День ангела

Да, всё как обычно. Папа Уэф сразу берёт быка за рога. Оно и понятно. Когда ему, бедолаге, рассусоливать с каждым исполнителем, при его-то загруженности...

Шелестящий бесплотный смешок.

"Я тронут твоим сочувствием. Слушай дальше. Я видел твои рисунки — нет, прямо скажем, картины. У тебя талант. У меня предложение. Ты будешь работать в художественной школе..."

"Можно вопрос? Это предложение или приказ?"

Лёгкое недоумение.

"Это предложение, разве ты не уловил мою мысль? Ты можешь отказаться, и мы будем искать обходной вариант"

Я в нерешительности. Я никогда даже не представлял себя в роли учителя рисования.

"У меня нет диплома. Меня не возьмут..." — мой ум подсознательно ищет отмазку.

Я чувствую его досаду. И когда я отучусь ляпать, не думая?

"У тебя есть диплом, и тебя возьмут"

В мозгу всплывает картина — безликие белые квадратики не то картона, не то пластика. Ясно. Универсальные документы, гораздо более подлинные, чем настоящие.

"Документы тебе передаст Иолла. Ты согласен работать?"

"Да, я согласен. Хотя и не готов"

Я чувствую его лёгкое замешательство.

"Может, я неправильно... Да нет, всё верно, и ты меня не путай. У меня получается, что ты справишься"

"Я верю тебе, папа Уэф. Раз ты сказал, я справлюсь — так и будет. Когда приступать?"

"Уже с понедельника. И не переживай, что в конце учебного года — так надо. Заявление на увольнение подашь завтра, тебя отпустят без проблем"

"Будет сделано"

Меня колебают самые разнообразные чувства. Учитель рисования, надо же! И если совсем уж честно — жаль эту работу, такую порой выматывающую, жаль расставаться с бригадой, к которой привык. Кто будет спасать и сохранять?..

В моём мозгу всплывает картина — лупоглазый крылатый зверёк таращится на разобранный сложный прибор, детали которого густо разложены на столе. Грубо, очень грубо, папа Уэф. Между прочим, даже моя Ирочка никогда себе такого не позволяла — сравнивать меня с какой-то вашей летающей макакой. Она всегда представляла меня в образе нашего земного кота, древнего и благородного животного.

Я вдруг непроизвольно посылаю Уэфу мыслеобраз — надутый индюк, важно расхаживающий по столу перед включенным компьютерным дисплеем. Хамлю начальству.

В моём мозгу долго не утихает бесплотный, шелестящий смех, и мне кажется, что я даже улавливаю знакомые переливчато-серебряные интонации. Разумеется, это иллюзия.

"Ладно, Рома. Обмен любезностями закончен. Но чтобы тебя не терзали опасения за судьбу оставленного дела, скажу — мы передаём эту точку другим. Другой команде. Ещё вопросы?"

"Нет вопросов, папа Уэф" — я немного смущён своей выходкой. Так вообще-то нельзя... Вот сейчас он скажет — всё у меня...

"Нет, Рома, не всё. Я ведь не посылал тебе тот мыслеобраз. Ты знаешь, что ты только что, вот сейчас взял мою неоформившуюся мысль? Взял на огромном расстоянии, что даже я не всегда могу. Я поздравляю тебя, Рома. Общение с Иоллой тебе явно на пользу. Хотя ты, разумеется, временами наглец. Вот теперь всё у меня"

...

-... И всё-таки жаль, что ты от нас уходишь. И Вадик вот уходит. Эх, распалась бригада...

Мы пьём чай в дежурке. Небольшой передых между вызовами.

— А ты чего, Вадик? — спрашиваю я нашего дежурного врача.

— Да ухожу в клинику, Рома. Жена достала — крутишься, вертишься, дома почти не бываешь, а денег так себе. В клинике работа поспокойнее, и тугриков мало-мало больше.

Однако... Я смотрю на своего преемника, сидящего на кушетке. Посылаю ему мысленный оклик — глухо. Ясно, что он не из наших, хотя судя по ауре и другим косвенным признакам парень вроде ничего. Кому же Уэф собирается передать точку?

— Здравствуйте. Извините, в кадрах задержали...

