Такие мысли помогают, что не только ты терпишь, но и другие вокруг и некоторым хуже, чем тебе. Но сложно отрываться от своих страданий и глядеть на чужие— своя-то душа к телу ближе. Росляк тогда шел вторым, а первым длинный Семен из второй роты, у которого были некие навыки по снятию мин. Он даже говорил, что их 'чуэ'. В этом походе немцы их не поставили, так что обошлось без проверки его 'чуйки'.

Недолго посидели, а курильщики только облизывались, ибо никто не позволил в кисет залезать и демаскировать отряд запахом горящей махорки, и снова пошли.

Перед рассветом зашли в какую-то тихую долинку, устроились на отдых в зарослях диких груш. Выставили четыре поста, а Росляк со Смоляковым прошлись по окрестностям, чтобы разведать, куда отходить в случае внезапной явки немцев. Потому как тропа может привести к краю пропасти или вернуть на то же место, а побежишь без дороги— тоже приключения гарантированы. Что интересно, мы даже на отдыхе почти не разговаривали: ощущали себя в тылу врага, и потому, чтобы не демаскироваться себя, больше помалкивали. Теперь я вижу, что ничего в тихом разговоре страшного не было, но это уже позднее знание.

День прошел в ожидании, то на посту, то без того, а покурить вволю дали только под вечер, перед тем, как снялись с места. Пошли мы куда-то на запад, судя по ощущениям, и там стали в засаду. Перекрестный огонь устраивать не стали, расположились на одном пологом скате, но в два яруса.

Если располагаться друг против друга для того же перекрестного огня, то противник может так дернуться, что хоть прекращай стрелять, либо обстреливай друг друга. Огонь, атака, отход-все делать по сигналам боцманской дудки. А она и так звучит мощно, а в ночи еще более слышно.

Росляк показал пункт сбора по дороге, назначил двух старших, которые поведут обратно, на тот случай, если он не сможет. Откровенно говоря, я на местности там не ориентировался, и случись оторваться от своих, то пришлось бы отходить через линию фронта к бригаде. Пароль на четыре дня для выхода был, а если задержишься, то предстояло то, на что средний немец был не способен, то бишь загиб помощнее. Он бы пошел заместо пароля.

И снова лежишь на склоне и до боли в глазах всматриваешься в темноту. Ну, хоть для зрения угрозы в виде сучка нет, и то ладно. Сколько мы ждали-кто его знает, может, и много. Трофейные часы у меня уже были и даже со светящимися стрелками, но, когда при любом позыве будешь глядеть, а сколько там сейчас-это просто издевательство над собой. Проверено, что постепенно дойдешь до заглядываний на циферблат через пару минут. Поэтому лучше терпеть так.

Луны из-за туч не видно. Звезд особенно тоже, рассвета еще нет— лежи и всматривайся. А то, что кое-что распирает-ну, это немного легче, чем ходить по горному склону, и совсем легко по сравнению с бежать по нему вверх...

А вот и то, зачем мы пришли: сквозь тишину начало доноситься нечто неразборчивое, н вот уже какой-то шум есть. И чем ближе, тем более понятно, почему он. Вьючная лошадь ступает по земле, кишечник у нее работает, позвякивает что-то в ее вьючном снаряжении, рядом идет егерь, иногда звякая шипами обувки об камень, на нем тоже побрякивает снаряжение— он ведь не в разведке и не подгонял на себе все, чтобы не шуметь, он у себя в тылу. В итоге каждая составляющая шума невелика, но они складываются, и оттого слышно, что к тебе гости. Даже если они не болтают и не ругаются, споткнувшись в темноте.

Надо готовиться. Росляк перед устройством на позиции гранаты не разрешил применять, тогда пусть и лежат себе.

Вот уже во тьме проступают контуры лошадей, и людей рядом, у некоторых светятся красные точки: сигареты, однако, курят.

И снова позыв закурить. Недели две его не было, даже когда рядом курили— увы, что привычка делает!

Голова обоза доходит до меня.

А вот и сигнал Росляка: 'Тали нажать!' Естественно, без команды голосом, положенной после сигнала дудкой.

