Оставшаяся пара кораблей не стала испытывать судьбу. Сделав новый разворот, они зашлёпали вёслами чуть ли не быстрее, чем при атаке. А трое странников сошлись вместе.
— Благодарю, Эхагес, — сказал Владыка просто. — Я запомню твой удар.
Летун поклонился.
— Рад служить, сай.
— Служба за службу, страж. Сегодня ты получил право Просьбы.
Вот этого Гес не ожидал никак. И замер, едва веря услышанному.
Заслуги перед владыками не оставались без награды. Бывало, отличившиеся получали премии размером в десятилетнее жалованье, земли, высокие посты, даже титулы. Но право Просьбы ценилось выше всего. Потому что давалось оно крайне редко, а слово просившего становилось законом. Для всех. Даже для тастаров. И только Владыка мог даровать это право.
"Ну да, а чем ещё в этом походе по чужим мирам можно было вознаградить тебя? Сделать капитаном Серой стражи?"
Цыкнув на язвительный голосок, идущий изнутри, Эхагес с запозданием поступил, как велел ритуал: вынул свой меч, прикоснулся к полосе стали лбом, словно кланяясь, и убрал оружие назад в ножны.
— Идём, — сказал Пламенный, как ни в чём не бывало.
Страх людей за частоколом при приближении спасителей не ослаб. Скорее наоборот. В мешанине эмоций бурлило и вспыхивало ещё многое: недоверие, злость, враждебность, отторжение... как ни старался, Гес не находил ни следа облегчения, ни вздоха любопытства.
— Нас явно не ждут, — заметил Тиив напряжённо. — Этак они ещё напасть решатся.
— Жаль, костёр не из чего развести, — хмыкнул Эхагес. — Сай, может, поближе подойдёт кто-то из нас?
— Хорошо. Пусть попробует Тиив.
Двое встали, Снежный Кот продолжал неспешно идти вперёд. Не доходя до частокола шагов с полста, он поднял пустые ладони и громко произнёс слова приветствия. Вернее — попытался произнести. Нестройный залп в лицо заставил его прерваться и прянуть в сторону.
— Проклятье! — прошипел Эхагес, когда на его глазах серая ткань на левом плече Тиива разошлась кровавым цветком. Хорошо ещё, что стрела ударила вскользь, не вонзилась, а только резанула. После такого приёма раненый страж не стал ждать продолжения и помчался обратно ломаным зигзагом. Больше никто в него не попал. Да и первое-то попадание было случайным: как позже сообразил Эхагес, неумелый стрелок угодил не туда, куда рассчитывал и откуда, ощутив направление угрозы, загодя убрался Тиив.
...Хорошо, что Владыка — ещё и целитель. Глядя, как он занимается раной невезучего парламентёра, Летун чувствовал странную обиду. Странную — потому что к ней примешалось изрядно вины.
Эхагесу было стыдно за то, что он человек. Как те, за частоколом.
Почему, почему Высочайший, коего чтут владыки, не сделал его, Геса, тастаром? Или хоть дайзе. Тихим лесным жителем ростом в три локтя, не употребляющим в пищу мяса, не носящим оружия и никогда-никогда не обращающим оружие против тех, кому следовало бы поклониться с искренней благодарностью.
В самом деле, что вообразили эти, из посёлка? Что Тиив собирается их проклясть?
Люди, люди...
"В этом мире живут подобные вам".
— Сай, скоро ли мы отправимся дальше? — спросил Эхагес.
— Как только закончу, — ответил Пламенный, не оборачиваясь. — Скоро.
Быть может, это был самообман, но Гесу показалось, что на этот раз шаг за Поворот вышел почти понятным, почти привычным. Понимание блеснуло и угасло, но где-то внутри остался оттиск, память пережитого. Та великая, нескончаемая панорама миров, которую не может вместить как целое ни один разум, приоткрыла перед Эхагесом свой летящий край. А в магии — он знал — понимание делает возможным действие...
Но понимание могло быть лишь иллюзией. Да, наверно, это иллюзия.
А впрочем — посмотрим.