Высокая, симпатичная — да что там, очень даже красивая молодая женщина оглядывает нас всех блестящими глазами, и я ощущаю её волнение. Понятно, новая работа, новые люди...

— Проходите, проходите. Вот, познакомьтесь — наша новая коллега, так сказать. Будет работать вместо Вадима. Екатерина Дмитриевна, я не перепутал? — шеф сама доброжелательность.

— Можно просто Катя, — она улыбается открыто. Мы тоже улыбаемся, называем себя. Я чувствую эмоции окружающих — любопытство, чью-то лёгкую ревность, кто-то делает стойку. Нормальная реакция на вторжение в коллектив незнакомой, молодой и красивой женщины.

Постой-постой...

Мёртвый, неподвижный взгляд, медленно оживающий под воздействием моей болтовни. Рука, широким веером рассеивающая мелкие белые таблетки. Катя?!

Она разом останавливает взгляд на моём лице, и я слышу мысленно её изумление.

"Роман? Рома?"

"Ты меня слышишь?"

"Да. Да, слышу. Вот мы и встретились, Рома. Выходит, Земля и правда круглая?"

Значит, вот оно как... Значит, она теперь наша. И сама готова спасать и сохранять.

Цепная реакция добра — обычное дело.

...

— Ты даже не представлешь, Рома, как я рада тебя видеть. Нет, правда. И знаешь, если бы не ты...

— Не надо, Кать. Это же была минутная слабость...

— Скромность, достойная героя — она смеётся — Как поживает твоя жена?

Мы сидим прямо на нагретых выщербленных ступеньках крыльца, подложив газеты. Жмуримся от яркого солнца. Май на дворе!

"Моя Ирочка? — я перехожу на мысль. — Я стараюсь, чтобы она поживала хорошо. И вроде как иногда получается. А твой муж?"

Она улыбается. Какая светлая у неё улыбка. Меня вдруг пробирает дрожь. Белые таблетки, разлетающиеся широким веером... А если бы я не успел?

"Пишет книгу. Почти написал уже. И не хочет, чтобы я работала врачом на "скорой", хочет, чтобы рожала"

"Будешь?" — я как-то незаметно отвык стесняться своих. Никогда бы не задал этот вопрос посторонней женщине.

"Обязательно. Только мне нужно время. Как ни старайся, быстрее, чем через девять месяцев не получится"

Мы смеёмся в голос. Если бы кто-то увидел нас сейчас, наверняка принял бы за полудурков — сидят, не разговаривают, только смеются.

"Так что немного поработаю здесь. Так надо"

Нет, Катя. Ты не просто красивая — ты очень красивая, плюс очевидно умная, плюс очень добрая, плюс... плюс. Да миллионы мужиков могут только в своих безнадёжных снах мечтать о такой. И твой муж, наверное, не до конца понимает, какое выудил сокровище из мутной круговерти нашей серой жизни...

"Он понимает, Рома" — она смеётся — "Он осознал"

Ну и хорошо. Да только не обижайся — куда тебе до моей Ирочки. Ну вот, к примеру, я могу свободно отвести взгляд от твоего лица, а от её ангельского лика — с огромным трудом, да и то лишь в случае крайней необходимости...

"Да я и не претендую. И что я тебе скажу... Ты парень хоть куда, Рома, и множество женщин могут лишь мечтать о таком. Да только куда тебе до моего мужа!"

Мы хохочем. Хорошо, что никто не видит!

...

-... Рома, нам просто необходимо сегодня быть на базе. Все дела побоку, не такие уж они у нас сейчас срочные.

Ирочка быстро перебирает вещи в шкафу. Ага, достаёт одежду на выход. Постой-постой... Это же её парадный ангельский костюм, прозрачный глухой комбинезон, переливающийся всеми цветами радуги, как мыльный пузырь. Только сделан на её теперешний рост. Одна из немногих вещей, напоминающая о прошлой жизни.

— Что случилось?

— Ещё не случилось. Но случится через какой-то час. К нам прибывает супруга Иого.

— В гости?

Ирочка смеётся.

— Если Магомет не идёт к горе, гора вынуждена идти к Магомету. Не в гости, Рома, работать. Я же говорила тебе, что папа ещё осенью запросил нового оперативного сотрудника, мне на замену. Они же там без меня просто зашиваются — правильно сказала? Иого даже отпуск не может взять.

