— Я угощу тебя, как положено, плотью и кровью. — Сказал Бурый. И попросил. — Расскажи мне о том, что ты слышал.
Вестник запел.
Бурый слушал песнь, не похожую на его собственные: слишком точную, полную тонких штрихов с одним-единственным значением... да, именно значением, потому что толкований язык Вестников почти не допускал. И слушая, хозяин хижины в предгорьях думал, что в Вестниках воля древних, создавших их, явлена ясно. Этот народ создан для того, чтобы носить по миру новости: быстро, скрытно и точно. Не то, что они, Бурые, до сих пор ищущие свою Главную Цель.
Древние люди-маги тоже как будто не имели Главной Цели... и не потому ли они в конце концов разрушили себя?
...Я летел сюда с запада, редко отклоняясь от прямого маршрута. И над горькими водами между Землёй Гнездовий и Срединной Зелёной Землёй я пролетел над деревянными судами, что строят прямые потомки Творителей. Но с ними на этих кораблях, плывших с севера на юг, была сила, холодная, как пустой воздух больших высот, яркая, как поток лавы из горы-с-огнём-камня. Об этой силе Вестники пели прежде: пять десятков периодов назад и ещё восемь. Но прежде эта сила пребывала на севере, среди руин и хмурых лесов. В первый раз она пересекает горькие воды, и в первый раз она столь велика.
Я летел дальше, к Срединной Зелёной Земле, и полёт был спокоен. Но в Малом Кольце Гор, которое в дне полёта от береговой линии горьких вод, я услышал низкий плач. В нём тоже была сила, но о такой не пели Вестники никогда. Поднимался плач к вершинам и углублялся к корням, и я миновал Место Плача по большой дуге, ибо испугался того, кто оплакивал свою потерю. Был он голоден и не был добр.
Дальше летел я над Срединной Зелёной Землёй, через Малое Кольцо и через Великий Дол, где текут пять больших рек, рождающихся на склонах Матери Всех Вершин. И летел я над Мёртвой землёй, краем тысячи проклятий, и провёл один день, отдыхая в сердце Мёртвой земли, в обители ста благословений, и летел дальше. Я пересёк западные хребты Большого Кольца Гор. А когда летел я над мокрыми землями в середине его, меня нашла и позвала живущая там Новая Сила. И мне трудно было устоять перед этим зовом, хотя проник я в её суть. Темнота духа звала меня, темнота духа, в сердце которой — голодный огонь. Многих пожрал он, но от того лишь больше стал его голод.
И так миновал я мокрые земли в Большом Кольце Гор, и пересёк я восточные хребты его, и опустился здесь, чтобы спеть тебе о том, что я слышал сам и что слышали другие Вестники. Я сел здесь, чтобы ты угостил меня, как положено, плотью и кровью, чтобы ты спел мне о том, что узнал ты в своём уединении, Отшельник-у-Края, чтобы спел ты мне о своих гостях, о том, какова их магия и каковы они сами.
— Благодарю тебя за песнь, Взмывающий Высоко, — сказал Бурый после пристойного молчания. — Утром угощу я тебя, а пока послушай, что было со мной за тот период и ещё семь дней, которые прошли с поры, когда я пел другому из твоего рода.
Бывали гости в доме моём, не званные, но желанные,
Гости щедрые и глубокие, сильные и много видевшие — уммм!
Принимали они из рук моих еду, слушали песни из горла моего, жили под моей крышей, кто недолго, а кто много ночей,
Спрашивали они моего совета, а спросив, принимали его — и я был доволен.
Был среди гостей моих потомок Творителей,
Молодой и сильный, умеющий нести смерть, но знающий цену жизни, о нём сложил я особую песнь.
Была среди гостей моих Неведомая, имеющая две сути,
Юная и не познавшая себя, подобная Творителям и подобная их творениям, о ней сложил я особую песнь.
Но прежде всего хочу спеть я о той,
Что родилась под иными небесами,
Что пришла в дом мой за миром и утешением,
Что оставалась здесь многие дни, слушая новую жизнь в себе,
Что дождалась её рождения.