Но нам и нечего талями делать.

Поэтому я провел очередью по ближайшим мне фигурам во тьме, целясь больше в лошадей. Так тоже было приказано ранее, потому что наша задача нарушить снабжение противника. Потом следующая очередь туда, где во тьме кто-то дергается и ржет. Тут прямо-таки просится выражение: 'Ржет нечеловеческим голосом', хотя лошадь по своей природе не человек. Но иногда она умирает, как человек, тихо дышит, даже слеза из глаза течет, и слабые звуки, совсем, как у умирающего получаются.

А тут даже не знаю, как это описать— даже кабан, которого режут, так не кричит. В моем секторе обстрела стоящих или идущих лошадей не видно, поэтому надо выполнять следующее распоряжение Росляка: передвинуть переводчик огня на одиночный и стрелять по вспышкам, которые уже есть, судя по звуку-винтовки. а чуть слева даже пулемет прорезался. Теперь решение за командиром, пойдем мы вперед или что? Он выбрал команду на отход, то есть 'Большой сбор!'. Тогда снова переключатель на очереди, пара коротких очередей по вспышкам, и айда верх!

Перекатились через горушку и двинулись к месту сбора. Что интересно, рванув через вершину, я отчего-то не боялся наткнуться глазом на сучок, а бодро двигался вверх и вниз.

На месте сбора все живые, не раненые, только уставшие от бега в горку.

Мы еще прошли немного и устроились на ночлег. Росляк обошел всех, подробно спрашивая, сколько и чего он видел, по скольким стрелял и сколько поразил.

-Докладывайте, товарищ краснофлотец, что вы там видели и по кому стреляли.

— Видел двух вьючных лошадей, товарищ младший лейтенант, в своем секторе наблюдения. По обоим стрелял, и вроде как попал, потому что они обе грохнулись и на ногах больше не стояли.

-А немцы?

-По мне, товарищ младщий лейтенант, стреляло двое из винтовок, я по ним тоже стрелял, но попал или нет, не знаю. Но левее от них стрелял пулемет, очереди три. Звук от немецкого пулемета, не как от румыгского.

-Ладно, — ответил Росляк и перебрался к Ване Самылину.

. Сведя все данные, младший лейтенант объявил нам, что немцы вели около двадцати вьючных лошадей, а с ними шло человек 15-18 солдат с одним пулеметом. Обоз разгромлен. И пояснил для непонятливых, что можно было, конечно, спуститься и попробовать добить тех. кто еще там есть. Но наша задача— нарушить снабжение немцев. Сейчас гансы занимаются помощью пострадавшему обозу, ищут, на чем подвезти то, что было на раненых или убитых лошадях, ну и оказывают помощь раненым солдатам. Пока все это творится, то караван никуда не идет, и его тщетно ждут в месте назначения. Даже если большая часть лошадей и грузов не пострадали, они прибудут на место с запозданием.

Есть еще сложности: если бы мы сейчас взяли кого-то в плен, то пришлось бы возится с ним все время, до того, пока не пойдем обратно.

Если же кто-то из нас будет ранен, то с ним тоже надо возиться. Поэтому с этим обозом разобрались пока так, а вот следующим займемся поплотнее.

Наши вопросы по большей части отпали. Малой войне нас особенно не учили, так что вот сейчас надо доучиться на ходу.

Да, первым делом после выхода в точку сбора надо было осмотреть, сколько патронов осталось в диске. Расстрелял я по обозу около шестидесяти, так что заменил диск в автомате, а тот начал набивать. Потом продолжил, потому как на ходу доснаряжать его не очень удобно.

Это рожок можно и по ходу дела дозаряжать, но лучше, конечно, не в темноте.

Днем основная масса народу ожидала вечернего похода на тропу между зимовниками и Тремя Дубами,

А две пары разведчиков отправились на поиск чего-то еще.

Что им Росляк поручил, нам осталось неведомо, но вернулись они не к вечеру,

а раньше и без стрельбы. Наверное, наблюдали, где там что есть.