Новый мир не порадовал странников. Был он угрюм, заметён снегом и неприветлив подстать памятной всем пустыне. Только в песчаном море убивала жара, а здесь, в снегах, убивали костоломный холод и насквозь режущий ветер. Стояла непроглядная темь, и Летуну было не до наблюдений за деталями действий Владыки, уносящего себя и стражей в следующий мир. Всё его существо, и физическое, и внутреннее, сосредоточилось на задаче сохранения тепла.
Переход. Бездна. Падение.
Остановка.
Проморгавшись, Эхагес вздохнул, подхваченный ледяным восторгом. В новом месте был ветер, разве что не столь острый, и был холод, разве что немного менее свирепый. А ещё воздух казался редким, каким-то пустым. Тьму ночи рассеивали лучи двух больших лун, стальной и синей. Но настоящая красота была не в небе, среди немигающих звёзд. Красота была вокруг.
Горы.
Резкие, ясные, тяжёлые до прозрачности седые громады. Великаны в тенях и блесках. Короли тверди. Даже будь воздух на высоком карнизе над пропастью более плотен, Эхагес всё равно дышал бы с трудом. Летящее пламя радости озаряло душу, заставляя забыть о холоде.
"О Высочайший, как отблагодарить тебя за эту красоту?"
— Из канавы да в яму, — проворчал Тиив. Нотка недовольства в его голосе удивила Летуна почти так же сильно, как ясно читаемый в нём страх.
— Ты что, Снежный Кот?
Тиив бросил на него страдальческий взгляд.
— Моё прозвище — дань ловкости и силе, а не горячей любви к морозу и высоте!
— Ну-ну, я просто спросил.
Снежный Кот отвернулся, садясь на корточки и обхватывая себя руками.
— Сай, мы задержимся здесь?
— Ещё не знаю, — ответил Пламенный Эхагесу. — Я чувствую поблизости сильный разум. Да, сильный. Быть может...
Не закончив, Владыка посмотрел куда-то влево-вверх.
Летун посмотрел туда же. Но лишь спустя несколько долгих минут — увидел.
Движение: чёрное на чёрном. Затмеваемые звёзды указывают путь. Ближе... ещё ближе...
Это — рядом. Замерло. Изучает.
Ясности, однако, не становится намного больше. Очертания размыты, свет лун дрожит, обтекая нечёткий силуэт. Даже о размерах трудно судить с уверенностью. Только и отчётливого, что ощущение тепла, лёгкой, беспечной свободы полёта — да ещё Песнь, играющая ломким хрусталём звуков. Чарующая, загадочная, неповторимая. Узнаваемая, как лицо друга.
Поворот: Песнь меняется, задавая вопрос.
В ответ звучит тастар-мид. Уровнем глубже (Гес ощущает их краем, но не может разобрать) плывут образы разговора без слов — дэну.
Не дослушав, Песнь меняется снова.
Голос Пламенного пытается отвечать, становясь чуть громче.
Песнь отбрасывает сказанное. В ней не слышно интереса. Хозяйка Песни — почему-то кажется невозможным думать о гостье из ночи, как о Хозяине — изящным скольжением огибает Владыку и вздыхает в лицо Эхагесу.
Глава четвёртая.
Россыпи мягкого блеска. Сближение. Вспышка — и полёт.
Что такое холод?
Дрожь хрустальных нитей, перекаты света, пение, пение, пение. Жизнь. Что?
Вниз, в глубину, без страха. Страха нет. Навстречу — сплетения теней, росчерки памяти, пики чувств. Быстро, быстрее! Вращение по нитке золотых аккордов, и вдаль...
Это — красота? Это — суть? Это начало?
Лиловые лепестки, прыжок, точность и сила. Цель! Сочный звон, покатый край; тёплый океан, дрожащий в ладонях.
Внутрь — и наружу. Прощай!
Постой!..
Тает, гаснет, уплывает. Прощай.
Было интересно.
— Гес? Гес!
Глаза открыты? Не пойму. Кажется, открыты.
— Гес, ты как?
Это Тиив. Волнуется. Надо ответить.
— Странно. Что было?..
