, некому им свинцовую пилюлю прописать. Поскольку волкодава нам не присылали, стали сами думать, как избавиться от этой заразы. Ведь от снайпера сплошное неудобство-ни руки не разомнешь от сидения окопного, ни спокойно не выглянешь посмотреть,что там у немцев делается, и 'ботикам' житья не будет.И взгляды наши все чаще обращались к изгибу траншеи,за которым стояли два ПТРа.Расчеты их давно из строя вышли. и к ним патронов совсем не осталось. Вдарить бы по немцам, ан нет, нечем. Ситуация сложная.

Федор полез в карман за кисетом, и, пока сворачивал цыгарку и прикуривал, его ждали, не проявляя нетерпения.

-И патронов нет, и обещанного снайпера нашего нет, а делать что-то надо. И мы дождались помощи. Немецкая мина в бруствер хряпнула и участок его обрушила, выкопав заваленную землей сумку ПТРовца.А в ней восемь патронов. Раз против немецких снайперов даже их минометчики, то традицию надо продолжить и довести их до цугундера.

На ружья поставили меня и Ваню Аристова, поскольку у нас был опыт стрельбы из зенитных пулеметов...

Шура Новосельцев молча показал Феде согнутый палец-дескать, загнул, теперь разгибай.

-Ну ладно уж, Ваня на крейсере с ДШК работал, и я тоже пару раз немецкие налеты отбивал из 'Дегтярева'.

Все удыбнулись, дескать, молодец, вовремя втиснулся на лучшие и ближние места.Чинякин продолжил:

-Распределили роли, кто наблюдает, кто немцев подманивает, кто стреляет. Сразу немцев не было, они появились на следующее утро. Я и говорю Степану: 'Ну-ка снова попорти свой чепчик!'

Он его поднял, и снова увидел, как в нем на две дырки больше стало.Увидели и мы, как их винтовки торчат из окна второго этажа.И по ним вдарили.Там и двухсот метров не было.Обе винтовки в окно свалились и на землю грохнулись.Коля Шапкин на дно траншеи сел и тихо смеяться начал от удовольствия, и мы с ним тоже. И тут Степан нас из счастливой минуты вывел: 'Ходу по щелям! Ружье стреляет дымно, нас уже засекли, сейчас минами забросают!' Мы его послушались, и правда, налет начался, но все уже по 'лисьим норам' рассредоточились, и в них уже никто смеяться над немцами не помешал.

Чинякин затянулся 'козьей ножкой' и продолжил:

-Кучмиенко через пару дней пришел, но у нас ему снайперов гонять не пришлось, некого, ограничился связистом и подносчиком. И немецких снайперов на нашем участке не было еще полтора месяца, пока не начали роты в батальонах менять друг с другом...

А вот и ЗиСок едет! Поднимайсь, черноморцы, карета вам подана! ____________________________

12. Федор Белозерский и ИДО.

ИДО— истребительно-диверсионный отряд. Это было нештатное подразделение для выхода в тыл противника и производства там разведки и диверсий. Кроме нас, в батальоне существовал штатный разведвзвод, который тоже ходил в тыл врага и при случае готов был там шороху наделать, хотя основной задачей была разведка. У ИДО, наоборот, основное— наведение шороху, а разведка попутно.

Такое практиковалось не только на Кавказе, но и в других местах, где условия позволяли пройти через неплотную или очаговую оборону противника. Насколько я слышал, последними по времени таким занимались в 38 армии в конце зимы-начале весны сорок четвертого. Мне рассказывал один наш садовод-любитель, тогда служивший сапером, что немцы в тот период наступали, поэтому образовался такой 'слоеный пирог'— здесь мы, здесь немцы, в этом селе левая улица наша, правая — не наша и т.п. Поэтому отряды саперов ходили через неплотный фронт на несколько километров вглубь и портили немецким танкистам завтрашнюю атаку.

Пока танкисты отсыпались перед боем, их танки в ночи закидывались бутылками 'КС', либо все было тише и коварнее -танкисты утром выезжали со двора, где квартировали, и внезапно напарывались на противотанковую мину. После чего шли не в атаку, а менять гусеницу и катки. Потом гусеницу натягивали, проезжали несколько метров и под ней же взрывалась следующая мина. Даже если у соседней хаты стояли другие танки, они, видя такую коллизию, разве сильно полезут вперед? Нет. Поэтому с атакой дело ладилось не очень.

Еще как-то в поезде на юг встретил человека, воевавшего партизаном в Карелии. Он и рассказал, что там партизанское движение работало иначе, нежели народ представляет.

Это в Брянском лесу отряд сидел на оккупированной территории, пока наши войска не освободят область или район, и из лесу ходил на операции.

А в Карелии имелась занятая финнами территория и незанятая. На захваченной же никакие партизаны образоваться не могли, населения крайне мало (республика и до войны была не очень многолюдной), а оставшиеся под оккупацией гражданские содержалось либо в концлагерях, либо под таким плотным контролем, что им партизанством заняться было затруднительно.