Она сладко потягивается, искоса прищурив на меня глаз — надо ли продолжать? Да я догадался уже. Как долго любящие друг друга могут находиться в разлуке? Любовь может быть очень прочной и верной, но всему есть предел. Нельзя бесконечно питаться одними воспоминаниями. Я уж не говорю о нравственных муках... И физических, да.

— Я и то удивляюсь, как она так долго терпела. Да, там у нас она занималась важной и интересной работой, она у Иого специалист по сверхдальней телепортации. Но любовь, Рома, важнее любой работы. Вот она и пошла в миссионеры, как только подвернулась вакансия. Она уже с ... да, с ноября проходила подготовку на курсах. И вот сегодня телепортируется сюда. Телепорт, должно быть, уже готов к работе.

Ирочка приближает к моим глазам свои глазищи, понижает голос. Лицо её донельзя серьёзно, но в глазах пляшет смех.

— В конце концов, вопросами сверхдальней телепортации можно заниматься и здесь, теоретически. Любовь же, Рома, требует систематических практических занятий, и самое главное — всю практическую работу надо проводить лично. Не доверяя никому.

Белоснежный пушистый ковёр на полу, в толще которого бегают размытые цветные огни. На ковре стоит в одну шеренгу вся наша небольшая команда — ангелы Мауна, Аина, Кио, и человеческий персонал, дед Иваныч и я. И моя Ирочка, как переходное звено. Очень жаль, что нет Геннадия и Коли-Хруста, они на заданиях.

Напротив нашей шеренги стоят наш архангел, папа Уэф, Иого и невысокий ангел женского пола, с белоснежными искрящимися волосами, странным образом не производящими впечатления седины — просто белоснежные, с едва заметным радужным отливом, роскошные космы до плеч. И ярко-синие лучистые глаза, обычные для ангелов. Новоприбывшая открыто, лишь чуть несмело улыбается, разглядывая нас. Мы отвечаем дружелюбными улыбками, и я чувствую, как в воздухе будто прокатываются волны ободрения, смешанного с любопытством — общий эмоциональный фон.

— Внимание всем! Сегодня наш маленький коллектив пополнился новым членом, взамен Иоллы. Новый оперативный сотрудник — длинное, переливчатое слово — короче, Юайя. Как всем уже известно, супруга Иого, — объявляет Уэф.

Иого сияет, как сварочная электродуга.

— Познакомьтесь, моя половина. Прибыла наконец. Конец моим страданиям!

Юайя... интересное имя. Из одних гласных букв, надо же. Необычно.

— Стало быть, Юля, — авторитетно изрекает дед Иваныч, тоном церковного попа, нарекающего новорожденного младенца. Окрестил Юлей, значит.

Она немного недоуменно смотрит на деда.

— Он нас всех переименовал, Юайя, — это папа Уэф, — меня только пока опасается, хотя исподтишка про себя уже начал обзывать Ульрихом.

Все смеются, весело и беззлобно. Дети, мудрые дети...

Я будто споткнулся. Как раньше не допёр? Точно. Как точно, лучше и не скажешь. В этом и есть вся их суть. Мудрые, всесильные, добрые и счастливые дети — вот что такое ангелы.

Я вижу прищуренные глаза папы Уэфа.

"Ты явно умнеешь. Общение с Иоллой тебе на пользу. Одна мудрая мысль за другой"

"Эта мысль неверна? Что не так?"

"Всё так, Рома, всё так. И всё-таки ты, как обычно, сильно упрощаешь. Ладно. Важно понимание сути, детали придут позднее. Слушай, давай сегодня не будем, а? У меня уже голова трещит, всё время думать, думать, думать..."

"Это твоя работа, папа Уэф. Ты же координатор"

"Сегодня я беру выходной. В конце концов, имею право. Праздник! Вот так. Сейчас будет общий воздушный хоровод, в честь вступления в нашу команду нового члена. Иолла будет участвовать, и ты потолкайся, пояс ты освоил, вреда не будет, зато весело. А потом праздничный ужин. А потом..."

Сзади неслышно возникает мама Маша. Осторожно, незаметно берёт его длинными пальцами босой ноги за пятку. Нечеловеческий жест, и в то же время понятный.