— Эта, поющая, почти коснулась тебя. Ненадолго. — Кот говорит торопливо, плохо скрывая радость. — На секунду, не больше. И исчезла куда-то. А ты... лицо... Ты меня не на шутку испугал. Сай, эта... эта тень... повредила Гесу?
Пламенный помолчал.
— Нет. Думаю, нет. — Сказал он. — Я не знаю, кто и что она такое, но в природе её нельзя найти даже стёртого следа понятия "вред". Она очень сильна, но также она слишком непостоянна. Даже если бы она или ей подобные могли помочь нам, они забыли бы своё намерение через минуту. Нет, здесь нам больше нечего делать.
Переход.
Вокруг по-прежнему горы. Но не исполины, внушающие трепет; напротив — довольно пологие, примерно до середины заросшие лесом, а выше — горными травами и мхом. Снегов и льда на их вершинах нет. Воздух довольно плотен и пахнет влагой.
Этот мир безопасен. В нём хорошо отдыхать. Хорошо, спустясь по склонам в долину, пить из лесных ручейков, сидеть у костра, разведённого для настроения и приготовления еды, а ещё — чтобы отогнать воспоминания о холоде. Тиив неприкрыто радуется огню. Плавно двигает плечом, раненым стрелой, радуется отсутствию боли. Эхагес смотрит в огонь, одновременно погружаясь в глубины "моря и потока", пытаясь понять, что сделала с ним Хозяйка Песни, успокаиваясь. А о чём думает Владыка — кто знает?
Да, этот мир безопасен. В нём можно поспать, пока один из троих сторожит, сидя спиной к кострищу, изредка и не оборачиваясь подбрасывая в него валежник, слушая ночь, почти наверняка зная, что причин для тревоги не будет...
Но искомого в этом мире не найти, и поутру странники шагают за Поворот.
Два следующих мира оказались лишены разумных обитателей, но в каждом они пробыли не меньше чем по два часа. Потеря времени была оправдана нуждой стражей в тренировках.
Начал Тиив, устроивший разминку с мечом на берегу реки (мол, есть, где вымыться, да и стирку устроить можно). Гес поддержал инициативу, только начал не с "клинковых" канонов майе, а с попытки повторить атаку огненным шаром. И повторил. Целых три раза. Причём с таким эффектом, что Тиив прервал бой с тенью и побежал вылавливать из реки сварившуюся рыбу. (В конце концов, не пропадать же добру!) Затем Эхагес оправдал-таки своё прозвище, сосредоточась и взлетев к небу одним усилием мысли. Невысоко взлетев, локтя на три... Зато продержался в воздухе больше минуты.
Посмотрев на людей, Владыка сделал одно замечание, потом другое — и как-то незаметно начал учить стражей новым трюкам. Преимущественно из области мэлль. Обилие доступной энергии во много раз облегчало углубление таких познаний даже для Снежного Кота, который на этом поле не блистал особыми успехами. Все трое увлеклись, и процесс учёбы не прервал даже переход в новый мир.
Но после второго перехода странникам стало не до того.
— Дым, — сказал Тиив, морща нос.
— Странный какой-то, — добавил Эхагес, тоже усиленно принюхиваясь. — Кислый? Не-е, не похоже.
Пламенный не сказал ничего, а просто пошёл в гору.
И держался он так, что у людей, двинувшихся следом, руки сами собой тянулись к оружию.
Вокруг был лес — но лес странный, прежде никем из троих не виданный. Причудливо изогнутые стволы и ветки, чаще цвета обсыпанного пылью апельсина, реже — лимона с чёрными точками. Листья очень длинные и узкие, висящие в безветрии, как ленты, более тёмного и близкого к зелёному оттенка, чем кора, но всё равно не нормального зелёного. Росли эти деревья не в почве, а прямо среди камней, впиваясь узловатыми корнями во всякую щель, и редко какое из них достигало высоты в пять локтей. Быть может, это — молодой лес? Но тогда что произошло здесь до укоренения жизни? И почему такой странный вид?
Пламенный пошёл ещё осторожнее. Деревья впереди быстро поредели, а склон оборвался скалистым гребнем. Подойдя к зубчатой верхней кромке, тастар осторожно заглянул за неё. Люди последовали его примеру, приняв те же меры предосторожности, хотя ни один из них не понимал, чем это вызвано.