Поэтому партизаны приходили с советской территории, обойдя линию фронта по диким лесам, атаковали и уходили обратно. Почти как наши ИДО, только числом поболее.

А тогда к нам в роту пришел младший лейтенант Росляк и предложил добровольцам показать себя в опасном, но героическом деле.

Нет, героическом, но опасном, вот так он и сказал, правильно выбрав акцент. В итоге в ИДО было несколько человек, что являлись практически штатным его составом— сам Росляк, старшина 1 статьи Смоляков, кочегар с 'Коминтерна' Федя Зуев и еще один товарищ из Армении. Его все звали 'Адмиралом' за как-то высказанное желание стать адмиралом и водить флоты по морям. Я его потерял из виду, но судя по всему, что его фамилия в списке адмиралов не попадалась, то, наверное, он не смог дослужиться или решил переквалифицироваться в кого-то другого. А остальные набирались добровольцами. Иногда на один раз.

Я лично ходил в тыл врага дважды, после чего решил, что хватит с меня приключений подобного рода в здешних горах. В первый раз нас набралось одиннадцать человек, второй раз— пятнадцать. Кроме нас, в бригаде был еще ИДО лейтенанта Туманова, но о нем я узнал позже, перекинувшись парой слов с раненым на Малой земле.

Тогда о нем я не слышал, и это правильно. Оба раза мы выходили на тропу, по которой немцы доставляли грузы в район высоты 620.8.

Это горушка лишь чуть в стороне от горы Качканова, точнее, на восток от нее. И которую мы не взяли.

Тропа шла к ней от Кура-Цеце через урочище Три Дуба. Ну, насколько мне помнится, потому как времени прошло уже много, и что-то могло спутаться. Да и карта была у младшего лейтенанта, а не у краснофлотца. Маскхалатов у нас не было, форма-какая у кого есть. Но Росляк отобрал у тех. кто взял бескозырки в рейд, их, и разрешил иметь только тельники. Документы тоже остались 'дома'. С собой взяли двойной комплект боеприпасов, перевязочный пакет, и сухой паек на трое суток. Лопатки остались тоже. Ну, и у кого была— плащ-палатка. Вооружены мы были большей частью ППШ, имелся один 'дегтярев' и одна СВТ с оптическим прицелом. Ваня Самылин с ним работать не умел, это ему лейтенант обменял обычную СВТ на вот такую. Поэтому оптика служила больше для наблюдения. Гранаты взяли только Ф-1, ибо, как пояснил лейтенант, что их бросать в мешанине веток тем удобнее, что их остановит только толстая ветка. Гранаты же с рукоятками легче отклонить от траектории при ударе рукоятки об ветку. Ножи и пистолеты— у кого были, тот и взял. Росляк дополнительно их не добирал.

Зато очень тщательно проверял, не стучит ли где-то в поклаже при ходьбе и не звенит ли металл о металл. И те, у кого стучало и брякало, тут же занимались исправлением.

В первом походе нам проползать хоть немного не пришлось, но хождение темной ночью через густой лес-это занятие еще то! Для ориентировки, где кто, за спиной вешалась закрепленная на воротнике сзади белая тряпица или портянка, чтобы другие могли видеть, где там спина впереди идущего.

Ступаешь очень аккуратно, чтобы под тобой сучки не трещали, но хоть и стараешься, а это получается, как когда. Поэтому по заранее отданному приказанию, если кто-то уж так стал, так стал, что треск аж до Краснодара донесся, то все остальные на десяток секунд останавливались и ждали. Тихо-значит можно продолжать шуметь по мелочи. Еще я очень боялся получить веткой в глаз от впереди идущего или самому напороться. Ну была у меня такая фронтовая боязнь за глаза. Боязни наступить на мину и без ноги остаться-этого не было, но зрение ...Тогда поставил себе зарубкой в памяти раздобыть при случае мотоциклетные или авиационные очки, но и тогда не успел, а потом, хоть и заимел, нужда в них практически пропала. Ну и снова идешь, пытаясь видеть тропу подошвами, как в памятном походе с носилками. Пока прошли и углубились до того момента, когда можно было сесть и отдохнуть, семь потом сошло, то в жар, то в холод кидало. А ведь все тихо было. Никто ни ракетами не подсвечивал небо, ни наобум Лазаря мины не кидал, не кричал 'Хальт!', а впечатлений по уши. Успокаивал себя только тем, что сейчас бы спал, ожидая рассвета-это да, лучше, но с утра по моей ячейке могли и немцы пристреливаться и лес вокруг зажечь, как на горе Качканова. Тогда бы я согласился ходить по ночному лесу, лишь бы не поджариваться на окрестных дровах, как шашлык, и даже без уксуса. В общем, там хорошо, где нас нет.