Потом пришел и наш черед. Снова испытание для моих нервов с сучками на деревьях, снова хождение по горкам. Но тогда было малость светлее, хотя Семен таки поскользнулся и упал. Плечо он ушиб, но вывиха и перелома не случилось. хотя шипел от боли довольно долго.

В этой засаде было чуть по-другому -мы разделились на две группы и устроились по обе стороны довольно глубокого ущелья.

Даже прямо спуститься по склону не было возможности, разве что прыгнуть с обрыва.

С одной стороны засели шесть автоматчиков под началом Смолякова, а с другой все остальные.

Друг друга не обстреляем, потому как стрелять придется сверху вниз. А вот начинать будем после того, как группа лейтенанта откроет огонь из пулемета и прочего. Дудкой сигналы будут подаваться потом. Вот сейчас обязательно нужен пленный или хотя бы документы с убитых.

И снова потянулось ожидание. Сильно хотелось спать, отчего я мочил лицо мокрой тряпкой. Это ненадолго помогало. И думал о разной ерунде, что если бы мы здесь в августе сидели в засаде, то сильно ли бы нас жрали комары. Внизу течет речушка, вот в ее заливчиках могут они и плодиться.

Или для летающих кровососов есть ограничения по высоте: до километра они еще есть, выше только вши бывают? Я же говорю, о ерунде думалось, но это как-то помогало протянуть время и не заснуть.

А потом и гости пожаловали. Не удержался и глянул, в какую пору немцев носит по доставке нужного? Оказалось, полпервого. Этот обоз был, пожалуй, покороче, вьючного скота голов с двенадцать и сопровождающих человек с десяток.

А вот эти прошляпили нашу засаду и получилось форменное избиение спящих на ходу. Кстати, ребята потом говорили, что те немцы, что плелись в хвосте, не стали вступать в бой, а смылись вдаль, несколько раз стреляя куда-то в нашу сторону. Итого на дороге через какие-то две минуты куча трупов лошадей и людей, ржание раненых животных, стоны подбитых егерей.

Смоляков услышал дудку и скомандовал нам на спуск. И мы попарно стали отбегать в сторону, где можно было хоть как-то спуститься вниз, не поломав себе чего-то.

А те, кто еще сверху, водили стволами на случай того, что кто-то из немцев дернется и проявит нездоровую активность.

Но таких не нашлось.

Я лежал вторым с правого фланга, поэтому очутился на дороге одним из первых.

Эх, там и каша! Стоит прямо столб разных запахов, от горелого пороха до кое-чего, что покидает убитый организм в момент смерти, а попросту навоза, тихое ржание раненых лошадей, кто-то бормочет 'Хильфе' или что-то наподобие. Ага, Росляк говорил, что нам нужен пленный, поэтому мы и начали разбор, кто здесь еще и живой.

По мере подхода к нам присоединялись другие. Увы, с нашего края были только убитые и серьезно раненые, таких до своих не дотащишь. Зато Росляковской группе один достался, как выяснилось, целехонький, хотя и в оцепенении. Его поручили мне и Самылину, явно как самым молодым, они ведь и на себе потянуть смогут. Пока мы выводили немца из культурного шока, прочие изучили груз.

И, как оказалось, в грузе были четыре немецких МГ на станках! Да, вот оказались бы немцы поразворотистей, то вдарили бы по нам из хотя бы пары стволов — ой, не здорово так бы вышло!

Ну и патроны в ящиках и коробках. а также явно какая-то пища. Семен занялся разборкой пулеметов, он откуда-то это умел.

Я этому выучился уже на Малой Земле, а тогда только позавидовал. В общем, вынутые из пулеметов стволы, а также затворы мы взяли с собой. Ящики и мешки, насколько удалось, свалили в речку— ни муке, ни патронам вода в радость не идет. На Росляке оказалась немецкая полевая сумка, которой раньше не было -значит, трофейная. А в ней может и что-то полезное оказаться. Винтовкам разбили приклады и тоже кинули в речку— авось успеют заржаветь.