Слушай!
Слушай!
Имя той, о которой пою я — Ночная Буря.
Род её — род изгнанников, древних и мудрых существ, помнящих звёзды покинутой земли и врага, от которого бежали они.
Подобен род её Творителям, но холоднее:
Больше в природе их покоя, больше силы, больше понимания.
Но та, о ком я пою, ближе к Творителям, как и Защитник её, тот, кому имя — Пламенный Свет:
Меньше мира внутри у неё, и предвижу я, что судьба потомка её отклонится от судеб других потомков её рода.
Отдельно хочу я спеть о нём, явившемся в тревоге.
Было так, что срок Ночной Буре подошёл, и Пламенный Свет был с нею рядом, и я был тоже.
Когда рождался Новый, потомок Бури и Света,
Родители его творили магию в молчании,
Призывая Нового душой своей, жизнью своей и силой.
И в тот час я пел им и пел ему, чтобы крепок был союз, чтобы время, разрушающее и творящее, не миновало их всех.
А когда Новый был рождён, когда таинство завершилось,
Сказал Пламенный Свет так:
— Спокоен я теперь и могу отправляться на родину.
И Новый был рождён, и завершилось таинство,
И ответила Ночная Буря так:
— Спокойна я, но жаль, что не могу я быть рядом с тобой.
Тогда поблагодарили они меня, как один: Пламенный Свет, Ночная Буря и Новый,
Поблагодарили за покой и помощь,
И ушли втроём, отдаваясь на волю неведомого.
Эхагес задержался в Гратсдоке ещё на два предельно насыщенных дня. Всё это время он провёл в цитадели Диннарка, изучая с помощью Искры её записи. Для наилучшего их усвоения Летун воспользовался "небесным рассудком". Он не принадлежал к учёным братьям, что знали толк в логике и системных обобщениях, так что подавляющее большинство деталей в выкладках Искры осталось для него непонятным. В конце концов, чтобы вникнуть в нюансы анализа заклинания, нужно знать само заклинание — и желательно во всех тонкостях. Зато "небесный рассудок" так обострил его образную память, что каждый знак, выведенный рукой Искры, каждая формула и таблица, даже каждая помарка на полях вычислений плотным чёрно-белым хороводом кружили перед внутренним оком.
При этом чаша его разума, конечно, переполнилась — и с поверхности её ушли в глубину те картины, которые Эхагес так упорно стремился не вспоминать.
Быть Дополняющим — это не только возникающее при необходимости единство магических сил. Это — связь мыслей и чувств, иногда столь тесная, что никакими словами описать нельзя: всё, что ни вспомни, покажется тусклым и лживым. Одни на двоих кандалы? — отражение и оригинал? — алмаз в оправе кольца? — сросшиеся, одно на двоих тело, близнецы? — не то, всё не то!
А когда связь с Дополняющим уходит...
Радость. "Я — это снова я, привычный, постижимый. От сих до сих, не больше и не меньше. И панцирь моего сознанья — вот он!"
Боль. Обрывки нитей, ведущих в никуда. "Я был больше. Верните, верните мне меня! Я не хочу быть только частью! Нет!"
Забвение. "Как это было? Как?.."
Порой не помнишь сам себя. Или же — слишком больно вспоминать. Но приходившее в ответ помнишь очень ясно.
...Они нас видели и ЗНАЮТ. Мне это нравится не больше, но это нужно сделать.
...Да, среди Владений всех Н'орров — вечная война. Но ты же знаешь, и не хуже моего, как преодолевается такая рознь. Внешняя угроза. Могучий, равный им, но не из рода пелэ. Ты...
...Очерчивай границы. Тайна не должна открыться. Ты понимаешь, что ждёт нас иначе. От этого веди любой свой шаг.
...Три с лишним сотни потерявших память? Как ты представляешь это? Опять, опять угроза! Мало ли убитого Н'орра? И много ли мы знаем о том, что способны сделать пелэ для объяснения случившегося? Не может быть, чтоб любопытство начисто покинуло их род. Пусть корень интереса — паранойя, но им придётся задавать вопросы.