Взгляду Эхагеса открылась часть обширной асимметричной котловины, ограждённой каменными зубцами, как щербатой короной. А на дне...
Струи пара, бьющие на десятки локтей вверх. Плеши, залитые жидкой глиной. Среди дымного хаоса — жёлтое, бурое, тускло-медное, серое и чёрное. Смутный из-за расстояния ворчащий звук, мощный, но от своей монотонности не сразу заметный... и ещё — тот самый запах. Он действительно не был кислым и мало походил на запах гари, но прежде Летуну обонять такое не доводилось. Потому-то он и не мог подобрать ему сравнений: новое есть новое.
— Заболевшая земля, — тихо заключил Тиив. — Гнойник.
На то похоже, подумал Гес, но промолчал.
— Смотрите вверх, — прошелестел Владыка.
Люди повиновались. Пропитанный испарениями дым над котловиной держался низко, и ничто не мешало взгляду коснуться безоблачного неба. Но лишь опустив глаза к мглистой границе воздуха и дыма, Эхагес заметил...
Искорка золота, металлический росчерк. Лёгкий вираж, вверх — и вот уже далёкая искра скользит по синеве. Красиво! Что это может быть? Птица? Что-то крупновато для птицы. В горах расстояния обманчивы, но всё равно это золотистое чудо должно быть побольше коня-тяжеловоза. И раз оно так свободно ведёт себя в воздухе, то должно использовать для полёта магию. Притом не слабую магию, учитывая его размеры и скорость.
— Нас заметили, — сказал Владыка. Подтянулся и сел на гребень скалы, словно показывая, что не боится и не ничего не таит.
Искорка в небе сверкнула, выросла, промчалась высоко над тройкой странников. У Эхагеса шире распахнулись глаза, когда он увидел в зените гибкую линию крыльев и длинный хвост с шишкой на конце. Неужели у этого на самом деле четыре лапы? Вот уж странное создание...
А это меж тем заложило вираж, ухнуло вниз и как-то слишком быстро оказалось рядом. Хлопнуло оперёнными в золото огромными крыльями, опускаясь, вонзило в камень когти всех четырёх лап, изогнуло чешуйчатую шею. Уставилось на странников. Предположить иное было бы глупо, хотя в целиком хрустально-дымчатом, словно слепом, голубом глазу существа зрачок отсутствовал начисто.
Эхагес замер, впитывая чуждость крылатого. Соединение птицы и ящерицы, наверно, должно казаться некрасивым и неестественным — однако не казалось. Размеры его должны были пугать, но страха почему-то не было. А голова в костяной броне, увенчанная короной изящных рогов, и вовсе смотрелась так гармонично, что её величина и пасть, полная хищных белых клыков, становились не важны.
На странников повеяло тёмной, готовой взорваться насмешкой.
Ах-ха, только трое. Люди — вчерашние птенцы — и ещё один. Кто вы такие, мясо?
Для ответа Владыка использовал не тастар-мид, а человеческую речь. И образов дэну не создавал, отвечая пренебрежением на пренебрежение.
— Какое тебе дело до мнения мяса, ты, чудо в перьях?
А ты ещё и нахален. Лучше ответь.
Крылатый резко развернул свою прекрасную голову и плюнул. Воздух загудел, колеблясь на волнах жара. Ближайшее из кривых деревьев вспыхнуло, мгновенно обращаясь в тающий чёрный скелет.
Не снисходя до слов, Пламенный щёлкнул пальцами. Валун рядом с горящим деревом, кракнув, разлетелся мелким щебнем, как от удара великанского молота.
— Угрозы — это здорово, — заметил Эхагес. — Мне понравилось. Но вообще-то как довод сила годится только для вчерашних птенцов. Не для того, кто считает себя разумным.
Ах-ха! Насмешка сосредоточилась на одном объекте. Мы тоже говорим?
Тренировки помогли. Свистящий шар белого огня, сотворённый Эхагесом, буквально взорвал ещё одно дерево, оставив на камнях чёрное пятно копоти.
Человек полагает себя магом?