"А потом я забираю свою ненаглядную, и мы ночуем в майском лесу" — папа Уэф смотрит строго, как и положено большому начальству — "и пусть кто-нибудь попробует меня или её побеспокоить. Враз уволю! Касается всех. Вопросы?"

Он оглядывает нашу команду.

"Вопросов нет, шеф. Давно бы так, шеф. А то мы распустились, шеф"

"Вот так вот. А теперь — хоровод"

Шелест бело-радужных крыльев, рои голографических искр, свист рассекаемого воздуха, весёлый смех. И взвивающаяся музыка, непривычная, но красивая. Воздушные танцы — одно из любимых развлечений, вот только здесь они не очень... Размаху нет. И народу немного, и купол маскирующего поля не позволяет подняться высоко. Не танцевать же с включенной индивидуальной маскировкой!

Я вдруг вижу, что моя ненаглядная незаметно покинула хоровод, и ощущаю её резко упавшее настроение. Я немедленно спешу за ней.

"Где ты?"

Тихий, шелестящий плач в моей голове. Да, и плач передаётся... Маленькая моя!

"Нет, Рома, не сейчас... Уйди, уйди, я прошу! Не подходи, слишишь!!"

Она сидит в полной темноте, на лавочке-завалинке возле той самой бани, где не так давно дед Иваныч просвещал нас. Надо же, он и сейчас здесь. А Ирочка взахлёб рыдает, повиснув на нём, и дед гладит её заскорузлой крестьянской ладонью. Я ясно вижу лишь шевелящийся тепловой контур обоих, слившийся воедино, да её ауру, деформированную сильнейшими переживаниями. Маскировка, настроенная Кио, безупречна — здесь не только темно, но и тихо, музыка, гремящая в неполной сотне метров, почти не слышна.

И я слышу её. Отчаянный, детский плач, градом катящиеся слёзы.

— Дед... Какой же... танец... без крыльев! Я же калека, калека, понимаешь ты или нет!!

Маленькая моя!!!

"Рома, Христа ради... дай ей поплакать. Надо ей! Ну что ты, что ты, внученька..."

Я стою, как памятник самому себе. В натуральную величину.

Да. Да, всё так. Это я виноват... Это из-за меня...

Плач становится тише, выдыхается. Вот уже только всхлипывания.

"Нет, Рома. Твоей вины тут всего ничего. Прости меня, пожалуйста, я не хотела тебя обидеть. Ты сильно огорчился, да? Сильно, я же вижу"

Тепловое пятно распадается, и я вижу приближающуюся ко мне Ирочку. Она прижимается ко мне. Глаза светятся в темноте.

"Ну вот. Как нехорошо вышло... Всё, Рома, я уже в порядке. Крылья что — проживу как-нибудь. Зато взамен у меня теперь две лишних руки, две лишних ноги, и ещё одна голова"

Да, голова. Пустая...

"Неправда. И хватит себя обзывать, Рома, а то ты скоро и сам поверишь, что дурак. Я никогда не связала бы свою судьбу с дураком. Ты такой же разумный, как и мы, ничуть не меньше. Это главное. А знания, информация — дело наживное"

Я глажу её, ласкаю, и чувствую, как она отмякает. Всё, она уже успокоилась.

А где же дед Иваныч? Тепловое пятно на лавке как-то незаметно исчезло. Ясно. Смылся, утешитель, из деликатности.

— Папа Уэф, можно спросить, пока вы с мамой Машей не отбыли на заслуженный отдых?

Он вздыхает с огорчённым видом.

— Нет. Ты всё-таки наглец. Я же тебе сказал? Чего лезешь к начальству с разными глупостями?

Я смотрю ему в глаза. Я, конечно, изрядная свинья, да только когда ещё я сюда попаду... Словом, эксплуатирую и злоупотребляю.

— Папа Уэф, тут такое дело...

Я молчу. Прочитает сам. Мне, конечно, следует обратиться к маме Маше, но я почему-то стесняюсь. Ну неловко мне, понимаешь?

Уэф прищуривается.

— Жадная до этого дела?

Я киваю. Мало-мало есть.

Уэф смеётся своим переливчато-серебряным голоском. Вот интересно, со мной он обычно разговаривает уверенно-мужественным баритоном, а смеётся всегда вот этим своим девичьим серебряным смехом. Нет, хоть как — несолидно для его возраста и должности.