...То же убийство, только медленное. Ты слышал Плетельщика, ты знаешь, сколь быстро дикость зверя вытесняет в них разум. Нет, нет иного выхода, пойми!
...да, я жесток. Но как нам быть иначе? Не их роды, а мой стоит на грани гибели! Я не могу по-другому. Жалость — трещина в клинке!..
...Да. Такова война. Запоминай. И утешайся тем, что начали не мы, хоть утешение это слабо...
Тот спор он проиграл.
И сила — одна на двоих, ибо Владыка не устранился от соучастия в убийстве, на котором сам и настоял — расправив крылья, эта сила стала смертью.
Лишь Плетельщик со Стилетом, маг и воин, два человека, узнанные Гесом слишком близко, были удостоены иной участи...
Трепетная плёнка Мантии Скитальца рождается легко, как дыхание. Шаг за Поворот — без жёстко заданных рамок, почти случайный.
Багровый, в нездоровых тёмных пятнах, огромный шар звезды. Незащищённая плоть в её лучах мгновенно зашипела бы, чернея и обугливаясь, а глаза, обращённые к ней, лопнули, вскипев в глазницах. Куда ни посмотри — багровые пески, калёный мелкий прах, а выше — небо, чёрное в густых разводах звёзд. Дышать здесь нечем.
Ну и пусть. Сойдёт.
Эхагес растянулся на песчаном ложе (между телом и песком оставался небольшой зазор — Мантия работала, защищая своего творца). Прикрыл глаза, соскальзывая в транс. Хороший отдых: можно отпустить пружину напряжений, но инстинкт не даст расслабиться совсем. Иначе — смерть.
А Гес оставался стражем в достаточной мере, чтобы не желать подобного исхода.
"Владыка, что теперь будет с Долиной?"
"Почему ты спрашиваешь?"
"Вы знаете простые способы путешествий меж мирами. У вас будут поселения на разных гранях Вселенной. У вас снова есть будущее — своё собственное, за право на которое вы столь часто и много жертвовали. А Долина — часть мира людей..."
"Можешь не продолжать. Ответ один: Долина останется тем, что она есть сейчас".
"Но почему?"
"Тастары оставили бы её лишь в том случае, если б Краалт стал свободен от угрозы пелэ. Но угроза не стала меньше: Могучие, как мы знаем, хоть медленно, но неуклонно умножаются в числе. Они даже понемногу восстанавливают землю вокруг своих Владений, всё шире расселяя множащихся слуг. И даже если бы вдруг они все, до единого, ушли прочь, разбили Слияния, оставив Краалт нам — в Долине остались бы многие. Природа времени — ты помнишь?"
"Получается, союз с людьми не будет разрушен?"
"Нет. Но он изменится. Маги с Равнин тоже получили возможность путешествовать куда угодно с помощью Волны. Пока их мало, но число их быстро возрастёт. Предсказать, что выйдет из этого, я не возьмусь. И даже Смотрящий промолчит. Вселенная слишком обширна и полна чудес для любых предсказаний".
Строгая ясность плывёт сквозь сознание, строя хрустальные замки. Многое в записях Искры достойно восторга, многое — странно и чуждо.
Есть в них симметрия, есть и осколки, не подходящие к сколам. Есть и спирали, в которые можно бросить число или символ, чтобы в итоге различных ходов точный ответ получить. Есть многогранные тонкие контуры, есть мимолётная прелесть. Много загадок, похожих на лес, косо просвеченный солнцем закатным. Ритм и движение, красок узор, силы простые в союзе своём — всё подлежит рассмотренью. Даже не сложность расчётов плоха, более их монотонность. Только и выигрыш стоит трудов: ведь сокращение действий дарит порою стократный эффект! Малыми силами много: в этом — вершина искусства!
Строгая ясность, спирали, лучи... Знаки. Изгибы. Потоки...