Ну, а мы продолжали заниматься пленным, путем массажа щек из ступора его вывели, документы изъяли и Росляку отдали, а также связали ему руки. Отправляясь к Туапсе, я подобрал оброненный румынами кусок веревки для вьючки (морским термином я сугубо сухопутную веревку называть не стану). В ней было около десятка метров длины, так что я рассчитывал с ее помощью откуда-то спуститься. Поэтому сейчас было чем спеленать немца.

А для вящего испуга и последующего молчания Самылин сказал ему что-то по-немецки. Я разобрал только: 'Хальт Мауль', но это было не все, что-то еще Ваня сказал, и вроде немец понял, так как усиленно закивал. Ну и снова была продемонстрирована острота кременчугского ножика, и как он все сбривает.

Он тоже правильно понял и молчал аж до наших. Затворы к винтовкам и пулеметам взяли с собой и, отойдя подальше, уронили в воды безымянного ручья. Конечно, был бы вьючный скот, мы бы эти пулеметы довезли до своих на радость трофейщикам, но на спине таскать еще двенадцать килограммов металла-увольте от такой чести.

По дороге мы немца зажимали в коробочку, чтобы он не рванулся просто в кусты или с обрыва. Мы с Ваней рассчитывали, что поведем ценный груз только до нашей стоянки, но Росляк обрадовал приказом тащить его аж до своих, что мы и продолжали делать.

И веревки ослабляли, чтобы кровообращение не нарушилось на опасный период, и сигарету ему в рот засовывали и поджигали, и кормили тоже. Увы, пришлось на ходу ему и штаны расстегивать, чтобы не ждать, когда развяжем, он руки разомнет, потом достанет, свершит, застегнет, а уж дальше можно заново связывать.

За ангельское терпение и труды младший лейтенант посудил нам награду и слово сдержал.

Среди добычи нашлись и консервы, которые были с удовольствием съедены, за исключением банки с консервированными говяжьими мозгами. Она не вызвала энтузиазма, вроде как кто-то их уже ел и оценил крайне низко, потому ее не вскрывали, и приехала она за линию фронта.

Куда ее потом дели— не знаю. Возможно, в медсанроту отдали. Там ведь и контуженые были, может, им говяжьи мозги помогут быстрее восстановиться.

И все шло удачно практически до перехода линии фронта, хотя какая там линия фронта— абстракция просто на некоторых участках. И вот по этой абстракции немецкий батальонный миномет и отстрелялся, и вряд ли прицельно, потому что четыре мины кучно легли в стороне, а пятая сильно отклонилась и попала в залегшего Смолякова...

Взрыв— и нет его. Прямое попадание в туловище. Отдельно лежит голова с шеей и кусочком плеч, отдельно таз и ноги. Отдельно одна рука, вторую не то забросило далеко, не то совсем измельчило.

И между ними кровь и фарш из человека.

Мне аж нехорошо стало и стошнило на куст. К тому времени я уже много чего повидал, но этого не вынес.

Да и потом тоже... Человеческие нервы прихотливы. За войну я повидал не менее нескольких сот трупов, а, может, и больше, и в самой разной степени изуродованности. Вроде как должно меня пробирать только в таких фабриках смерти вроде Биркенау или Треблинки, оттого, что закалился, а вот зачастую нехорошо становилось от размазанных деталей голубя по асфальту. Хотя что тот голубь!

Собрали остатки старшины Смолякова в плащ-палатку и понесли к своим, а после захоронили

Как выяснилось потом, в тот день в бригаде он погиб один, а еще кто-то был ранен.

Немец был благополучно доставлен, хотя кое-когда его приходилось поднимать пинками под казенную часть, за что нам объявили благодарность.

Оказывается, он был из резервного батальона, шел на пополнение, но не дошел, и на том его служба Гитлеру закончилась. Документы тоже оказались полезными. И нам с Иваном Росляк в качестве награды отвалил по трофейному пистолету. Мне досталась итальянская 'Беретта'. Где ее младший лейтенант нашел-осталось 'покрытым неизвестным мраком', ибо итальянцы на Черном море встречались, только не под Туапсе, но ладно, где нашел, там и нашел.