Стрелы, таблицы... смещение масс...
В этом — пути сопряжений.
"Это немыслимо. Я не могу".
"Ты ведь такой же Могучий!"
"Нет, не такой. Рядом с Н'оррами я — как дикарь с дубьём. В силе я равен. В способностях, видимо, тоже. В умении — нет".
"Как же ты победил этого пелэ?"
"Не победил. Зарезал мечом. Это было истинным чудом везения. Всё решали секунды... и неожиданность. Успей пелэ завершить хоть один Такт Власти — и меня расплющило бы, как жабу под железным сапогом".
"Получается, если другой Н'орр нападёт на тебя..."
"Именно".
"Тогда тебе нет нужды тащить этот груз дальше. Сбрось усталость. Отдохни".
"Сай! Вы меня гоните?"
"Нет. Я не даю тебе загнать себя. Главное — то, что не мог сделать никто другой — ты уже сделал. Теперь очередь за нами. А ты... если ты упадёшь от истощения, кому будет легче?"
"Но..."
"Не возражай. Рассуждая без эмоций, тебе нельзя появляться в Краалте, пока ты не можешь противопоставить Н'оррам собственный опыт сражений, в которых Мощь встречает Мощь. Мой тебе совет: попробуй отыскать Наследницу. Она должна знать об этом больше твоего... и если на то пошло, с ней ты можешь вступить в учебную схватку, рискуя немногим".
"Но..."
"Мне превратить совет в приказ? Или мне надо просить, ещё сильнее сгибая гордость?"
"Я... я понял, сай. Прощайте".
"До встречи".
"Хорошо. До встречи".
Эхагес открыл глаза. Пока он лежал, качаясь на волнах транса, багровое солнце-гигант успело зайти, прокатиться по небу мохнатым шаром и снова уйти за горизонт. Россыпи звёзд в чёрной ночи мёртвого мира сияли особенно остро и ярко. Звёзды... да, звёзды здесь были красивы. Хотя бы они одни.
Впрочем, Гес успел повидать и более впечатляющие небеса.
Например, небо мира, солнце которого терялось в сплошном звёздном сиянии. Или небо, перечёркнутое косой линией из тысяч хрустальных оттенков: полосы, линии, пятна — никогда не повторяющаяся феерия изменчивых чистых цветов. Или небо яростно яркого дня: лиловое в прозелень, с голубыми лучами насквозь...
Летун встал.
Пора выполнять совет Пламенного.
(Воспоминание о Лаэ бледной тенью скользнуло у кромки рассудка — и снова кануло во тьму. Всему своё время. И Долина... Долина будет позже).
Если даже Наследница не поможет разобраться с Тактами Власти — теми осколками их, что Эхагес вынес из стычки с Н'орром — и если не захочет делиться собственным опытом управления Мощью, она вполне сможет помочь с обработкой записей Искры. Или... не обязательно именно она. Ведь человечество Сферы имеет в своём языке такие термины, как "матанализ", "векторная алгебра", "кей-блок" и прочие.
А коль скоро в пространстве Сферы ему известен лишь один ориентир...
Прищурясь, Летун кивнул сам себе и сформировал Волну.
Глава восемнадцатая.
При действительно больших расстояниях Волна — не самый точный способ передвижения, да и настройка за прошедшее время заметно смазалась. Достигнув Блестящего Берега, Эхагес оказался не на открытом любому взгляду пляже и не на мелководье, а в гуще зарослей, но причиной этому был не тонкий расчёт, а простое везение. Машинально сменив Мантию Скитальца на "пепельный плащ", Летун без шороха скользнул сквозь непривычно яркую растительность в сторону залива.
Знакомый пляж и теперь не пустовал.
Купальные костюмы, что предпочитали жители Сферы, уже не так шокировали Геса. Да и что ему в тех костюмах? Его интересовали люди. В первую и в последнюю очередь — они. А из примерно полудюжины групп отдыхающих наибольшее внимание Летуна привлекла, конечно, ближайшая.
